Дорога, ведущая вдаль

      — Ксю, воды дай.       Она чуть не завопила от радости, очень-очень хотелось закричать, кинуться к нему и целовать-целовать. Вместо этого Оксана прикрыла рот рукой и зарыдала тихо-тихо, почти беззвучно.       — Вова, милый, родной, Вова, как я рада. Ты с нами.       — Пить дай.       — А я не знаю, я сейчас к медсестре сбегаю, мне никто ничего не говорил, можно тебе воду или нельзя. Я мигом, я сейчас, Вова, я так рада. Мне просто позволили быть с тобой, я…        Она побежала, нечаянно хлопнув дверью палаты. Вернулась с медсестрой и Семёнычем.       — Ну что? Очнулся, сволочь, хрен я тебе умереть дам. Нарожал детей — воспитывай. На ноги поставь сначала, потом в игры свои дурацкие играть будешь. Ты какого чёрта на нож полез? Где твоя сознательность? — Семёныч бы ещё многое сказал, но медсестра его остановила.       — Мужчина, ругаться прекратите, здесь отделение реанимации.       — Да в курсе я, что тут за отделение. Ты своими делами занимайся, а я право имею, если бы он у меня в морге лежал, я бы ещё не то сказал. Вовка, ещё раз учудишь — уволю на хрен. Понял?       — Всё? — Володя даже попробовал улыбнуться.       — Всё! Если б ты знал, как я тебе рад! Детей Вера забрала. С ними порядок.       — Ксю, где бабушка? — говорил Володя ещё плохо, но мысль-то работала.       — В больнице. Я к ней ещё не ходила, сейчас чуть-чуть с тобой побуду и сбегаю. У неё давление. Ты не волнуйся только, я просто её положила, чтобы она под присмотром находилась. Вовка, как же мы переживали.       — С Таней всё в порядке?       — Она тут в соседнем корпусе на сохранении. Я сейчас схожу к ней, узнаю, потом вернусь, тебе доложу и на работу. Ты меня одного оставил, Вова.       — Дай отдохнуть.       — Где? Здесь? Придумал бы, что получше, для отдыха. Ладно, я пошёл.       Семёныч отправился к Татьяне.       — Как его терпят? Он за ночь всё отделение построил. Наши реаниматологи диву даются, — медсестра только покачала головой вслед удаляющемуся Семёнычу.       — Его не терпят, его уважают, — ответила Оксана.       Минут через пятнадцать Оксану вызвали в холл к посетителям. Это Маша с женихом пришли навестить и передать приготовленную Верой еду для Оксаны и её бабушки, а ещё рассказать, что с детьми всё хорошо и что кошку они тоже забрали к себе домой.       — Маме спасибо передавай, Машенька. А папа твой пошёл в гинекологию, там сотрудница их лежит, которую мой Вова собой закрыл.       — Так она пострадала? — спросил Павел, жених Маши.       — Угроза прерывания беременности, переволновалась девочка.       — Тётя Оксана, мы тогда к папе быстренько сбегаем, его накормим и по делам. Мы заявление в ЗАГС подали. Надо там платье, костюм, присмотреть хотя бы. Паша в отпуске две недели, а потом после свадьбы вторую половину отпуска возьмёт.       — Удачи.       — Привет дяде Вове передавайте.       — А ты маме.       — Обязательно.

***

      Они расстались. Оксана направилась к бабушке и перекусить, но так, чтобы муж не видел. Ему всё равно ещё есть не положено. А Маша с Пашей пошли разыскивать Семёныча, которого обнаружили в отдельной одноместной палате Татьяны.       Вот тут и произошло то, что кто-либо из них меньше всего ожидал.       Семёныч беседовал с коллегой, а она в красках и очень эмоционально рассказывала обо всём увиденном вчера и о девочке, над которой так жестоко издевались. И о матери девочки, постоянно находящейся в состоянии беременности с пятнадцати лет. О голодных детях, о садисте-отце. О том, что она не верит в причастность беременной женщины к пыткам дочери. И о том, как этот тип схватил нож и бросился на неё, видимо, пытаясь отомстить всем беременным сразу, и о том, как Володя просто закрыл её собой, напоровшись на нож.       Рассказывала, как зажимала рану и вызывала «Скорую», потому что оперативники растерялись. О том, как ехала с Володей в «Скорой» до приёмного отделения. И как просила его не умирать.       Она расплакалась, и Семёныч гладил её по плечу, успокаивал, говорил, что Володя пришёл в себя, что Оксана с ним, и что она, Таня, большая молодец.       Всю эту картину наблюдал Павел, обвешанный сумками, стоя в дверях палаты. Маша побежала искать туалет, приспичило вдруг девушке.       Что ему делать, он решить никак не мог, но жизнь рушилась на глазах. Единственное, чего он хотел однозначно — это бежать, бросив сумки, или испариться.       Таня подняла глаза и в дверях увидела его.       — Павел?! Ты что здесь делаешь?       — Вы знакомы? — Семёныч насторожился. — Таня, это мой будущий зять.       — Да, Владимир Семёнович, я практику проходила у него в отделении. Знакомы, так, немного.       Павел выдохнул. Он отдал сумку с едой для Семёныча. Затем они дождались Машу и собрались уходить искать платье.       Как только за ними закрылась дверь, Семёныч спросил:       — Таня, он отец твоего ребёнка?       — Простите, но у моего ребёнка нет отца. Я не хочу говорить на эту тему. Спасибо, что навестили. Я тут долго не пролежу, так что скоро буду мозолить вам глаза в бюро. Привет Владимиру Александровичу передавайте.       — Обязательно передам, партизанка. Отдыхай. Всё будет так, как должно быть. Понимаешь, Таня?       — Понимаю, не беспокойтесь за меня.       — Ты так ещё и не поняла, что ты член команды.       — Ещё как поняла. Привет передавайте Завьялову.       У выхода из отделения Семёныча ждала дочь.       — Пап, Пашка свалил, сказал — дела. Ты на работу?       — Да? Свалил, значит? Ну ладно. Я на работу, ты со мной? Тут рядом.       — А то я не знаю где. Помнишь, как ты наорал на пацанов из моей группы? Когда у нас занятия по судебке были.       — Наглые такие, которые в холодильник лезли?       — Да, тебя тогда сердитым мужиком прозвали. Ты на работе такой грозный. Я никому не сказала, что ты мой отец.       — У нас одна фамилия. Не забывайся, дочь.       — Папочка, они твою фамилию не знали, и так и не узнали. Ну что ты такой злой? Голодный, что ли?       — Маша, я голодный и действительно злой. Два моих сотрудника в больнице. Я остался один, и молю Бога, чтобы ничего не случилось. Чтобы народ не пил, не дрался, чтобы бандиты взяли внеочередной отпуск от своих бандитских дел, чтобы атмосферное давление не скакало, вызывая смерти от инфарктов и инсультов. Понимаешь, чтобы дебилы поумнели, и никого не тянуло на приключения. Тогда я, может быть, продержусь, выживу и дождусь возвращения Вовы.       Пока Маша в ординаторской ставила чайник и накрывала на отцовском столе завтрак. Семёныч бегал по всему бюро и наводил порядок, призывая всех сотрудников собраться и продуктивно работать в сложившихся обстоятельствах.        Затем он написал пару заключений и засобирался обратно в больницу.       Маша увязалась с ним, забрать посуду у Оксаны.       В первую очередь они пошли к Татьяне, занести «Лекции по судебной медицине» Паукова. Пусть почитает, пока лежит.       Открыв двери в палату, они увидели Павла.