×××
Пляж неистово шумит. Харпер тянет её к выпивке и говорит, смутно обдавая язвительной аурой частичного пофигизма — того, что нахваталась от Блейка: «Перестань контролировать каждый свой шаг и просто расслабься! Мы все сегодня здесь для этого!». Кларк после пятой рюмки текилы сдаётся, смеясь даже над глупыми шуточками Миллера. На второстепенные планы отходят все заморочки-крючки, разрывающей ей в трезвом уме и памяти всё напускное спокойствие. И дети, свои и чужие, и брюнет, свои и чужие, опять же. Громкая музыка бьёт по ушам, пока она двигается между остальными, полностью отдаваясь стихийному веселью: возможно, в том, чтобы позволить себе пару часов не забивать голову всеми проблемами мира, есть что-то полезное и даже заставляющее смеяться. Искренне. Чего она уже месяц не практикует. Их отдел сегодня зажигает на лос-анджелесском песке. А её напарник, уставший и замученный (она цепляет его взглядом на автомате, по привычке держать его в профиль во внимании, чтобы не помешал/ не пропал/не закрыл её вновь в машине, когда они на задании), приезжает почти под конец дружеской вечеринки-попойки (не)знакомцев, потому что Кларк не уверена, что знает здесь всех: возможно, здесь собрались не только копы, но и обычные тусовщики. Хорошая компания, качественная музыка, море алкоголя — что ещё надо, правда? Может быть, не хватало только привычного сосредоточения сарказма в лице Беллами Блейка. Устремив взгляд на знакомые макушки, она видит Беллами, который о чем-то говорит с Эхо. Он кривит усмешку в уголке рта, как делает это постоянно, и что-то старательно разъясняет девушке, чьи руки собственически блуждают по его обтянутой рубашкой груди. Ох, да. Они же вроде спят вместе. По крайней мере, так говорила-кричала Октавия, с которой у неё отношения не особо сложились. У средней Блейк вообще мало с кем отношения сложились. У Кларк, впрочем, тоже. Чувствуя подступающий к горлу тошнотворный ком, Гриффин с трудом выбирается из танцующего вихря и бредет к воде. Нужно подышать, а не смотреть туда. На чёртову бронзовую кожу, чёрные кудряшки, разбросанные в беспорядке, и голос, бархатный, глубокий, вечно её подстебывающий… Кларк смеживает веки, а хочет смежить этот образ из головы хотя бы, раз в жизни он стал постоянным. Она прогуливается у кромки воды, пока набегающие волны норовят лизнуть её пальцы ног, и чуть-чуть дрожит из-за ветра. Облизывает губы и устало стонет. Он в чертогах разума разбил лагерь, похоже. — Режим «зануды» не даёт покоя? — Блейк, нагнав её спустя пару минут, по-свойски пристраивается рядом и, слегка задев её плечо, по-своему расценивает сорвавшийся стон, полный вселенской усталости, и начинает идти с ней в шаг. Будто и не было ничего тогда, когда они виделись в последний раз. Будто он не пересекал грань. Будто он не прикасался к ней ни как к напарнице, недо-подруге или больше-чем-знакомой. Будто не дышал куда-то в шею, вызывая мурашки. Будто-будто-будто!.. Он даже не пьян. — Вообще-то это ты приехал только сейчас, когда все уже достаточно пьяные, чтобы понять, что это ты, а не какой-то парень с окраины, — хихикает Кларк точно из-за сумбура мыслей и сумбура алкоголя в её желудке, — так что, кто из нас больший зануда, ещё поспорить стоит. — Зануднее речи не слышал, — смеётся Блейк, смотря вперёд, и на выдохе вновь произносит то, по чему она, оказывается, успела соскучиться, — Морковка. И я работал, между прочим. Не перехватывай мой взгляд, чтобы задержать зрительный контакт. Кларк старается изо всех сил не сболтнуть лишнего. — Как дело? Как Джозефина? — Джо в порядке, она вроде у Мерфи сейчас. А наёмника я поймал. — А на лице твоём его дружеское приветствие, стало быть? Беллами кривит ухмылку. У правого глаза наливается синяк, а он словно ни