Start over

― И давно это все? Куроо стоял, облокотившись спиной на перила, и медленно курил, изучая глазами лежавшего в обнимку с подушкой Ойкаву, который, в свою очередь, с удивительным интересном рассматривал потолок. ― Почти пять лет? ― Тоору вздохнул и сполз ниже, стараясь похоронить себя под подушками, чтобы не начинать этот разговор снова. ― И ты не собирался признаваться? ― Тетсуро потушил сигарету о пепельницу, спрятал лежавшую на перилах пачку в передний карман джинс и, легко преодолев расстояние между ним и Ойкавой, лег рядом с ним, устремляя свой взгляд вверх. ― Собирался. Не сложилось. ― Сочувствую. ― Я привык, ― Тоору усмехнулся и не глядя забрался юркими пальцами в чужой карман, выуживая почти пустую пачку. ―Хочешь, чтобы я поведал тебе историю своей несчастной любви от начала и до конца? Куроо повернул голову в сторону, наблюдая, как его друг обхватывает губами фильтр и прикуривает, выпуская струйки дыма вверх. Возмущаться насчет последней имевшейся сигареты не особо хотелось, так что Тетсуро просто отвел взгляд, удобнее устраиваясь на своем месте, а затем и вовсе закрыл глаза. ― Лучше знать, что творится в твоей голове, чем теряться в догадках. Повисла тишина, от которой хотелось сигануть с этого самого балкона, и Тоору фыркнул, втягивая в легкие губительный дым. Он стряхнул пепел в пустую пачку и, зажав сигарету в зубах, провел ладонью по волосам, не решаясь ничего сказать. Ему определенно не хотелось говорить о том, что он так отчаянно пытался забыть на протяжении долгого времени, но это казалось парню чем-то неизбежным. Может, сейчас он и мог слиться, перевести тему или просто свалить из дома на пару часов, но Ойкава прекрасно понимал, что рано или поздно ему придется рассказать обо всем, ведь Куроо просто так не отстанет. ― Мы познакомились, когда были детьми. Это была случайность, потому что обычно дети богатых родителей не играют на детской площадке с «обычными» мальчиками и девочками, так что я считаю, что мне тогда невероятно повезло, ― Тоору широко улыбнулся, качая головой. ― Хотя, я уверен, что тогда его больше заинтересовал тот жук, которого я поймал, а не я сам, но это не отменяет того факта, что с того дня Ива-чан и я стали почти неразлучны. Его родители были против, и сейчас я прекрасно понимаю, почему, но после того, как мы перешли в среднюю школу, они смирились с тем, что лучшим другом его сына был не какой-нибудь будущий миллионер, а обычный парень, любящий играть в волейбол и верящий в пришельцев, ― Ойкава пожал плечами и снова затянулся, прикрывая глаза. ― Все шло отлично. Мы поступили в одну старшую школу, начали играть в одной команде, часто зависали вместе, увлеченно споря, какая команда попадет на национальные в этом году. Именно тогда мы познакомились с Матсукавой и Ханамаки, которые стали нашими сокомандниками, и все было великолепно, пока не начался последний год обучения. Тоору умолк и раздраженно фыркнул. Потушив сигарету о пачку, он отбросил ее к другому концу балкона и запрокинул голову назад, закрывая лицо ладонями. Тетсуро молчал, боясь нарушить тишину своими комментариями, и продолжал пялиться в потолок, заламывая пальцы. ― Знаешь, обычно в семнадцать лет начинаешь встречаться с девчонками, пить пиво с друзьями в тайне от родителей и просто наслаждаться молодостью. В принципе, мы это и делали, вот только в середине последнего года в старшей школе я осознал, что у меня встает не на горячих девушек в бикини, а на лучшего друга. И ладно бы я втюрился в Матссуна, который хотя бы был открытым бисексуалом и не прибил бы меня за это, нет, я влюбился в Иваизуми, мать его, Хаджиме. Самого гетеросексуального парня всея Аоба Джосай, ― Ойкава усмехнулся, театрально вскидывая руки к потолку, а затем хлопнул себя ладонями по лбу. ― Все всегда считали, что это я мог закадрить любую