4 сезон «Доктора Кто»

(Франция, Земля, 1145)

— Scissor Sisters, — говорит Мастер. Доктор изумлённо смотрит на него через консоль. Мастер усмехается поверх перил винтовой лестницы, негромкое звяканье раздаётся всякий раз, когда его пальцы выстукивают по перилам ритм барабанов. — Битлз, — говорит Доктор. — Это классика. — Bee Gees, — Мастер выглядит вконец разозлённым. — Queen? — предлагает Доктор, цепляясь за соломинку. Мастер обдумывает предложение. — Ладно, — уступает он и спускается, чтобы взглянуть на показания на консоли поверх плеча Доктора. — Ну что, куда на этот раз отправимся нести добро и свет? — судя по всему, заметив установленные координаты, он издаёт стон. — Земля? Нашёл бы ты что-нибудь поинтереснее. — Земля интересная, — самую малость оскорбляется Доктор. — Выбери год. — А, так я теперь могу выбирать места для отдыха? — Мастер делает вид, будто сильно задумался. — Шесть миллионов. Доктор вздыхает. — Земли тогда уже не будет. — В самую точку! — смеётся Мастер. Стало быть, он не слишком-то открыт к сотрудничеству, что уж там. Доктор отворачивается и набирает случайный алгоритм навигации по Земле; ТАРДИС вынесет за скобки все совпадения по году и месту с крупными войнами, болезнями и катастрофами. Доктор чувствует себя сегодня слишком усталым, чтобы спасать вселенную; он и так уже делает это, каждую секунду, каждый миг, пока Мастер здесь, с ним. Последние несколько дней были странными и напряжёнными в определённом смысле, и у Доктора нет ни малейшего желания заострять на этом внимание. Они не в силах находиться в одной комнате дольше, чем пару минут, иначе потрескивающее напряжение становится нестерпимым. Мастер провёл кучу времени за просмотром любых развлекательных телеканалов, какие только могла уловить ТАРДИС; а ещё она синтезировала мармеладки, и Доктор часто ловит себя на том, что забредает в комнату, где Мастер смотрит телевизор, утаскивает пару мармеладок из пакетика, а потом плетётся обратно. Это даёт ему возможность задеть руку Мастера и сделать вид, будто это случайность. Он не думает о том, что сказал Мастер в квантовой комнате. Он был разозлён. Они оба были разозлёнными и испуганными. Неважно, что Мастер говорит; Доктор несёт за него ответственность, и они понимают друг друга, и если Доктор придумывает себе оправдания, то Мастер делает то же самое. Они не могут вынести разделения, и Мастер знает это — поэтому не так уж резко отталкивает руку Доктора, когда тот ворует у него мармеладки, поэтому бросает взгляды на Доктора, когда оба притворяются, будто Доктор не смотрит, поэтому у него такая интонация, когда он произносит имя Доктора. — Вот так! — радуется Доктор, когда ТАРДИС приземляется с несильным ударом. — О-о! 1145-й! Франция! — Ура, — безучастно произносит Мастер. — Давай, — улыбается Доктор. — Пошли посмотрим достопримечательности. Это может быть весело. — 1145-й, — говорит Мастер. — В наших лучших костюмах. Доктор оглядывает себя. — На самом деле, это не лучший мой костюм, этот… — Туники, — резко и чётко чеканит Мастер. — Мечи. Плащи. Сапоги. Здесь и так полно достопримечательностей, и костюмы к ним не относятся. — Ладно, — Доктор немного теряет самоуверенность; хорошая мысль. Они поднимаются в гардеробную. Спустя десять минут они бредут по маленькому, довольно грязному городу Парижу, одетые в мантии учёных (достаточно длинных, чтобы спрятать кеды Доктора; ему действительно нравятся красные кеды). На пути им попадается процветающий рынок рядом с церковью (и частично внутри). Доктор покупает горячий хлеб возле церковной двери и немного вина с пряностями возле