сном ни духом о нём. — Как всегда в меру проницательна и не в меру язвительна. Даже виски не притупляет желания уколоть, а? — Я не пила виски, только текилу и мартини вроде, — почему-то исправляет-признаётся Кларк, поднимая взгляд и неожиданно находя его, хваткий, гипнотический. Блядь. — Чего ты так на меня смотришь? — Как так? — Без вечного налёта снисходительности и деланного одолжения. Беллами останавливается, что заставляет встать и её, и, засунув руки в карманы брюк, вспарывает её наспех надетую беспечность, будто «ничего никогда из-за тебя», одним изучающим взглядом-ножом. — Всё ещё злишься из-за того, что я стал косвенной причиной твоего вывернутого на всеобщее обозрение обеда? Прошло больше полугода. Ты злопамятна, Гриффин. Такое захочешь — не забудешь. Она вспыхивает, понимая, что алкоголь не затопил ни одну мысль, он напротив, заставил всплыть на поверхность все воспоминания. Кларк, замерев у двери в попытке оттянуть момент икс, неловко сжимала папку с собственным личным делом и, сделав ободряющий вдох-выдох, старалась совладать с нервным напряжением, разрастающимся внутри, словно ядерный гриб. Безымянная дверь кабинета, с задернутыми жалюзи, заставляла её судорожно закусывать внутреннюю сторону щеки и чёртову вечность уже настраиваться, наконец, на нужный лад. Сегодня тот самый понедельник, с которого она решила начать писать свою историю с чистого листа. (в мусорном ведре уже с десяток таких — с обнадеживающим вступлением начатых, перечеркнутых в в процессе, испачканных в растёкшихся чернилах, и феерично (не)законченных, но отправленных туда, без шанса на возврат) У Кларк синдром Алисы. И жизнь — вечная кротовая нора по умолчанию. «Давай же! Ты пережила вещи похуже какого-то мелкого знакомства с будущим напарником!» — подталкивает в спину внутренний голос, и она всё-таки решается, мысленно подбадривая себя тем, что «чему бывать, того не миновать». Кларк нажимает на ручку, толкая дверь, после чего ей открывается небольшое помещение: обычный кабинет в отделе, и чья-то тёмная шевелюра, выглядывающая из-за спинки кресла, стоящего так, что пришедшие видят только макушку обитающего здесь человека. Первое, что она слышит, — хриплый смех и мужское мычание, похожее на маловнятное подтверждение. — Кхм, кхм. Карие глаза окинули её с ног до головы оценивающим взглядом, а затем парень фыркнул: — Вам не сюда, красотка. Она терпеливо вздохнула и пояснила. — Если бы вы дали мне чуть больше пары секунд, которые потратили на оценку моего тела, я бы сказала, что теперь мне точно сюда. Вы же Беллами Блейк? — Для более красивых и вежливых женщин я могу быть кем угодно, — он не скинул вызов, заговорил насмешливо, просто обращаясь к ней, и, крутанувшись на офисном кресле, наконец, обернулся. — И, да, факт к сведению: скрип ваших зубов заглушает звуки работы отдела. Дверь найти вам не составит труда, я надеюсь. Кларк поднялась, натянув покер-фейс, и подчёркнуто громко кинула своё досье для ознакомления Блейку, тот, занятый разговором по телефону, даже не обратил на это ни грамма внимания, что заставило её вмиг вскипеть клокочущей яростью. На ладонях точно останутся полумесяцы от ногтей. Элен не предупреждала, что напарник Гриффин — самовлюбленный мудак. Что ж, Кларк, увы, не привыкать притираться с такими. Она в каком-то смысле всегда попадает на этот аттракцион, но удовольствия от подобного, конечно, мало: в минус уходят крепкая нервная система и драгоценное время. Гриффин вышла из кабинета, разгневанная и нервная, под удивлённый взгляд Харпер — миловидной и дружелюбной девушки с дежурного поста — и наполнила стакан водой из кулера, но не выпила. О, нет. Он был предназначен вовсе не для того, чтобы смочить её пересохшее горло. Парочка лейтенантов обернулись