CUBE: Жак-Жак в поисках счастья.

      Ранее утро наступает в городе Селис. Около восьми часов. Белоснежный куб начинает излучать утренний свет и имитировать восход солнца, подобно террариуму. Гиганты-стражи возвращаются с ночных постов, люди понемногу просыпаются и собираются по делам. Кто-то всё еще нежится в постели, пока его родные спешат на работу. Серая рутина, в которой участие ежедневно принимает большая часть Селиса, города-куба. Люди в пальто и шляпах торопятся кто куда, едва продрав глаза от сна. Взгляды падают на часы, пока голова измеряет оставшееся на путь время и заставляет ноги двигаться быстрее.       Куча одинаковых людей в одеждах коричневых, каштановых и прочих цветов сливаются в большие реки, протекающие из различных частей города в рабочий центр. В такие моменты тихий и спокойный Селис становится невероятно шумным. Голоса болтающих между собой приятелей и просто тех, кто, спеша, покрикивает друг на друга, смешиваются со стуком туфель о брусчатку, создавая тот особенный шум, к которому уже привык каждый житель города. С его появлением те, кому нужно было идти на работу, присоединялись ко всеобщему движению, а те, кого это не касалось — продолжали либо спать, либо заниматься своими делами. В наблюдении за всей этой торопящейся кучей жителей с чашкой кофе в руках была даже какая-то эстетика. Приятно было сидеть на кухне в окружении домашнего уюта и наблюдать человеческий поток, понимая, что тебе нет нужды бежать куда-то. Что ты можешь себе это позволить.       Толпы работяг внушали положительные эмоции не только любителям понаблюдать за суетой. Был и другой тип людей. К нему можно было отнести селисца, что сидел на земле у одного из домов, прикрываясь старым на вид пальто и скрывая лицо кепкой. Когда толпа окончательно сформировалась, козырек головного убора приподнялся вверх, открывая карим глазам вид на участников движения. Их количество росло с каждой секундой, хоть улица и никогда не бывала забита людьми до отвала.       Наблюдение за обладателями черных чемоданов и рабочих мест в офисах и на заводах Селиса длилось недолго и, выждав нужный момент, парень медленно поднялся, после чего стал неторопливо двигаться наперекор всеобщему движению, стараясь ни с кем не сталкиваться. Его ботинки отличались от лакированных, чистых туфель как по солидности, так и по возрасту, пыльные штаны не шли ни в какое сравнение с идеально выглаженными брюками, а мятый свитер — с ровными однотонными белыми рубашками. Парень выделялся среди всех этих чистых, опрятных и похожих друг на друга селисцев, и в тоже время сливался с их цветовой палитрой.       Проходит несколько минут, и он оказывается в самой плотной части шествия, в которой уже сложно идти наперекор толпе, но тебя пока еще не утягивают за собой, отрывая ноги от земли. Стражей на горизонте не видно, можно начинать. Усмехнувшись, он приподнимает свои руки, незаметно скользит ими по человеческим телам. Руки слишком ловкие для усталых глаз, они не привлекают внимания. Как бы невзначай делая шаги то влево, то вправо, охотник случайно касается то плечом, то телом своих ни о чём не подозревающих жертв. И вот, когда обе кисти возвращаются в карманы верхней одежды, он начинает поворачивать и медленно направляется к выходу из потока. Через какое-то непродолжительное время селисец входит в переулок и поворачивается назад, наблюдая за теми, кто даже не заметил его присутствия. Люди пройдут дальше, зайдут в свои офисы, примутся за работу, даже не допуская мыслей о том, что угодили случайным выбором судьбы в лапы ловца чужих деньжат. — Ну, посмотрим.... — Вор отошел подальше, дабы его не было видно, после чего бледноватые пальцы вытащили из карманов пальто пять кошельков. — Бывало и хуже, но это тоже сойдет.       Раскрывая один за другим, он начал доставать монеты и купюры с изображениями белых кубов и лиц Смотрителей, пересчитывая в уме количество своих сегодняшних доходов. Когда из пятого была извлечена последняя бумажка, вор хмыкнул. — Думал, тут будет больше.... Впрочем, на безрыбье и рак — рыба. Сойдет.       Деньги последовали во внутренние карманы, кошельки же, из-за их небольшой ценности, отправились в самые разные мусорные баки. На сумму, которая оказалась во владении вора можно было сделать немного — оплатить свою пустую квартиру, попытаться не умереть с голоду, да оставить малость на закупку дешевых ниток, чтобы продержать старое пальтишко в рабочем состоянии еще на какое-то время. Все же оно было единственным, чем малоимущий дорожил. Как-никак, отцовское. Кем был его отец? Важной ли шишкой? Куда пропал? Идущий по закоулкам воришка сам уже позабыл. А может, и не помнил вовсе. Однако знания эти не помогли бы ему выжить. А вот чужие деньги — еще как помогли бы. Расставлять приоритеты кареглазый точно был в силах.

***

      Настойчивый стук в дверь дома, в котором жил владелец квартиры, не прекращался почти минуту. Тарабаня кулаком, вор ждал, когда обитатель здания соизволит показать себя. Но последний, походу, либо ничего не слышал, либо просто его игнорировал. Стук усиливался, ускорялся, но результата не приносил. — Открывай, мешок с дерьмом! — Растеряв терпение, вор начал пинать дверь что есть силы, что, наконец, заставило жившего за ней человека расшевелиться и встретиться с нарушителем спокойствия. Приглушенные шаги стали приближаться наравне с растущим негодованием и потоком шипящей брани. — Катись к черту отсюда, дворняга паршивая! — Уже отчетливо проскрипел голос по ту сторону, после чего прозвучало щелканье замка и дверь приоткрылась.       В небольшом просвете можно было увидеть низкого старичка в типичной домашней одежде, с обвислыми щеками, морщинистым лицом и глазами, которые ненавидели все, что только могли увидеть. Сгорбившись, мужичок хоть и явно почувствовал на себе все прелести приходящих с возрастом болезней, но выглядел так, как будто сейчас порвет тебя своими оставшимися четырьмя целыми зубами и даже седой бровью не поведет. Плешивую голову, волос на которой было чуть больше, чем капитала у пришедшего, прямо в ее середине украшала татуировка головы тюленя в круге. Наверное, как пережиток буйной молодости. — Ну слава богу, ты хотя бы живой. Может слуховой аппарат себе купишь, м? — Сказал Жак-Жак старичку, замечая, как опускаются ближе к глазам его пушистые брови. — Додуматься только, докатиться до такого состояния в старости. Будь Я на твоем месте... Хотя, если честно, на твоем я никогда бы не оказался, Пит. Слишком уважаю себя. — Закрой свой рот, мелкий падальщик, помойкой несет! — На запах из моего рта хотя бы мухи не слетаются. — Какого дьявола ты сюда притащил свой зад в такую рань?!       «Не изменяешь себе, я смотрю. Пара фраз, а уже все заплевал.» — Подумал Жак-Жак, брезгливо протирая щеку от попавших на неё слюней. — За конюшню твою платить пришел, прыщ плешивый. — Конюшню? Конюшней она стала после того, как ты, животное неотесанное, туда свои копыта сунул! — Да, да, поскорее бы ты умер. Легче бы дышать стало. — Я предыдущего Смотрителя пережил, твою мать пережил и тебя, выродка, подавно переживу. — В твоих мечтах.       Рука протянула квартплату седоволосому, после чего тот стал пересчитывать ассигнации. Продлилось это недолго и, сунув купюры в задний карман своих домашних штанов, он, сплюнув, прохрипел: — Можешь жить, щенок.       А затем дверь захлопнулась, оставляя парня на улице наедине с собой. — ... и хоть бы раз по имени назвал.       Селисец отошел от дома, на момент выпрямился во все свои 180 и устремил взгляд вверх, на розоватое «небо», медленно светлевшее и перетекавшее в голубую палитру. Ветер развевал полы коричневого пальто с обычными, неумело пришитыми пуговицами и с шестью металлическими ромбами на спине. Свитер цвета кофе c вертикальными молочными полосами был заправлен в брюки с тугим ремнем и стальной бляхой. Небольшие, неровно постриженные кудри, что выбились из-под головного убора, падали на необычно чистое лицо.       В конце концов, налюбовавшись небесной твердью и по совместительству потолком Селиса, вор сунул руки в карманы пальто и направился в сторону своего жилья, примечая по дороге, что сегодня войдет в его рацион. Денег осталось не так уж и много, завтра, походу, вновь придется переться на улицы. Еще и место менять, а то пропажи в одном районе вызовут слишком много подозрений. А стражи нарушителей вычисляют быстро. И тогда — прощай, квартира, прощай, Пит, прощай, Селис, привет, тюрьма. В тюрьму Жак-Жаку не хотелось.