крестильной купели. Мастер иронично произносит что-то вроде тоста; он практически уверен в том, что не желает Доктору доброго здравия. — Извините, — жизнерадостно обращается Доктор к виночерпию, — вы случайно не знаете, король в своей резиденции? Виночерпий фыркает. — Наверняка. Это охотничий домик в Венсенском лесу. — Долго туда идти пешком? — спрашивает Доктор. — Четыре-пять миль, — пожимает плечами виночерпий. — Доберётесь сегодня, если у вас какое-то срочное дело. — Чудно, — весело говорит Доктор. Они покидают церковь; он поворачивается к Мастеру. — Хочешь взглянуть? Люблю настоящие средневековые замки. — Никак не могу решить, — говорит Мастер, — у тебя действительно отключается разум, а рот автоматически переходит в режим болтовни, или же ты искренне наслаждаешься происходящим. Доктор внимательно смотрит на него, посерьёзнев. — Если хочешь вернуться в ТАРДИС и сидеть там, это можно устроить, сам знаешь. Мастера передёргивает. — Средневековые замки. Верно. Ура. И они начинают шагать. Прогулка приятна; сейчас совсем ранняя осень, и деревья над ними всё ещё ярко-зелёные, но дни уже слегка прохладные. Мастер что-то напевает под нос; прислушавшись, Доктор различает быстрый такт песни, раз-два-три-четыре. Он открывает рот. — Не сегодня, — говорит Мастер, не глядя на него. — Даже не пытайся помочь мне сегодня. У нас экскурсия. Больше никто ничего не говорит, пока они не добираются до Венсенского замка, который оказывается — совсем как сказал виночерпий — не чем иным, как охотничьим домиком. Несмотря на это, он просторный и укреплённый, а Доктор давно уже не участвовал в соколиной охоте. Может быть весело. У двери их останавливает стражник, и Доктор, запустив руку в карман мантии, достаёт психобумагу. Он ожидает, что там будет написано что-нибудь вроде «позвольте этим милым молодым людям войти, чтобы поучаствовать в пире и охоте», или даже «позвольте этому милому молодому человеку войти, чтобы поучаствовать в пире и охоте, но, пожалуйста, заприте второго в подземелье безопасности ради». Но чего он точно не ожидает — что стражник вытянется в струнку, тут же позовёт второго стражника, и, когда тот появится, скажет: «Немедленно сопроводи их к королеве Алиеноре». Спустя несколько секунд они уже спешат по коридору. «У тебя есть хоть малейшее представление, что происходит?» — сухим тоном шепчет Мастер в его голове. Доктор вздрагивает. Это совсем не вторжение в личное пространство; телепатическое общение между таймлордами столь же интимно, как шёпот на ушко, но ничто большее за этим не стоит — Мастер таким образом не получает доступа к его мыслям. И всё же… Всё же он чувствует тяжесть в груди, и его сердца начинают биться слишком быстро, на мгновение его ошеломляет шок этого почти забытого контакта, и это Мастер может слышать, судя по тому, как его лицо искажается в усмешке. Тем не менее, спустя секунду Доктор находит в себе силы ответить достаточно спокойно: «Предполагалось, что нас только пропустят внутрь, а не дадут частную аудиенцию». «Ничего себе, какое везение», — сухо откликается Мастер. Они пересекают открытое пространство внутреннего двора и подходят к тяжёлой деревянной двери; стражник стучит, и через пару секунд раздаётся женский голос: «Входите». Стражник открывает дверь и низко кланяется. — Ваше величество, — произносит он, — учёные послы, за которыми вы посылали. — Наконец-то, — немногословно отвечает королева, подходя к дверному проёму, чтобы взять психобумагу из протянутых рук стражника. Она богато одета; у неё рыжие волосы и горделивое лицо — не самая привлекательная внешность, но что-то в