Troublemaker

      Мукуро не помнил — когда он столько времени проводил в медкорпусе. Наверное, никогда. Раньше, когда он получал раны, то предпочитал зализывать их у себя в комнате, спрятавшись ото всего мира. Бинты, капсульное лечебное пламя солнца, лекарства — всего было в достатке в неприметной коробочке на нижней полке шкафа. А спрятать свое состояние от людей, которым не нужно было видеть его настоящего, очень просто за иллюзиями. Те, кому можно было доверять, с легкостью видели все за облепившей Рокудо пленкой иллюзии.       Теперь, просиживая все свое свободное время у койки, он явно уже восполнил то время, которое мог бы провести здесь ранее. И не сказать, что Мукуро был рад этому. Прошло более трех месяцев с той операции. Люси так и не очнулась.       С самого начала с телом Хартфилии приходилось работать без пламени. Любой, кто как-либо использовал его рядом с койкой Люси, подвергался атаке Облака. Сущность пламени девушки, будто сторожевой пес, охраняла хозяйку. На помощь пришли врачи, постигшие это ремесло и без пламени Солнца.       Мукуро не понимал одного — почему тогда пламя подпустило его в тот момент? Почему позволило укрыть тело Люси иллюзорными лотосами? Рокудо не понимал. И когда физически Хартфилия пошла на поправку — стал приходить в палату и сидеть у входа, чувствуя настороженность пламени Облака. Оно не позволяло подойти ближе, а когда Мукуро все же нарушал границы позволенного — иллюзионист словно слышал потрескивание поленьев в костре, достигающем языками пламени неба. И уходил, чтоб в следующий раз вернуться.       С каждым разом Мукуро подпускали все ближе и ближе, пока через месяц он не смог бережно коснуться бледной ладони Люси, а еще через неделю — начать аккуратно подпитывать сущность Облака пламенем Тумана. Пусть многие говорили о их несовместимости, Хартфилия не принимала всерьез их слова. И сам Рокудо видел, как энергия перетекала из его тела в тело Люси сине-фиолетовыми ручейками, обхватывавшими их ладони.       Однако, не смотря ни на хорошее физическое состояние, ни на стабильную подпитку пламенем, Хартфилия не приходила в сознание. И пусть надежда Мукуро не угасала, с каждым приходом в палату, с каждым прикосновением к Люси что-то в нем ломалось.

***

      Рокудо устало вздохнул и, положив отчет на стол обеспокоенно смотрящего на него Тсунаеши, вышел из кабинета. Задание не было сложным, но вот дорога туда и обратно отняла не мало сил. Да и сам Мукуро толком в последнее время не отдыхал, проводя все время у палаты Люси. В отличие от остальных. Иллюзионисту иногда казалось, что он один не потерял надежду и приходит к варийскому Облаку. Он даже не замечает, как автоматически поднимается на нужный этаж в медкорпусе, как подходит к нужной палате. Останавливает его только голос за дверью. — Сколько можно уже мучить нас, мелкая?       Голос Скуало глухой, и Рокудо едва понимает, что тот говорит. От услышанного по спине расходится морозным узором холодок. — Мы устали ждать тебя. Приходить к тебе… такой… больно. Просто невыносимо.       Мукуро слышит скрип и представляет, как мечник откидывается на спинку стула, как зарывается пальцами в длинные волосы и судорожно сжимает их. — Я не представляю, как Рокудо выносит это — сидеть с тобой каждый день, проводить возле тебя час за часом. И видеть на твоем лице маску спокойствия, будто ты просто спишь, но вот-вот проснешься. Только… ничего так и не происходит.       Иллюзионист вздрагивает всем телом, стискивает зубы и чувствует металлический привкус крови прокушенной губы. Слушать Скуало больно. И Мукуро не выдерживает, исчезая в туманной дымке из коридора.       Когда Суперби выходит из палаты, то буквально чувствует на кончике языка отчаяние и боль, будто пропитавшие пламя Тумана.       В тот день Рокудо так и не зашел в палату Люси.

***

      Мукуро небрежно вытирает залившую лицо кровь рукавом плаща и вспоминает, когда в последний раз был в медкорпусе. Ему кажется, что целую вечность; кажется, что человеческий разум не способен в точности запомнить такие подробности. Но в голове сразу же всплывает — 44 дня.       Ощущение брызг чужой крови на губах отвратительное, и Рокудо нетерпеливо стирает ее тем же рукавом плаща. Разворачивается на каблуках и выходит с территории разрушенного поместья какой-то мелкой семейки, аккуратно переступая через мертвые тела. У них на лицах застыли выражения ужаса, страха перед нападавшим. Раньше Мукуро улыбнулся бы этому, но сейчас ему все равно.       Абсолютно.       В голове невыносимо вертится «44».       И оттого Рокудо кажется, что он сломался.       Что пять с половиной месяцев назад он постепенно начал сходить с ума.       Мукуро едва не спотыкается о последнее попавшееся ему на пути тело. Остановившись, он оборачивается назад и смотрит на лежащую на земле девушку. Светлые, испачканные в земле волосы, открытые в страхе глаза, кажущиеся бесцветными. На секунду ему видится маленький шрам у брови и его всего будто прошибает током. В висках пульсирует от напряжения, но Рокудо присаживается у трупа, касаясь лица неизвестной девушки дрожащими пальцами. На мгновение ему действительно показалось, что перед ним Люси. Тогда они были невыносимо похожи, но лишь прикоснувшись иллюзионист с облегчением понимает — не она. Не Хартфилия.       Мукуро не видел Люси с того подслушанного монолога Скуало. Уже 44 дня прошло, а он все еще не навестил ее, без продыху мотаясь по миссиям. Даже в резиденцию заходить было невыносимо. Чувствовать на себе сочувствующие взгляды — не то, чего он хотел.       Резко поднимаясь, Рокудо делает лишь один шаг, исчезая в пламени и появляясь уже в палате. Все равно, что он весь испачкан в чужой — да и своей — крови.       В пару шагов оказавшись у кровати Хартфилии, Мукуро падает на колени, дрожащими пальцами стаскивает с рук перчатки и бережно касается ладони Люси. Не имея сил подавить свой порыв, касается губами бледной кисти и прижимается к ней лбом.       Сквозь пелену нахлынувших чувств он понимает, что что-то не так. Открывая глаза, Рокудо чувствует под босыми ногами траву, а длинные пряди треплет ветер. Он едва сдерживает себя, когда мимо пролетавший лепесток сакуры задевает щеку. Начиная понимать происходящее, он отчаянно боится повернуться назад, но рывком разворачивается и видит сидящую у озерца в легком платьице Люси. — Мукуро?       Лепестки сакуры, подхваченные ветром, теряются в длинных прядях Рокудо, обретшего надежду.