***

      Насколько вредной для организма может быть самая дешевая еда? Этим вопросом Жак-Жак задавался по пути до своего дома, смотря на завернутый в целлофановую оболочку кусок сухих, спрессованных макарон. Помнится, в ожидании улова на улице он слыхал от каких-то прохожих о разных жутких последствиях поедания «джанк-фуда», типа дырок в желудке или каких-то страшных аллергий. Вновь покупая эту дешевую пищу с прозрачной оберткой и этикеткой с микроскопически напечатанным составом, он начинал игру в русскую рулетку. Повезет или нет? Отравление или насыщение? Болячки или просто неприятное послевкусие? Учитывая, что скоро Жак-Жаку исполнялось 24, а в животе дырок никаких у него не имелось, все это время он выходил победителем.       От нечего делать, вор подбрасывал брикет и оглядывал немногочисленных людей, делавших свои дела на этой улице. Не удивительно: большинство селисцев в это время работают, освобождаясь только к пяти-семи часам вечера. Пара красивых дам, какие-то деловые шишки, бездомные жители, да подростки — вот и весь список. А у таких либо нечего было брать, либо брать было слишком опасно. Пристрелят на месте и потом ищи-свищи счастья в загробном мире, скитаясь по спиралям адских кругов, пока душа твоя наконец не очистится и не влезет в очередное бренное тело с нелегкой судьбой. Так сказать, за прошлые грехи.       Перескакивая в своей голове с темы на тему, Жак-Жак двигался по улице, обходя столбы и людей, в которых мог бы врезаться, стоило ему только задуматься чуть сильнее. Брикет он так и продолжал перебрасывать из руки в руку. Бродить долго вор не планировал, так как живот требовал топлива еще со вчерашнего вечера, но всё равно не слишком торопился. Некуда ему торопиться, в конце концов, да и не тревожит никто.       Периодически парень останавливался, концентрируя внимание на чем-нибудь интересном. Обычно это были либо телевизоры за витринами, показывающие мировые новости, либо монетки и дорогие бумажки, оброненные случайно какой-нибудь шестерёнкой общества. Сегодня интересного было больше обычного: началось все с крутящегося по телевизору репортажа о людях со сверхспособностями, что были получены после какого-то таинственного «насильственного действия». Брехня брехней, но почему-то внимание свое на зомбоящике Жак-Жак всё же остановил. Затянуло. Еще и съемка такая натуральная. Наверное, стоила огромного бюджета.       Сначала зрителям демонстрировали серьезного диктора в строгом костюме, который рассказывал чью-то историю, пока на его фоне мелькали портреты и сводки новостей. Затем на экране появилась некая белая комната с подростком, привязанным к стулу множеством ремней. Судя по всему, про него мужчина и говорил. Что удивительно, записывающее устройство не покрывалось никакими помехами, как в других подобных репортажах о сверхъестественном. Затем ремни спали с рук юноши и он, подойдя к двери, распахнул её, не касаясь. Причем, судя по ней, закрывалась она снаружи и явно не была предназначена для свободного открытия. Кадр сменился, и вот он, этот же мальчик, но уже без сознания и прижатый к земле группой мужчин в бронежилетах и с оружием. Рядом — пара избитых сотрудников охраны. Как на их форме, так и на земле рядом можно было заметить глубокие вмятины и следы кулаков.       «О как придумали. Всяко лучше скандалов каких-то чудиков.» — Хмыкнул кареглазый, после чего решил продолжить дорогу, тут же позабыв о выдумке телевизионщиков. Хоть он и не блистал эрудицией, однако по ряду причин помнил, что правды в Селисе ждать не стоило. Особенно в СМИ. И хотел бы вор подискутировать с самим собой об этом, но не прошло и секунды, как из-за угла выбежал какой-то пацан лет восьми и со всей дури врезался в него. Чуть с ног не сбил. — Звиняйте, дядя! — Протараторил было мальчик и побежал дальше, но наученный опытом карманник схватил его за шкирку и резко дёрнул на себя. — Ай! Вы чего?! Отпустите! — Шшш... Схлопнись, шкет. — Неприятно поморщив лицо от громкого голоса, Жак-Жак обратился к пойманному. — Тебе говорили, что брать чужие вещи без разрешения нехорошо? Можно и по шапке за такое получить. — Постаравшись звучать внушительно, он склонился над совсем не напуганным ребенком. — А тебе говорили, что насилие над детьми запрещено официальным указом Смотрителя Селиса?! — Мальчик тут же вошел в режим защиты, параллельно стараясь разжать руку незнакомца. А затем прозвучала уже атака: — Найдут на мне хоть малюсенький синячок — и тебе придется иметь дело со стражами! А знаешь, что клевета тоже под статью под... — Ты слишком быстро перешел на «ты». — Не обращая внимание на какие-то больно глубокие юридические познания у малого, Жак-Жак наклонился и протянул руку к карману зеленых пыльных шорт. — А ты мне нравишься, малой. Если я, по-твоему, клевещу, то что тогда это?       Два пальца достали тот самый брикет лапши и пару ценных бумажек, которые мальчик, походу, успел выхватить у своей предполагаемой жертвы. — Ничего не скажешь в свое оправдание, горе луковое?       Рука, что держала футболку мальца, разжалась, отпуская того на землю. От неожиданности, начинающий карманник даже шлепнулся на зад, полностью оказываясь в тени Жак-Жака. Ему самому же открылся вид на грязного белобрысого сорванца с яркими, голубыми глазами, в широких темно-зеленых шортах с подтяжками, белой рубашке, взятой, наверное, на вырост, а также в болотного цвета кедах. На вид не такой уж и дорогой прикид, можно купить в секонд-хенде.       Мальчик, планы которого довольно неожиданно обломались, не выглядел испуганно и огорченно. Отнюдь: по всему его беззащитному виду было понятно, что, потерпев неудачу в атаке, мальчишка начнет строить из себя жертву и давить на жалость. Хитрый блеск, мелькнувший на лице мелкого, это подтвердил. — Да ладно вам, как будто с вас бы убавилось от этой дешевой лапши. А мы вот голодаем. Могли бы и поделиться, для приличия. Разве вам не жалко бедных, обижаемых всеми детей? Что за несправедливая жизнь! И где власти и закон, когда они так нужны?! Кто обеспечит помощью нас, самый угнетаемый слой общества?! Почему дети, вечные дети, должны слоняться по улицам, пока их отцы вкалывают по три смены на заводах?!       Слушая все это чересчур театральное выступление, Жак-Жак не сводил взгляда с юнца, предугадывая, в какое русло мелкий воришка вывернет эту речь. В итоге, слегка устав от наигранного нытья, вор побольше вдруг почувствовал, как в его черепе созревает гениальная идея. Идея, как преподать мальцу урок. Поэтому, стоило ребенку притихнуть в ожидании ответной реакции, Жак-Жак глубоко вздохнул и, пошарив у себя по внутренним карманам, бросил ему одну желтую бумажку с изображенной на ней крупной цифрой. — Так уж и быть, дам тебе пару жизненных советов. Во-первых, поработай над ловкостью и предсказуемостью своих действий. Тебя раскусил бы даже слепоглухонемой инвалид с такими-то грубыми движениями. Во-вторых, всегда жди худшего результата от жизни, даже когда кажется, что лучше уже некуда. Можно сказать, сейчас судьба сжалилась над тобой.       Глаза сорванца заблестели, когда ему в руки, медленно плывя по воздуху, опустилась купюра, после чего он вскочил и приготовился бежать дальше, больно быстро позабыв о том, кого пытался ограбить. — В-третьих, всегда слушай до конца речь старших, щенок! — Замахнувшись, Жак-Жак с размаху дал мальцу пинка под зад, толкнув его вперед и сбив с ног. — Невоспитанный отброс...       Хоть пинок и был сильным, однако радостный от крупной добычи мальчик даже не придал удару значения и, быстро встав с асфальта, побежал на всех парах вперед. Наверняка в его голове складывался список из вещей, который он мог бы приобрести на эту крупную сумму. Смотрящий ему вслед Жак-Жак искренне улыбался. Улыбка, правда, была какой-то недоброй. Наконец, опомнившись, он оглянулся и заметил стоявших вокруг людей, что наблюдали за развернувшимся действом все это время. Неловко прокашлявшись, Жак-Жак решил сделать вид, что ничего не произошло, и поспешно ушел подальше от любопытных глаз. Мозг с таким упоением смаковал триумф над мальцом, что та самая ехидная улыбка все никак не могла сползти с лица.       «В-четвертых, никогда и никому не верь.» — Мысленно проговорил он, после чего один из пальцев открыл тайный карман в пальто, внутри которого лежали фальшивые купюры. Одной из них как раз Жак-Жак и поощрил «недовора». — Ну, вернем деньги туда, откуда их взяли. — Рассмотрев ценные бумажки, парень поспешил положить их к остальным, однако стоило ему это сделать, как он вдруг понял, что все его деньги были на месте. А те, что он вытащил из кармана своего случайного знакомого, судя по всему, принадлежали как раз-таки мальчику, которому не повезло с жертвой. — Ну и ладно. Сам заслужил. А мне они не помешают. Сохраню на будущее.       «А я-то думал, что это он так умело... Сплошное разочарование.» — Продолжая свой путь, подумал было Жак-Жак, но тут же переменил свой негативный настрой. — «В любом случае, меньше конкурентов — меньше проблем. В будущем сто раз подумает.»       К слову о том, что интересного было больше обычного: не имелся в виду только один мелкий ворюга. Спустя пару минут после встречи с ним, взгляд карих глаз упал на группу, судя по всему, строителей, родом явно не из этого города. Все они направлялись на участок, огороженный прочными стенами, желтыми лентами и стражами, патрулирующими как снаружи, так и внутри. Еще недавно тут находилось старое здание, что снесли около недели или двух назад, а затем вокруг начали по странному совпадению появляться люди в строгих черных костюмах, с неприметными чертами лица. Кто они и откуда — сказать жители не могли, либо же просто боялись. Однако, по слухам, что успевают облететь все окрестности, личности эти были выше, чем полиция и стражи. Ищейки Смотрителя. Само собой, делать столько операций по сохранению секретности только для того, чтобы построить новое здание или снести пару старых было бы попросту глупо. Даже недалекие понимали, что дела тут будут обсуждать не последней степени важности. А может, все эти костюмы строителей — просто маскировка?       Что же скрывает поганое правительство там, за высокими кусками бетона? Любопытство жгло сердца людей, не давая им спать, однако пойти туда и проверить было бы равно самоубийству — участок защищался не только на земле, но и с воздуха, причём, двадцать четыре на семь. Да и если ты каким-то чудом смог бы пролезть мимо созданий куба, способных стереть с лица земли любого человека, не оставив и пепла, то внутри скорее всего ожидали люди не менее опасные. Стражи, конечно, работу свою (по тому же ночному патрулю) выполняют иногда не так идеально, как хотелось бы, но, когда дело заходит о важных государству объектах, опаснее их нет никого. И поэтому, хоть всеобщее любопытство коснулось и самого Жак-Жака, внутрь он бы ни за какие коврижки не полез. Так что, еще раз полюбовавшись колоссами, у которых в некоторых местах отсутствовал кожный покров, открывая вид на чудесную смесь органики и механизмов, вор как ни в чем не бывало продолжил свой путь, напоследок сделав пару догадок о причинах всего происходящего.

