Блаженны эгиду носящие

Лэнс умывает лицо холодной водой, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями. Бесполезно. Наверное, это остаточный эффект. Признание Афродиты перестало работать, близость Кита не должна больше действовать на него… так. Только он всё равно прекрасен. Даже с этой ужасной причёской, в отвратительной джинсовке и с улыбкой, от которой сердце к горлу подскакивает. Поэтому он и старается не общаться с детьми Афродиты. С ними сложно понять, настоящие это чувства, или всего лишь чары. Лэнс хочет, чтобы это оказались чары. Нужно взять себя в руки. Мистер К. скорее всего убьёт его, когда узнает, что Лэнс стащил артефактные кроссовки и ушёл из лагеря без разрешения, прихватив с собой Кита. Навряд ли Киту влетит. Он ребёнок Афродиты всё же: похлопает ресничками, и ему всё простят. Лэнс бы ему что угодно простил. Проблем выше Олимпа, а Лэнс всё о том же. Надо перестать уже пялиться и сосредоточиться на том, что действительно важно. Возможно, Лэнс единственный, кто осознаёт всю серьёзность. Нужно быстро перекусить и придумать, что делать да… — Привет, красавчик. Он не сразу понимает, что обращаются к нему. Девушка, очевидно, ошиблась дверью. Лэнс поднимает голову, смотрит в отражение в зеркале, чтобы сказать, что женский находится за соседней дверью, и понимает несколько вещей сразу: 1. С ней подруга. 2. Они обе безумно красивые. 3. Дела вполне могут подождать. Та, у которой рыжие волосы и короткая белая юбка, делает шаг вперёд, зажимая его между собой и раковиной. От неё пахнет печёными яблоками, и у Лэнса кружится голова. Вторая — брюнетка в красном платье с очень глубоким декольте — теснит подругу и кладёт ладонь на грудь Лэнса. Он не знает, куда именно смотреть: на кукольные лица, стройные ноги или не смотреть вообще. Закрыть глаза, отдаться неожиданной ласке и не думать ни о чём, позволяя красоткам делать с ним всё, что вздумается. Рыжая трётся щекой об его щёку, дёргает носом, и Лэнс больше додумывает, чем видит, как она облизывается. Брюнетка отталкивает её бедром — ставит колено между ног Лэнса, забирается пальцами под футболку, и крышу сносит начисто. — Лэнс? Он недовольно смотрит на того, кто посмел его отвлечь — это Кит, кажется. Пусть валит, Лэнс не собирается делиться: он машет ему рукой, кыш-кыш, не видишь, я занят, только Кит не двигается с места. Смотрит так, будто Лэнс застрял между Сциллой и Харибдой, а не между двумя горячими красотками. Хочется язвительно сказать ему, что зависть — плохое чувство, но язык не поворачивается. Ему слишком хорошо, чтобы тратить слова на какого-то Кита. Его присутствие начинает нервировать. Этот рай только для него, Кита нет в списке приглашённых, и тому давно пора бы убраться, но Кит не убирается. Более того, он делает то, что не укладывается в голове. В три шага он оказывается возле Лэнса. Нагло вклинивается между девочками, тянет его за ворот футболки и выдыхает прямо в губы: — А как же я, сладкий? Лэнса переклинивает, прошибает мелкой дрожью. Он натурально тонет в глазах напротив, и внутри всё переворачивается. Губы пересыхают — Лэнс быстро проводит по ним языком, готовясь к самому страстному поцелую в своей жизни, но Кит безмолвно держит его на расстоянии. Это повод расстроиться, но что-то не так. Наконец-то он замечает испуг во взгляде Кита и обращает внимание на тех, кто стоит по обе стороны от него. Красотки оказываются не такими уж красотками. Их волосы пылают красным пламенем, с клыкастых ртов капает слюна, а вместо стройных ножек обнаруживается одна ослиная и вторая железная — скорее, небесная бронза, если судить по цвету. — Ох, прости, дорогой, я задержался что-то, — нервно смеётся Лэнс, глядя на эмпус, пожимает плечами, извиняясь, и позволяет Киту утянуть себя в коридор. Как только Лэнс закрывает дверь в мужской туалет, то едва не срывается на бег. Кит прихватывает со стойки бумажный пакет и выскакивает на улицу. Он дрожит самую малость, и Лэнс не может его винить — самому страшно до маленьких мантикор перед глазами. — Сваливаем, — говорит Кит. Лэнсу не нужно повторять дважды. Когда они отходят на достаточное расстояние от стрёмного кафе, Лэнс наконец решает позволить себе предъявить претензии, но Кит его опережает: — Как ты вообще повёлся