её манере держать себя делает её в то же время потрясающе красивой. Она просматривает бумагу; в какой-то момент озадаченно хмурится, но потом переводит взгляд на Мастера и Доктора и очаровательно улыбается. — Входите, господа. Они входят; она закрывает за ними дверь и возвращается в кресло у окна. Других сидений в комнате нет; Доктор и Мастер остаются стоять. — Боюсь, вы застали меня за работой над гобеленом, — говорит она. — Людовик постоянно уговаривает меня ткать гобелены. Настаивал на этом на протяжении всей моей беременности и продолжает сейчас. Не верит, что для меня уже вполне безопасно выезжать на охоту, а когда я чересчур много читаю, ему становится неловко, — она чуть приподнимает голову и снова ослепительно улыбается. — Но ваши документы сообщают, что вы прибыли сюда, чтобы услышать мои опасения насчёт Людовика, а не рассказ о трудностях, сопутствовавших рождению дорогой Марии. Назовите ваши имена, господа. Испытывая в некоторой степени восхищение, Доктор представляется: — Я Доктор. А это… — Магистр из Саксонии, — говорит Мастер с неискренней чарующей улыбкой. — Из Саксонии? — приподнимает брови королева Алиенора. — Вы очень хорошо говорите по-французски, Магистр. — Всего лишь неудачный побочный эффект моего обучения, ваше величество, — продолжает улыбаться Мастер. — Сочувствую, Магистр. — Она переключает внимание на Доктора. — А вы, Доктор? Какова ваша область исследований? — О, всего понемножку, — отвечает Доктор; он замечает, что тоже улыбается, и ему приходит в голову — может быть, улыбка Мастера не такая уж и неискренняя. Всегда есть что-то чудесное в том, чтобы находиться рядом с человеком, который настолько полон жизни. — Знаете, философия, астрономия, медицина… — Какая эрудиция. — Алиенора, кажется, действительно впечатлена. — Тогда, возможно, вы сумеете преуспеть там, где я не в силах, — великие люди в беседе со столь же великим. — Она, хмурясь, рассматривает полузаконченный гобелен, перекинутый через ручку её кресла. — Мой муж… встревожен, господа, — продолжает она. — Многие люди, к кому он прислушивается, нашёптывают, что я стану причиной его падения, что он должен аннулировать наш брак. Быть может, это моя вина, что я не могу вернуть его доверие, — мне говорили, что во мне, к сожалению, слишком мало сострадания и самоотречения, а у Людовика, по всей видимости, эти добродетели в таком избытке, что он толком не знает, что с ними делать, — вздыхает она. — Сомневаюсь, что вы поверите мне, но я хочу, чтобы вы поговорили с ним, не потому, что замышляю политические интриги. Я искренне желаю самого лучшего моему мужу и Франции, но, не зная, что на уме у моего мужа, я не могу выполнять все свои функции как королева. Вы поможете мне? Доктор и Мастер переглядываются. — Конечно, — говорит Доктор. Ему известно, что брак Алиеноры уже под угрозой и что в следующем году, когда начнётся крестовый поход, всё станет только хуже; спасать её брак не входит в его обязанности, особенно если учесть, что история, которая последует за их разводом, довольно важна для этой планеты. Однако нет ничего плохого ни в том, чтобы поздороваться с Людовиком VII, ни в том, чтобы помочь королеве Алиеноре обрести немного душевного спокойствия. Она встаёт. — Я устрою для вас аудиенцию с моим супругом завтра, — говорит она, — поскольку сегодня он на охоте, и сомневаюсь, что он вернётся до наступления ночи. Должна также рекомендовать вам поужинать в вашей комнате: не нужно оповещать о вашем прибытии весь наш двор. Доктор кланяется, Мастер слегка склоняет голову, их выводят из покоев королевы, и стражник сопровождает