Дорога, ведущая вдаль

      — Я не понимаю, зачем ты пришёл? Зачем снова вернулся? Тебя давно нет в моей жизни. Даже в памяти почти не осталось.       — Ты не понимаешь?! Так я объясню. Я встретил женщину, которую полюбил. Я женюсь, и она ждёт моего ребёнка, желанного ребёнка, видишь ли? Эгоистка ты чёртова, Татьяна. Ты обещала решить проблему. Ты говорила, что его не будет. Зачем ты мне ломаешь жизнь?       — Я ни разу не дала о себе знать. Тебе этого мало?       — Я хочу и хотел, чтобы твоего ребёнка не было.       — Извини, но это не тебе решать. Это моё тело, и он — часть меня. Я люблю его, в конце концов. Понимаешь, люблю.       — Ты говорила, что меня любишь, но прекрасно обходишься.       — Во-первых, ты сам меня бросил. Сказал, что встретил другую. Я ушла. Я целиком и полностью ушла из твоей жизни. Во-вторых, любовь к мужчине и к ребёнку — вещи разные. Живи как знаешь, оставь меня в покое. Я не мешаю тебе, так не мешай мне.       — Да? А как я должен жить, зная, что ты родишь от меня? Что всё твоё окружение будет считать меня подлецом?       — Павел, ты себя слышишь? Ты предлагаешь мне ради твоего душевного спокойствия убить моего сына? Забудь о нём. Обо мне забыл, так и о нём забудь.       — Я так не могу.       — Люди расходятся, создают новые семьи, в этих семьях рождаются новые дети, а старые уходят на второй план. Мы разошлись. Между нами давно ничего нет. Я тебя только об одном могу просить: не поступи с Машей так же, как со мной. Потому что очень скоро начнутся занятия, в отделение придут другие студентки, они будут моложе, красивее, новее, в конце концов, и кто-то опять тебе вскружит голову. Ты умеешь нравиться, и быстро добиваешься расположения очередной жертвы.       — Таня! Не нужны мне твои нравоучения.       Семёныч увёл дочь. Незачем было слушать что-то ещё. Они сели на лавочку в больничном парке.       — Что мне делать, папа?       — Маша, зачем были нужны отношения до свадьбы?       — Он взрослый мужчина, папа, я думала, что если я откажу…       — То он тебя бросит?       — Да.       — Дурочка.       — Папа, ты меня не ругаешь? Не упрекаешь?       — Маша, я бы врагу не пожелал услышать то, что сейчас слышала ты. Я представляю бурю в твоей душе, но хочу тебя предостеречь. Не делай поспешных выводов и не сжигай мосты.       — А как иначе?       — Надо остыть, обдумать, узнать, что собирается делать в данной ситуации твой жених.       — Жених? Ты смеёшься?       — Нет, дочь, я серьёзен как никогда. Два часа назад Павел был твоим женихом.       — Но всё изменилось.       — Что изменилось?       — Мы узнали, что Татьяна от него беременна.       — Ты думала, что до тебя у него не было женщин? Неужели ты настолько наивна?       — Нет, не думала, но не вот так, чтобы рядом.       — Где? На Луне или на Марсе? Нет, они в нашем городе и ходят по нашим улицам, рядом с тобой, со мной. Ты знала об этом два часа назад тоже.       — Папа, ты ещё вчера его ненавидел. Почему защищаешь?       — Я защищаю не его, а тебя. В первую очередь от необдуманных экспрессивных поступков. Маша, решения не принимаются под горячую руку. Если ты его любишь, то будешь продолжать любить. Сначала станешь злиться, тебе будет казаться, что ты его ненавидишь, а потом ненависть уйдёт, оставив сожаление и чувство потери.       — Ты призываешь меня его простить?       — Я пытаюсь тебе сказать, что решения принимаются на холодную голову. И ещё, что перед тобой он не виноват. Он виноват перед Таней.       — Где же взять эту холодную голову, мне крушить всё вокруг хочется.       — Надо подождать, она сама остынет.       — Папа, ты можешь поговорить с ней?       — С Таней?       — Да.       — Попробую, но не гарантирую, что получится. Она самодостаточная личность. А вот тебе встречи с Павлом лучше сегодня избежать. Дочь, мы шли за посудой, так что берёшь освободившееся контейнеры и домой. Я тоже пораньше вернуться постараюсь.       Он задержался немного у Володи, подбодрил и обещал вернуться завтра. Зашёл к Татьяне. Отдал книгу.       — Я слышал всё, о чём вы говорили с Павлом.       — Только вы слышали, или ваша дочь тоже?       — Да, Маша стояла рядом со мной.       — Владимир Семёнович, я хочу сказать, что если у нас с ним не вышло, это вовсе не значит, что с Машей должно быть так же. Я тяжёлый человек, я подавляю. Я виновата, не он. Что вы улыбаетесь так?       — Танюша, случилось то, что должно было случиться. И всё, чему надлежит быть дальше, произойдёт. Да, я фаталист. Улыбнулась, вот и молодец.       Ей он больше тоже ничего не сказал, вернулся в бюро. По дороге думал. Только ничего путного в голову не приходило. Но ведь сам же посоветовал Маше принимать решение с трезвым рассудком. Набрал номер жены.       — Вер, сейчас Машка придёт, тебе всё расскажет. Вы там без истерик, ладно? И ещё, Машка беременная. Да, Вера, да. А потому отталкиваемся именно от этого факта. Она сама расскажет, что случилось. Хоть выговорится. Говорил я тебе, предупреждал, что не подарок ваш Павел. А ты… Теперь поздно, не уберегли дочку.       В журнале значился только что доставленный труп. Семёныч обрадовался. Есть работа, есть куда направить мысли.       Старшая лаборантка сообщила, что сопроводительные документы у него на столе.       Сейчас выпьет кофе, покурит и ознакомится.        Но сегодня был не его день. У двери ординаторской ждал Павел.       — Владимир Семёнович, надо поговорить.       — Со мной? О чём, или, вернее, о ком? О Тане, моей сотруднице? Или о Маше — моей дочери? Что нового ты мне сказать хочешь? Что исправился и будешь хорошим с сегодняшнего дня? Я поверю? Нет, не поверю. И говорить тебе нужно не мне. Машке говори.       — Вы знаете про наши отношения с Татьяной?       — Да, мы с Машей слышали ваш разговор.       — Я жил с Таней какое-то время, но мы разные люди, её ангельская внешность не соответствует стальному и властному характеру.       — Мне не нужна характеристика моей сотрудницы, я знаю, кто она такая, и её качества как человека знаю тоже. Я доверяю ей. Понятно, да?       — Ну вы же были молодым, как вы меня понять не можете?       — У меня трое законных детей от любимой женщины, мне на каждом углу «папа» не кричат. Я работаю с трупами, и, может быть, даже знаком с самой смертью, но я не убил ни одного человека, в том числе и нерождённого. Уйди с глаз моих. Иди, пытайся мириться с Машкой, объясняй ей свои мотивы и поступки. Иди, она простит, если любит. Но учти, как только я увижу слёзы в глазах моей дочери, я тебя вскрою по первому разряду, не дожидаясь твоей биологической смерти.       Семёныч пошёл на вскрытие один, без прозектора. Диагноз естественной смерти от инфаркта поставил, только взглянув на труп.        — Не знаю, слышишь ты меня или нет, — обратился он к покойному, — но сегодня я позавидовал способности женщин плакать. Даже если не слышишь, то всё равно понимаешь, иначе не лежал бы тут передо мной. Прости, мужик, начнём.        Включил диктофон.       «Труп пожилого мужчины правильного телосложения…».