на неё, когда она вернулась в кабинет идиота Блейка. Она не позволит ему испортить очередной её понедельник, который должен внести хотя бы толику ясности в её отвратную жизнь. Или существование. Или попросту сотрясенный воздух. Он не успел никак отреагировать — вода окатила его быстрее, резко и остро. — Надеюсь, теперь вы снизойдете до того, чтобы обратить на меня внимание. Меня зовут Кларк Гриффин, и я ваша напарн… — Ты моя кто? — рыкнул парень, скинув телефон на стол, и грозно поднялся на ноги. Капельки воды всё ещё стекали с его смуглого лица на футболку, а уровень разозлённости критически нарастал. У Кларк с собой даже бронежилета нет. Вряд ли моральный сойдёт за спасительный щит. Он грубо подхватил её за локоть и буквально потащил в сторону кабинета начальницы под смешки скучающего отдела и её собственный потуги скинуть чёртовы пальцы, оставляющие на коже синие отметины. — Ты что, спятивший?! Отпусти меня! У Кларк заглушенно билось сердце, и кровь предательски приливала к щекам. Шах и мат. — Что за спектакль ты устраиваешь, Блейк! Он рывком отворил дверь, и грубо впихнув туда ошарашенную Гриффин, захлопнул, чем тут же навлек на себя гневный взгляд Элен. Женщина, с тонкими чертами лица, снисходительно поджала губы. Будто привыкла к подобным выкрутасам своего подчинённого. Кларк уже была бы и не удивлена, если такое поведение для Беллами оказалось нормой. Он не смотрел на неё, но не отрываясь буравил Элен. Венка на его шеи вздулась и теперь как-то странно притягивала взгляд Кларк. Она тут же отмахнулась от этой несвоевременной мысли. Таким мыслям никогда не будет места. — «Какого чёрта», спросишь ты? И я отвечу, что тебе нужна поддержка. Не смей даже возражать! Хорошо, можешь считать её не поддержкой, а личным стоп-краном, потому что Морган чудом не накатал заяву на тебя и твои длинные кулаки. У Беллами ходуном заходили желваки и дёрнулся кадык. Кларк это уловила боковым зрением. «Он буйный. А то ты не догадалась! Локоть всё ещё ноет из-за лап этого идиота». — Я отказываюсь с ней работать, — упрямо заявил он. Будто и не было её в том же кабинете. — Я скажу «да» только в том случае, если она будет солидарна с тобой. Кларк нервно сглотнула. Чёрта с два она променяет место в этом департаменте на его спокойный сон, ей некогда искать новое место для работы, чтобы просто помогать людям. А с этим характером она надеяться найти компромисс. Не бывает же настолько категоричных людей, к любому можно найти подход. Гневный взгляд справа уже наверняка просверлил в ней солидную дыру. — Я никуда не уйду. — Кто бы сомневался, — зашипел он. — Что ж, добро пожаловать, как тебя там… Кларк Гриффин. Обещаю сделать ваше пребывание здесь незабываемым. На закономерный вопрос «куда мы едем?» Беллами ответил односложным: «Куда надо». Кларк скорее инстинктивно, чем согласно правилам пристегнула ремень безопасности, потому что стрелка спидометра как-то опасно пересекла линию допустимой скорости. Машина вот-вот взлетит. Сухой ветер, задувающий в открытые окна, спутывал её распущенные волосы, а пространство между двумя телами едва не трещало, как какой-нибудь каркас, съедаемый безжалостным огнём. Он не смотрел на неё, не реагировал почти, только дышал, даже этим выказывая недовольство, и делал всё, чтобы показать, что Кларк — пустое место. Ей хотелось крикнуть ему: — Чёртов придурок, эта токсичность разрушит тебя до основания! Но вместо этого она молчала и смотрела по сторонам: рекламные билборды, круглосуточные заправки и пестрые вывески магазинов вскоре сошли на нет, и вокруг посерело. Они оказались в трущобах или где-то в подобном месте. В такие районы не советовали соваться туристам, а местные сами носа не казали на улицу, если не хотели оставить на выжженном