***

      Путь до дома проходил мимо одного из самых популярных в городе кафе «October», куда спешили приезжие первым делом. Также там нередко ошивались обладатели больших капиталов на счетах и набитых деньгами кошельков. Да и кафе это на самом деле таковым не являлось, а было, скорее, чем-то наподобие элитного ресторана. Только вот Жак-Жак в типологии заведений не шибко разбирался и для простоты все, что кормило своих посетителей, пихал под одну гребенку, обзывая «кафе». Лезть туда он, как и в случае со стройкой, не собирался, ибо у такого высокого по статусу места и охрана была подобающая. К тому же некоторые из посетителей приходили со своими личными телохранителями. Одним словом, сплошная пакость. Кареглазый это место вообще не слишком любил: искать ему там нечего, да и внутрь не пустят, в таком-то виде. Даже погреться. Вот и сейчас, проходя мимо, Жак-Жак кидал на постройку взгляд, полный отвращения, и удерживался от того, чтобы со злости не плюнуть во что-то или в кого-то.       Сегодня здесь было малолюдно. Наверняка, из-за времени. Конечно, вор не мог судить точно, но на столиках снаружи посетителями не изобиловало. Лишь пара непримечательных толстосумов ели в уголках. На их фоне сильно выделялась группа людей в довольно странной, можно даже сказать, вызывающей одежде. Самый близкий к Жак-Жаку, не скрытый столиками и другими посетителями, исключением не являлся — длинная серая рубаха, перетянутая черными поясами в плечах и на груди, темно-синие широкие шорты, ремень которых был малость спущен и висел с одной стороны, легкие черные штаны под шортами. Цветастая футболка с какими-то иероглифами выглядывала из-под верхней одежды, а куча браслетов, брелоков, пара татуировок странного содержания и несколько колец украшали открытые участки тела. Он сидел и с кем-то активно переписывался в телефоне, количество побрякушек на котором, наверное, превышало количество видимых Жак-Жаком за всю его жизнь. Ноги в кедах мирно что-то настукивали по каменному полу. На лицо вор даже не смотрел, ибо все его внимание в первую очередь забирали одежды и аксессуары. В особенности — их дороговизна. Из всего сборища парень с телефоном казался самым «обычным» и мог сойти за какого-нибудь неместного подростка, в то время как разные яркие цвета и необычные костюмы других тут же внушали мнение о них как о ком-то обеспеченном. И нахождение этих людей в столь элитном, по меркам Селиса, заведении только усиливало это впечатление.       Остановившись и решив рассмотреть их, Жак-Жак хмыкнул. Ни одной заплатки или дыры на их идеальных одеждах, скорее всего, сшитых на заказ. Лица не обрамлены заботами повседневности, на большинстве нет даже морщин или следов усталости. Если Жак-Жак ещё хоть как-то сливался с обществом обычных работников, то при сравнении с людьми такого рода сразу было видно различие в уровнях благосостояния. Посетители кафе явно осознавали это, периодически бросая на прохожих гордые и снисходительные взгляды. Данное зрелище вызывало у вора рвотные позывы, однако, как бы зол на всех них он не был, не в его силах было изменить социальное неравенство. Нет, конечно, можно было попробовать поскакать на площади с флагом в руках, горланя Марсельезу, но смысл? Никто даже не успеет среагировать, а тебя уже упакуют в куб метр на метр и бросят гнить туда, куда не ступала нога человека, пока ты не уверуешь, либо не подохнешь.       Пока карманник смотрел за посетителями, мимо прошла группа селисцев в коричневых деловых костюмах с полосками. Довольно дешевых, по его меркам, хоть и выделявшихся из общей массы. Впрочем, они привлекали интерес вора куда меньше, чем трапезничающие богачи. Тот самый парень с телефоном-раскладушкой бросил взгляд в сторону необычной группы и дернул сидящего рядом с ним за рукав, после чего оба встали и отошли от основной группы, уходя по каким-то своим делам.       «И где же справедливость?» — Думал про себя Жак-Жак, стискивая зубы и идя дальше, замечая, как к той компании в кафе подходит мужчина в еще более странном деловом костюме, словно сделанном из газетных вырезок. — «Чертовы богатеи. Наберутся вечнозеленых, а потом из газет себе одежду шьют. Мерзость.»       Жак-Жак ускорился, дабы противное ему заведение поскорее пропало из виду, и он мог со спокойной душой приняться за свою повседневную рутину. А ведь, наверное, там сейчас какая-нибудь особа сидит себе и трюфели жрет. Да так, что чуть ли не давится. И вот опять мысли перескочили на это кафе. Что ж такое-то...       «Думай о хорошем... Придет время, и ты будешь сидеть на их месте. О, это будут чудесные времена… А пока нужно затянуть ремень потуже и потерпеть.» — Мысленно продолжал утешать себя Жак-Жак.       То ли по привычке, то ли еще по какой-то причине, но это помогло, и вскоре злополучное заведение вновь выветрилось из головы воришки, открыв место для мечтаний о золотых горах и разного рода деликатесах да украшениях. Мечтать не вредно.

***

      И вот, финишная прямая. Дом, в котором Жак-Жак ошивался в свободное от воровства время, находился недалеко от вокзала, сквозь который вор и держал свой путь. Здесь почти постоянно ходили поезда, шумя скрежетом колес по рельсам: одни увозили счастливых жителей, получивших возможность сбежать куда подальше из этого обиталища клерков и работяг, другие же притаскивали туристов и новые ячейки общества, спешившие занять свои места в этом громадном механизме. Многие даже не понимали, насколько этот город на самом деле серый. И дело даже не в погоде.       Идти приходилось через несколько связанных надземными мостами перронов, на которых безлюдно было разве что ночью. Периодически Жак-Жак осматривал пол, в надежде, что кто-то уронил ценную вещь или деньги, а еще лучше — кошелек с деньгами. Но, к сожалению, сегодня площадь вокзала была как никогда чиста. Как на зло.       Думая о том, достаточно ли тут охраны и может ли он что-нибудь достать из чужих карманов, Жак-Жак не заметил, как стал витать в облаках и случайно столкнулся с человеком.       «Черт тебя дери... Второй раз за утро.» — Недовольно подумал он, поднимая взгляд на того, кого ему не повезло протаранить.       Им оказался юноша с длинными, серебристыми волосами, состриженными чуть ли не под ноль на одной половине головы, ростом чуть пониже, чем сам кареглазый. Прическа выглядит неестественно, по любому крашенная. Лицо его пересекал странный неровный шрам, природу получения которого Жак-Жак определить не смог. Одежда представляла из себя свитер, левый рукав которого по какой-то причине хозяин закатал до локтя, и брюки. При этом все та же левая половина свитера была салатовой, а правая — цвета молочного шоколада. Те же цвета повторялись на брюках с туфлями, но их расположение менялось в шахматном порядке на каждом элементе одежды. Если бы идеально по центру незнакомца провели вертикальную линию, то получились бы два различающихся наряда. Даже странные перчатки на руках попадали под эту закономерность — на правой руке они были короткими и без пальцев, а на левой — полностью целыми и чуть ли не до локтя.       Жак-Жак помнил, как читал про перфекционизм и людей с ним. Это была случайно открытая страница какой-то медицинской книжки, взятой в будке для книгообмена. Да и пример с ведущим детского шоу, дом которого симметричен вплоть до ворсинок в ковре, хорошо врезался в память. Как же тогда можно было назвать это чудо? Обратный перфекционизм? Асиметризм? Кривомания?       «А может опять какая-то дорого-богатая педиковатая мода... Как у тех клоунов из кафе?» — Вновь неожиданно для себя подумал вор, опять перескакивая на неприятную ему тему. — «Да чтоб тебя...» — Ой, прошу прощения. — Заговорил незнакомец, стряхивая пыль с плеча. — Что-то я задумался. Совсем забыл глядеть по сторонам. Какая жалость! А ведь могло произойти что-то опасное. Может быть даже... Противозаконное.       «Какая-то странная у него манера речи.» — Оценив говор незнакомца по первым фразам и необычно игривому тону, Жак-Жак уже успел его возненавидеть. Селисец хотел бросить пару недовольных фраз и пойти дальше, но неожиданный собеседник, почесав подбородок, продолжил говорить, вставая на пути вора. — Знаете, смотрю я на вас и уж больно вы мне кажетесь знакомым. Я вас где-то видел? Не могу вспомнить, вы смотрите, словно вылетело из головы. — Он подошел ближе и стал рассматривать каждую неровность на лице карманника, постоянно меняя угол обзора. — Если судить по лицу, вы ни разу не преступник. Я не ошибаюсь? Я бы очень разочаровался, если бы кто-то с таким личиком оказался преступником. Убивал, там, влезал в чужие дела, занимался вандализмом... Может даже... Воровал.       С последней фразой незнакомец настолько приблизился, что Жак-Жак волей-неволей переключился с оценки стоимости одежд на черты физиономии. Хитрые, как уже упоминалось ранее, розовые глаза с неким интересом бегали от одной детали вора к другой. Пышноватые ресницы периодично хлопали, словно по таймеру. В сочетании с округлыми бровями, отсутствием какой-либо растительности на лице и будто бы подкрашенными губами, они придавали ему странную женственность, от которой лицо селисца неосознанно сморщилось. — А чего это вы, гражданин, такое лицо скорчили? — Все никак не унимался незнакомец, отходя подальше и измеряя пальцами пропорции лица Жак-Жака. — Вскрыл все ваше нутро, да? Оп, вы попались на крючок. Ну теперь держитесь, не отстану от вас, пока всю незаконность из вас не вытряхну! О-хо-хо! — Это уже было похоже не столько на обычную речь, сколько на заигрывания, которыми балуются родители с мелкими детьми или влюбленные пары. Мерзость.       Жак-Жак выдохнул. Схожесть с богачами, «гейская» речь и болтание о законе, взявшееся буквально из ниоткуда — все это начинало действовать на нервы, а женоподобный внешний вид и отсутствие телохранителей, которые бы скрутили неряшливого карманника, коснись он только высокопоставленной личности, усыпили чувство самосохранения и развязали руки и язык Жак-Жака, позволяя ему морально отыграться на том, кого он впервые видел. Дерзость, которую вор старался себе обычно не позволять. — Че ты несешь вообще, конченый? Какое воровство? Какое нутро? Ты по лицам читаешь, профайлер херов? Рот закрой и включи голову. В следующий раз на дорогу смотри, а не ворон считай. Тебя бы проучить, да только я сегодня добрый. Так что живи. — Последние две фразы селисец произнес, попытавшись похрустеть кулаками. Не получилось.       Легкая улыбка спала с лица асимметричного парня, от чего карманник мысленно улыбнулся. Так-то, будет знать свое место! Когда довольный своей крутостью Жак-Жак уже приготовился идти дальше по своим делам, незнакомец засмеялся. Очень легко, чем-то напоминая уханье совы, или щебетание какой-нибудь крупной птицы. Карманник выпал в осадок, а незнакомец успокоился и улыбнулся сильнее прежнего. В его зрачках блеснул уже другой интерес. Положив свои кисти на двухцветный ремень с изображениями китов, оппонент заговорил вновь: — Ах, драки хочешь? В общественном месте? А ты не думал о последствиях? Обычно подобные события несут их за собой в огромном количестве. И каждое — неприятнее предыдущего. Помни об этом. А также о том, что не стоит недооценивать людей. Особенно, когда ты в подобной физической форме. — Слегка нагнувшись, незнакомец стал, посмеиваясь, тыкать в худой живот кареглазого. — Посмотри на себя — кожа да кости. С таким-то телом государству не послужишь. А ты на незаконную драку нарываешься. Ну не забавно ли? Я же говорю, вандал...       Жак-Жак не понимал, что брызнуло ему в мозг в тот момент — может быть ненависть к богатым и хорошо обеспеченным, а может и недавняя «победа» над ребенком, которой гордился воришка, несмотря на огромную разницу в силе, возрасте и опыте. Однако кулаки зачесались и он, ухватив незнакомца за шкирку, был готов его как следует встряхнуть. Неожиданно для без пяти минут силача, с виду не шибко мускулистый и накаченный серебристый спокойно взял его за руку и сжал так, что кости захрустели. При этом, по внешнему виду незнакомца нельзя было сказать, что он хоть немного напрягся. Улыбка оставалась все такой же спокойной. Пугающе спокойной.       От неожиданности, воришка ойкнул и разжал кисть, отпуская выпрямляющегося и все так же беззаботно выглядящего оппонента. Серебристый же отпускать не торопился и, когда Жак-Жак попытался что-то сказать, дернул на себя. Непроизвольно подавшись вперед, карманник вновь оказался в опасной близости с лицом человека, что смог сбить всю спесь с недальновидного воришки одной рукой. А затем, человек с розовыми глазами зашептал: — Надеюсь, из данной ситуации ты вынес для себя урок. Хамство и грубость никуда не приводит, а насилие порождает только большее насилие. Разве тебя не учил об этом папочка? Поэтому постарайся быть законопослушным гражданином. Иначе, в конце концов, тебя настигнет печальный результат всех твоих действий. Понял меня? — Палец второй рукой приблизился к лицу Жак-Жака, нажимая на его нос и заставляя кивнуть. — Молодец. А теперь прошу простить — тороплюсь на поезд. Запомни мои слова.       Под конец дружелюбно улыбнувшись, нравоучитель отпустил вора и спокойно пошел вперед, насвистывая какую-то песню. Словно ничего не произошло.       «Вот же зараза...» — Подумал про себя Жак-Жак, потирая место, где явно останется след от столь крепкого сжатия. — «Теперь еще болеть будет. Ну, теперь-то так просто я его не оставлю.»       В последний момент, повернувшись назад, вор заметил, что у еще находившегося близко серебристого в заднем кармане брюк торчит что-то, похожее на кошелек. Вор усмехнулся и легким движением кисти достал предмет. Однако, стоило ему сделать пару шагов с заветной добычей в руках, как Жак-Жак вдруг понял, что его цель слишком далеко от него, чтобы украсть так и просящий этого кошелек. Розовоглазого уже было сложно заметить где-то далеко в толпе, а если вор и пойдет следом только ради бумажника — высок шанс его обнаружения с последующим грубым массажем внутренних и внешних органов путем таких же грубых ударов нешуточным кулаком. Поэтому, с мыслями наподобие «не очень-то и хотелось», Жак-Жак двинулся своей дорогой, подходя к надземному пешеходному переходу и начиная подниматься по ступенькам вверх.       Остановившийся где-то вдалеке незнакомец с необычной раскраской одежды посмотрел вслед воришке, переводя взгляд с него на светящуюся светло-голубую бабочку, что сидела на его руке. Бумажник лежал там же, в заднем кармане, словно его никто и не воровал. — Некоторые люди слишком глупы, чтобы понимать с первого раза. — Вздохнул он, после чего насекомое исчезло в некой появившейся из-за спины юноши темной дымке, невидимой для обычных глаз, а сам незнакомец последовал дальше. Поезд, на который он должен был сесть, уже прибыл и ожидал своих пассажиров. — М? Что? — Когда молодой человек уже приготовился загрузиться в вагон, завибрировал мобильник в кармане. — Алло, да... В смысле подойти? Куда? У меня, как бы, поезд, новая миссия, все дела, не? Не могли вспомнить обо всем этом раньше?       Парень вздохнул, после чего посмотрел на билет и, подойдя к одному из ошивавшихся на перроне бездомных попрошаек, сунул бумажку ему в руки. — Видишь тот поезд, приятель? Предъявишь контролеру билет и вот этот пропуск. Тебя отведут в одноместное купе, на нем уедешь до следующего куба. Все найденные средства можешь использовать, чтобы выбраться из своей жизненной клоаки. Запомнил? — Недоумевающий взгляд человека уставился прямо в лицо незнакомца. Мужчина медленно покивал. — Вот и славненько. А теперь вставай и беги быстрее, пока поезд не уехал. И выкинь весь свой мусор — дальше он тебе не понадобится. Считай, сегодня тебе улыбнулась удача.       Даже не удосужившись проводить человека взглядом, асимметричный парень двинулся с вокзала по делам, продолжая разговор по телефону с обсуждением деталей небольшого, хоть и срочного дела.

