Чувствую, как вижу

Если дорога во дворец была переполнена сомнениями и терзаниями, то обратный путь погряз в безнадежности и унынии. Они ехали молча, Ворон и не собирался заводить беседу, он вообще никогда почти не разговаривал с Диком, не считал нужным, или не хотел – все одно. Молчал Рокэ и когда они, наконец, подъехали к особняку, когда конюх перехватил уздечки, когда Алва быстрым шагом вошел в дом… Все в тишине. За локоть Ричарда уже никто, разумеется, не держал. Уже привычно добравшись до комнаты, Дик стал собирать свои вещи. Разводить спешку при Алве не хотелось, лучше быть готовым заранее, чтобы, когда за ним придут, подхватить сумку и быстро спуститься. Никаких поводов для насмешек. Повелитель Скал всегда знает, что его ждет в ближайшем будущем. День выдался солнечным, переизбыток света помогал лучше ориентироваться в комнате, хотя уже совсем скоро все станет бесполезным. После падения с лестницы Дик стал чувствовать ухудшения – они проявились, пока он ехал верхом на Соне по улицам. Святой Алан, лишь бы успеть добраться до Надора до того, как он окончательно погрузится в вечную тьму. Самые важные вещи были собраны и упакованы. Поверх запасной одежды лег орден Талигойской Розы. Дик провел по нему пальцами, будто поглаживая домашнего питомца. Вот только вместо успокоения он почувствовал, будто пытается поймать пальцами дым. Орден за меткость. Как смешно. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Рокэ. Он никогда не пытался войти тихо и незаметно. Зачем? Он в своем доме, как ни крути. Дикон, сидящий на кровати, вскочил, понимая, что сумка с вещами лежит на самом виду. Стало как-то неприятно, будто его застали за чем-то непотребным. — Я не хочу даже знать, чем вы тут занимаетесь, — чуть брезгливо предупредил Алва. Как будто не понимает… — Монсеньор, я готов… — Похвально. К чему? — Отбыть в Надор, разумеется. – Издевается. Тонко так, заставляет произносить ненавистные слова, ненавистную истину. — Вот как… Вам наскучила столичная жизнь? Но хочу заметить, что вы могли хотя бы из вежливости сказать мне об этом чуть раньше, чем сказали. А если бы я вас застал с вашей котомкой у порога? А если бы не застал? Только беглого оруженосца мне не хватало. — Вы…вы… — Пожалуй, все же я. Так что, юноша, зачем вам так спешно понадобилось нанести визит в отчий дом? — Вы сами прекрасно знаете, монсеньор. — Изволь прекратить говорить загадками, — голос из лениво-насмешливого стал жестким. Таким голосом приказывают, никогда не просят. — Вы отсылаете меня в Надор, — выдохнул Дик. — Почему я об этом не знаю? — Но… — вопрос Ворона завел в тупик. Ответить на него Ричард просто не мог. — Ладно, юноша, почему я вас отправляю в Надор? — Потому что…потому что… Вам не нужен слепой оруженосец. Обуза. – Вот и все, то, что было на языке уже много дней, фраза, отрепетированная до мозолей на языке, сорвалась с этого самого языка, и назад ее уже не отозвать. — Окделл, вы удивитесь, но у меня нет слов, — послышалось, или правда восхищение в голосе? – обед, как всегда, через час. Извольте к этому времени разложить свои вещи по местам. Черно-синяя тень скользнула за дверь, мазнув по ней пальцами, не потрудившись прикрыть. Дик без сил повалился на кровать, переставая понимать уже хоть что-то. Значит, Ворон не собирался его отсылать? Значит, он сам все себе напридумывал? Ему бы радоваться, а на душе стало еще тревожнее. Зачем он Алве? На обед идти не хотелось. Аппетита не было совершенно, не хотелось вообще ничего. Только лежать в темноте. Но было отвратительно светло. Солнце из друга превратилось во врага. Оно било в глаза так ярко, что Ричарду стало казаться, будто зрение чуть-чуть восстановилось. Радости не было. Не было ничего, кроме апатии, навалившейся тяжелым грузом. Будто родовые Скалы легли на плечи. Забившись в самый дальний угол на кровати, Дик свернулся в клубочек, зажмурившись, желая лишь, чтобы его никто не потревожил. Так, в страхе, что придет Кончита и выдернет его из успокаивающего бездействия, Ричард, незаметно для себя, заснул. Когда он открыл глаза, был уже поздний вечер. Его никто не разбудил, к нему никто не заходил, он никому не нужен. В темноте не было видно практически ничего, лишь непонятные очертания чего-то. Раньше так темно было, когда Дик