Король Хогвартса

      Питеру Пэну не бросают вызов, не ставят под сомненье его слова или действия. Решение Питера всегда безоговорочно. То, что он говорит – обязательно к исполнению. А тот, кто всё-таки осмелился бросить ему вызов – глупец и, считай, уже мёртв.       Все, кто перечил Питеру Пэну или, не дай Бог, вызывал на бой, долго не жили. Юноша разбирался с такими быстро, и их, как правило, потом никто не видел. Но дерзость Гермионы Грейнджер его забавляла. Девчонка вряд ли понимает, с кем связалась. Питер заставит её страдать. Он уничтожит всё, во что она верит. Он уничтожит её целиком.       Гермиона не следила за игрой, развернувшейся прямо перед ней. Игроки в красной и зелёной форме гонялись за мячами, но это не заботило девушку. Не важно, кто победит, а кто проиграет. Важно то, что теперь все будут говорить о том, как она ударила Питера Пэна. Её удар многие видели. Они расскажут, подтвердят. Что теперь о ней будут думать? Что она жестокая и неуравновешенная? Что она приревновала Питера, не пожелала мириться с его поведением? Но ведь она правда ревнует и не желает делить с кем-то другим.       Сидя на гриффиндорской трибуне, Гермиона буквально слышала, как её обсуждают. Как называют чокнутой ревнивицей. Если бы девушка могла, она бы прямо сейчас убежала в замок, спряталась бы в какой-нибудь тёмный угол и громко разрыдалась. Или бы сломала что-нибудь. Но Гарри и Рон никогда не простят, если она уйдёт. А волнует ли Гермиону их мнение? Волнует, если она всё ещё здесь. Они волнуют её, если она всё ещё никому не рассказала о том, что Гарри подлил Рону в сок Феликс Фелицис. Они всё ещё лучшие друзья, если Гермиона после матча идёт в раздевалку, чтобы поговорить с ними.       – Гарри, – сказала она решительно, но почему-то готовая заплакать, – мне нужно с тобой поговорить. Ты поступил сегодня неправильно. Слизнорт говорил, что это незаконно.       – И что ты сделаешь? – с вызовом спросил Рон. – Донесёшь на нас?       Гермиона посмотрела на друга с какой-то, неприсущей ей, злостью во взгляде и сжала кулаки. Интересно, когда в ней всё это появилось?       – Ребята, о чём вы? – спросил Гарри, скрестив на груди руки.       – Не строй из себя дурака, Гарри, – сказала Гермиона. – Ты добавил Рону в сок Феликс Фелицис. И не говори, что не понимаешь, о чём я.       – Остынь, Гермиона. – Гарри поднял руки в жесте «сдаюсь». – Ты будто с цепи сорвалась! Что с тобой?       – Вы ведёте себя как полные идиоты! – сказала она громко. – Разве вы не знаете, что вам будет, если кто-то узнает?       – Если ты не перестанешь так орать, кто-нибудь точно узнает, – нахмурился Рон.       – Прекратите оба! – Гарри сунул руку в карман и достал оттуда флакончик, который он получил от профессора Слизнорта за самое лучшее зелье. Склянка была полна золотистой жидкости, а залитая воском пробка нетронута. – Я хотел, чтобы Рон подумал, будто я что-то подлил ему. Рон, ты брал все мячи, потому что был уверен в своей удаче. Но на самом деле ты сделал всё сам!       – Так я пил просто тыквенный сок? – спросил ошеломлённый Рон. – А как же хорошая погода? И Вейди не смог играть… Ты правда мне ничего не давал?       Поттер покачал головой и сунул флакончик обратно в карман. Рон разинул рот, собираясь что-то сказать, закрыл его, повернулся к Гермионе и заговорил, передразнивая:       – «Ты добавил Рону в стакан зелье! Вот он и брал все мячи!» Видишь, я и сам могу хорошо играть!       – Я не поговорила, что ты не умеешь! Ты и сам думал, что выпил зелье! – Но Рон уже закинул метлу на плечо и направился к выходу. – Ты просто придурок, ясно тебе?       – Я придурок? – обернулся Уизли. – Это я ещё и придурок?       – Ну не я же, – скрестила Гермиона на груди руки. – Это ты постоянно не понятно на что злишься. Будто я тебя чем-то обидела. Мне уже просто надоело быть виноватой не пойми в чём! То тебе не нравится, что я с Питером общаюсь, то ты злишься из-за вечеров Слизнорта… Я вечно в чём-то виновата. Знаете что? С меня хватит!       И девушка выскочила из раздевалки.       Горькие слёзы обиды душили её, жгли глаза, желая пролиться. Крик обиды хотел вырваться из её горла и разрушить будто бы оглушающую тишину. Гермиона не понимала, почему Рон злится. Она ему ничего не сказала, ничего не сделала. Может, она просто не знает, что повела себя как-то не так? Хотя, почему она должна переживать? Если бы они действительно дорожили этой дружбой, дорожили ей, Гермионой, побежали бы за ней, остановили. Но девушка была уже у самых дверей замка, а позади неё не слышалось шагов. Как не больно было признавать – насчёт Гарри и Рона Питер Пэн оказался прав.       