4 сезон «Доктора Кто»

(Кси Цефея, Аква Септима, 80366004)

Доктор не может вспомнить, чтобы хоть раз за все свои девятьсот лет чувствовал то же, что сейчас. Определённо, он испытывал нечто близкое к этому и раньше. Например, Романа: он помнит, как хотелось сидеть очень близко к ней, касаться её головы своей и широко улыбаться, потому что почти ничто другое во вселенной не могло сделать его счастливее, чем он был, находясь с ней рядом. Или, в не столь далёком прошлом, память о котором чётче благодаря воспоминаниям об ощущениях этого тела, Рейнетт: момент, когда начал проворачиваться камин и он заглянул ей в глаза и на один внезапный, краткий, ярчайший миг пережил вспышку озарения. Но это — это совсем другое. Это то, что он испытывал рядом с Романой, но болезненно заострённое, ведь теперь уже нет фонового шума других таймлордов где-то там, во вселенной, который притупил бы его чувствительность. Каждый раз, когда Мастер входит в комнату или по-особенному наклоняет голову, Доктора вновь поражает эта вспышка озарения. У Доктора чуть ли не постоянно покалывает кожу; снова и снова он отвлекается и натыкается на всё подряд, испытывая ужасное чувство, будто если попытается заговорить, то начнёт заикаться, но пока он всё больше молчит и потому не может так или иначе проверить эту теорию. Словно бы в его разуме раскрылась дверь, и он слишком боится снова её закрыть, боится того, что может увидеть по ту сторону. Они проводят день в глубинах космоса вблизи сверхновой, но Мастер ведёт себя так, словно ко всему равнодушен, и, не получая заряда чужого восторженного трепета, Доктор чувствует себя как-то потерянно. Кажется, будто ТАРДИС слишком мала, чтобы толком вместить их обоих, и потому Доктор устанавливает курс в 1973-й; они идут на концерт Дэвида Боуи, напиваются в хлам, но при этом каким-то образом умудряются избежать любых прикосновений друг к другу. Они отсиживаются посреди тёмной улицы, глядя вверх, на медленно вращающиеся звёзды; Мастер начинает было что-то говорить, но умолкает, и Доктор не может решить — проявление ли это доброты или жестокости. Вернувшись в ТАРДИС, Мастер ищет убежища в одной из отдалённых комнат, а Доктор задаёт рандомный курс через вортекс, смутно надеясь, может, удастся уловить какой-нибудь сигнал бедствия; он испытывает ошеломляющую необходимость быть полезным, помочь людям. Спасти хоть что-то, исправить что-то, потому что начинает понимать, что до сих пор ему и в голову не приходило, насколько на самом деле тяжело будет спасти и исправить Мастера. Сигнал, который он в итоге получает, вовсе не аварийный. Вместо этого ТАРДИС издаёт какой-то дрожащий шум и высвечивает координаты, незнакомые Доктору, хотя идентифицируют они планету кси Цефея, которая — Доктор косится в сторону показаний приборов, пока ТАРДИС начинает процесс материализации, — полностью покрыта водой и на которой зафиксированы признаки миллиардов живых существ. В этот момент ТАРДИС приземляется, судя по всему, где-то под водой, её гул теперь выражает довольство собой, и Доктор поднимает экранный дисплей. Перед его глазами не появляются ни мутные воды, ни снующие рыбы — ничего, о чём он подумал бы при слове «океан»; вместо этого он видит переливающийся сине-зелёным коридор, и этот коридор медленно заполняют какие-то существа. Доктор наклоняется вперёд, чтобы рассмотреть их поближе: в целом они выглядят как большие осьминоги с бархатистой фиолетово-коричневой кожей и умными янтарного цвета глазами. Они очень осторожно прикасаются к внешней обшивке ТАРДИС. Кажется, на это стоит