их в комнату в глубине охотничьего домика. В ней окно с видом на лес, камин, стол, два стула и кровать. Доктор рассматривает кровать с явственным ощущением дежавю. Мастер смеётся. — Будем спать по очереди? — спрашивает он. Доктор не снисходит до ответа. Уже наступили сумерки: человек в ливрее с гербом Аквитании приносит ужин, состоящий из хлеба, свинины, апельсинов и вина. Они молча едят; откусив кусок окорока, Мастер говорит: «Алиенора умеет впечатлить, правда?», и Доктор отвечает: «Да», но, кроме этого, сказать им нечего. Доктор чувствует каждый вдох Мастера, каждое мельчайшее движение, и это пугает его. Конечно, с самого начала можно было предположить, что так и будет. Единственный другой таймлорд во вселенной — естественно, что он сверхчувствителен. Но это должно бы уже прекратиться к данному моменту. Он как минимум должен был привыкнуть к физическому присутствию Мастера. Но не прекратилось; он никак не привыкнет. Этой ночью им не так уж необходим сон, но оба всё равно укладываются в кровать и лежат так далеко друг от друга, как только могут. Доктор ловит себя на том, что дышит в том же ритме, что и Мастер, и ему хочется кричать. Он не кричит. Он яростно заставляет себя снизить чувствительность, и спустя какое-то — ужасное — время засыпает. Когда он просыпается, в комнате кромешная тьма, а Мастера нет. Он неловко слезает с кровати и нащупывает путь к двери. В коридоре разливается прерывающийся, мигающий свет от горящих факелов, закреплённых на стенах через неравные интервалы. Доктор чувствует, что Мастер всё ещё где-то здесь, в доме, поэтому начинает поиски, следуя за рывками где-то в груди. Он не проходит и десяти футов, когда натыкается прямо на Мастера, идущего навстречу. Волосы Мастера взъерошены, и он выглядит крайне довольным собой; на его лице мелькает испуг, когда он сталкивается с Доктором чуть ли не лоб в лоб, но быстро сменяется самодовольной усмешкой. — Привет, Доктор, — говорит он. — Какими судьбами? — Где ты был? — требовательно спрашивает Доктор. — Гулял, — сообщает Мастер. Доктор хватает его за мантию и вжимает спиной в стену. — Где ты был? Мастер смеётся, но дышит слишком тяжело, глаза сияют в свете факела, закреплённого рядом с его головой. — Я не устал, — говорит он, — и сходил погулять. Убери от меня свои руки. Доктор убирает от него свои руки. Мастер поправляет мантию. — Что ж, обратно в кровать, — прохладным тоном говорит он. Больше в эту ночь они не спят, хотя оба несколько часов неподвижно лежат в маленькой кровати. Просто чудо, что ни один из них не поворачивается, чтобы ударить другого из-за чистой едва приглушённой паники. Утром им приносят завтрак — снова хлеб и вино — и сопровождают в личные покои короля, где о них сообщают как о докторе и магистре из Саксонии, присланных её величеством королевой. Доктор, однако, само собой, предлагает королю Людовику VII взглянуть на психобумагу; и, хотя до этого король выглядел раздражённым и встревоженным, когда он читает, раздражённость исчезает, а встревоженность становится ещё более явной. — Прошу, — говорит он, — садитесь, господа. Они садятся; у стульев нет ни спинок, ни подлокотников, но, по крайней мере, в комнатах короля достаточно мест для приглашённых. — Известно ли вам что-либо о видениях? — спрашивает Людовик, рассеянно постукивая ладонью по подлокотнику. — Ваши документы сообщают, что известно, Доктор. Доктор чуть улыбается. — В таком случае это должно быть правдой. Людовик несколько неловко улыбается в ответ. — Да. — Он рассматривает свои колени. — Мне уже в течение некоторого времени нужно сказать это, но мои