на… это. — Ну, знаешь, не все тут дети Афродиты с иммунитетом к очаровыванию. Что это вообще за цирк был? Можно было спасти меня по-другому! — О, то есть, мне нужно было воткнуть кинжальчик им под ребро, чтобы не задевать чувство твоего достоинства? — При чём тут вообще чувство моего достоинства?! — Тогда я не понимаю, что тебе не нравится. Я спас твою тощую задницу — мог бы и «спасибо» сказать. — Моя задница не тощая. Ладно. Что бы там ни случилось, Кит действительно его спас. Не вмешайся он, бездыханное и обескровленное тело Лэнса сейчас украшало бы собой мужской туалет с ядовито-розовыми стенами. Не самое лучшее место для того, чтобы умереть. Он потирает шею у затылка и тяжело выдыхает, признавая поражение. — Спасибо. Ты молодец, а я идиот, как обычно. Может, ему кажется, а может, Кит и вправду немного смягчается. Улыбается ему и толкает в плечо: — Что ж, за сегодня я спас тебя уже дважды. — Ну эй, тебе везло просто. Кит смеётся, а Лэнс чувствует, как в груди разливается тепло. Ох, это плохо. — Надо всё же осесть где-нибудь. Обсудить, что делать дальше и всё такое, — пытается перевести тему Лэнс. Кит с ним не спорит. — Предлагаю пойти туда. Эта штука выглядит заброшенной. Днём в таких местах никто не тусуется, а в сторожках можно найти что-нибудь полезное. Лэнс смотрит туда, куда смотрит Кит. Старый парк аттракционов, значит. Не так уж и плохо. — Откуда такие познания? — спрашивает он, двигаясь в нужную сторону. — Я на улицах месяцами жил. Могу сообразить, где лучше пересидеть. Голос Кита бесцветный. Лэнс не может понять, гордится ли тот этим или напротив. Наверное, непросто ему было. Вымерший парк при свете дня выглядит не таким уж страшным. Облупившаяся краска и ржавчина Лэнса не пугают: отчасти даже чем-то напоминает домик Гермеса, однако на этом всё сходство заканчивается. В лагере уж точно уютнее. Кит останавливается возле карты с планом парка. Глупости. Дороги знают лучше. Дороги как таковые успели прорасти травой, но Лэнсу достаточно того, что осталось. Он выходит на перекрёсток, прислушивается. — Ну и что ты делаешь? — Кит подходит ближе и скрещивает руки на груди. — Спрашиваю дорогу, — отвечает он, и навряд ли Кит понимает, что говорит Лэнс буквально. — Сторожка по правую сторону за павильоном с аркадными автоматами. Кит вскидывает бровь, щурится и хмыкает. Может быть сколь угодно скептичным, только Лэнс тоже полубог, вообще-то. Пусть и не обладает крутой магией внушения. В сторожке нет одеяла, на которое они оба надеялись, ни даже чего-то, напоминающее спальное место. Впрочем, тут есть аптечка, из которой Лэнс предусмотрительно решает забрать бинты. Под рукой есть амброзия, конечно, но перестраховаться не помешает. — Растащили, — ворчит Кит, ковыряя носком ботинка сломанную ножку стола. — Так, и что дальше? — Надо подумать. Он выходит из сторожки, и солнечные лучи сразу же обрамляют золотом его чёрные волосы. Лэнс смотрит на него, как на чудесное наваждение. Ох, как же это плохо. — Туда. — Кит уносится быстрее, чем Лэнс успевает вернуться из мечт в реальность, и догонять его приходится не без помощи кроссовок отца. — «Туда» — это куда? Глаза Кита блестят и сверкают азартом пополам с предвкушением, только Лэнс не понимает, что именно привлекло его внимание. — Ты не видишь разве? Всё, что он видит — старую русскую горку, дышащую на ладан. Ладно, она выглядит крепкой, но всё же… Минутку. Лэнс взлетает выше, до длинных открытых вагончиков, свернувшихся змеёй на самой верхней точке. Выглядит, будто пассажиры сошли с пути прямо оттуда. Из одного вагончика — самого первого — свисает чья-то куртка. Серьёзно, что ли? — Можешь спустить мне её сюда? — кричит Кит, разве что не подпрыгивая на месте от восторга. — Шмотку? Да брось, нам же… — Мне она нужна. — Зачем? — Красивая. И вот этот парень действительно дважды спас ему жизнь? Лэнс качает головой, опускается ниже, кружась над Китом: — Не-а. Тебе нужна — сам и лезь. Благодаря тебе я голодный и слабенький. Убил бы эмпус — спокойно бы поели. — Вообще-то я с собой взял, — Кит вытаскивает из-за пазухи слегка мятый пакет и засовывает его обратно. — Но раз не хочешь мне помогать, то еды не получишь. — Ну и обойдусь. Он надеется, что Кит забудет про дурацкую куртку, что всё же поделится с ним