Питер вообще редко когда ошибался насчёт людей, которым можно доверять, – поэтому он не доверял никому. Кто-то просто пешка в его игре, а кто-то – важная фигура, заслуживающая внимания.       Питер знал, что предложить профессору Снейпу в игре более важную роль, чем у него была, очень хорошая идея. Конечно, у Питера других и не было. В мрачном волшебнике Питер видел потерянность. Он был не таким, как все Пожиратели Смерти в поместье Малфоев. Северус Снейп был окутан пеленой глубокого одиночества и вдребезги разбитого сердца. Питер прекрасно знал, что волшебник согласится на его условия, не упустит возможность вернуть то, что у него отняли.       Почему-то человека с разбитым сердцем видно сразу. От него исходит будто какая-то определённая аура. Непонятно какая, как её описать, но, увидев такого человека, сразу поймёшь, что он пострадал от любви. Когда-то, когда Питер Пэн носил совершенно другое имя, он думал, что его сердце разбито. Разбито женщиной, которую, как ему казалось, он любил больше всего на свете. Женщиной, оставившей ему маленького сына. Но, оказалось, что сердце Питера не может быть разбито – ведь его просто нет.       – Профессор Снейп, – улыбнулся Питер, увидев волшебника, спускавшегося по лестнице. – Я как раз хотел зайти к вам, узнать по поводу моего предложения.       – Ваше предложение, – начал волшебник, покосившись на группу пуффендуек, проходивших мимо, – слишком заманчиво, мистер Пэн. Пожалуй, я приму его.       Губы Питера растянулись в самодовольной ухмылке. Почему они все такие предсказуемые?       – Прекрасно, профессор, – проговорил слизеринец и протянул Снейпу руку. – Я обожаю сделки.       Северус посмотрел на руку Питера, словно с сомнением, но пожал её. Руки волшебников тут же будто окутала магия, скрепляющая сделку.       – Вы не пожалеете.       И Пэн скрылся в подземельях, оставив Снейпа с мыслями о том, что всё же задумал этот мальчишка.       Почему никто не пытается остановить его? Уже даже Дамблдор знает о дьявольской сущности Пэна, о том, что он задумал, но всё равно ничего не делает. Чего он ждёт? Пока от мира останутся лишь обломки? Пока всё не сгорит в адском пламене, танцующем под смех Питера Пэна? Может, у старого волшебника уже есть какой-то план? Хотел бы Северус в это верить. От мальчишки можно ждать всё, что угодно. Война с ним может погубить их всех.       Питер Пэн хоть и был жесток, но не так, как многие привыкли думать. Он не убивал только потому, что ему стало скучно – он наказывал за проступки. Да и создавая новую Нетландию, он не собирался топить Британию в крови. Люди должны идти за ним сами, добровольно. Они должны выбрать его. Потерянные Мальчишки сами выбрали остаться на острове, именно поэтому с ними было так весело. Конечно, будут те, кто осмелится бросить Питеру вызов. От таких ему, естественно, придётся избавиться. Скорее всего, это будут взрослые. Их Пэн особенно не любил. Взрослые всегда ворчат, жалуются и совсем не умеют развлекаться. Их проблемы затмевают всё.       Питер смотрел на них и не мог вспомнить, был ли он тоже вечно сомневающимся и ворчливым. Юноша уже перестал воспринимать ту, прошлую жизнь как свою. Она была, но никак не его. Просто чья-то. Может, ему какой-то из потеряшек когда-то рассказывал эту историю. Питер уже почти и не помнил.       Вернувшись в комнату после квиддичного матча, в котором Слизерин почти с позором проиграл, Питер застал только дружков Драко Малфоя, играющих в волшебные карты. На кровати Малфоя лежала книга, которую ему дал Питер, и несколько листов пергамента, исписанных красивым почерком.       Сам Драко вошел в комнату через пару минут. Он был зол. Очень зол. А всё этот Святой Поттер, опять выхвативший победу прямо у него из под носа. Да ещё и Уизел, как назло брал все мячи. Квиддич – единственное, что всё ещё радовало Драко, и то это всеми силами пытаются отобрать.       – Не думал, что ты так облажешься, – с издёвкой сказал Питер, глядя на красного от злости Драко. – Как вообще можно было упустить этот чёртов мяч?       – А ты у нас теперь в квиддиче разбираешься? – сказал Драко, яростно глядя на Пэна. – Тебе лучше сюда не лезть, – проговорил он, сжав кулаки. – Оставь хотя бы эту часть моей жизни мне.       – О как мило, что ты, даже вернув своё сердце, всё ещё считаешь меня своим… господином.       – У меня нет господина, – сквозь зубы процедил Драко. Он так сильно сжимал кулаки, что костяшки пальцев побелели.       – Ещё как есть, – сказал Питер, подходя к Малфою, переполняемому злостью. – И уж никак не ваш хвалёный Тёмный Лорд. Ты же ненавидишь его. – Хоть Драко был несколько выше Питера, он чувствовал себя ничтожно маленьким. – Ненавидишь, что он разрушил твою жизнь, отправил твоего отца в Азкабан, ведёт себя в твоём доме так, будто это всё – его. Теперь семейство Малфоев будут презирать до конца веков. Поэтому ты его ненавидишь. – Голос Питера был тихим и походил на шипение. Он будто пытался загипнотизировать Драко. Малфой только сейчас понял, что не дышал какое-то время. – Что с моей книгой? – Юноша плюхнулся на свою кровать и выгнул бровь, вопросительно глядя на Драко.       – Она… я… – Он был в лёгком ступоре. – Я прочитал её. Не знаю, где ты её взял, но она потрясающая.       Несколько дней Драко занимался тем, что изучал таинственную книгу, написанную на французском языке. Все самые интересные зелья, заклинания, которых в ней было не мало, юноша выписал для себя в тетрадь и спрятал её подальше в тумбочку.       – Я нашёл, что ты просил, – сказал он, протянув Питеру листки пергамента. Взгляд глаз Пэна забегал по строчкам. – Это чтобы вернуть Нетландию, да?       – Ага, – просто ответил Питер.       – Но я думал, ты хочешь сделать Нетландию здесь. – Внутри Драко всё сжалось. Неужели Питер решил вернуться на остров? Если так, он сделает всё, чтобы это произошло как можно быстрее.       – Я и хочу. Это идея Тени. Не думаю, что это сработает. Ей давно пора признать, что Нетландию не спасти.       Драко хотел спросить что-то ещё, но отвернулся, прошёл к тумбочке и достал оттуда конверт.       – Слизнорт просил тебе передать, – и он протянул конверт Питеру.       – Дай угадаю, – Пэн повертел послание в руке, – он хочет… Нет, он умоляет меня прийти на его рождественскую вечеринку. Уверен, там будет очень скучно.       – Всем плевать на эту вечеринку, – закатил глаза Драко. – Лично у меня есть дела поважнее. – Он начал стягивать с себя свитер.       – Всё ещё пытаешься починить эту рухлядь? – усмехнулся Пэн, растянувшись на кровати. – Я давно понял, что это бесполезно. Проведём Пожирателей как-нибудь по-другому. Тоже мне проблема.       – Я должен сам это сделать, – сказал Драко. – Может, тогда отец вернётся домой. Ты обещал убить его, – продолжил он после некоторого молчания, – но ещё даже не попытался. А пока он жив Хогвартс никогда не будет нашим!       – Хогвартс уже мой, Малфой, – проговорил Питер, наслаждаясь этой фразой. – Прояви немного терпения. Скоро все узнают о нашем маленьком… сотрудничестве.       – Это развяжет войну, – сказал Драко.       – Войны – это весело, – сказал Питер с ухмылкой и закрыл глаза. – Я всегда играю за победителей.       В честь победы Гриффиндора в сегодняшнем матче, в гостиной факультета устроили настоящий праздник. На стол выставили бутылки сливочного пива, еще какие-то напитки и еду, которую притащили из кухни. Гриффиндорцы громко разговаривали, смеялись и поздравляли членов квиддичной команды с блестящей победой.       Одному Гарри Поттеру не хотелось веселиться, хотя он имел на это больше прав, чем все остальные. У юноши не было ощущения победы. Может, матч со Слизерином он и выиграл, но это не помогло помирить Рона и Гермиону, а это самый большой провал. Гарри не ожидал, что Гермиона так бурно отреагирует. Хотя, она имела полное право злиться, не зная, в чём так сильно провинилась перед Роном. А дело всё было в том, что Грейнджер целовалась с Виктором Крамом аж два года назад, а теперь бегает за Питером Пэном. Рон просто ревнует, но не находит в себе силы признаться во всём Гермионе. Если он, Гарри, не вмешается, потеряет своих лучших друзей.       Гермиона чувствовала себя неуютно. Она сидела на полу, забившись в угол, и сжимала в руках бутылку сливочного пива, из которой так и не сделала ни одного глотка. Ей было некомфортно совсем не из-за громких голосов, смеха, не из-за Рона, целующегося с Лавандой Браун, а из-за того, что ей дико не хватало Питера. Этого двуличного мерзкого мальчишки с глазами невероятного зеленого цвета. Девушка безумно скучала по вечерам в библиотеке, когда они болтали обо всё на свете. Ей не хватало его улыбки, того, как он говорил, что она особенная, самая особенная и замечательная из всех, кого он встречал. Но разве теперь Гермиона могла ему доверять? После всех его многочисленных свиданий, после того, что он сказал ей сегодня? Нет, она бы никогда не смогла доверять Питеру Пэну. Она любила и ненавидела его одновременно. Такое вообще возможно?       