***

      По времени около двенадцати часов, утро перетекает в день, яркий теплый свет с неба опускается почти на весь город. Вокзал остался позади, теперь до дома оставались считанные минуты ходьбы. Непонятно, на кой черт старик купил квартиру для продажи на таком расстоянии от своего дома. Это же жутко неудобно.       «На что только старческий маразм не толкнет...» — Подумал Жак-Жак, останавливаясь наконец у точки назначения и поднимая свой взгляд на высокое шестиэтажное здание, что бросало на него свою тень. — «Ну привет, старый немилый дом.»       Не сказать, чтобы здание было уж очень обветшалым, старым, полуразрушенным с торчащими из него рваными проводами, отсутствующим поступлением тепла, воды, электричества. Нет, из других зданий Селиса это не выделялось, оно было таким же, как город, как жители города, как любое другое здание города — однотонное, выверенное, гладкое и «серое». Да и кто знает, может, даже квартиры его жильцов были уютны и заставлены по всем правилам Фэн-шуй. Жак-Жак там не был, так что и сказать не мог.       Мысли уходят, и парень открывает металлическую дверь, а затем бегло поднимается по ступеням, смотря на чистые стены. Иногда на них встречались рисунки и граффити, но совсем в малом количестве. Каким бы выверенным и ровным не был Селис, подростковое бунтарство находило себе пути, как плесень.       Квартира Жак-Жака находилась на последнем, шестом этаже. Вид отсюда открывался нормальный, но смотреть толком-то было не на что. Редко что происходило в Селисе. По крайней мере, в его доступной для большинства части. А к той, что хранила много секретов и интересных вещей, обычные горожане типа Жак-Жака доступа не имели. Сам же Жак-Жак любил называть эту часть «Темным Селисом». В том, существует ли он на самом деле, парень даже не сомневался — в любом крупном городе, компании, заведении имеется своя подноготная, о которой знают единицы и даже не догадываются все остальные. Конечно, этой самой части у такого выверенного города как Селис могло и не быть, но кареглазый хотел верить в ее существование. Надежды на «Темный Селис» с мафиозными группировками, тайными заговорами и скрытыми от обычных людей событиями не давали Жак-Жаку разочароваться в этом месте окончательно.       Дверь отворилась, и парень прошел внутрь. По обыкновению, обувь он сбросил у входа, после чего снял полувязаную кепку и бросил ее на свое ложе. Вокруг было пусто: на кухне, что и являлась одной из двух комнат, имелся небольшой холодильник, газовая печь и кран с водой, напротив них стоял стол, к которому прилагалось пару табуретов. На этом самом столе стояла единственная фарфоровая миска в доме, в которую и высыпался желтоватый брикет. Следом на газовую печь встала кастрюля с набранной в неё водой. Коробок спичек, что с собой носил Жак-Жак, открылся, показывая шесть оставшихся. Вздохнув, юноша поджег одну. Следом загорелась плита. Вода начала медленно нагреваться, что должно было продлиться довольно продолжительное время. Поэтому, дабы скоротать его, юноша стал наблюдать за редкими идущими жителями через окно. Сейчас была весна, конец апреля. Создаваемый кубом снег почти исчез, а растения зеленели и распускались, готовясь к лету. На замену холодным ветрам и сугробам, в которых было практически невозможно выжить с одеждой Жак-Жака, пришли дождливые серые дни, которые иногда сменяли яркие и солнечные. Уже не холодно, но еще и не тепло. Тем не менее, обогревать квартиру перестали еще на прошлой неделе. Хорошо, что остался хоть газ и вода.       Залив лапшу кипятком, селисец положил сверху небольшую доску. По прошествии пяти минут еда была готова. Неприятная, пресная, с каким-то странным послевкусием, но еда. Еда, помогающая жить. В растягивании удовольствия смысла не было, поэтому, быстро запихав ее в себя, Жак-Жак поставил посуду с осадком из какого-то тусклого пищевого красителя в раковину. Однажды он провел по этой штуке пальцем и в течение всего следующего дня не мог избавиться от ужасного зуда. Настолько сильного, что чесать палец даже не помогало: приходилось грызть его зубами. Повторять этот опыт не хотелось.       В отличии от предыдущей узкой комнаты, где было трудно развернуться, вторая явно ощущалась просторнее. Впрочем, обилием вещей здесь даже не пахло: пыльный шкаф в дальнем углу, кровать из положенной на кучу листьев ткани, на которой сейчас лежал брошенный им головной убор, закрытая тумба с несколькими книжками на ней, да выход на пустой балкон, вот и все содержание зала, спальни и всего остального разом. Навевало негативные эмоции и тоску, однако Жак-Жак, живший здесь явно не первый год, успел привыкнуть. Не полюбить, а именно привыкнуть. Дверь на балкон открылась, и вор вышел, чувствуя прохладный ветер, дующий в лицо. Верхнюю одежду снимать он не собирался, так как дома из-за отсутствующего отопления все ещё было прохладно. — Ничего... — Вновь смотря на все тех же идущих куда-то людей, проговорил Жак-Жак. — Справлюсь. Выберусь. Вырвусь из этого города. А затем пройдусь здесь. Буду щеголять в дорогой одежде, курить золотые сигары. А все они будут смотреть, раскрыв свои рты. Смотреть и завидовать.       Взор зацепился на некой девушке. Точнее, на её красных волосах, так сильно выбивавшихся из городского пейзажа. Словно небольшой горящий факел в темном подземелье. Она шла рядом с крепким коренастым мужчиной в преклонном возрасте. Видимо отец. По какой-то причине Жак-Жак проследовал за ней взглядом, пока та не скрылась за зданием. — И девушек у меня будет гора. Так много, что ими можно будет метать из пушек. Даже не из пушек... А из девушкомётов... Шлюхомётов. Хе... Шлюхомёт...       Так, простояв с десяток минут и наслаждаясь приятным дыханием весны, Жак-Жак отстранился от перил, что не давали ему грохнуться со всей этой высоты, и направился внутрь дома, где было в разы темнее, чем на улице. Рука двинулась по карманам, пересчитывая все, что было у юноши: во внутренних располагались фальшивые купюры, отмычки на всякий случай, коробок со спичками, выкидной нож, игральные карты, сворованные когда-то у кого-то стальные кастеты, ключи от дома и настоящие деньги, заработанные не совсем законным путем. Во внешних же кроме сложенного носового платка не лежало практически ничего. — Вроде, все на месте... — Констатировал Жак-Жак, после чего, похлопав по пальто, подошел к ложу и переложил кепку с него на тумбу.       Наконец, юноша медленно, дабы не раскидать листья, улегся на импровизированную кровать. Руки под затылком заменили подушку, а сам парень, закинув ногу на ногу, стал смотреть в потолок, размышляя, что ему купить на обед — лапша уже сидела в печенке. В голову шли мысли о списке дел на сегодняшний день, таких же рутинных и скучных, как и его апартаменты. Лежать весь день на кровати он не собирался. Среди планов вклинился вопрос: появится ли в его жизни хоть что-нибудь новое?       Впрочем, думая о нем, Жак-Жак на сто процентов был уверен, что нет. Селис — не тот город, в котором происходит что-либо новое.       Для нового Селис слишком монотонный.       Слишком застоявшийся.       Слишком «серый».