взглянуть. Он спускается и очень медленно открывает дверь ТАРДИС, чтобы не встревожить их; они поспешно отодвигаются, таращась на него. — Привет! — говорит он. Способность ТАРДИС переводить его слова на их язык явно поражает их; по бархатистой коже прокатывается рябь, щупальца подёргиваются. Наконец, один из них осторожно продвигается чуть вперёд и негромким, необычно красивым голосом говорит: — Что ты такое? — Я путешественник, — отвечает Доктор. — Меня зовут Доктор. — А меня зовут Ксеф, — представляется его собеседник-осьминог. — Мы цефеи. — Он перемещается ещё чуть ближе, колеблется и, поскольку Доктор никак ему не препятствует, снова прикасается к ТАРДИС, очень бережно. — Она живая, — произносит он, и это звучит не совсем как вопрос. — Да, — говорит Доктор и делает шаг наружу. Переливающийся сине-зелёный пол прогибается под его весом, как водяная кровать. — Извините, я… я вообще-то не представляю, как сюда попал. — Это просто, — говорит Ксеф, его глаза безмятежны. — Твой живой корабль был притянут нашим живым кораблём, Доктор. — Другой цефей позади Ксефа чуть колышется, вероятно, в знак согласия. — А сейчас ты должен пойти с нами. Ты должен кое-что увидеть. — Ну, у меня… у меня есть спутник, — слегка неловко сообщает Доктор. — Скорее всего, ему не понравится, если он выйдет, а меня нет. — Не особенно, — подтверждает Мастер, открывая дверь ТАРДИС и выглядывая наружу. Цефеи снова колышутся, в этот раз скорее от любопытства, чем из-за робости; Мастер рассматривает переливающиеся сине-зелёные стены и цефеев. — Куда мы идём? — Не знаю, — говорит Доктор, покачиваясь на носочках. — Увидим. Цефеи ведут их по коридору; Мастер, который ещё недостаточно привык к перетекающему полу, шагает немного неловко, но Доктор не смеет предложить ему руку. Как бы то ни было, это место каким-то образом смягчает напряжение между ними. Щупальца цефеев при движении издают негромкое чавканье, а корабль вокруг них мягко качается, словно дрейфует. Наконец, коридор выводит их к чему-то вроде амфитеатра: гигантское куполообразное помещение, простирающееся вниз от места, где они стоят, так же далеко, как и вверх. На полу амфитеатра видны клавиатуры органических консолей из блестящих кораллов; над несколькими из них светятся голографические дисплеи. Наверху — Доктор запрокидывает голову, чтобы быстро туда взглянуть, — купол полупрозрачен, а снаружи море. Доктор немедленно подмечает, что оно, кажется, совершенно пустое. Он опускает взгляд; все цефеи, сопровождавшие их сюда, теперь стекаются к основанию амфитеатра, легко и грациозно касаясь поверхности зала своими выступающими отростками. Ксеф, оставшийся стоять позади них, обеспокоенно оглядывается на Доктора. — Вам не сложно будет спуститься к нашему навигационному отделению? — осведомляется он. — Довольно просто, — говорит Доктор, садится на границу между коридором и амфитеатром, широко улыбается Ксефу и Мастеру и съезжает вниз, прямо в комнату управления цефеев. Те цефеи, что видят его впервые, испуганно бросаются врассыпную, а потом отшатываются ещё дальше, когда вслед за ним съезжает Мастер и встаёт, поправляя костюм. Заметив пристальный взгляд Доктора, он лишь поднимает брови. Ксеф спускается в комнату управления с гораздо большим достоинством; увидев его, другие цефеи заметно расслабляются. — Не бойтесь, — говорит Ксеф тем же необычным красивым голосом, но теперь с ноткой веселья. — Это создание — путешественник по имени Доктор. С ним… — Мастер, — подсказывает Доктор до того, как Мастер успевает открыть рот. — Мастер, — повторяет