асфальте что-то куда более важное, чем последние центы. Жизнь, например. Или свободу. Сумерки обстановку только нагнетали. — Надеюсь, ты не везёшь меня к докам, чтобы убить где-нибудь в безлюдном местечке, а затем развешать мои выпущенные кишки в своём кабинете, чтобы те служили лучшим предупреждением для твоих потенциальных коллег. Что-то вроде «не подходите, опасно». Просто и со вкусом. Чего ты такой нервный, а? Стенка по сравнению с ним претендовала бы на звание подающего надежды собеседника. — Не предоставляй мне идею. Она закатила глаза. Это уже утомляло. — Нельзя быть таким обозленным на весь мир. Он ничего тебе не должен. И люди тем более. — Не мысли стереотипами, и, послушай хоть раз, заткнись. <i>Да что с тобой не так?! Когда слова застряли в горле комом, машина резко затормозила у одного из серых домов, рядом с которым уже стоял старенький пикап. — Следуй за мной, напарница. Мелкая морось раздражала, но Кларк поклялась, что не отступит. Тёмный двор нагонял смуты, пока Блейк в своей тёмной куртке продолжал идти в глубь. Там их встретил мужчина, он пожал руку Блейку, они о чем-то переговарили, потом неизвестный посмотрел на неё, и Кларк поняла: конечно, о ней. У Беллами же гора претензий на её счёт. Он подозвал её и повёл в дом. Внутри пахло дымом, едким, выбивающим слёзы, а на кухне в луже крови лежал разложившейся труп. У Кларк при виде этого пошатнулась вселенная, и желудок свернуло в ком. Она закрыла рот и рванула наружу, пытаясь подавить рвотный позыв, но стоило ей оказаться на свежем воздухе, как Гриффин вывернуло наизнанку. До предела. До выходящей из неё желчи и грязного мата в адрес гребаного напарника. За спиной раздались шаги, а потом Беллами присел рядом с ней на корточки и погладил её по спине. — Зачем ты это сделал? — сплевывая, спросила Кларк. Боль не утихала, а стоило вспомнить, что стало причиной, как её вновь согнуло пополам. — Хочу показать, какой монстр будет теперь рядом с тобой почти ежедневно. И это тоже твой выбор, красотка. — Косвенной?! — негодующе воспламеняется она, грозя обжечь смесью обиды и раздражения. — Ты привёл меня на место преступления в мой первый день в департаменте, причём на то, которое к нам не относилось. И каким же оно ужасным было! — Я хотел сразу стянуть с тебя розовые очки и показать работу копа, — признается он, слегка дернув напряжёнными плечами, — которым ты так мечтала стать, без прикрас. — Ты невыносим! — у Кларк сдают последние тормоза, и она, сделав шаг вперёд, тычет пальцем в его грудь, поразительно метко — туда, где бьётся сердце. — Ты просто хотел избавиться от меня поскорее, потому что я, очевидно, напоминаю тебе о чем-то. Об ошибке, должно быть. Которую ты всё никак себе не простишь? Он складывает руки на груди, закрываясь, и хмурится: — Расслабься, Кларк, и наслаждайся вечером, а не лезь в чужие шкафы. Скелеты в них не всегда гостеприимны. — Когда ты нервничаешь, то зовёшь меня по имени. Я близка к разгадке. — Оставь это гиблое дело, — отмахивается, лишь бы не принимать боль, растаскивающую душу по кускам, как бездомные псы — косточки со свалки. — Будь паинькой, и прекрати лезть ко мне в душу с прытью, достойной осла. — Что случилось с твоим бывшим напарником? У неё сверкают глаза. — Заткнись, Кларк. Я не буду с тобой это обсуждать. Как насчёт того, чтобы вспомнить, что такое зона комфорта? — Как насчёт того, чтобы вспомнить, — вместо того, чтобы отступить, Кларк почти осознанно кидается в самый огонь, для неё это важно, — что одной из издержек нашей работы является то, что нам приходится выходить из зоны комфорта? Блейк скалится, а потом, смягчившись, расплывается в улыбке, поняв, что она сказала. — Мне нравится, когда ты меня цитируешь. С этого момента зови меня Сенсей, и никак