***

      Вернемся на пару часов назад и заглянем в один из селисских дворов.       Монотонная серая стена, коих в Селисе — большинство. Эта, правда, слегка темнее остальных. Скорее всего, потому, что солнечный свет закрывает стоящее напротив здание. Сегодня она будет разительно отличаться от всех остальных. Но это потом. Её звездный час еще не настал.       А пока, в здании, которое и бросало эту самую тень, в двухкомнатной квартире на пятом этаже на ключ закрылась дверь.       Пятеро мужчин в коричневых полосатых костюмах, слегка различавшихся по тонам, раздвинули занавески, открыли окно, проверили комнату на наличие путей отхода и средств слежки. У стены поставили кувалду, на всякий случай, пара человек поправили вазы с цветами. Один из мужчин положил на стол посередине комнаты футляр из-под гитары. — Он там? — Носитель футляра был старше остальных, ему давно стукнуло за сорок, если не за пятьдесят, хотя он все еще сохранял хорошую физическую форму и о его «зрелости» давала знать лишь седина в волосах, пара давних шрамов, пересекающих щетину, и морщины, собравшиеся «елочкой» на лбу и по бокам постоянно щурящихся глаз. — Да, цель на месте. Читает газету и ест. — Другой мужчина, гораздо моложе, около 30 лет возрастом, с опущенными до плеч волнистыми черными волосами и небольшими усиками, смотрел через бинокль на один из столиков у ресторанчика национальной селисской кухни. — Он здесь надолго. У нас всё время мира. — Замечательно.       Седой открыл футляр, внутри которого, по всем канонам, лежал отнюдь не музыкальный инструмент. — Ты погляди, какая цаца. — Третий, лысый, с пробитыми ушами и номером-татуировкой на шее присвистнул. — И где ты достал такое сокровище? — Я же говорил, что у меня есть связи. — Мужчина со шрамами стал устанавливать на снайперскую винтовку все соответствующие навесы с такой точностью, будто он с ней в руках родился. — «Москит», 1950 года выпуска. Модернизированная версия. Мы такие использовали на нашей первой миссии по изучению и очищению «диких кубов». Навевает воспоминания. — Только не промахнись, Седой. — Самый молодой из всех, с голубыми крашенными волосами, парень 27 лет стоял у самого входа и что-то настукивал, прислушиваясь к обстановке за дверью. — Такой шанс — один на миллион. Избавимся от этой шишки и подъем среди «Людей в костюмах» нам обеспечен.       Пятый находился во второй комнате и все это время молчал. Он с самого утра чувствовал себя нехорошо, но всё равно согласился пойти на операцию. Из всех своих сообщников он единственный натянул маску — бело-коричневый платок с прорезью для глаз, закрывавший голову целиком. Коричневая часть напоминала текстурой ржавчину.       Целью «Cедого», «Меченного», «Гоголя», «Дантеса» и парня в маске являлся мужчина, что сейчас сидел за столом и читал газету, периодически отвлекаясь на суп. Острый взгляд отлично дополнял лицо, словно застывшее с одной эмоцией. Как будто это статуя человека, олицетворявшего собой терпение и спокойствие. Прямые тонкие брови, слегка опущенные у носа, длинные черные волосы до пояса, завязанные резинками-невидимками в нескольких местах, крепкие жилистые руки, на которых ярко выступали костяшки и вены, а также черный костюм, выделявшийся из общей коричневой селисской массы. Еще одна вещь, отличавшая его от остальных Селисцев — это повязка на правом глазу, черная и минималистичная, без каких-либо дорогих украшений.       Солидный мужчина, которого ты ожидаешь видеть в каком-нибудь «Октябре», поедающим мраморную говядину с пармезаном, золотые торты, свежее мясо ягненка, зарезанного минуту назад прямо на кухне. Вовсе не в малолюдной забегаловке, с тарелкой щей, мясными и овощными пирожками и картошкой в горшке. И это была отнюдь не минутная прихоть — одноглазый ел только здесь и только в этом месте, приходя сюда раз в два дня и не появляясь ни в каком ином ресторане.       Впрочем, сейчас эта стабильность сыграла с ним злую шутку. Седой наконец закончил с оружием, поставил его в удобном положении и начал целиться. — Ты посмотри на него, сидит и жрет, паскуда. — Забрав у Гоголя бинокль, Меченый с характерным оскалом стал наблюдать за целью. — Зная эту заразу, уверен, и пирожки его хуевы, и суп из семи залуп — все с подвохом. Как в той чебуречной. Небось, вместо говяжьего фарша напихали туда селисских детей, для постоянного гостя. А он сидит довольный, жрет и жрет. У-у-у, ублюдок. — Видел эти часы? Да они стоят больше всех нас здесь вместе взятых. С нашими работами в селисских офисах ты такое только на витрине увидеть и сможешь. Жаль, что стреляем. Прирезали бы в подворотне — могли бы как трофей оставить. — Гоголь мечтательно повел глазами вверх. — Плохая идея. — Отозвался от двери Дантес. — По этим часам тебя бы волчары в форме и сцапали. У всех у них, богачей и преступников, побрякушки с каким-нибудь подвохом. То трекер вставят, который дыхание специальное испускает, то маркировку где-нибудь у ремешка.       Все в комнате были членами одной недавно появившейся селисской банды «Люди в костюмах». Ущемленные решениями Смотрителя, коррупцией, низкими зарплатами и еще более низким жизненным положением, рабочие Селиса собирались в группу недовольных, которые пытались изменить ситуацию самыми разными и варьирующимися по полезности способами.       Пока у одной части — попытки организовывать митинги и пойти на диалог с властью, у второй — террор, бессмысленный и беспощадный. Прикрываясь борьбой с коррупцией и «зажравшимися буржуями», эти парни вымещали личную обиду, а кто-то за счет подобных действий пытался заработать статус повыше среди своих.       Пятерка, сидевшая в арендованной под другими именами квартире, в этом плане сорвала джекпот — используя свой опыт и знания в Темном Селисе, они вышли на одну из центральных фигур мафиозной арены. Обычный длинноволосый мужчина на самом деле был человеком, сквозь которого проходила вся информация куба. И он ей полезно распоряжался, используя как для найма людей, так и для контроля отношений между группировками. По слухам, относительно тихая обстановка в Селисе была достигнута отчасти его политическими играми и договорами между прочими преступными организациями.       Однако всего этого собравшиеся здесь не видели. Они видели лишь дорогие вещи и легкую наживу. О том, как и по чему все пойдет, стоит этому мужчине исчезнуть с горизонтов криминальной арены, задумываться не было желания. — Эй, Капюшон, ты там точно в порядке? — Гоголь отвлекся от разговоров про их цель и взглянул в дверной проем. Товарищ, что-то кряхтя и ослаблено упираясь в собственные колени, кивнул пару раз. — Ну, как знаешь. Как только выстрелим — будь готов бежать. Ты же помнишь план? — Еще пара утвердительных кивков. — Я бы на его месте забил на какие-то там болезни, поднял свою простуженную жопу и подошел сюда. — Грубо отозвался Меченный. — На наших глазах вершится история. Никто из нас не имеет права её пропускать.       Седой выверил градус, учел скорость ветра, точно измерил расстояние и наконец выбрал угол выстрела. Одно попадание — и голова трапезничающего превратится в арбуз, который накаченные девушки в барах лопают своими бедрами на потеху толпе. Рука начала постепенно давить на спусковой крючок, но Седого вновь отвлек Меченный. — Блять, посмотри на этого чухана! Он что, ест пирожки вилкой и ножом? Пиздец, кто ест пирожки вилкой и ножом?! — Разве нам не плевать, чем и что он там ест? — Отозвался Дантес, недовольный тем, что его партнер отвлекает снайпера. — Когда его голова станет новым красителем для витрин магазина — не будет никакой разницы, вилкой он эти пирожки брал или руками. — Но это же, сука, кощунство! Да я бы его не просто прирезал, а приложил обо что-нибудь раз пять за такое! Наглая морда! Седой, гаси его! — Загашу, если ты прекратишь орать мне на ухо. — Процедил бандит с оружием. — Вот именно. Помолчи, бритый. В коридоре ничего не слышно. — Это касается всех в этой чертовой комнате! — Да. Лучше замрите и издавайте как можно меньше звуков.       Уже прицелившийся Седой остановился и, подняв голову, окинул взглядом всех присутствующих. Последний голос не был похож ни на хрипловатый говор Меченного, ни на вечно недовольный с придыханием голос Дантеса, ни на быструю и мечтательную речь Гоголя. Все взглянули на Капюшона. — Это ты чтоль сказал? — Тихо спросил усатый, на что больной покачал головой. — Поверьте. — Незнакомец вновь заговорил и все повернулись к окну, понимая, откуда доносится голос. — Последнее, что вы хотели бы сейчас делать — это шуметь.       За подоконник зацепились две юные руки, а затем показалась голова подростка, окидывая взглядом четырех преступников. — Ну, шпана, чем занимаетесь?       На мгновение в комнате действительно повисла тишина. Взгляды переходили от подростка на соседей, от одного человека к другому, а затем возвращались обратно к парню, взобравшемуся уже по грудь наверх. Кто это? Обычный селисский подросток? Зачем ему тогда сюда лезть? Нет! Постойте же! Брови Седого поднялись, а руки крепче взяли винтовку. Гость это заметил. — Не боишься, что промахнешься?       Конечно же, его они видели, проходя мимо «Октября». Сидел за одним из столиков в телефоне, не вылезая. Что он забыл здесь? Богач, не понимающий чувства опасности? Или же шестерка какой-то группировки?       В любом случае, увидев пятерку преступников, он подписал себе смертный приговор. — Бля, стреляй! — Сорвался на крик Меченный.       Для их врага это также последовало сигналом к действию. Оттолкнувшись от стены, он запрыгнул на подоконник и, когда Седой направил прямо на него оружие, прыгнул внутрь помещения. Раздался выстрел, почти в упор. Пуля попала в грудь парня, в воздухе. И, сверкнув искрами, отлетела в сторону.       Парень приземлился и тут же выбил из рук Седого винтовку, а затем ударом в челюсть оттолкнул потянувшегося за оружием Меченного к остальным бандитам. Стоявший на стреме Дантес в мгновение ока выхватил два пистолета и приготовился стрелять. Гоголь снял с пояса молоток. Вокруг правого плеча на костюме был ремень с закрепленными кольями, один из которых он тоже достал. Седой, стоя впереди всех и нащупывая ногой винтовку, выхватил из ножен на правом бедре боевой нож. Меченный выпрямился и потрогал разбитый нос. — Ах ты уебок... — Стоять! — Не делая резких движений, Седой остановил бритого, из рукава которого уже выпал груз на цепи.       