Ксеф, скругляя кончики щупалец — жест благодарности, предполагает Доктор. — Они прибыли сюда, — продолжает он, — в своём собственном живом корабле. По собранию цефеев прокатывается дрожь. — Прошу, — говорит Ксеф, — следуйте за мной, — и направляется к одной из консолей. Он поднимается, наполовину обвивая консоль, и принимается нажимать различные кнопки двумя из своих отростков. Через мгновение над консолью вспыхивает голографическое изображение: Доктор понимает, что перед ними показания приборов со всего корабля. Он достаёт из кармана очки, чтобы тщательно рассмотреть их. Судя по всему, они находятся в просторном зале в передней части корабля. Коридор, где приземлилась ТАРДИС, тянется вдоль всего корабля, от него через равные интервалы ответвляются коридоры поменьше, ведущие к жилым помещениям. Ещё здесь есть нижний уровень, соединённый с центральным залом отдельными проходами: наверняка там, на нижнем уровне, расположены технические помещения. Также внизу на передней части корабля есть нечто, сильно напоминающее рот. Вскоре становится заметно, как через это отверстие постоянно поступает поток морской воды и отводится по каналу в подбрюшье корабля. Отличный способ добывать пищу, по мнению Доктора. В целом складывается впечатление, что этот корабль — что-то вроде многофункционального механического кита. — Очень умно, — негромко говорит он. — Когда твой народ спроектировал его? Ксеф сползает обратно на пол. — Его не проектировали, — отвечает он. — Они вырастают… вырастали когда-то, очень давно. — А теперь? — тихо спрашивает Доктор, снимая очки. — Это старый мир, Доктор, — говорит Ксеф. — Старый мир, вращающийся вокруг древней жестокой звезды. Мы живём долго, но даже мы не помним времена, когда пища была изобильной. Всё, что осталось сейчас, — крошечные существа, что питаются радиацией. Эти существа отравляют нас, а не подкрепляют. Это, — показывает он щупальцем на чертёж корабля, — один из последних великих материнских кораблей. Теперь их осталось не больше дюжины. — Он поднимает на Доктора умоляющий взгляд янтарных глаз. — Пожалуйста. Вы должны помочь нам. — Одну минутку, — говорит Мастер, кладя руку Доктору на плечо. (Ощущение, будто по позвоночнику Доктора прокатывается электрический разряд). — Почему он? Почему мы? Почему вы думаете, что мы можем вам помочь? — Потому что вы прибыли извне, — спокойно отвечает Ксеф. — Потому что вы путешественники и видели многое за пределами этого мира и превыше нашего постижения. Всё это может дать вам такие идеи, представить которые нам не хватит опыта. И, — он приподнимается, чтобы выразить важность последнего аргумента, — нам было сказано, что прибытие нового вида живого корабля станет сигналом великих перемен для цефеев. Вы, Доктор и Мастер, — предвестники перемен. Счастье, что вы путешественники, а не разрушители. Мастер сжимает плечо Доктора едва ощутимо сильнее. — Мы поможем, — обещает Доктор. — Поможем всем, что только сможем придумать. По окружающим их цефеям прокатывается новая дрожь. — Спасибо, — тихо говорит Ксеф. — Хотели бы вы осмотреться здесь? — Это было бы здорово, да, — отвечает Доктор и устремляется в сторону коридора. Мастер идёт следом, но, что странно, цефеи остаются на месте. Доктор останавливается. — Никто не пойдёт со мной? — Нет, — говорит Ксеф. — Нужно, чтобы вы свободно могли всё обследовать и вести беседу разумов. Итак, испытывая неожиданное удивление, Доктор выходит в коридор нижнего уровня, Мастер идёт за ним. Когда они оказываются одни, Мастер, манерно растягивая слова, произносит: — Так вот как это на самом деле бывает. Ты стараешься найти как можно больше гибнущих планет и всех спасти. Это помогает тебе успокоить совесть? Доктор поворачивается к нему. — Не трогай их, — низким и яростным голосом говорит он. — Я спасу их, и ты ничего не сделаешь, чтобы помешать мне. В ответ Мастер смеётся ему в лицо. — Это вызов? — Нет, — мягко отвечает Доктор, приподнимая подбородок. — Это факт. — Неужели, — шепчет Мастер, по-прежнему улыбаясь, но больше ничего не говорит. Трудно сосредоточиться, когда рядом идёт Мастер. Он осознаёт столько глупой ерунды: каждый шаг Мастера, каждый его вздох, каждый дюйм пространства между ними. Он, возможно, упускает ключевые факты о корабле из-за того, что его абсолютно невменяемое тело ощущает что-то весьма близкое к состоянию похмелья. Но сжимает зубы и всё равно старается наблюдать, и то, что он обнаруживает, ужасает его. Он берёт образец воды из потока, стремящегося сквозь корабль, и — очень осторожно — образец материала, из которого состоит стена, и проходит, осматриваясь, по всей длине и ширине корабля. Потом возвращается в ТАРДИС и подвергает воду и волокна корабля всевозможным тестам. Вода оказывается страшно радиоактивной, настолько, что Доктор почти уже вскакивает с места, чтобы сказать им перекрыть каналы как можно скорее, но сначала проверяет и результаты анализов материала корабля. Он состоит из живой ткани, удивительно схожей по клеточной структуре с ТАРДИС; кажется, он превосходно устойчив к радиации и нисколько не болен. Что ж, хоть это хорошо. Прихватив портативный биосканер, он бежит в комнату управления («Я просто останусь в ТАРДИС, идёт?» — кричит Мастер ему вслед) и берёт образец клеток у добровольца Ксефа. Выясняется, что радиация и Ксефу нанесла минимальный ущерб, поэтому Доктор распоряжается немедленно перекрыть канал, объясняя степень заражения воды. — Это наша пища, Доктор, — говорит Ксеф, отдав приказы тем цефеям, что оказались рядом, закрыть канал и передать сообщение другим кораблям. — Осталось так мало. В лучшем случае несколько оборотов. После этого мы начнём медленно умирать от голода, а с нами и материнский корабль — он не выживет, если мы исчезнем. — Я что-нибудь придумаю, — обещает Доктор. — Ещё не знаю, как, но решение есть всегда. — Нет, здесь его, чёрт возьми, нет, — говорит Мастер, когда позже Доктор пересказывает ему разговор, вернувшись в ТАРДИС и подробно изучая корабль с помощью её сенсоров. — Если вся планета — одна большая ядовитая куча радиоактивного планктона, или как там весь этот хлам называется, тут не очень-то многое можно сделать. У меня есть только одна идея: затащить их всех сюда и эвакуировать, но ни один из них на такое не согласится. Доктор внимательно на него смотрит. — Ой, не думай, будто одному тебе приходят в голову идиотские героические планы, — рявкает Мастер и удаляется из консольной. Но, когда Доктор предлагает этот план, Ксеф непреклонен. — Нет, — вежливо, но твёрдо произносит он. — Наши корабли не могут жить без нас, а мы не можем жить без кораблей. — Он пристально смотрит на него понимающими янтарными глазами. — Мог бы ты жить без своего корабля, Доктор? — …Нет, — признаётся Доктор. — Не оставляй попыток, — говорит Ксеф и на мгновение осторожно прижимает щупальце к кеду Доктора в молчаливом доверии. — Всё, что мне приходит в голову, даже хуже, чем предыдущее, — говорит Доктор Мастеру, захлопывая за собой дверь ТАРДИС. — Вытащить их отсюда? Не могут бросить корабли. Принести им еду? Еда здесь не выживет. Очистить воду? Недостаточно энергии. Что-то