Два слова о скверных историях

А дальше все было вот как. Отобедав и получив от рыжего Мартина двух вполне себе приличных лошадок, новую, пусть крестьянскую, но чистую и добротную одежду для меня, Аррохадо, оставил нашему хлебосольному хозяину столько золота, сколько я давно не видал в одном месте, и наотрез отказался погостить еще. — Нам совершенно нет резона терять время, — объяснил он мне, как только мы выехали за ворота и распрощались с Мартином. — Конечно, я понимаю, что ночной переход тебя утомил, а сытная еда расслабила, но придется потерпеть. Я хмуро кивнул в ответ, пришпоривая свою лошадь, не глядя в его сторону. И пусть он лучше обманывается, думая, что хмурость эта на моем лице от потерянной возможности немного поспать. Ведь на самом деле все было гораздо хуже. И спать мне сейчас совершенно не хотелось. Из головы моей не шло банное происшествие. Я старался не думать, не вспоминать, не переживать тот момент еще раз и раз… сотню раз, не ломать голову над тем, что за этим порывом Рубена стояло. И стояло ли что-нибудь? Думать об этом можно было бесконечно. Но нужно ли? Эдак недолго совершенно сбрендить, а я в последнее время и без того не отличался стабильностью нервной системы и трезвостью ума, особенно, если учесть, тот факт, что задумывался о той выходке кэналлийского мерзавца на полном серьезе, да еще отчаянно желая ее повторения. Он же, был… Смотреть на совершенно спокойное лицо Аррохадо, было больно, так же как и понимать, что для него этот эпизод совершенно ничего не значил, как и поцелуй в яме. Ровным счетом ничего — рабочий момент, чтобы угомонить бестолкового чрезмерно чувствительного щенка. Ничего личного, юноша, получите свою каплю наслаждения и успокойтесь уже. Обидно. Лошади резво трусили по ведущей на юг дороге, быстро оставляя позади кошкину деревню и проклятую баню, в которую я, против воли, постоянно возвращался в мыслях, распустившись до того, что мечтал о том, что могло бы случиться, не будь Рубен настолько бесчувственным чурбаном, если бы кэналлийский извращенец вдруг захотел бы продолжить свое бесстыдство… Я мало что знал о том, что звалось гайифским грехом, в нашей семье подобные вопросы не поднимались, Создатель упаси, а место моего обитания было настолько далеко от развращенной всякими непотребствами Олларии, да и не нужно оно мне было, я всегда пылал страстью к нашим полнокровным и смешливым крестьянкам. И все же кое-что знал. И эти знания не позволили мне заблуждаться на счет своей участи, когда я попал в плен, и понял, что выкупа похитители не увидят. Та участь представлялась мне совершенно омерзительной. Сейчас же… Мысль о том чтобы согрешить по-гайифски в компании Рубена Аррохадо — не казалась мне чем-то ужасным, напротив, меня изо всех сил тянуло к этому синеглазому порождению Лабиринта. Впрочем, самому порождению, кажется, до моих переживаний дела не было. — О чем так глубоко задумался? — окликнул меня кэналлиец, неожиданно отрывая от грешных грез, и возвращая к реальности. Я вздрогнул, густо краснея, опустил голову еще ниже, словно увлеченно разглядываю холку своей лошади и возблагодарил Создателя за то, что вымытые, сильно отросшие волосы пушисто прикрыли мои пылающие щеки. Вот ведь кошкин сын! И что я должен ему ответить? Мечтаю о том, как подставить под тебя свой зад? Пф… — Думаю о возвращении в Надор, — соврал я после непродолжительной паузы, все также не поднимая на кэналлийца взгляд. — Уверен, все сложится хорошо, — заверил меня Рубен, — я сделаю все, чтобы ты попал туда в ближайшее время. Дурак! — Едва не фыркнул я. Неужели Ричард Окделл за последнее время стал настолько искусен в актерском мастерстве? Неужели не заметно о чем мои помыслы? И уж точно, последнее, чего бы мне сейчас хотелось это вернуться в Надор, пред проницательные и строгие очи матушки. Вот она бы раскусила мои пакостные мысли в два счета. Не то, что этот… — Благодарю, — сухость моего голоса, кажется, царапала горло. Холка моей гнедой сделалась еще интереснее… — Ричард, — голос Рубена изменился, в нем появилась требовательность, — посмотри на меня. Что, неужели почувствовал неладное? Синеглазый чурбан… Я, закусив изнутри щеку, изо всех сил постарался расслабить мышцы лица и спокойное выражение на нем, повернулся в его сторону, приподнимая бровь в мнимом удивлении. Да, господин Аррохадо? — Что-то не так? — Синие глаза Рубена сузились и глядели пытливо. Выдерживать этот взгляд было сложно, но я держался. — Нет, все прекрасно, — сухость сменилась наносным безразличием, — я безмерно