девчонку на раз-два, но на самом деле из нас двоих Ива-чан покорил гораздо больше женских сердец, и я совершенно этому не удивляюсь. Я был мудаком в старшей школе, красивым, конечно, но мудаком. Да и сейчас таким остался. А он был добрым. Умным, внимательным, дьявольски красивым, упорным, ответственным, заботящимся обо всем живом, забавным, чувственным, любящим… Тоору умолк, тяжело вздыхая, и раскинул руки в сторону, из-за чего одна из его ладоней теперь покоилась на груди Тетсуро. ― Сначала, я не понял, что это было, ― Ойкава говорил гораздо тише, чем до этого, и теперь уже не пялился в потолок, как истукан. Он повернул голову, наблюдая, как по небу плывут облака, и едва заметно вздрагивал, то ли от холода, то ли от нахлынувших воспоминаний. ― Когда осознал, то начал ненавидеть себя за это. Старался не видеться с Иваизуми, но это давалось тяжело, если учитывать, что мы учились и тренировались вместе почти каждый день. Первые несколько месяцев казались мне адом, и я был уверен, что сойду с ума, но я научился игнорировать их. И все казалось нормальным, до тех пор, пока Матсукава и Ханамаки не начали официально встречаться. Нет, я был счастлив, искренне счастлив, потому что эти двое ― идеальная пара, но, черт возьми, как же я им завидовал. Завидовал каждой счастливой парочке, завидовал каждой девчонке, которую Ива-чан звал на свидание. Чувства съедали меня изнутри, и неудивительно, почему я сначала обрадовался, когда узнал, что мы с Иваизуми пойдем в разные университеты. Потом, когда ко мне пришло осознание, что я больше не смогу проводить почти каждый день вместе с человеком, который, несмотря ни на что, всегда был и остается моим лучшим другом, я был разбит. Если бы я мог потянуть обучение в его университете, я бы обязательно поступил туда, но так как по спортивной стипендии меня туда не взяли, я просто сдался. Решил, что так и надо. А потом он предложил мне снимать квартиру вместе с ним. «Все равно оба переезжаем в Токио, так почему бы не сэкономить?» Придурок. И нет, не он, потому что предложил, а я, потому что согласился. Он вздохнул, переворачиваясь на бок лицом к Куроо, и закрыл глаза, прижимая руки к груди. Тетсуро мельком взглянул на него, отвечая, что никогда бы не подумал, что Ойкава может выглядеть так безобидно, и цыкнул. ― Я научился жить со своими чувствами и не позволять им взять верх. Все снова налаживалось: я жил со своим лучшим другом, жил в Токио, ходил на свидания, встречался с несколькими девушками, которые были абсолютно невероятными, но... Я понимал, что так не может продолжаться вечно. К концу обучения я понял, что пора искать собственное жилье, и начал рассматривать варианты, но потом… ― Потом ты сбежал, ― Куроо впервые подал голос за долгое время, перебивая Тоору. ― Значит, это из-за него? Ойкава молчал, все еще не открывая глаз, и тяжело дышал, стараясь сосредоточиться. ― Не совсем, ― пробормотал парень, вновь переворачиваясь на спину. ― Я хотел признаться ему после того, как перееду, чтобы, если что, навсегда исчезнуть из его жизни, но перед этим я хотел рассказать родителям о том, что я, вроде как, любил парня, ― Тоору усмехнулся, заставляя Тетсуро напрячься всем телом. ― Я знал, на что иду. Понимал, к чему это может привести, но все равно не хотел отступать. Мать была в шоке, отец намеревался разбить мне челюсть, старшая сестра хоть и поддерживала меня, но боялась пойти против родителей. В общем, в тот день у меня официально не стало семьи, а значит, у меня не оставалось ничего, что бы удерживало меня в Токио. Я собрал вещи, купил билет в один конец на последние деньги и просто…уехал. Тоору пожал плечами, будто бы это было обычным делом, и прикусил губу, сдерживая нервный смешок. Тетсуро ничего не говорил, переваривая информацию, и лишь изредка поглядывал на своего друга. От осознания того, сколько