сделать с солнцем? Недостаточно энергии! — Мне жаль, что нехватка энергии беспокоит тебя, — кротко отвечает Мастер, ставя ноги на консоль. — И убери свои туфли от неё подальше! — вне себя кричит Доктор. Мастер чуть выпрямляется. — Извини, что? — очень тихо спрашивает он. — Убери! — рычит Доктор. Мастер отклоняется назад и вдавливает каблуки ещё глубже в консоль, бесстрастно глядя на Доктора. А Доктор, даже не задумываясь, широко шагая, пересекает комнату, хватает Мастера за воротник и стягивает его со стула, заставляя встать на ноги, и Мастер смеётся над ним. Смеётся, очень нежно отцепляет неожиданно ослабевшие руки Доктора от своего воротника и берёт в ладони его запястья так бережно, будто это птицы. — Отпусти, — говорит Доктор. Во рту у него очень сухо. — Ты не будешь командовать мной, Доктор, — произносит Мастер, полностью игнорируя его слова. Он проводит большим пальцем по запястью Доктора, и Доктор немного дёргается, чтобы перестать дрожать. — Ты не будешь, потому что хочешь быть добрым. Хочешь думать, что ты мой друг. Хочешь думать, что ты хороший, что ты всегда на шаг впереди в нашей игре, что ты милосерден. — Доктор начинает вырываться, и Мастер сжимает руки, совсем немного; Доктор замирает. — И ты не хочешь слушать меня, потому что я охотно говорю тебе — нет, я наслаждаюсь, когда говорю тебе это — обо всей тьме в твоих мыслях, которую никому больше не хватает духу разглядеть. — Отпусти, — снова говорит Доктор, шёпотом. — Пожалуйста, просто… отпусти. — Ты не добр, — продолжает Мастер, он произносит это странным образом без злорадства, но в его лице что-то спокойное и холодное. — Ты, Доктор, из расчётливых и безразличных людей, в которых нет места доброте. У тебя нет ответов на все вопросы. Твои решения заключаются в том, что ты полагаешься на своих человечков или на причуды вселенной. А это, — руки Мастера сжимают его запястья почти до боли, лицо искажается, — не милосердие, Доктор. Доктор вырывается и натыкается на консоль позади него. — Это единственное, что я мог сделать! — Нет, Доктор, — зло возражает Мастер. — Не единственное. Ты мог убивать меня раз за разом, пока у меня не закончились бы регенерации. Мог заточить меня в удалённом месте, где бы я спокойно тебя ненавидел. Ты решил взять меня с собой из-за вины и одиночества, а это не делает тебя ни хорошим, ни добрым, ни правым. — Не могли бы мы отложить это? — бросает Доктор. — Не могли бы мы, пожалуйста, отложить это обсуждение до того момента, когда мне не надо будет пытаться спасти этот народ? — И вечно ты убегаешь, — безжалостно заявляет Мастер. — Как мы спасём их, Доктор? Тут незачем оставаться. Ты ничего не можешь сделать. Доктор не может придумать, что сказать в ответ. Тишина обволакивает их, загустевает, и через мгновение выражение лица Мастера неуловимо меняется с насмешливого на нечто нечитаемое. — Ты ничего не можешь сделать, — повторяет он, но теперь очень мягко, и внезапно Доктор отчётливо догадывается, что это за выражение на его лице: понимание. Мастер понимает, что спасение цефеев настолько для него важно не из-за желания найти решение сложной проблемы, он делает это не ради самих цефеев, даже не потому, что это правильно. Это о Галлифрее. Чтобы никому не позволить снова умереть у него на глазах. И, видя это понимание, Доктор чувствует, как какие-то стены беззвучно рушатся у него внутри, и знает, что Мастер это видит, но на лице Мастера не появляется триумф. Словно во сне, Доктор делает шаг вперёд, потом ещё, а потом он утыкается лицом в плечо Мастера, дрожа как безумный, и