просыпался безлунной ночью, чтобы сделать пару глотков воды. Неужели теперь так будет всегда? Шатаясь, Дикон встал. Голова кружилась, полная дезориентация в пространстве. Кувшин Дик искал практически на ощупь, а найдя, сделал жадный глоток, а оставшуюся воду вылил на голову, чувствуя, как жидкость, стекая с волос, мочит рубашку, затекает за шиворот, прокладывает дорожки вниз по спине. Стало немного легче, возможность соображать возвращалась, Дик опять рухнул на кровать, сжимая виски, пытаясь по возможности хладнокровно проанализировать сложившуюся ситуацию и свою дальнейшую жизнь. Просто жить? Существовать? Есть за счет Ворона оставшиеся полтора года, а потом оказаться выброшенным на улицу? По сути Алва всего лишь отсрочил участь своего оруженосца. Так что, воспользоваться подачкой или гордо…сбежать в Надор? Низко. Застрелиться? Неплохая мысль, но сейчас не время. Пойти и послушать гитару? Можно… Вдруг она играет? Герцог Окделл опять поднялся и осторожно пошел к двери. Выйдя в коридор, Дику показалось, будто его окружила не темнота – Тьма. Всепоглощающая, живая, кровожадная, которая вот-вот растерзает его. Мой…мой…мой…рвать, терзать… Что?! Он сходит с ума, он…он боится темноты! Он боялся ее еще и раньше, в Надоре, когда матушка запирала его в старой молельне на всю ночь. Ему мерещились разные тени, чудища, он плакал, забившись в угол, зажав уши руками, крича, чтобы не было так тихо. И вот теперь снова. Ему семнадцать, он герцог, он прошел войну, он сильный, ему страшно. Страшно до ступора находиться в коридоре врага, врага, который единственный, кто может вытащить из одиночества. Может, но не вытащит. Когда на плечо легла легкая, но уверенная рука, Ричард даже не вздрогнул, хотя на миг ему показалось, что твари из темноты все-таки нашли лазейку к нему. А некто, несомненно, обладатель черно-белой перевязи, спокойно, держа по-прежнему свою руку на худом плече юноши, вел его куда-то по коридору, коридору, который перестал казаться цитаделью зла. Это был просто коридор в доме Рокэ Алвы. *** Это было так странно… Сегодня он не наливал вина, осторожно, стараясь не расплескать, не нес его своему монсеньору, нет. Сегодня он сидел в кресле у камина, а в его руках был бокал, который он принял из рук Ворона. Сам Алва, как понял Дик, сидел с гитарой на полу, он любил иногда сесть на пол… Было по-прежнему темно, темно, но не страшно. Прыгающие блики в темноте – язычки пламени из камина, на них не хотелось смотреть, и Дик, чтобы не выглядеть глупо со своим взглядом в никуда, прикрыл глаза, запрокинув голову. Притрагиваться к вину пока не хотелось. — Что же, юноша, вы прогуляли обед. Смерть от истощения – не лучшая смерть. Смерть вообще вещь несколько неприятная. Или вы заранее припрятали пирожных под кроватью? — Я не хотел есть, — тихо проговорил Дик. — Конечно, не хотели, — охотно согласился Алва, — но хотели пить, поэтому вылили на себя воды. Я, признаться, сначала подумал, что вы чудовищно потеете. Ричард промолчал, залпом осушая бокал с вином. Алкоголь, принятый на пустой желудок, тут же ударил в голову. Он не хотел снова засыпать, да и не собирался, но чувствовал, как лень и тепло разливаются по всему телу. Ему даже начало казаться, что нет никакой слепоты, или, по крайней мере, Рокэ о ней не знает. — Как вы ухитрились? — Что? — Как вы ухитрились потерять столь ценную вещь, как зрение? — Я…я не знаю, — Дикон запнулся, — это началось…я даже не заметил, как это началось, лишь после, когда ухудшения были уже слишком видны. Сегодня, после падения, я, кажется, почти окончательно ослеп. — Ты видишь пламя? — Блики. — Зрачки реагируют на свет, значит, все не так плохо, — Ричард с трудом разобрал, что Алва пробормотал себе под нос. – Ладно, — продолжил он более громко, — о таких делах надо думать, а тем более решать, утром. Сейчас же… — он не договорил. Просто странная, но очень родная мелодия наполнила собой комнату. Просто знакомый до боли баритон дерзко запел на порывистом, стремительном и незнакомом языке. А потом он почувствовал, что его ног ниже колен что-то касается. Мягко, ненавязчиво, приятно. Лишь когда пальцы ладони, лежащей на колене, ощутили жесткие волосы, Дикон понял, что это всего лишь монсеньор откинулся на его ноги, не прерывая своей волнующей игры.