счастлив от мысли, что скоро увижу родные стены. — Вот оно что… — хмыкнул Рубен без особого веселья, — ну тут я тебе действительно ничем не могу помочь. — Он оторвал от меня взгляд и перевел его на дорогу, — я не могу себе позволить втянуть тебя в дела, которые тебя не касаются. И как только появится возможность, ты отправишься домой. Таков был уговор, и я ему следую. — Ах, значит, уговор! — не выдержал я, взрываясь, и посылая к тварям сдержанность, — а целовать меня в засос, как последнюю бордельную шлюху, или не моргнув глазом отсосать мне — это было по какому уговору? Зачем трогал, если в итоге планировал просто вышвырнуть меня обратно в Надор? Он не обернулся, продолжая глядеть вперед, красиво покачиваясь в седле. Я, зло сжимая зубы, так что эмаль заскрипела, вглядывался в его лицо, которое даже не дрогнуло. — Ответь мне, Рубен! — Мне казалось, что ты, всей своей мятежной душой, желаешь попасть домой, — спокойно отозвался он, все так же не глядя в мою сторону. — К тому же я не обещал тебе, что наше сотрудничество продлится долго, лишь до момента, когда мы окажемся в относительной безопасности. — Ах так! — было такое ощущение, что внутри меня прорвало плотину, я видел нечто подобное в детстве, наблюдал, как разрушилась созданная бобрами загородь и как освобожденная вода хлынула, сметая все на своем пути, так вот и сейчас из меня фонтанировала во все стороны. — В таком случае, этот момент уже наступил. Нам, кажется, больше ничего не грозит и, потому, полагаю, мы вполне можем разойтись каждый своей дорогой. Прощайте, сударь. Я с силой натянул повод своей лошади, вызывая ее бурный протест, и заставляя резко повернуть в сторону. — Не будь идиотом, Окделл! — услышал я сердитый окрик Рубена. Но, тем не менее, не остановился, а развернувшись, помчался обратно по направлению к деревне. Куда? А кошки знают, после разберусь, главное подальше от… Потом все происходило очень стремительно. Кэналлиец подлетел ко мне, и, поймав повод моей гнедой, дернул, пытаясь ее остановить. Деревенская, плохо объезженная лошадь, к подобным фокусам приучена не была, а потому взбрыкнула, сбрасывая меня на землю. Удар. Боль. Темнота. В себя пришел я от того, что кто-то звал меня по имени и тряс за плечи. Разлепив глаза и едва справляясь с подступившей к горлу тошнотой, я размыто увидел склонившееся надо мной, тревожное лицо Рубена. — Рикардо… — звал он меня, потряхивая за плечи и вглядываясь в лицо, — слава Анэму… Не закрывай глаза, смотри на меня… Я, вспоминая о том, что привело к моему падению, глаза закрыл. На зло. Раз порознь, так пусть катиться, нечего командовать. Боль и муть понемногу отступали… — Смотри на меня! — зарычал кэналлиец. — Оставь меня и проваливай по своим секретным делам, — в тон ему ответил я, но глаз упрямо не открыл. Пусть катится! Он вздохнул, вроде как с облегчением, а потом… моих губ очень нежно коснулись его губы, мягкие теплые, и… Я даже не мог вообразить себе, что он может так… Как именно? Как будто он, самодовольный кэналлийский пират, целовал кого-то по-настоящему для себя дорогого и… твари тебя, Рубен, раздери, от этого мне сделалось еще гаже. Этот поцелуй, полный нежности, был гораздо хуже того первого. Сплошной обман. Но вместо того, чтобы оттолкнуть этого, играющего мною ублюдка, я, позабыв о боли, наслаждался каждым мгновением, не сразу сообразив, что из глаз моих потекли слезы. Он отстранился, шумно выдохнул, и осторожно стер мокрые дорожки с моего лица. — Ну-ну… — Убирайся… — снова произнес я, все также не открыв глаза. — Не раньше, чем буду уверен в том, что ты спокойно доберешься до Надора, — ответил он, — такой был уговор, я слов на ветер не бросаю. Вот ведь заладил. Я начинал жалеть, что не убился при падении. — Я освобождаю тебя от нашего договора, — придушенно прошептал я. Проклятые слезы никак не желали останавливаться. Как припадочная эреа, честное слово! Но прекратить это у меня не получалось. — Можешь считать, что каждый из нас выполнил свою часть договоренности. — Надорский осел… — в голосе Рубена послышалось раздражение и мне очень захотелось увидеть его лицо, но я сдержался. Все и без того зашло слишком далеко, настолько, что я теперь уже и не знал, было ли мое освобождение из плена удачей? После всего случившегося, моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. И виноват в этом он, подлец и тварь похуже закатной — Аррохадо. — Иди к тварям, и оставь ме… — договорить мне не удалось, так как он снова заткнул меня поцелуем, наваливаясь на меня всем телом. Тварь желанная…