едой и что обсудит с ним дальнейший маршрут, только Кит упрямее сатиров. Смеряет его взглядом — вызов бросает, засранец — и начинает взбираться вверх по опорам. — Если свалишься, то я не буду тебя ловить, — подначивает Лэнс, летая рядом. — Ну и обойдусь. Что за несносный тип, а. Кит лезет всё выше, и даже у Лэнса голова от высоты слегка кружится. Его хотя бы держат крылатые кроссовки — Кита держит только собственное упрямство. И ещё немного магии Афродиты, может. Потому что ветер треплет его волосы и полы старой джинсовки, потому что он щурится и сводит брови к переносице, потому что мягкие губы поджаты в тонкую полоску, а на лбу выступила испарина, но он всё равно великолепен. Воплощение грации. Грациозно он тянется к новенькой курточке, грациозно едва не срывается вниз, грациозно переваливается через бортик вагончика. — Выкуси, — говорит он Лэнсу, ухмыляясь, вскидывает вверх руку с зажатой в ней курткой, как знамя, и обессиленно роняет её обратно. — Поздравляю, — тянет Лэнс, вставая кроссовками на мягкое изголовье и склоняясь над Китом. — Стоило оно того? — О да. Кряхтя, Кит поднимается, чтобы плюхнуться на сидение и сменить джинсовку на куртку. Эта — красная. Кожаная, чуть короче джинсовки, с россыпью маленьких клёпок на треугольных лацканах. В карманах обнаруживаются перчатки без пальцев; Лэнс уже не удивляется красному цвету. Киту вообще всё идёт, но красное особенно. Он — стихия, мощная, необузданная. Как сжигающее всё на своём пути пламя. Как любовь. — Держи, — Кит бросает ему на колени свою джинсовку и неловко трёт нос. — Вечерами холодает, так что… Он так и не договаривает — даже не шевелится. Смотрит вперёд, восхищённый. Лэнс поднимает голову, чтобы посмотреть тоже, и замирает сам. Вид завораживает. С этой высоты город как на ладони, крошечный, игрушечный, разделённый синей лентой Делавера. На голубом полотне неба ни единого облачка. Тёплый летний ветер ласкает волосы, тянет за собой бриз Атлантики, смешанный с дорожной пылью, и этот запах почему-то успокаивает. За любованием Лэнс не сразу слышит шелест пакета: это Кит вынимает припасённые вафли. — Приятного аппетита, что ли, — говорит он, пожимая плечами. — И тебе, — отвечает Лэнс, надев джинсовку. Ощущение нереальности никуда не исчезает даже после того, как он уничтожает вкуснейшие вафли. За последние несколько дней Лэнс пережил слишком много, столько, что в голове не укладывалось — зато голова Кита очень хорошо уложилась на его плече. Лэнс не знает, как можно заснуть здесь, так, после всего, но тепло Кита расслабляет. Успокаивает. Правильное, почти родное. Он прижимается щекой к чёрной макушке. Прикрывает глаза, и сон приходит сам собой. Ему снится Широ. В его сне Широ совсем один. У него почти нет сил, он бредёт еле-еле, опираясь на сырые каменные стены. Вокруг пахнет мёртвой стылостью, безнадёжностью, и глаза Широ блестят в темноте жидким золотом. Он открывает рот, чтобы сказать что-то — подкравшаяся темнота съедает звуки, голос тонет в чёрном. Лэнс читает по губам. «Пожалуйста». Он просыпается от вспышек белого. Кит протирает глаза, всматривается в линию горизонта. — Гроза? Похоже на то, только вот на потемневшем небе по-прежнему ни облачка. Ещё одна вспышка рвёт полотно надвое, и в этом есть что-то неправильное. — Слушай, если сейчас начнётся дождь, то нам лучше найти убежище с крышей, — Кит тянет прядку у виска. — Странно, обычно они перед дождём виться начинают. — Нет, подожди, — встаёт Лэнс. — Тебе не кажется, что?.. Очередная вспышка всё проясняет. Действительно молния. Только бьёт она не сверху вниз, а наоборот. Они переглядываются, и Лэнсу тяжело произнести вслух — Кит делает это за него: — Он сын Зевса ведь? — Лэнс кивает. — Значит, туда и идём. Кит делает шаг из вагончика. Лэнс медлит непозволительную секунду, осознавая, и срывается следом — успевает подхватить Кита почти на середине, и сердце колотится от страха, как сумасшедшее. Он в его руках — совсем чуточку испуганный и восхитительный. Перекидывает предплечье через шею, вцепляется в джинсовку. Как мило. — Я тебя спас, кажется, — говорит Лэнс, прочистив горло. В ответ на это Кит закатывает глаза. — Счёт всё ещё два-один в мою пользу, не обольщайся. Лэнс и не собирается. Он всего лишь делает, что может.