иначе. Я оказывается стал учителем для заострения твоего языка. — Как его звали? — настойчиво, неуёмно. — Кого? — зло, панически раздражённо. — Твоего напарника. — Ты утомительна в своей тупой упрямости, — горячится парень, теряя крупицы и так не ангельского терпения. — Остынь. Разговор окончен. — Беллами, я могла бы… — Что ж, я предупреждал. Кларк удивлённо моргает, запоздало отступая, а Беллами подхватывает её и, поудобнее перехватив, закидывает на плечо. Когда песок перестаёт греть босые ступни, у неё переворачивается мир, а потом трясётся из стороны в сторону, и она колотит его по лопаткам, пояснице и плечам — повсюду, до чего может дотянуться — и вопит, чтобы отпустил, потому что плеск волн подозрительно усиливается с каждым пройденным шагом. — Беллами Блейк! Я клянусь, если ты сделаешь это, то ты поплатишься, ты будешь страдать так, как никто ещё не… — Гриффин уходит под воду, но вместе с ней уходит и он, потому что цепкие пальцы всё сильнее стягивают воротник его футболки. Она жмурится, задерживая дыхание, и даже не знает, что он смотрит на неё под водой не менее пронзительно, чем делал это на поверхности. Когда они всплывают, Кларк захлебывается, часто слизывая соль с губ, а, когда открывает глаза, понимает, что держится за его шею, и они оба ближе, чем когда-либо могли быть. — Возможно, я тоже злопамятен. Око за око. — Стакан — не море! — Ну, может я чуть-чуть погорячился. С её лица стекают капли, а мокрые пряди липнут к щекам и ушам, пока она судорожно дышит. — И такие страдания мне только в радость, Морковка. Обрати всё в шутку, расцепи ладони, отпрянь, Гриффин, не усложняй то, что и так слишком сложно. Беллами тянется. У Кларк сгорают лёгкие. — Беллами! — зовёт Харпер с берега, крича, смеясь и с кем-то говоря в паузах, — Беллами! Тебе какая-то «Джо» звонит! Уже девятый раз. Он в миг меняется в лице и едет на звонок. Кларк зачем-то цепляется следом.×××
Беллами хлопает дверцей, не дожидаясь расспросов, и стремительно идёт ко входу в клуб. Музыка слышна даже на улице. В него на ходу влетает какая-то девушка, едва держащаяся на ногах, и ругается, отпихивая. — Connard, regarde autour de toi! — Джо, блядь, ты в порядке? — Монашка! — заливисто хохочет Джозефина, притягивая парня к себе. — Я уже по тебе соскучилась, — и уже менее радостно добавляет, замечая Кларк. — О, и ты здесь. — Что случилось? — Я отмечала выход на свободу от твоего вечного надзирательства, chéri, — нежно прильнув к нему вновь, отвечает Лайтборн, — отвези меня домой, только не к отцу, chéri. Мир всё ещё дерьмо. С этим молчащая Кларк не может не согласиться. Беллами устало вздыхает и, подхватив пьяную блондинку на руки, идёт к машине. Гриффин открывает заднюю дверь, смотря куда угодно, но не на них, и всё ещё обдумывая, что могло бы произойти, не позови Блейка Харпер и что-то бормочащая себе под нос заноза в заднице. Беллами аккуратно оттягивает подол задравшегося платья девушки и отодвигает тощие, длинные ноги, чтобы случайно не задеть их дверцей. Кларк, не в своей футболке, смотрит на него в упор. — Твоя рубашка, Беллами. Ты обещал. — Мне кажется, тебе и так очень идёт. — Если бы не ты, я бы не надела эту майку, уймись уже. — Сняли бы уже номер, сука, а не пытались снять с друг друга одежду, — советует Джози, пьяно улыбаясь, и устраивается поудобнее, едва не слетев на пол машины. — Я понимаю, почему ты вёл со мной себя как самая праведная монашка, Белл. Твоё тело, Гриффин, между нами, девочками, мне тоже очень нравится. Беллами прячет ухмылку в тени, пока Кларк закатывает глаза, проклиная грязное помело Лайтборн даже в состоянии алкогольного опьянения, а Джозефина всё-таки сползает на пол.×××