Парень с чертами лица, характерными для жителей азиатского гиперкуба, с серыми глазами и татуировкой семи линий, надломанных в некоторых местах, стоял в полной боевой готовности, умудрялся разминать конечности, трясти руками. Да и выражение лица появившегося из ниоткуда незнакомца совсем не сходилось с ситуацией. Слишком расслабленное. Даже игривое. — Я думал, молоток будет оружием парня в маске. — Махнул он в сторону Капюшона, которому, с приходом незнакомца, стало хуже и он свалился на пол. — Советовал бы сменить прическу на белую и шипастую. Подойдет к кольям. Да и усики эти девственные сбрей. Тебе не идут. — Что будем делать? — Слегка сгорбившийся Гоголь бросил взгляд на товарищей. — Давайте мыслить логически. — Полушепотом ответил Седой. — За нами численное преимущество. Можем взять скопом. Да и это — простой подросток. — Не простой. — Отозвался от двери Дантес, на которого тут же перевел свой взгляд враг. — Судя по информации Босса, это один из «Scoundrel Days». Иэн Стэнли. Видишь эту татуировку на груди? — Я заметил только какой-то бронежилет. Иначе я не знаю, как он защитился от пули. — Скандрал, хуяндрал. Это простой пацан. Дайте мне финку в руки — и проблема исчезнет. — Недооцениваешь врага, Меченный. — Седой перехватил нож, почему-то находя для себя странным то, что их враг совершенно ничего не предпринимает. — В любом случае, покушение уже сорвалось. Но голова человека из «Scoundrel Days» тоже сойдет. — Планируете взять меня с этим оружием? — Стоило Стэнли заговорить, как все оружия дернулись в его сторону, хоть их владельцы предусмотрительно оставались на местах. — В таком случае, я тоже возьму что-нибудь. Уравняем силы.       С этими словами, на плече Иэна появились небольшие вмятины, которые быстро перебрались к руке и исчезли, а сама кисть словно что-то схватила, слегка поводив им в воздухе, а затем начала крутить. И ладно бы просто крутить — Стэнли начал вертеть руками, то подбрасывая что-то, то ловя, как будто в его руке нунчаки. Для показательности он даже совершил парочку замахов и ударов, которые Дантес уже видел в каком-то из фильмов о боевых искусствах. К примеру «три пинка». — Хи-йа! — Наконец, Иэн закончил, встав в одну из поз и застыв. В его руках все еще ничего не было. — Ты прикалываешься? — Я думаю, нет. Вполне достойное оружие. У зека справа такое же. — Я тебе сейчас... — Стоять! — Бритого пришлось схватить за плечо, чтобы он не сорвал Седому всю тактику. — Не было команды атаковать. — Какие в пизду команды? Ты видишь — он ебанутый! Выдуманное с реальным путает! — В каком смысле выдуманное? — Иэн поднял бровь. — Ты типа серьезно... собираешься драться против нас... ничем? — Спросил Гоголь. — ...А-а-а-а-а-а, так вы, ребята, из этих? — Видно, до Стэнли дошло то, чего не понимали бандиты. — А я-то думал... Вы тоже... Ай, ладно. Пора начинать.       Общую готовность прервала ручка двери, которую кто-то подергал. На звук отвлеклись почти все. Кроме Иэна. Для Иэна это был сигнал к действию.       Он тут же ринулся на противников. Первым попало Седому, прямо по ноге, от чего бывший военный свалился на колено. Годы давали знать о себе. Меченный начал движение, как и Дантес, отскакивая со своих мест. Бритый замахнулся кистенем, Стэнли вовремя пригнулся и ухватился за цепь, дергая уголовника на себя. Врезал локтем, отталкивая его назад. Попытавшегося подняться Седого вновь ударил по ноге, не давая ему встать.       Гоголь стоял на месте и паниковал, не зная, что ему делать. Тем временем, Дантес стал палить по Иэну. Целился преимущественно в голову. Однако все пули разбились о что-то невидимое. Меченный отошел от удара и, пользуясь отвлекшимся на напарника Иэна, перекинул цепь через его шею и начал душить. Впрочем, о том, насколько это рабочая идея, дали понять локти Иэна, так тяжело заехавшие по ребрам бритого. Мужчина начал вертеться, а Дантес не решался стрелять, боясь попасть по напарнику.       Наконец, когда хватка бритого слегка ослабла, Иэн дернул цепь на себя и, сняв с головы, врезал обеими руками по лицу Меченного, отталкивая его назад. Только в пылу драки он совсем забыл контролировать самого опасного врага. И сейчас, повернувшись, он увидел кулак в крепких перчатках, который попытался заблокировать.       Сильный, зараза.       Стэнли отбежал назад, пинком ударяя под дых бритому и выводя его на время из игры. Седой в это время влетел с ножом и почти полоснул по лицу, оставляя восьмую полосу на щеке. Иэн пролетел под рукой и теперь отходил назад, к столу. Мужчина со шрамами делал выпады, целясь в голову и руки. И когда спина почти уперлась в стол, седой вдруг рванул вперед и ухватился за кисти Стэнли, крепко их сжимая.       Попытку пнуть его преградили ответные пинки, явно по сильнее, чем у подростка. А затем мужчина врезал ему лбом в лицо. Видно, так он пытался вырубить Иэна. — Черт, встаньте поровнее! Седой, поверни его ко мне! — Крикнул Дантес, не сводя мушек с Иэна. — Пытаюсь! — О, значит так мы играем? — Когда мужчина замахнулся для повторного удара, что-то обвило шею Иэна и уцепилось за его лицо.       Иэн ударил в ответ. И бывший солдат, вместо мягкой кожи и черепа, почувствовал, как ему по лицу бьют чем-то невероятно твердым, металлическим. Как будто он попытался боднуть стража. Повторный замах и Иэн окончательно ослабил врага, после чего, перехватив его руки, запрыгнул ногами на тело и, вступив на грудь, оттолкнул его, отпрыгивая сам. Красиво, словно птица, Стэнли перевернулся в воздухе и приземлился на стол. Дантес приготовился стрелять. Иэн, повернувшись к нему, пнул по футляру, который крашеный тут же расстрелял, поломав его на части. Однако, патроны кончились.       Он мог перезарядиться, но бросил взгляд в сторону двух избитых товарищей и, крикнув характерное «К черту!», метнулся к винтовке. Подобное действие удивило Иэна и он повернулся обратно. На него, взяв покрепче кувалду, несся Меченный. И он был слишком близко, чтобы что-то успеть предпринять.       Удар взрослого мужчины пробил стол, как будто он был из фанеры или пластмассы, и почти угодил по Иэну, который успел отпрыгнуть. И в этот момент раздалось «В сторону» и бритый отпрыгнул. Прямо за ним, на колене, стоял Седой и целился прямиком в голову Иэна.       Щелк.       Выстрел.       Пуля отскочила от головы и застряла в потолке. Иэна же здорово закрутило и он, упав кубарем на землю, еле как перевернулся на живот и затормозил ногами. Стэнли встал на колени и постарался восстановить дыхание, пригнувшись к земле, прямо у ног усатого мужчины в костюме. — Гоголь, давай! — Крикнул Седой последнему, все еще не задействованному в бою напарнику.       Несмотря на крики, парень все никак не решался атаковать и смотрел то на голову Иэна, то на слегка трясущиеся руки. До этого он выходил в прямые конфронтации с врагами и даже умудрялся избивать кого-то, однако человека, выжившего от выстрела из винтовки в голову? Члена «Scoundrel Days»? Его пробирала паника, не давая сделать один единственный удар.       Дантес перезарядил пистолеты и вновь услышал, как кто-то пытается открыть дверь. Не раздумывая, он направил оба пистолета туда, где должен был предположительно стоять человек, и выстрелил шесть раз. С выстрелами Гоголь закричал и, замахнувшись, приготовился вбить кол в затылок Стэнли. Но было поздно — Иэн уперся руками в пол и, оттолкнувшись, пнул его в подбородок. Пока же усатый приходил в себя, Иэн вскочил и с разворота ударил Гоголя по голове ногой, роняя оппонента на пол. Теперь и так слабый физически противник был выведен из строя.       Напоследок, встав на плечевой сустав охающего и дрожащего преступника, Стэнли повернулся к оставшейся тройке и вдавил ногу, резко двинув ступней в сторону. Раздался неприятный приглушенный звук и закономерный вскрик Гоголя. В лучшем случае — вывих. В худшем — перелом.       Пока внутри была драка, снаружи, у двери, стоял еще один член «Scoundrel Days». Тот, которого Иэн попросил пойти с собой. Темноватая, словно загорелая, кожа, какое-то меланхоличное лицо с опущенными вниз кончиками бровей, с черными, зачесанными в одну сторону волосами, на которых то тут, то там встречались заколки в виде небольших цветков. Сероватая одежда с силуэтом красного папоротника, поднимающегося по правой стороне одежды вверх, выглядывающая из прорезей рубашка с кучей полосок. Характерная черта члена «Scoundrel Days» — необычная одежда, ярко выделяющаяся на фоне обычных селисцев.       Именно в момент, когда Иэн оказался у ног Гоголя, Чар Аат решил подергать ручку еще раз, однако от тряски одна из его заколок отцепилась и упала. Локоны, которые она держала, спали на лицо и стали щекотать нос. С подобным продолжать трясти ручку было бы очень неудобно, так что, повинуясь голосу внутри, мужчина встал на колени и опустился к аксессуару в тот момент, когда на уровне его живота дверь пробило несколько пуль.       Чар удивленно посмотрел на обгорелые дырки. Впрочем, без излишнего шока: заколка была надета обратно, а сам он встал и спокойно продолжил трясти ручку.       Новое движение рукояти спровоцировало продолжение драки — Стэнли побежал к врагам, первым делом направляясь к Дантесу. Пара выстрелов из винтовки ему в голову вновь не принесли результатов, лишь слегка отклоняя парня с курса. Даже тормозя его на некоторое время. Крашенный, понимавший, что с таким человеком в ближнем бою пули будут не такими уж и эффективными, сделал последнюю очередь в лицо врага, наблюдая за их отскоками. И в этот момент перегруппировавшийся Седой решил выстрелить по ноге.       Промахнулся — пуля не попала в конечность, а лишь задела её, оставляя длинны жгущий след, на что Иэн среагировал характерным «ай». Когда же Стэнли приблизился, Дантес перехватил пистолеты, как кастеты, и попробовал атаковать врага по лицу, на что Иэн отреагировал, ударив чем-то большим и тяжелым по рукам врага. Оружие выбило в секунды. Один пистолет отлетел к окну, а второй — к тумбе. Замах кистеня также отбила эта невидимая вещь, после чего Иэн «вмазал по солнышку» и толкнул задыхающегося Дантеса к тумбе с вазами.       Следующим был Седой, который перезаряжался, но, увидев подбегающего Иэна, перехватил винтовку и заблокировал тяжелый удар будто бы булавы. Раздался звон, а затем мужчина, подскочив, подбросил огнестрел и, ухватив за дуло, махнул в сторону Стэнли. Удар прикладом с таким хватом был сравни аналогичному, но лопатой. Иэн отскочил назад и тут же присел, чувствуя свист кувалды над головой. Чтобы увернуться от неё и винтовки, пришлось перекатиться в сторону. А затем он прыгнул и, ухватившись за молот, ногой зацепил затвор.       Приходивший в себя Дантес, хрипя и борясь с темнотой в глазах, подполз к пистолету и начал перезарядку. Иэн же, уже приземлившийся, второй рукой ухватил винтовку, опуская палец на спусковой крючок. Судя по взгляду Седого, какое-то количество патронов внутрь он все же успел зарядить. А дуло направлялось ему прямиком в брюшину.       Громкий выстрел, но удар Седого по дулу успел сбить оное в сторону, от чего снаряд попал в стену. Стэнли отпустил оружие тут же, роняя его на землю, и толкнул кувалду в Меченного. Древко ударило по груди и мужчина отодвинулся, пока Седой рванул на Иэна с ножом.       Дантес закончил заряжать пистолет. Он отполз назад и уперся в тумбу спиной, а затем направил его на Иэна, готовясь стрелять. Однако вдруг, когда винтовка стукнулась об паркет, за спиной Иэна что-то появилось, а затем двинулось в крашеного.       Движение тут же привлекло его внимание, из-за чего Дантес даже опустил оружие, стараясь разглядеть, что медленно ползло в его сторону. Какой-то... маленький белый шар? Парень протер глаза, однако ещё один крик от товарища вернул внимание синеволосого назад. Направив пистолет вновь, он выстрелил.       