***
Оксана приехала через полчаса. Настя мирно спала у плачущей матери на руках. Мальчишки бросились к ней и уже рыдали в голос. Она пыталась их успокоить, но у неё это плохо получалось. Проснулась Настя и тоже разревелась, поддавшись общей панике. — Оксана, я прошу вас, отдайте дочь моей жене, она последит за ней. Вам легче будет. И поймите — он жив, ваш муж Володя жив, давайте лучше молиться. Мальчикам страшно, Оксана, возьмите себя в руки. — Да, конечно. Бабуля в больнице. Ей с сердцем плохо стало. Я не смогла сразу уйти, её отвезла, в приёмном покое оставила. — Она в каком состоянии? — Я не знаю, я её врачам сдала на руки и убежала сюда. С ребёнком всё равно не пускают. Вам что-нибудь сказали? — Его оперируют. Оксана, не отчаивайтесь. — Таня где? — Положили на сохранение. У неё стресс. — Да, конечно, такое пережить, но с ней всё будет в порядке? — Надеюсь. Оксана, милая, всё будет хорошо. — Я думала, что умру, когда мне сказали про Вову. Мне жить без него незачем, но Настя заплакала, я поняла, что жить надо. Всё так неправильно, — она подняла на полковника красные от слёз глаза. — Оксана, дети рядом, держите себя в руках, давайте мне Настю или жене моей. — Она дичится чужих, маленькая совсем ещё. — Ко мне пойдёт, иди ко мне, Настёна, ты ж меня знаешь, — рядом оказался Семёныч. — Держись, Ксю. Вова у нас живучий. Всё хорошо будет, ты мне веришь? Я со смертью на «ты». Не его день сегодня. Он взял на руки девочку и сел рядом. На колени к матери тут же взгромоздился Сашка, а Олежка притулился справа, слева же её обнимал Семёныч. Затем подошли Вера Петровна с Машей и будущим зятем. Вера с Машей забрали Оксаниных детей и увезли их к себе домой. Всё равно с ними в отделение мать не пустят. А что Оксана уйдёт из больницы не могло быть и речи. Ждали Оксана с Семёнычем довольно долго. Затем пришла медсестра и провела их в ординаторскую. Врач объяснил повреждения и ответил на все до единого вопросы Семёныча. Историю болезни он тоже заполнял под чутким руководством судебного эксперта. — Ну что ж, пока всё нормально, — обратился хирург к Оксане, — состояние тяжёлое. Но такое и должно быть на данном этапе. Мы произвели ревизию брюшной полости, ушили повреждённый кишечник, промыли брюшину, дренировали. Сделали всё, что могли. Дальше он сам, как пойдёт. Рана инфицирована, сами понимаете. До утра будет спать, домой идите. Отдохните, наберитесь сил, они вам ещё понадобятся. — Нет, я с ним, — Оксана даже и не думала уходить. — И я с ним, — тоном, не терпящим возражений, заявил Семёныч. — Вы думаете, что ему внимание не окажут? У нас хорошие сёстры. — Я понимаю, но ни одна сестра не заменит жену и друга. — Ну, как хотите, спальных мест для посетителей у нас нет, тем более в реанимации. Кого другого бы не пустил однозначно, но главе криминалистики отказать не могу. Так что, пойдёмте, проведу в реанимацию. Завьялова туда уже подняли. С искусственной вентиляции сняли, дышит он самостоятельно. Хотел спросить, предыдущая лапаротомия и удаление селезёнки с чем связаны? — Автомобильная катастрофа. — Где же он сидел? Не за рулём точно. — Правы вы, доктор. В «Скорой» он сидел. — Да уж. Всю ночь Оксана не сомкнула глаз. Думала, мысленно говорила с мужем и была уверена, что он её слышит. Семёныча уговорила прилечь в ординаторской, куда его любезно пригласил дежурный врач. Семёныч заходил в палату сначала каждые полчаса, а потом уснул. Володя тоже спал. Ночь прошла спокойно. К утру в палату вернулся Семёныч. — Спит? — Спит. — Я вырубился, прости. — Вам ещё работать сегодня. — Сбегаю, гляну, что там, и вернусь, мои клиенты могут подождать. На экспертизу живых одну девочку вызвал, она раньше со мной работала. — Ещё одну девочку? — Ну да. Она на пенсию ушла, а на её место мужа твоего взяли. Но подменить она может, сил ещё достаточно у девочки. Вот ты и улыбнулась. Это хорошо. Ты зла не держи, ни на меня, ни на Таню. — Зла на вас? — Я понимаю, Оксана, ты ведь думаешь, что если бы я не отправил Вову по тому адресу, то не было бы ничего. И на Таню злишься. Её спас, а сам. Что, не прав? — Правы, вчера так думала. Сегодня не думаю. Он был бы не он, если бы не защитил беременную женщину. Я ревновала к Тане сильно, а ночью отпустило. Я не знаю, как правильно. С одной стороны, я не хочу, чтобы так было. Я его бы ждала с работы, приносила таблетки от головной боли, растирала спину. У него такие боли бывают. — Я знаю. — А с другой, если бы пострадала Таня, её ребёнок, я бы думала, можно ли положиться на мужчину, неспособного защитить женщину. Глупо? Да? — Не знаю. Сам испытываю колоссальное чувство вины, лучше бы я сам поехал. Предотвратил бы всё. И события бы развивались по-другому. — А что теперь гадать?! Владимир Семёныч, теперь молиться надо, и за выздоровление Вовы, и за Таню, и сыночка её. Чтобы не зря всё, понимаете?Часть 14
18 февраля 2018 г. в 06:01
— Саша, не плачь. Не плачь, я тебе говорю. Папа говорил, что плачут по покойникам, а он живой. Значит, плакать не нужно.
— А у тебя почему слёзы льются? Я же вижу, что текут. Вот скажи мне, Олежа.
— Это не слёзы, это аллергия. У меня всегда в больнице глаза слезятся. Сашка, ты маме звонил?
— Не берёт трубку. Почему она ещё не приехала сюда в больницу?
— Настьку оставить не с кем, или бабушке плохо. Да что ты ревёшь, как девчонка! Сашка, всё будет хорошо. Вот увидишь, брат.
— Позвони маме, пожалуйста!
— Она трубку не берёт. Она сейчас приедет. Сашка, ну не реви, мне самому реветь охота.
— Так ты и ревёшь.
— Реву. Просто пытаюсь тебя успокоить. Вон полковник идёт, он сейчас всё скажет.
— Не скажет, он к дочке ходил. Не к папе.
Полковник действительно подошёл к мальчишкам, сидевшим рядышком в зале ожидания.
— Есть, пить хотите?
— Нет. Что с папой?
— Оперируют, мама едет, и что вы разревелись оба? Девчонки, что ли? Вам маму ещё поддержать надо.
— Страшно, понимаете? — всхлипывая, произнёс Олежка.
— Понимаю. Надо держаться и ждать. Ваш папа хороший врач. И его оперируют хорошие врачи. Понятно, мелкота?
— Да, но всё равно страшно.