Беллами аккуратно затаскивает Лайтборн в свою квартиру, а Гриффин продолжает играть роль дворецкого и няньки-мамочки, которая заботливо устроняет любую возможность того, чтобы вездесущие ноги Джози не задели колонны или косяки и не набили шишки. — Что такого в этой Рейес? — вдруг бормочет Джо сквозь расплывающийся сон. — Джон печётся о ней, а меня даже не замечает. Я тоже гениальная, я тоже красивая, только, в отличие от неё, j'adore ce crétin. А он как самый преданный пёс вьется у её палаты, хотя она давно послала его к чёрту. Беллами старается выглядеть непроницаемым, по крупицам восстанавливая вчерашний пьяный разговор с Мерфи где-то на полу его пентхауса, в компании бурбона и чёртовой болтовни о чёртовых женщинах. Переменных так много, что ответ Беллами найти всё не может. Он, блять, цитировал Гриффин, с которой не виделся месяц, потому что охранял задницу Джо. Он говорил о Кларк так много, спутанно и почти задыхаясь, потому что мысли о девчонке-напарнице-с-мультяшным-прозвищем, которое, к слову, дал тоже он, прорвали плотину непонимания, раздражения и деланного не воспринимания всерьёз. Ты чувствуешь к ней что-то? Он до сих пор не знает ответ. Там, на пляже, он, кажется, был близок узнать, понять, возможно, принять. Себя. Их. Он чертыхается, накрывая Лайтборн клетчатым пледом, поражённо осознавая, что клетка — это всё о Джине, о их не сложившемся «долго и счастливо». С Мартин было всё понятно, разжеванно и спокойно: с ней он хотел завести семью, с ней он хотел состариться, господи-боже, и, быть может, даже умереть в один день, если бы какой-нибудь мудак на работе не сбил все карты на жизнь и не выстрелил раньше, чем у Блейка появились внуки, букет болячек и совместная с Джиной ферма с цыплятами. А потом эта клетка захлопнулась, когда работы в жизни стало больше, когда она вытеснила эту необходимость в женском тепле, когда погиб Линкольн, когда отношения с Октавией в конец поломались, как хрустальная посуда в родительском доме на его первой нелегальной вечеринке, когда всё, что у него осталось, — это пустой дом, Мэди по выходным и… внезапно — Гриффин, свалившаяся как лавина, ненужная, опасная в своём ебаном любопытстве и пытающаяся доказать, что она — достойный напарник, коп и человек. — Будешь? — он достаёт из холодильника бутылку пива и смотрит, как Гриффин неловко переминается с ноги на ногу у его кухонного стола. — Не хочу смешивать, — улыбается отстранённо, но мягко, мыслями, видимо, не тут. — Спасибо за освежающий вечер. Я домой. Беллами усмехается и печально поджимает губы. — Поздно уже. Можешь взять мою машину. — Мамочка и папочка, — доносится пассивно-раздраженное, из-под горы подушек, — будьте тише, нерадивая дочка пытается заснуть! — Я всё-таки в полиции работаю, — Кларк хмурится, не обращая внимания на обращение от Джози, — но хорошо, утром верну ключи и рубашку. С захлопнувшейся дверью Беллами тяжело выдыхает. — Она, действительно, не умеет читать между строк? — Джо кривит губы и, лохматая, выбирается из своей мягкой, удобной крепости. — В твоём жалобном «поздно уже» было столько «Кларк, останься, пожалуйста, я так тебя хочу, но сам ещё этого не осознаю до конца», что мне пора проблеваться. — Заткнись, Джо. — Праведность сдулась, как воздушный шар. — Какого хера ты оказалась в клубе, а не у Мерфи на коврике подле двери? — Как некультурно, — цокает девушка, — если ты не слушал мой монолог о том, какой он преданный пёс Рейвен, то мне искренне тебя жаль. Спектакль больше не повторится. Les hommes sont terribles. Особенно, когда они тебя не любят. — Сколько можно скакать с английского на французский? — ворчит Блейк, отпивая из бутылки холодное пиво. — Я, блядь, не улавливаю всю суть. — Мужчины ужасны, говорю. Папочка, Сантьяго, Мерфи, ты! У всех есть кто-то поважнее. — Найдёшь ещё свою паршивую вселенную.