бароны сочли бы меня сумасшедшим, и в церкви никто не хочет слушать меня в последние дни. — Что ж, — говорит Доктор, — прошу вас, — его улыбка слегка изгибается. — Облегчите душу. Людовик коротко смеётся и делает глубокий вдох. — Вскоре после рождения дочери, — начинает он, — мне было видение. Внутренним оком я узрел великий… катаклизм. Подобный… туннелю или причудливому вихрю, но расцвеченный всеми красками, какими только рисовал Господь, — оттенками синего и красного, как ярчайшие из цветов. А потом… вы должны простить меня, господа; вещи, что я видел, далеко за пределами моего разумения, приходится соотносить невообразимое с чем-то из осязаемого мира, и все мои попытки слишком невыразительны. — Всё в порядке, — мягко говорит Доктор. — Мы понимаем. Король всматривается в их лица и видит, как предполагает Доктор, ошеломлённость, но не неверие. — Любопытно, Доктор, мне и вправду кажется, что вы способны понять. — Людовик вздыхает и проводит рукой по лицу. — Я… господа, вы наверняка слышали о катастрофе в Витри? Доктор слышал и потому кивает, но Мастер нетерпеливо произносит: — К сожалению, нет; видите ли — мы совсем недавно прибыли из Саксонии. Что насчёт воронки… о, то есть того вихря, что вы видели? — Но, конечно же… — встревожено начинает Людовик. — В прошлом году армия его величества взяла штурмом город Витри, — объясняет Доктор, предостерегающе чуть сжимая руку Мастера. — Город был сожжён. Сотни людей вошли в церковь, ища убежища, но… — Мы не сумели вовремя осознать, — умоляюще произносит Людовик, слегка бледнея. Он говорит это на одном дыхании, как человек, который повторял свою историю десятки раз в тщетной надежде, что однажды ему кто-нибудь поверит. — И мне постоянно снится… огонь… — Мастер издаёт негромкий звук нетерпения, и Доктор сильнее сжимает его руку. Однако король Людовик немного выпрямляется, прочищает горло и продолжает довольно уверенно: — Аббат Бернар уже много дней пытается надавить на меня, говорит, что я должен искупить этот страшный грех. — Он печально улыбается. — Понимаете, он зол на Алиенору, а она говорит, мне не следует его слушать. Боже мой, я будто в львиной берлоге. — У вас было видение вихря? — спрашивает Мастер. — Да, верно. Приношу мои извинения. — Людовик снова проводит рукой по лицу. Рука слегка дрожит. — Когда причудливый образ вихря поблёк, я обнаружил себя… будто бы подвешенным в небесах. Всё вокруг состояло из огненных линий, напоминающих паутину. И меня озарило: если бы я мог постичь, что это за место, где я оказался, это наделило бы меня божественными знаниями. — Людовик сглатывает, не замечая, как напряжённо замерли оба его гостя. — Естественно, даже в видении подобное святотатство привело меня в ужас. Именно поэтому, господа, я уверен, что удержался пред искушением и что Господь одарил меня ради более великой цели. Доктор вновь обретает дар речи. — Ради какой цели, ваше величество? — Догадываюсь, что именно поэтому Алиенора прислала вас, — тихо отвечает Людовик. — Она стремится понять меня. Но я в любом случае собираюсь официально объявить об этом на Рождество, так что, если расскажу вам, это не причинит вреда: я намерен отправиться в великий крестовый поход и завоевать Святую землю. Это тоже мне снилось. — Он откидывается к спинке своего кресла и оглядывает их. — Видите ли, господа, я очнулся от видения, чувствуя уверенность; призвание. Я понимаю: чтобы искупить грехи прошлого, я должен снова пойти на войну. Пальцы его правой руки вновь стучат по подлокотнику. Та-та-та-та. Та-та-та-та. Та-та-та-та. — Что это? — резко спрашивает Мастер, не сводя глаз