руки Мастера обнимают его, успокаивающе гладя по спине круговыми движениями. — Я прощаю тебя, — шепчет Мастер. Сколько они держат так друг друга в объятиях, Доктор не знает, но ни один не хочет отпускать. Какое-то время спустя именно Доктор отстраняется первым, и тогда они не могут толком посмотреть друг на друга, и он неловко говорит: — Нужно… пойти сказать им. Они должны эвакуироваться или умрут. — …Я пойду с тобой, — говорит Мастер. Когда Доктор невольно поднимает на него изумлённый взгляд, он лишь приподнимает брови. Тогда Доктор нерешительно улыбается и выходит в коридор, и Мастер за ним. Однако, когда они добираются до комнаты управления, там толпятся все цефеи, они возбуждённо переговариваются, взмахивая щупальцами. Доктор и Мастер съезжают в амфитеатр, и Ксеф подскакивает навстречу, его кожа рябит от волнения. — Спасибо! — радостно восклицает он. — О, спасибо! — Что? — произносит Доктор в полнейшем недоумении. — Ваш корабль и материнский корабль, — объясняет Ксеф, весь дрожа от счастья, — установили связь. Обменялись информацией. Буквально только что это начало появляться на дисплеях материнского корабля — она научилась летать, и прямо сейчас она передаёт информацию другим кораблям. На лице Доктора проступает широкая улыбка; он чувствует потрясение и законную гордость. — Так что вы сможете покинуть планету вместе со своими кораблями. — Да! — отвечает Ксеф, и счастье настолько переполняет его, что он обвивает ноги Доктора своими щупальцами в дрожащем восторженном объятии, и Мастеру приходится подхватить его за локоть, чтобы не дать упасть. Пока они пробираются к выходу из комнаты управления, до безумия счастливые цефеи расступаются, уступая им дорогу, и так же обнимают их щупальцами, и лишь после того, как Ксеф убеждает их, что их выживание — единственная награда, которая нужна Доктору, им наконец удаётся выйти оттуда и вернуться в ТАРДИС. Перетекающая упругость пола, сильно мешающая сохранять равновесие, заставляет Доктора слегка подпрыгивать на каждом шагу, и он не может перестать улыбаться. Однако когда он смотрит на Мастера, то видит, что его лицо бесстрастно. Добравшись до ТАРДИС, Доктор на мгновение останавливается, чтобы быстро погладить её с любовью и благодарностью, а потом они входят в консольную, и он закрывает дверь. — Итак, — говорит он, глядя прямо на Мастера. Ужасное потрескивающее напряжение никуда не делось, но оно ощущается почему-то менее опасным. Доктор всё ещё испуган, но теперь это правильный вид страха. — Куда теперь? Мастер немного хмурится, открывает рот, но именно в этот момент у Доктора звонит телефон. Это может быть только Марта, поэтому он говорит: «Извини, подожди минутку» и отвечает на звонок. — Марта? — Ты занят прямо сейчас? — без предисловий спрашивает Марта. Доктор, конечно, не эксперт, но её голос не кажется счастливым. — Нет, — приподнимает он брови. — Только что спас планету, спасибо, что спросила, но у нас как раз перерыв. Что случилось? — Мне… надо с тобой поговорить, — отвечает Марта. — Давай… давай пообедаем вместе, или что-то такое. Как можно скорее. — Пауза. — Пожалуйста, Доктор? — Завтра, — предлагает Доктор. — Что у тебя завтра? — Чудесно, — кажется, Марта испытывает такое облегчение, что чуть не плачет. — Вторник, в восемь? — Я приду, — говорит Доктор; потом они быстро выбирают кафе, и Марта называет адрес. — Спасибо, — шепчет Марта и кладёт трубку. — Куда бы ты ни хотел отправиться, — говорит Доктор Мастеру, подходя к консоли, — придётся подождать. Думаю, Марте Джонс нужен доктор. Он устанавливает курс.