Однако стоило бахнуть пистолету, как маленькая сфера внезапно увеличилась, а вслед за этим и ускорилась в стрелка. Дантес дернулся. Теперь её можно было разглядеть: Напоминала она шаровую молнию, но, почему-то, не светилась, не источала тепло, а гудела.       Дантес даже не успел среагировать, когда подросший ещё сильнее шар ринулся на него. Впрочем, тело действовало быстрее мозга, иррационально метнув в феномен первое, что попало под руки. Если быть конкретным — его пистолет.       На удивление, столкновение дало результат и сфера исчезла, разойдясь громким хлопком. Однако подобрать упавший пистолет не получилось — предмет надулся и лопнул, вывернувшись наружу вместе с половиной магазина. — Какого дьявола...       Тем временем Иэн держал оборону против двух сильнейших представителей четверки бандитов. Увернувшись от еще одного выпада, Иэн попытался вмазать по солнечному сплетению и Седому, однако, неожиданно, его брюшина оказалась не такой уж и мягкой. Кулак заболел, а Иэн метнулся назад. Пару раз кувыркнувшись в сторону от ударов ножом Седого, он вовремя отпрыгнул от замаха кувалдой Меченного и, отскочив от стоявшей рядом мебели, запрыгнул ему на спину. Теперь бритый пытался сбросить наездника, пока тот колотил его по голове.       Бывшему уголовнику стоит отдать должное — удары не самого слабого Стэнли он хорошо держал. Седой ухватил снайперскую винтовку, однако стрелять было слишком опасно и он решил выждать момент. Иэн же, закончив фаршировать бритую голову Меченного отборными ударами, перепрыгнул его плечи и, ухватившись за одежду уголовника, перебросил через себя.       Нужно было срочно атаковать, пока враг еще не успел отдышаться. Но чем? Единственное оружие по какой-то сверхъестественной причине лопнуло изнутри. Поднявшись на ноги, крашенный заметил сзади себя вазы с нарциссами. Одну из них он ухватил покрепче и, разбежавшись, бросил во врага.       Иэн среагировал поздно и успел закрыться руками. Видно, элемент декора был сделан из хрупкого стекла, потому что от столкновения она разлетелась вдребезги. И осколки вряд ли принесли бы юноше ощутимого урона — их он даже не испугался. Глаза его округлились, когда вместе с осколками на него выплеснулась находившаяся внутри вода. — Ай, блять, нет! Черт! — Стэнли метнулся в сторону, как ошпаренный, пытаясь как можно быстрее стереть влагу с оголенных частей тела — рук и левой щеки. — Сука, АЙ! У... Хреновы уебки! Черт-черт-черт!       Кожа, соприкоснувшаяся с водой, тут же начала краснеть и словно покрываться какими-то волдырями. Дантес все меньше и меньше понимал, какого дьявола происходит, однако понял, что это был его шанс, и прыгнул в сторону пистолета. Слегка проехавшись, он схватил оружие и, направив на скрючившегося Стенли, высадил в него целую очередь.       Стэнли тут же двинулся в сторону, характерно отбивая пули чем-то невидимым, однако следующий выстрел, уже от Седого, прошелся по его лопаткам. Вновь, из-за движения, оставив лишь жгучую царапину. Однако тактика была ясна — Иэн может защищаться своей странной силой лишь с одной стороны, пока все остальные — открыты для попадания.       План готов, остается только реализовать его еще пару раз и... — Да как вы... Черви... Только ПОСМЕЛИ это сделать?! — Иэн сорвался с места и в секунду оказался над Дантесом. Крашеный даже не успел среагировать, как крепкий пинок втоптал его голову в пол, а последующий, уже по виску — окончательно вырубил. — Да я от вас, блядей нищих, не оставлю мокрого, нахуй, места!       Седой дернул затвор и направил на Иэна винтовку с последним патроном, как вдруг заметил огромную сферу, катящуюся к нему по земле. Сферу едва видимую, гудящую, находящуюся в постоянном движении, созданную из множества вибраций. Он не видел, как подобная, хоть и куда меньшая, разорвала на части пистолет. И не мог никак объяснить появление этой. Неужто какой-то природный феномен или аномалия?       Недобрый гул не предвещал ничего хорошего. Поэтому, направив оружие прямо на шар, Седой выстрелил.       Идея оказалась неудачной — пуля прошла насквозь и исчезла в полу, а шар подпрыгнул и в следующий момент столкнулся с грудью Седого, оттолкнув его прямо в стену. Пиджак и все под ним тут же начало надуваться, треща по швам и скрипя. Несколько волн коснулись подбородка, заставляя на нем точно также надуться кожу. Видно, из-за особенностей материала и большой области действия, характерный разрыв после хлопка должен был произойти чуть позже. Иэн стоял и хотел увидеть каждый момент своими глазами.       Но что-то сбило его, впечатав прямо в дверь. — Забыл обо мне, гад?! — Хватая Стэнли за воротник, Меченный замахнулся и ударил, но попал по двери, после чего свой ход начал Иэн.       В его действиях прибавилось агрессии и напора. Импульсивность подростка давала о себе знать. Хоть Меченный и прижал его к двери, парень молотил его, как грушу, не давая даже малейшего шанса на ответную атаку, а затем, схватив уже его, толкнул в дверь и, замахнувшись, ударил в живот. Но, на удивление, бритый дернулся в сторону, и рука пробила дверь, застряв в ней.       Попытку вытащить её прервал крепкий удар по голове. Теперь грушей для избиений стал Иэн. — Думал, я настолько прост?! Думал, можешь вот так вот... — Несмотря на попытки Иэна защититься, бритый продолжал бить его, то хватая за волосы и прикладывая об дверь, то пиная по телу. — ...Вломиться, сука, сюда и уложить меня?! Хуй тебе! Я таких, как ты, штабелями укладывал! Попробуй меня, ублюдок! Давай, что ты сделаешь сейчас?! Что... Ты... Сделаешь... — Меченный поднял ногу и хотел последним ударом вырубить врага, но его остановил гул у левого уха. — ...Что за...       Мужчина не успел даже повернуться, как вновь появившаяся сфера разорвалась, пройдясь волнами по его плечу и спине. Пиджак с полосами раздулся, как и кожа на шее, плечевом суставе, надплечье, а затем произошел треск и все вырвалось наружу. Ткань лоскутами разлетелась на части, свалившись на землю, а вслед за ней сорвалась и кожа, оставляя по краям разрывы в виде молний.       Еле как державшийся Меченный наконец потерял сознание от нахлынувшей боли и свалился на землю, прямо рядом с избитым подростком. Иэн опустил взгляд на тот лоскут эпителия, что сорвало с его врага. На нем изображалось солнце с лицом, переходящее в татуировку-рукав, не задетую действием сферы. На месте действия же можно было разглядеть каждое переплетение мышц, каждую жилку, торчащую и сочащуюся характерным соком, перемешанным с кровью, выделяющейся из разорванных капилляров. Последний враг был повержен и Иэн с облегчением вздохнул.       Застрявшей конечностью он пожал руку своему напарнику, после чего, с хрустом и треском древесины, вытащил её в целости и сохранности обратно, отходя от двери и не сводя взгляда с Меченного. По какой-то причине эти четверо задали ему большую трепку, чем он ожидал. Видно, вновь недооценил своих противников.       «Стоит признать — я еще недостаточно сильный, чтобы обладать самоуверенностью Дракона. Уверен, вновь будет говорить кучу вещей про эти раны и несерьезность.» — Стэнли потер спину, касаясь жгучего следа от винтовки. Волдыри от воды также неприятно давали о себе знать. — «Давно я не получал такого хорошего сопротивления.»       Чар, попытавшись просунуть руку в дыру, еще несколькими ударами расширил её, после чего стал пытаться нащупать ручку по ту сторону, чтобы уже наконец открыть замок. И когда уже Иэн приготовился помочь ему с этим, что-то пролетело мимо его головы. Точнее, попало бы прямо в неё, если бы он вовремя не опустил её.       Предмет вонзился в пол. Быстрый взгляд на него определил, что это — боевой нож. А такой был из всей группы только у одного человека. Неужто это его последний бросок? Не мог же он пережить такого сильного разрыва сферы? Иэн обернулся в сторону врага.       Мужчина стоял у стены, практически полностью целый. С себя он сбрасывал разодранные рукава пиджака, ткань, оставшуюся от рубашки, и остатки бронежилета, который все это время был под его костюмом. Через него волны не смогли добраться до кожи, хоть местами и сорвали её — подбородок мужчины пополнился еще одним ранением, а на шее и плечах имелись небольшие лопнувшие разрывы. Брошенный нож оказался не единственным. Среди лопнувших частей одежды Иэн мог даже разглядеть ремень, к которому цеплялось оружие. Враг еще был в состоянии биться.       Когда вся рваная и мешающаяся одежда оказалась на полу, Седой ринулся вперед, отскакивая от стены. Иэн за свои 19 вытерпел бои и потяжелее, однако сейчас был не в лучшей форме и удары ножа стали для него чрезвычайно сложными в парировании. Видно, не стесненный наличием напарников и тяжелой защиты, враг приобрел второе дыхание.       Стэнли попробовал атаковать своим невидимым оружием, однако даже оно не помогало против идущего вперед поездом Седого. Периодически быстрый и очень острый нож оставлял порезы на руках, пытавшихся что-либо ему противопоставить, или одежде. Нож вертелся в руках, меняя позиции, а иногда и носителя. Другая рука также не бездействовала и пару раз хватала Иэна, открывая его тело для орудия. Ловкий Стэнли выворачивался в самый последний момент, отвечая крепкими пинками.       И всё равно, тело взрослого вояки, закаленное в боях, куда сильней превосходило молодое и не до конца развившееся.       Так бы оба и петляли по комнате, если бы Седой, изучив движения Иэна, не метнулся на него, обхватывая и перебрасывая его через себя на землю. Прежде, чем парень успел что-либо сделать, мужчина уселся ему на грудь и ударил ножом. Но не дошел — одной свободной рукой Иэн умудрился затормозить жилистые кисти врага. Удар попал по полу. Рядом уже появлялась сфера, однако маленькая и слабая — наученный горьким опытом Меченного, мужчина не издавал никаких звуков, концентрируясь на одном — на убийстве подростка.       Наконец, он оттолкнул руку и взял нож покрепче обеими, после чего занес над головой. Иэн не сможет остановить его. Один удар, который наконец-то закончит эту драку.       На кисти опустились незнакомые руки и, со странной легкостью, сдвинули их, скрещивая. Седой понял это лишь когда услышал незнакомый голос: — Cosy Prisons.       Нож упал на землю. Иэн второй раз вздохнул с облегчением и запрокинул голову назад, устало переводя дыхание. Бывший военный испарился. Рядом с побитым подростком стоял Чар Аат. Видно, наконец умудрился открыть злосчастную дверь. Лицо его во всех традициях выражало беспечность и задумчивость одновременно, словно все вокруг него — это сказка, или очень интересный фильм.       Сероватое одеяние, в стране предков Чара называемое куртой, длинною до бедер, расходящееся на прямоугольные лоскуты ткани от пояса. Зная его, изображение папоротника на курте точно имело какой-то смысл. Аат просто не говорил о нем. Две пары перекрещенных ленточек в разрезе на груди, под ними — белая рубашка с тонкими диагональными линиями оранжевых и голубых цветов.       