***

Кит приносит ещё сухих веток, укладывает их друг на друга и выуживает из поясной сумки миниатюрную зажигалку. Ох, точно. Лэнс проводит в лагере почти всё время и иногда забывает, что получить огонь можно и без помощи артефактов. — Так-то лучше, — говорит Кит, улыбаясь, и на его лице играют красно-жёлтые блики. Он тянет руки к пламени, передёргивает плечами. Лэнсу жаль, что нет возможности укрыть Кита одеялом — вместо этого он пытается согреться у костра сам. Темнота сжимает их в тиски, сворачивается вокруг коконом, отрезая от внешнего мира, но не приближается к огню. Не видно даже звёзд — густые кроны деревьев скрывают их шелестящими сводами. Ох, Зевс, если бы не этот шелест, Лэнс бы тут с ума сошёл. Очень хочется есть. Кит пытается шутить, говорит, что не знает о существовании лесных макдаков и спрашивает, есть ли какой-нибудь древнегреческий аналог. Если и есть, то Лэнс о нём не знает, к сожалению. Повисает неловкое молчание. В отсветах пламени Кит кажется ещё красивее, даже с этой грустной улыбкой. — Эй. — Кит вскидывает голову слишком резко. — Задумался о чём-то? — Всё не могу разобраться с этим внушением. Я думал, что понял, как оно работает, но в лагере в какой-то момент оно будто выключилось. Что бы я ни говорил, толку не было. А тебя из туалета легко увёл. И вот как это вообще. Лэнс надеется, что света от костра не так много, чтобы Кит заметил его покрасневшие щёки. Если Кит считает, что виновато его внушение, пусть так считает и дальше. Потому что он сам не знает, что это было. — Хм, странно. — Лэнс откашливается, устраиваясь удобнее. — Может, ему подзарядка нужна? Он хмурится, прикладывает пальцы к губам, и Лэнс заставляет себя не смотреть. — У меня есть теория, но мне нужно тебя потрогать. Если станет плохо, то скажи, и я сразу прекращу. Можно? Лэнс кивает. Кит кладёт ладонь на плечо Лэнса, и дыхание перехватывает. Эмоции накатывают сметающей волной, но за столько дней общения он успел привыкнуть. Лэнс держит себя в руках, не говорит ничего из того, что хочется. Смотрит прямо в глаза, и пропасть как никогда близко. — Как ощущения? — осторожно спрашивает Кит. От лёгкой хрипотцы в голосе кожа покрывается мурашками. — Тебе не стало хуже? — Нет. Я в порядке. — Это хорошо. Он убирает руку и задумчиво смотрит на свою ладонь, пока Лэнс вспоминает, как нужно дышать. — Чувствую себя гораздо лучше. Тебе точно не стало плохо? Потому что если это типа выкачивания чужой энергии, то ну его нахрен. — Нет-нет, моя энергия при мне. Обращайся в любое время. Кит улыбается, и Лэнс прикусывает щёку изнутри. Если это побочные эффекты, то ладно — их можно пережить. — Слушай, а можно я попробую ещё кое-что? — Очередная теория? — Он кивает. — Валяй. Прикосновение едва ощущается. Кит тянет его руку на себя, легко надавливает на запястье и прижимает свою ладонь к его. У Кита красивые руки. Длинные аккуратные пальцы, мягкие подушечки. Лэнс откровенно пялится на сочетание светлого и смуглого. Хочется немного сдвинуть ладонь вправо. Сплести пальцы и не отпускать, пока не взойдёт солнце. Никогда не отпускать, может. Он знает, что это ошибка, но всё равно поднимает голову, и теперь пути назад уже нет. Лэнс сорвался в пропасть ещё тогда, когда согласился. — Как я и думал. Кит отстраняется слишком резко. — Ч-что ты думал? — Через одежду тоже работает, но напрямую через кожу куда лучше. Ну, подзарядка. Лэнс выдыхает. Перед Широ невыносимо стыдно. Какой же Лэнс придурок: вместо того, чтобы мчаться на помощь, западает на детей Афродиты. Им нужно идти дальше. Словно услышав его мысли, Кит снова кладёт