тому пришлось пережить, внутри все болезненно сжималось, замедляя процесс осмысления услышанного. ― Если ты «смирился» и «научился с этим жить», то почему сразу схватился за бутылку, как только получил ответ? ― Куроо звучал непривычно спокойно, отчего у Ойкавы по спине побежали мурашки. ― Ты такой эгоист, Тоору. Ты сбежал от своего лучшего друга, не объяснив причины, ты предал его, причинил столько боли из-за своих собственных чувств, о которых можно было хотя бы сообщить ему, потому что он, блять, имел право знать. Я не хочу показаться бессердечным, но ты такая мразь, ― Тетсуро вздохнул, качая головой, и поджал губы. ― Ни в коем случае не говорю, что свои чувства ничего не значат, и что ты должен был забыть о них ради вашей с Иваизуми дружбы, нет, но ты мог хотя бы рассказать ему об этом. Лицом к лицу, пока ты еще не сбежал. Расставить все точки над «i» и больше никогда не возвращаться к своему прошлому, которое и так принесло тебе слишком много боли. Разорвать все нити и освободить как себя, так и его. Но ты струсил. ― Я знаю. Я знаю, что поступил неправильно, но я не хотел отказываться от него раз и навсегда. Хотел, чтобы у меня всегда была возможность вернуться, но, кажется, я сделал только хуже. Наверное, лучше мне не отвечать ему. ― Ты напомнил ему о своем существовании своими дурацкими письмами, где ты буквально писал, как у тебя все охуенно без него, а потом приписывал, как ты по нему скучаешь. А теперь, добившись своего и получив ответ, ты хочешь все бросить? ― Куроо начал повышать голос, но тут же замолчал, одергивая себя. Шумно выдохнув, он потер пальцами переносицу и продолжил. ― Может, я и не могу разделить твое горе в безответной любви, но я прекрасно могу понять тебя и Иваизуми, как людей, которые потеряли своих лучших друзей. И это гораздо хуже, чем разбитое сердце из-за неудачной влюбленности. Ведь никто не предупреждает тебя о том, что будет больно. В мире написаны сотни песен о неудачной любви, измене, предательстве, но никто не пишет о том, что ты чувствуешь, когда теряешь друга. Лучшего друга. Это чувство не сносит тебя с ног, словно цунами, потому что это чувство похоже на болезнь, о существовании которой можно не знать, у которой нет видимых симптомов. Да, больно, но всегда можно перетерпеть. Но потеря есть потеря*. И от этого никак не сбежать, Тоору, как бы ты не пытался. Так что сейчас я не позволю тебе снова все проебать. Признаваться я тебя не заставляю, потому что делать это по переписке это определённо глупо и неискренне, но ты должен помнить, что помимо твоей влюбленности у вас когда-то была крепкая дружба, которой ты лишил вас обоих, причем совершенно незаслуженно. Судя по тому, как ты с упоением рассказывал Иваизуми про каждую незначительную деталь своей жизни, ты скучаешь по нему, как по другу, так что даже не пытайся отнекиваться. У тебя появился шанс все исправить, Ойкава, так что пришла пора взять себя в руки. ― Хочешь, чтобы я прям сейчас пошел писать ответ? ― Тоору недовольно фыркнул, наблюдая за тем, как Тетсуро поднимается на ноги и медленно потягивается. ― Нет, я хочу, чтобы сейчас ты пошел в душ, привел себя в порядок и составил мне компанию за просмотром фильмов про твоих сраных инопланетян, ― Куроо протянул парню руку, понимая его на ноги, и похлопал по плечу.― Когда ты грустишь, ты похож на страшную картофелину, так что нужно срочно это исправить. ― Заткнись, ― Ойкава впервые усмехнулся не от горечи, а от радости, и от этого Тетсуро и сам не смог сдержать улыбку. ― Если хочешь поднять мне настроение, то для этого придется заказать пиццу и открыть еще одну бутылку вина. Куроо цокнул языком, закатывая глаза, но все равно послушно достал из кармана телефон, намереваясь заказать любимый набор Тоору из пиццерии неподалеку, потому что он был хорошим другом. В отличие от некоторых.