На удивление, под куртой Чар носил самые обычные селисские брюки, хоть и белого цвета. Белые туфли с перфорацией также не отдавали колоритом родного куба Аата. На правой руке как всегда висел браслет из крупных белых шариков, закрученных вокруг кисти в три ряда и скрепленных диском с изображением цветка папоротника. Его Чар никогда не снимал. Как думали некоторые в организации, причиной тому была связь украшения с его способностями.       Когда Иэн немного передохнул, он открыл глаза и посмотрел в лицо своему напарнику. — А ты, я посмотрю, не торопился. — Парень усмехнулся. — Ты чего это в белое вырядился?       Чар молчаливо постоял еще минуту, после чего вытянул ладонь и, стоило Иэну ухватиться по крепче, помог ему подняться. — Я всегда там, где я должен быть, и тогда, когда я должен быть. — Ответил он, окидывая всех поверженных мужчин в здании. — Скрести пока оставшимся руки. — Уже бегу.       Из всех побежденных пока только Гоголь находился в сознании, и то, из-за удара и слабости, лежал лицом в пол, охая и ахая. Закончив с Дантесом и Меченным, лежавшими без сознания, Иэн вдруг остановился у прохода во вторую комнату и окликнул Чара: — А ты не видел пятого? — Пятого? — Чар подошел к проему. — Да. Здесь был один парень в маске, свалился с самого начала. Неужто сбежал, пока мы дрались?       В комнате не было ни единого места, куда Капюшон, как его назвали люди в костюмах, мог бы спрятаться. На месте, где он лежал, остался только странный осадок, как будто от гари или золы, мажущийся, но совершенно не напоминающий структурой ни уголь, ни песок.       Иэн подбежал к окну. С пятого этажа он не выпрыгнет. Конечно, сам Стэнли забрался по неровностям и трубам на нужный ему этаж, но смог бы человек, не способный банально сидеть, провернуть тоже самое — Стэнли в этом сильно сомневался.       Оставался только вариант через дверь, однако почему его тогда не увидел Чар? Почему не остановил? Насколько он далеко и есть ли смысл его преследовать? — Зараза, неужто упустили? — Чертыхнулся Иэн возвращаясь обратно в квартиру. Аат за это время от сажи, не привлекшей его внимания, подошел к разбитой вазе. — Явно быть беде, черт. — Возможно. — Темнокожий встал на колено и потрогал воду. — Я чую, что у него — своя судьба. И вы скорее всего вскоре пересечетесь. — С чего такие догадки, колдун? — Когда я шел сюда, я знал, что заключу четверых человек. — Сказав это, Чар кивнул на Гоголя и Иэн, спохватившись, двинулся к нему. — Если бы его судьба кончалась здесь, я пришел бы за пятерыми. — Руки Гоголя также были скрещены без особых сопротивлений, после чего Чар коснулся четок и произнес вновь: — Cosy Prisons.       Оставшиеся три тела также исчезли, а сам Чар взял нарцисс и стал растирать его в руках, рассматривая его белые лепестки и желтую сердцевину. Иэн ходил по апартаментам в поисках возможных улик, но, кроме оружия, совершенно ничего не нашел. Ни документов, ни иных вещей, которые могли бы вести к более важным шишкам. — Видно, придется допрашивать их в личную. Чар, ты знаешь, Лаффокс ещё в Селисе? Его поезд скоро должен отъехать. — Если Лаффокс нам нужен, он останется в городе. — Я все-равно звякну. — Не обожженной рукой Стэнли достал из одного из своих карманов раскладушку и начал набирать номер. — У меня к тебе иной вопрос. — М? Какой? — Иэн отвлекся и повернулся к Чару. — Эту вазу разбили об тебя? — Ну, даж не знаю, аллергический ожог на пол руки, зуд, крики отсюда. Об кого еще её могли разбить? — Этот цветок — Нарцисс. На языке цветов он обозначает весну. Нарцисс быстро цветет и также быстро увядает. То, что он лежит в луже воды — недобрый знак. — И что же он обозначает? — Хоть Иэн и не характеризовал себя, как человека верующего, слова Аата его насторожили. — Нарцисс — символ смерти в юном возрасте. Учитывая, что этот цветок последний раз касался тебя, я бы советовал быть осторожным. — Хм... Чего мне стоит остерегаться, чернокнижник? — Все еще с усмешкой спросил Стэнли, на что Чар опустил бутон в его сторону. — Старайся всеми силами избегать человека с желтыми глазами. — Наконец, вернув растение обратно в лужу, Чар добавил. — Тебе было интересно, зачем я нарядился в белый. Белый — цвет траура на моей родине. Кто-то из моего окружения умрет в скором времени.       Сказав это, он поднялся и, перебрав четки на браслете, двинулся к выходу. — Почему ты не бываешь на наших посиделках? Таких страшилок там сильно не хватает, чувак. — Иэн словно бы пропустил последние слова мимо ушей. — Мне нужно отнести заключенных на их место. Передай Мэнсфилду, что я не приду на вечернее собрание. — Какое собрание?       Когда Иэн вышел на улицу, Чара уже и след простыл. Сероглазый оказался в небольшом переулке из домов. Тот, из которого он вышел, бросал тень на соседнее здание. Кроме Стэнли здесь никого не было. Постояв так и вдохнув утренний воздух, Иэн все же набрал телефон Лаффокса.       От стены оттолкнулась фигура. Двигаясь за спиной Иэна, перешагивала с одной слабой ноги на вторую, пока не встала с ним на одну линию. Одной из рук, человек поправил свою маску, после чего поднял взгляд сквозь прорези на того, кто почти в одиночку расправился со всеми его напарниками.       Капюшон с самого начала не планировал убегать. Если бы не тело, давшее о себе знать с посещения той самой заброшки, он бы сам рвал и метал вместе со своими товарищами. Однако теперь вот он, здесь, один. Впрочем, хандра отступила и взамен человек в маске чувствовал необычайный прилив сил. Из-за его спины постепенно поднимался столб энергии, принимавший форму некоего существа. Энергия выходила из-под маски, из прорезей костюма, даже из глаз, готовясь к одной единственной атаке, после которой от 19-летнего мальчика не останется и следа. — Чар уже там. Да, спасибо. Удачи.       Иэн сложил свой телефон-раскладушку и убрал в карман, как вдруг почувствовал что-то за своей спиной. Что-то тревожное. Будто бы кто-то смотрел на него, не сводя глаз. Стэнли медленно повернул голову.       Капюшон среагировал мгновенно, и вся накопившаяся в нем энергия, собравшись в один комок, высвободилась, полетев на парня неостановимым потоком. Окончательно повернувшийся Стэнли успел только прикрыться руками, и...       Из ниоткуда в голову человека в маске влетела пуля, а вслед за ней — еще одна и еще. Целый град снарядов столкнул Капюшона с места, отстреливая пальцы, дырявя грудную клетку, руки, голову, окрашивая все одеяние селисца в красный. Когда патроны закончились, большая часть как головы, так и тела человека была выплеснута на ту самую серую стену, чуть темнее остальных из-за падающей на неё тени. А сам труп, упершийся в неё, медленно сполз на пол, окончательно размазывая по ней же собственные жидкости.       Иэн перевел взгляд на место, откуда раздалась очередь, и заметил, как из пустоты, словно из вязкой жидкости, вываливается обойма, а вслед за ней проявляется и тело стрелявшего, будто эта невидимая вязкая жидкость медленно стекает с него.       Флегматичный взгляд зеленых глаз украшали вечно опущенные брови, ярче выражая безразличность. Постоянно закрытому от солнца сероватому лицу гордости придавал вздернутый нос. Губы замерли, будто бы с рождения, в недовольном изгибе. Лицо гладкое, без лишних волос. Цвет их можно было узнать только по слабо видным бровям, либо по терракотовому локону, что иногда выбивался из-под обтягивающей голову балаклавы, не скрывающей только лицо мужчины.       Черная раскрытая куртка с зеленой облегающей футболкой, латексные темно-красные штаны, красные кроссовки. Еще один член «Scoundrel Days», Стив Хейг, задачей которого было преимущественно охрана других, более важных участников организации, либо же важных лиц. Его тяга к коже и латексу объяснялась спецификой его способности, скрывавшей мужчину от посторонних глаз. Пистолет-пулемет, полностью разряженный, он убрал в кобуру на поясе, не забыв подобрать пустой магазин. Приблизившись к Иэну, коллега ухватился за балаклаву и сдернул её с головы, встряхивая своей шевелюрой. — Будь осторожнее, не в песочнице играешь. — Гневно сказал он, на что Стэнли все также легкомысленно усмехнулся. — И как давно ты здесь? — Достаточно. — Не помню, чтобы просил тебя о помощи. Побоялся, что не справлюсь с парой бандитов сам? — Проследил по просьбе Дракона. Потому-что кое у кого есть тенденция сбегать куда попало, даже не проинформировав остальных, что сильно теребит его чувствительные нервы. — Другого и не стоило ожидать... — Иэн вздохнул, а затем двинулся к выходу из переулка. — Так зачем к нам подходил Тони? — У Мэнсфилда — важное дело, требующее присутствия всех доступных членов организации. Сегодня ночью будет собрание в доме «Scoundrel Days». Собираться начнем с восьми. И только посмей куда-нибудь сбежать оттуда! — Спокойней, Стив. — Иэн похлопал коллегу по плечу, на что тот отвел глаза и прекратил хмурить брови. — Можешь не беспокоиться. Я умею учиться на своих ошибках. — Еще бы ты это на деле показывал, а не на словах. — Хейг вздохнул. — Себя не жалеешь — других хоть пожалей. Знаешь, как мне прилетело за твою прошлую выходку? — Ох-х, виноват. — Иэн виновато опустил взгляд. — Прости. — Дело не в этом. Дракон — предвзятый и высокомерный мудак, но я сомневаюсь, что вел бы себя иначе, будь я им. Поставь себя на его место: во всей организации есть лишь один участник, в котором ты видишь будущего главу, успешного лидера, и тут ты узнаешь, что его убил торчок в переулке. Было бы печально так потерять человека, на которого возложены все его надежды. — ... — Уверен, меньше всего ты хочешь не оправдать его ожиданий, верно? — ...верно. — Поэтому больше так не делай. Я тебя из каши, которую ты сам завариваешь, вытягивать не собираюсь. — Окей, окей. Понял — принял.       Тело члены «Scoundrel Days» решили оставить так. Всё равно о нем скорее всего позаботятся стражи. А, учитывая, какое решето из парня в маске сотворил Хейг, искать в нем улики было бы простой тратой времени. Стэнли взглянул на товарища. — До восьми вечера ещё далеко. Не хочешь завалиться куда-нибудь? — В Селисе-то? Рассмешил. — Хейг скептически скривил рот. — Не поверю, что здесь есть хоть что-нибудь, стоящее внимания. — Спорим, что есть? — Вдруг загорелся Стенли. — Стоящее, причем, не просто общего внимания, а конкретно твоего. — На что? — На что предложишь. — Тогда давай на желание. — Хо-хо. Выиграю — и смогу заставить тебя сделать что угодно, я прав? — Верно. Но если мы ничего не найдем — пеняй на себя. — По рукам. У нас впереди целый день. Пара примечательных мест у меня есть, так что что-нибудь в этой «сплошной серости» мы раскопаем, будь уверен. — Мечтай-мечтай. — Готовь свое желание, Стив, — скоро оно будет моим! Ха-ха!       О теле в переулке никто не узнает — на то есть СМИ, невидимой рукой отвлекающие общественное внимание от таких мелких проблем. Вряд ли у этого тела будет какая-то специфичная история. Зато, из-за него одна из селисских стен сегодня стала чуть краше остальных. Пусть и на короткий момент.       Так протекает жизнь в Селисе, будь он обычным или темным.       Так жители этого города встречают свое раннее утро.