руку ему на плечо. Мысль обрывается. Взгляд Кита пронизывает, касается души, выворачивает наизнанку. Лэнс заталкивает её назад, сглатывая, и в носу щиплет. — Идти ночью опасно, ты же понимаешь? Понимает, только легче от этого не становится. Пока они греются у костра, с Широ происходит страшное. Наверняка страшное. Может, Лэнс не доверяет пророчествам, но сны — совсем другое. Только Кит прав. Они далеко продвинулись. За их спинами Пенсильвания и Делавер, они в Нью-Джерси приехали, прошли сквозь Милл Крик и Твин Хилл, только следов Широ так и не нашли. Ни единого. Может, молния померещилась им обоим? — Лес огромный, — говорит Кит, пролистывая карту на телефоне. — Мы тут весь день убьём. Может, сделаешь, ну, эти свои штуки, чтобы узнать направление? — Не могу, тут давно не ходил никто. Откуда такая красота, кстати? Кит навряд ли ответит, но любопытство, к сожалению, сильнее здравого смысла. К удивлению Лэнса, Кит отводит взгляд. Щурится, всматриваясь в языки пламени, поддевает выбившуюся ветку ногой и тяжело вздыхает. — Мама подарила. Кажется. — Вместе с кинжальчиком? — Нет, в том кафе. — Подожди, что? Нет, уму непостижимо. Пока Лэнс рефлексировал в самом безвкусно оформленном туалете в своей жизни, Кит принимал подарки от самой Афродиты, и, мало того, ничего не рассказал ему после. Ещё и друг, называется. Хотел бы Лэнс увидеть её хоть краем глаза. Она богиня любви, всё же. Совершенная. Прекраснейшая. Дива. Он просит хотя бы описать её, и чем больше Кит говорит, тем быстрее рушится мир Лэнса. — Что, даже волосы не уложены? — Не-а. Такая, эм, густая чёлка, и растрёпанное каре, но не совсем оно. О, и ещё хвостик сзади, тонкий совсем. — Ты точно с Афродитой разговаривал? Может, тебя местная фермерша склеить пыталась? С другой стороны, это объясняет кошмар на твоей голове: оно у вас семейное. — Иди ты, — Кит пихает его в колено, — будто Гермес писаный красавец с причёской Пирса Броснана из Бондианы. — Понятия не имею, никогда ни того ни другого не видел. Взгляд Кита тускнеет. Он не смотрит на Лэнса больше. Подтягивает к себе колени и утыкается в них подбородком. — Боги всегда… такие? Просто бросают нас? Прости, я не должен, наверное… В смысле, я с ней поговорил хотя бы. Вроде. Хочется шагнуть в Тартар. Кит сейчас напоминает ему себя год назад. Лэнс растягивается на животе и подпирает голову ладонью, чтобы видеть Кита. — Они странные, но это не значит, что они о нас не заботятся. Они как дальние родственники с другого конца страны — появляются лишь на большие праздники, чтобы привезти подарки и проблемы. Знаешь, такие сумасшедшие тётушки, которые проносятся по дому ураганом, влажно чмокают тебя в щёку, оставляя на ней всю свою помаду, всовывают в руки открытку и уносятся в соседнюю комнату пить разведённый водкой пунш и сплетничать? Кит говорит, что не знает, но ход мысли уловил. Он хихикает, а это значит, что Лэнс выбрал верное направление. Они болтают почти всю ночь. Лэнс рассказывает о своих маленьких шалостях в лагере — о тех, за которые его отчитывал лично Мистер К., и о тех, в которых никогда не признаются все причастные. Кит рассказывает ему о своих подработках и о фильмах, которые смотрел. Лэнсу интересно. Он о Бондиане только краем уха слышал, и не знал, что там снимался Пирс Броснан. Пирса Броснана, впрочем, он тоже не знал. Дважды приходится ходить за новыми ветками. Лэнс выбирает самые сухие, старается не отходить от костра слишком далеко. Ему жутко. Чувство мерзкое, липкое, тянет запястья и лодыжки. Тут ведь и взлетать толком некуда. Он чувствует себя в ловушке. Тем приятнее