с руки Людовика. Король тут же прекращает стучать. — Всего лишь… всего лишь шум в моей голове, — сообщает он. — Как ободряющий призыв к крестовому походу. Это совсем не важно. — Нет, — возражает Мастер странно сдавленным голосом. — Кольцо, что вы носите… — Какое, это? — Людовик поднимает руку и растерянно рассматривает перстень с печатью. Доктор тоже узнаёт его и испытывает шок: он абсолютно идентичен кольцу Мастера. — Это подарок, — говорит король, — от графа Шампанского на окончание войны. Красивый узор, не правда ли? Мастер резко встаёт. — Доктору лучше, чем мне, удастся обсуждение видений. — Его голос всё ещё ужасно сдавлен. — Я должен идти. — Он направляется к выходу. Доктор едва может вынести желание рвануться за ним, но поворачивается к королю и тихо и быстро произносит: — Он не привык к беседам с царственными особами… он не… простите. Думаю, вы правы насчёт вашего видения. — Он поднимается на ноги. — Мне очень жаль, ваше величество, я правда не могу остаться. Он срывается с места. Найти Мастера нетрудно: от него разливаются волны той ярости, что свойственна лишь ему. Через пару минут поисков он находит источник: комната королевы Алиеноры. Толика осторожности заставляет его открыть дверь бесшумно, а внутри… Алиенора Аквитанская и Мастер целуются с каким-то почти равным неистовством, будто стремясь пробраться друг другу под кожу. Доктор с силой стискивает дверную раму; он может почувствовать это: руки, губы и чистую злость, — и чувствует так отчётливо, что у него слабеют колени. Но какая-то часть злости принадлежит ему — Мастер не вправе делать такое… Мастер ощущает это и отстраняется, чтобы посмотреть в сторону двери. Алиенора отстраняется тоже и едва удостаивает Доктора взгляда, но вот у Мастера сильно напрягаются плечи. — Вы получили что хотели, миледи, — произносит он. — Вы никогда больше меня не увидите. — Я знаю, — отвечает Алиенора. — Как мне отплатить вам? — Никак, — говорит Доктор, тяжело дыша. — Мы уходим. Сейчас. — Как велит Доктор, — шепчет Мастер и целует королеве руку. Она поощрительно улыбается ему, но ничего больше не говорит, только закрывает за ними дверь. — Что ты ей сказал? — допытывается Доктор. — Лишь то, что Людовик собирается в крестовый поход, — сообщает Мастер. — В конечном счёте это всё, что она хотела услышать. — Ты целовал её, — с негодованием говорит Доктор. — Да, — отвечает Мастер. — Ревнуешь? — Тебя? Не глупи. — Её. Доктор очень сильно сжимает зубы и продолжает идти. Они отходят от Венсена примерно на милю, когда он возобновляет разговор. — Людовик, — говорит он. — Людовик слышал барабаны. — Он видел воронку, — коротко отвечает Мастер. — И слышал барабаны. Он пойдёт на войну. Я не так уж уникален. — Это не заставило его желать власти над вселенной, — говорит Доктор. — Это можно контролировать. Не обязательно подчиняться им. — Он не слушал их девятьсот лет, — рычит Мастер. — Тогда позволь мне… — Нет. — И он видел Матрицу, — голос Доктора немного дрожит. — Как такое возможно? — Не знаю, — отвечает Мастер, и это звучит почти как ложь, но он не лжёт. — То его кольцо. Оно такое же, как твоё. — Да, — прерывисто выдыхает Мастер. — Я нашёл его в кармане тогда, в Серебряной Пустоши. Представь себе. — И больше ничего? — шепчет Доктор. — Только его и часы, — говорит Мастер, его голос дрожит от едва сдерживаемой злости на вселенную. Долгая, жуткая тишина. — Бетховен, — очень мягко говорит Доктор. — McFly, — чуть заметно улыбается Мастер. — Можем мы хотя бы согласиться, что Spice Girls были ужасны? Он замечает, как Мастер на него косится. — Ладно, — соглашается Мастер.