вернуться обратно. К тёплому огню. К Киту — тоже тёплому. Свернуться у него под боком, следить за тем, как он шевелит ветки в костре и за тем, как вздымаются вверх красные искры. Кит создан для красного. — Всё ещё не могу поверить, — говорит он, тряхнув волосами, — за последние две недели я узнал, что моя мать — греческая богиня, что я могу разговаривать на древнем языке и соблазнять людей по щелчку пальцев, а ещё убил сирену. — Но не убил эмпус. — Не всех же подряд убивать. Я такую срань впервые в жизни видел. У вас часто так? — Да каждый день. То мантикоры когти о полубогов точат, то гарпии человечинкой соблазнятся. Эмпус он пожалел, пфе. Ничего необычного. — Что же ты сам их не убил, раз «ничего необычного»? Подловил. Он может выкрутиться, отшутиться, перевести разговор, но не хочет делать ничего из этого. С Китом ему хочется быть честным. Даже если после этого Кит будет относиться к нему по-другому. — Потому что я не такой крутой, как ты мог бы подумать. — Он вжимает голову в плечи. — Я крупных монстров и не видел никогда. Только слышал о них. И эмпусы… В общем, я испугался. Хреновый из меня герой. — Но ты же привёз меня в лагерь? — Кит удивлённо хлопает ресницами. — И не растерялся, когда на нас напала сирена. Я думаю, ты себя недооцениваешь. В костре трескает ветка, вспышки красного растворяются в ночи. Кит особенно красивый сейчас. Потому что мыслями он не здесь будто. Улыбается сам себе, вспоминая явно что-то хорошее. И Лэнс позволяет себе чуть больше: двигается ближе, укладывает голову ему на колени. Складывает руки на животе, пытаясь показать, что у него нет дурных намерений, и Кит верит, кажется. Закусывает губу. На сиреневые глаза падает чёлка. — Я правда так думаю. В смысле, я говорю это не только потому, что хочу тебя поддержать. Поддержать тебя я тоже хочу, только… — Кит страдальчески вздыхает, — как люди вообще это делают. У меня так же точно не получится. — «Так же» — это как? — Лэнс ведёт плечами, пробуя толкнуть Кита в бедро. — Давай, расскажи дяде Лэнсу о лучшем дне в своей жизни. Я всё по лицу вижу. Кит фыркает и снова всматривается в пламя, будто может увидеть там подсказку. Его голос совсем тихий, едва слышный из-за шелеста листьев, но Лэнс ловит каждый звук. — Это было с год назад. К нам притащилась очередная группа волонтёров, и… В общем, там был один парень. Там много парней было, но этот, знаешь. Особенный. Он и правда особенный. Потому что когда Кит говорит о нём, с его губ не сходит мягкая улыбка. Кит продолжает говорить о том, что чувствовал. О том, как искрился вокруг воздух, когда он был рядом. О том, что у него раскатистый голос, в хорошем смысле. — Я не верил во всякие «с первого взгляда» до этого. — Это круто. Нет, правда круто. — Лэнс сползает с чужих колен, перекатывается на живот, чтобы видеть Кита лучше. — Так вы типа вместе сейчас? В ответ на это Кит качает головой. — Он провёл в детском доме две недели, а потом просто исчез. Даже не попрощался. Я пытался его искать, но… — Блин, чувак. — Это ничего. — Он натянуто улыбается. — Какая теперь разница. Скоро пройдёт, может. — Да ладно, неужели твой Аполлон не представился даже? — Представился, но это не помогло всё равно. — Кит делает глубокий вдох, будто собрался прыгать с высокого трамплина в воду, не зная глубины. — Такаши Широгане. Если Кит не прыгнул вниз, то это сделало сердце Лэнса. Описания казались ему знакомыми, и теперь понятно, почему. Год назад Широ отправлялся в Поиск, и… Нет. Таких совпадений не бывает. Потому что в их мире с древнегреческой магией такие совпадения называются Судьбой.