Девушка смотрела прямо перед собой и не видела абсолютно ничего. Кто-то подходил к ней, пытался заговорить, но уходил, так и не получив ответа. Может, Гермиона не создана для любви? Может, ей предначертано возиться с книгами, быть для всех невообразимой всезнайкой? Но она не хотела, чтобы в ней видели только ум. Она хотела, чтобы её назвали ещё и красивой.       – Привет. – Рядом с Гермионой опустился Гарри.       – Привет, – ответила девушка. Она наконец заметила пиво в своей руке и сделала глоток из бутылки. – Теперь у тебя нет отбоя от поклонниц, – улыбнулась она уголком губ, глядя на группу девушек, пялившихся на Гарри и перешептывающихся. – Только не зазнайся как Рон.       – Я как раз насчёт него и хотел поговорить с тобой, – сказал Гарри.       – Он нашёл ещё один повод на меня злиться? – усмехнулась Гермиона.       – Да что с тобой такое? Ты стала какая-то раздражительная, грубая. Я тебя совсем не узнаю.       – А я не понимаю, почему Рон на меня злится, – сказала она, покосившись на Гарри.       – Рон просто идиот, – вздохнул Поттер. – Ревнивый идиот. Так что вот это всё, – он кивнул на Рона и Лаванду, воркующих в углу, – ненастоящее.       – Мне всё равно, Гарри. Рон может целоваться с кем хочет. Пусть хоть со всеми перецелуется. Но никто не даёт ему право вымещать свою ревность таким образом. Тем более, – продолжила она, сделав глоток из бутылки, – Рон сам говорил, что не против, если я начну встречаться с Питером.       – Помню, – вздохнул Гарри. – Может, он тогда не понял, что влюблён в тебя, или надеялся, что ты не станешь встречаться со слизеринцем, или что он забудет тебя… я не знаю, Гермиона, честно. Но мне не нравится, что вы постоянно ругаетесь.       – Не волнуйся, я теперь вряд ли вообще захочу с ним разговаривать.       Гермиона уже собиралась встать с пола, но Гарри сказал:        – Это всё из-за Пэна, да? Это из-за него ты себя так ведёшь?       – Дело не только в Питере, Гарри. Дело во всех нас. – Поттер нахмурился, не понимая, о чём она говорит. – Каким бы мудаком Пэн ни был, он открыл мне глаза на многие вещи.       «– В том числе и на нашу дружбу», – хотела продолжить Гермиона, но не стала.       – Ты знал, что никто не называл меня красивой? Никогда.       – А как же Крам? Он-то по-любому тебе такое говорил.       – Это не считается, – покачала головой Гермиона. – Я не верила, что я действительно красивая, что могу кому-то по-настоящему нравится. Но мне нужно так думать. Нужно, чтобы мне говорили, что я не только умная. Каждой девчонке это важно.       – И Пэн тебе такое говорил?       Гермиона кивнула.       – Говорил, но ещё я видела по его глазам, что он правда так считает.       Гарри хотел спросить у подруги кое-что ещё, но никак не мог решиться.       – И ты… – начал он осторожно, – ты любишь его?       – Думаю, да. Но нам никогда не быть вместе. Не после того, что он сделал.       – Всё будет хорошо, – сказал Гарри и обнял девушку за плечи.       Так же, как Гермиона думала о Питере, Питер думал о Гермионе. Юноша сидел в кресле в Выручай-комнате и, пока Драко возился с Исчезательным шкафом, читал записи об устройстве, которое нашла Тень. Но он никак не мог сосредоточиться на буквах, снова и снова мысленно возвращаясь к их с Гермионой сегодняшней ссоре. Щека Питера всё ещё болела, но то была какая-то приятная боль. У девчонки есть коготки, и это радовало Пэна. Возможно, пока не время отталкивать Грейнджер. Может, стоит подпустить её поближе к себе? Она, с её блестящим умом и сообразительностью – идеальный союзник. Если Питер будет действовать правильно, он переманит малышку Грейнджер на свою сторону. Она и не заметит, как поможет ему стать истинным королём этого мира.       – Дьявол! – выругался Драко, когда доска, которую он приделал с таким трудом, снова вылетела, ударив по руке. – Да что же с тобой делать?! – в отчаянии воскликнул Драко и ударил ногой по шкафу – где-то внутри отвалилось что-то ещё.       – Ну так он точно не починится, – сказал Питер насмешливо.       – Чем сидеть и раздражать меня, мог бы помочь, – покосился Малфой на Питера через плечо.       – Ну нет! – Он отправил магией Драко кусок чистой ткани. Тот поймал её и вытер руки от пыли. – Ты сказал, что сделаешь всё сам. Так что давай. А я буду разбираться в твоих каракулях.       Драко фыркнул и запустил в Пэна пыльной тряпкой, но тот, не отрываясь от чтения, одним движением руки сжёг её в воздухе.       – Выпендрёжник, – прошептал Малфой и залез обратно в шкаф.       Почерк старосты Слизерина было очень сложно назвать каракулями. Все буквы, выведенные рукой юноши, были ровные и красивые, будто их писал не человек, а магия. Вот Питер до сих пор не мог похвастаться достижениями в правописании и каллиграфии. Он предпочитал не тратить время на подобную ерунду и делал всё с помощью волшебства.       Устройство, о котором говорила Тень, носило название «Чаша Дюбуа». Его придумал француз Аднет Дюбуа, прославившийся невероятно красивыми магическими амулетами собственного изобретения. Дюбуа был волшебником, зарабатывающим себе на жизнь созданием ювелирных украшений. Драко писал, что для создания магического амулета Дюбуа помещал в чашу разные волшебные составляющие: чешую дракона, волос единорога, слезу русалки… Чаша отделяла магию, смешивала её в себе, а потом помещала в украшение. Больше века чаша находилась в собственности семьи Дюбуа, пока потомок Аднета не попытался с её помощью излечить свою дочь, родившуюся сквиббом. Он вытягивал магию из волшебников, помещал в свою дочь, но девочка не выдержала этого и умерла. Чашу у Дюбуа изъяли и поместили в надёжном месте, о котором в книге не упоминалось.       – Понятно теперь, как Тень собиралась вернуть Нетландию, – сказал Питер больше себе, чем шагавшему рядом Малфою. – Она хочет забрать всю магию, чтобы я уж точно вернулся с ней.       В коридорах замка было тихо. Время уже перевалило за полночь, но только Драко и Питер не очень спешили в свою комнату, совершенно не боясь попасться.       – А нельзя ей помешать? Отговорить? – Перспектива жить в мире без магии совсем не радовала Драко. – Уверен, она тебя послушает.       – Тень никогда никого не слушает. Она просто убьёт меня.       – А она может?       – Конечно, – хмыкнул Пэн. – Только она и может. Ладно, чем быстрее я дам ей, что она хочет, тем быстрее она отстанет от меня.       Следующим вечером Питер сам хотел позвать Тень и рассказать ей, что узнал, но она, наверняка, и так всё знает. Придёт сама, когда отыщет чашу, а пока он может подумать о том, что делать с Гермионой. Но Пэну ничего не приходило в голову, кроме того, как начать встречаться с Грейнджер. Тогда он максимально сблизиться с ней и уже ничего не помешает ему утянуть девушку на свою сторону.       Зельеварение профессор Слизнорт начал с того, что спросил у Питера:       – Питер, мой мальчик, вы получили моё приглашение?       – Конечно, профессор, – заулыбался Питер. – Я с радостью приму его. Тем более, это так много для вас значит, – сказал он и покосился на Гермиону.       – Прекрасно! – сказал Слизнорт, улыбаясь сквозь свои пышные усы. – Вы не пожалеете, мой мальчик!       После этого урока Гермиона услышала, как в женском туалете обсуждали предстоящую вечеринку Слизнорта.       – Я слышала, что Слизнорт готовит что-то грандиозное, – восторженно сказал голос.       – Уверена, там будет кто-то знаменитый, – мечтательно произнёс второй голос.       – Как бы я хотела туда попасть! Может, получится кого-то развести на приглашение? – сказал третий голос.       – Я слышала, Питер Пэн пока никого не пригласил, – сказал голос номер два. – Странно, что он так и не нашёл себе пару.       – По мне, это очень хорошо, – заявил голос номер один. – Я всё ещё могу попытаться.       – А я бы хотела пойти с Гарри Поттером, – вздохнул голос номер три. – Никогда не замечала, что он такой симпатичный.       – Ой, к Гарри, наверное, теперь целая толпа выстроилась, – сказал голос номер два. – И мне понятно почему, но вот что все нашли в Пэне, я не знаю.       – Ты что? – возмутился голос номер один. – Он же такой красивый, загадочный. – Девушка громко вздохнула. – Как же я хочу, чтобы он позвал меня на свидание. Тогда он точно будет моим!       – Ну да, уж лучше ты, – начал голос номер три, – чем зазнайка Грейнджер! Захапала себе Гарри и Рона, чуть Питера не отхватила. Но Уизли молодец, вырвался. Что они вообще в ней нашли?       – Это вы ещё Виктора Крама не вспомнили, – сказал голос номер два.       Гермиона слушала это и еле сдерживала слёзы. Она не думала, что о ней распространилось такое мнение. Она никогда никого не пыталась соблазнить. Откуда вообще берутся такие разговоры? Гриффиндорка была оскорблена до такой степени, что хотела выйти и сказать этим девицам всё, что о них думает. Или лучше просто расплакаться здесь? Может, раньше она бы так и сделала.       Грейнджер вышла из кабинки и увидела троих пуффендуек. Они сразу замолчали, как только увидели Гермиону. Девушки поняли, что она слышала каждое их слово, но Гермиона ничего не сказала. Она поправила волосы, оглядела своё отражение в зеркале таким холодным взглядом, что сама удивилась, и вышла в коридор, держа спину прямо и задрав подбородок. Может, Питер Пэн изменил её больше, чем она думала?       Пора бы уже выкинуть слизеринца из головы. Хорошее в нём слишком ничтожно и не перекрывает плохое. Вообще, Гермиону должно отталкивать хотя бы то, что Питер Пэн – существо из другого мира. Но это как раз таки и влекло гриффиндорку. Ей был безумно интересен тот мир и ещё многие другие, которые уж точно существуют. Ей было интересно увидеть всё собственными глазами, поиграть в догонялки с русалками или даже со звёздами в прятки. Когда Гермиона – по своей натуре очень рассудительная – была с Питером, весь её здравый смысл исчезал.       Девушка ничего не могла поделать со своим влечением к Пэну, с высокомерной ухмылкой разговаривавшему со слизеринкой, которая мечтательно смотрела на него и наматывала на палец прядь своих блондинистых волос. И Гермиона не могла понять, почему она тянется к Питеру каком-то подсознательном уровне. Он никогда не откровенничал с ней, не говорил, что его беспокоит, что он чувствует. Девушка лишь знала, что он хочет спасти Нетландию. Вот и всё.       Наверное, её привлекали в Питере какие-то мелочи. Как он задирает подбородок, чтобы показать своё превосходство, как он закусывает нижнюю губу, когда сосредоточен, как забавно закатывает глаза и совершенно не умеет обижаться, как он воображает себя самым умным и находчивым, будто до чего-то додумался сам, а не с помощью Гермионы. Именно эти мелочи и делают Питера человеком.       Тень появилась неожиданно. Питер увидел её, парящую под потолком Большого зала. Она описала круг над факультетскими столами и вылетела в распахнутые двери. Пэн огляделся, но никто, похоже, не заметил странную гостью с горящими глазами. Юноша вылез из-за стола и поспешил за Тенью, совсем невежливо расталкивая шагающих ему навстречу студентов.       – Тень! – позвал Питер, взбежав на второй этаж. – Тень, где ты?       Он огляделся по сторонам, но ничего не увидел. Неужели, ему показалось? Может, он уже начал от безделья с ума сходить? Тут в конце коридора он увидел светящиеся глаза Тени, норовившей скрыться за углом.       – Тень, стой! – поспешил за ней Питер. – Что ты вытворяешь? Хочешь нас выдать?       – Ну ты же жаловался, что тебе скучно, – раздалось в его голове.       – Ты совсем не умеешь веселиться, – усмехнулся Пэн и распахнул дверь. Он оказался в маленькой тёмной комнате, видимо, когда-то использовавшейся в качестве чулана. В руке Питера возник шар света, и юноша выпустил его под потолок. – Я бы хотел сказать, что рад тебя видеть, но… – сказал Пэн, парившей в метре от него Тени.       – Меня не волнуют твои колкости, – сказала она. – Ты прочитал книгу?       – Можно сказать и так, – кивнул Питер. – Дай угадаю, – он приложил палец к подбородку, будто задумался, – теперь ты скажешь мне отыскать эту чашу, да? Хочу тебя огорчить – если я покину Хогвартс, уже не вернусь обратно.       – Ничего не надо искать, – сказала Тень так, будто этот разговор заставлял её скучать. – Я уже всё сделала за тебя.       Не успел Питер ничего сказать, как перед ним возник небольшой стеклянный шар на серебряной подставке, украшенной витиеватой надписью и сапфирами. Шар был похож на один из тех, что обычно используют всякие мошенницы-гадалки, но уж никак не на чашу.       – Я думал, это будет… чаша, – сказал Питер, сдвинув брови к переносице. – А это ерунда какая-то. Где ты вообще достала это уродство?       – Тебе знать не обязательно, – проговорила Тень. – Наполни шар магией, и мы наконец сможем вернуться домой.       – Полагаю, магией волшебников. – Питер взял из воздуха шар на подставке и покрутил в руках.       – Какой ты догадливый. – Если бы тень имела человеческий облик, она бы точно закатила глаза. – Нам нужно много магии. Очень много. И быстро.       Тень исчезла, будто её и не было.       Питер вздохнул и вышел из тёмного чулана.       Похитить магию волшебника… Наверное, сделать это не так просто, как кажется. Это не то же самое, что поглотить магию волшебной палочки или жить за счёт магии Хогвартса. Для волшебника это будет болезненно, наверное, сравнимо с потерей части тела. Но ничего не поделаешь – Нетландия важней, чем какие-то людишки. Их миллиарды на планете, а Нетландия одна.       Юноша шёл по коридору с чашей в руке. В его голове роились мысли и предположения. Он думал о том, где содержится вся магия волшебника и как перелить её в чашу.       «– Может, нужно как с палочкой? Начать поглощать, а потом перенаправить? Нет, начав, я не смогу остановиться», – думал Питер.       Мимо него проходили студенты, девушки улыбались ему и махали руками, но Питер будто не и замечал никого. Он пытался почувствовать сгусток силы, источник волшебства в каждом, кто проходил мимо.       «Чтобы спасти Нетландию, нужно было сердце Генри. Наверное, магия именно в нём».       Остановившись, Питер обернулся – в противоположном конце коридора он увидел темноволосую девушку, медленно, уткнувшись в толстую книгу, направлявшуюся к нему. Эту слизеринку с вздёрнутым носиком звали Виола. Она училась на два года младше Питера и была просто без ума от него. Почти каждый день юноша находил под своей дверью любовные послания от бедной Виолы, не теряющей надежду на то, что Пэн снизойдёт до неё.       – Эй! – окликнул он, улыбнувшись. Виола оторвала взгляд карих глаз от книги, огляделась и поправила очки, висевшие прямо на кончике её вздёрнутого носика. – Да, я к тебе обращаюсь.       – Питер! – радостно воскликнула она и заспешила к нему. – Рада тебя видеть. – Её ещё такое детское личико залило краской. – Ты… ты хотел о чём-то поговорить?       – Да, – кивнул он. – Мне очень срочно нужно с тобой поговорить. Это касается…       – Свидания? – почти взвизгнула девушка, подпрыгнув на месте. – О, Питер, я так рада, что ты, наконец, обратил на меня внимание!       – О, ты меня обижаешь! – сказал Питер, убрав волосы Виолы ей за ухо. – Как я мог не заметить такую красавицу?       Казалось, Виола была готова расплакаться от свалившегося на неё счастья. Сам Питер Пэн сказал, что она красивая! А ведь он не ходит на свидания с четверокурсницами, даже внимания на них не обращает, а тут позвал её, Виолу. Да все просто обзавидуются!       – Давай поговорим в более укромном месте? – Питер приобнял девушку за плечи и увлёк её в другой конец коридора.       – Конечно, – не помня себя от восторга, произнесла Виола.       – Знаешь, я давно хотел это сделать, – говорил Питер, – но всё никак не решался. Не думал вообще, что такая девушка захочет со мной разговаривать.       Юноша открыл дверь пустой классной комнаты и завёл туда Виолу. Закрыв дверь, он наложил чары тишины. Теперь, даже если девчонка будет орать во всю глотку, никто её не услышит.       – О, Питер, я написала тебе столько писем, – краснея до самых ушей, сказала Виола.       – Так они были от тебя? – удивился Питер. – А я думал… Ладно, не важно, что я думал. Главное, что теперь мы можем быть вместе!       – Да, Питер, можем! – Виола была к слизеринцу так близко, как только это вообще было возможно. Она обвила руками его шею и ждала поцелуй, за который многие готовы были убить.       Питеру нравилось играть. Даже если в этом не было никакой необходимости. Он мог и не говорить девчонке всего того, что сказал, а убить сразу, как только закрыл дверь. Питер разыгрывал целые спектакли, чтобы насладиться негласной игрой, о которой знал лишь он, чтобы почувствовать себя настоящим хищником. Он мог взять всё, что ему нужно, силой, но как приятно, когда буквально умоляют это забрать.       Счастливое выражение на лице Виолы сменилось гримасой боли, когда Питер пробил рукой грудную клетку девушки. Она стояла, обхватив руками его шею, и судорожно хватала ртом воздух.       – Питер… – проговорила она хрипло. По милому личику девушки потекли слёзы. – Питер… пожалуйста…       – Раз ты просишь, – и он вырвал хрупкое девичье сердечко.       Виола рухнула на пол и часто задышала, прижимая руку к груди. Она посмотрела на Питера, держащего в руке её пульсирующее сердце, и закричала. Она кричала так громко, что, если бы не полог тишины, что наложил Пэн, сюда бы точно сбежалась вся школа.       – Всё как всегда, – закатил глаза Питер. – Кричи сколько угодно – тебя всё равно никто не услышит. Лучше тебе заткнуться. – Девушка замолчала, но продолжала плакать и хватать ртом воздух. – Поднимись. – Виола подчинилась. – Прекрасно, – сказал Питер, осматривая сердце в своей руке. – Я чувствую в нём магию. Не слишком сильную, – усмехнулся он, – но для начала сойдёт.       Юноша достал из кармана чашу Дюбуа и поднёс к ней сердце Виолы. Шар, видимо почувствовав магию, открыл подобие крышки, и Питер вложил в него сердце. Стекло вновь стало целым, но ничего не происходило. Пэн нахмурился. Неужели, он делает что-то неправильно? Может, этот идиот Малфой прочёл не всё? Конечно, так оно и есть! Это Малфой во всём виноват!       Питер уже хотел вытащить обратно сердце Виолы, которой впасть в истерику не давал лишь его приказ, из стеклянного шара, как тот начал дрожать и светиться. Свет в нём становился всё ярче и ярче пока не заполнил всю комнату. Питер невольно закрыл глаза, а Виола, ахнув, упала на пол с глухим стуком. Когда свет исчез, Питер, открыв глаза, не увидел никакого сердца – вместо него в чаше была горстка пепла. Распахнув от непонимания того, что произошло, и удивления глаза, Пэн повернулся к Виоле. Она лежала на полу с закрытыми глазами. Лицо девушки было безмятежно и спокойно, казалось, она просто спит. Но Питер знал – она мертва.       Убивать в первый раз всегда страшно. Немного руки дрожат, внутри будто всё узлом завязалось и одолевает огромное желание расстаться с содержимым собственного желудка. Хладнокровие приходит со временем. Питера уже давно не заботят чужие жизни. Он может вспороть кому-то брюхо и спокойно пойти завтракать. Что ему за дело до бестолковой девчонки, которая-то и на убитую не похожа. Для Питера смерть Виолы была безразлична, а вот остальные поднимут шум. Он был в этом уверен. Уверен так же, как и в том, что его обязательно будут подозревать, ибо из Большого зала он чуть ли не выбежал, а Виола за обедом так и не появилась. Да и вдобавок весь змеиный факультет знал, что девчонка просто с ума сходит по загадочному Питеру Пэну.       С этим нужно что-то делать. Нужно снять с себя подозрения, максимально обезопасить. И Питер уже знал как.       Он представил, как становится невидимым. Его тело начало исчезать сантиметр за сантиметром. Если бы эти глупые волшебники владели хоть толикой магии, какой обладал Питер, они бы взорвались от её мощи, не сумев подчинить. Пэну нравилось лёгкое покалывание, с каким магия окутывала его, делая полностью невидимым. Никто, даже сам Дамблдор, не смог бы разрушить эти чары.       Обед в Большом зале почти закончился, и слизеринец, верхом на заколдованной швабре, которую нашёл здесь же, в пустом классе, направился прямиком туда. Магия скрывала Питера от проходивших внизу студентов и преподавателей. Они шли занятые своими делами и разговорами и совершенно не замечали, как сверху на них сыпется серебряная пыльца. Сыпется вместе с уверенностью в том, что они, каждый из них, видели Питера Пэна в Большом зале, а потом он вместе с остальными слизеринцами ушёл на урок. Даже если зоркий глаз Питера кого-то упустил, пыльца всё равно доберётся до него – по воздуху, на одежде друзей и преподавателей. Не останется никого, кто не был бы уверен, что Питер Пэн не покидал Большого зала. Его не в чем подозревать.       Сознание этих идиотов такая лёгкая мишень, что даже как-то не интересно играть с ним. Но Питер всё равно радовался своей гениальности. Его маленькую шалость никогда не разгадает и самый великий волшебник.       Виолу нашли поздним вечером. Ирма – подруга пропавшей девочки – всерьёз забеспокоилась, когда Виола не появилась в комнате после наступления комендантского часа.       – На неё это не похоже, – чуть ли не рыдала Ирма, когда Снейп вместе с МакГонагалл пришли в слизеринскую гостиную. – Я уже не знаю, что думать!       – Не волнуйся, дорогая, – пыталась успокоить её МакГонагалл, – мы найдём её.       – С ней точно что-то случилось! – заплакала Ирма, пряча лицо в ладони.       Всю ночь профессора, старосты и, конечно же, Филч прочёсывали территорию школы, надеясь, что Виола просто решила погулять ночью. Они открывали запертые комнаты, проверяли потайные ходы и ниши за гобеленами, опрашивали картины, но никто ничего не видел. Уже под утро девушку нашёл староста Пуффендуя. Он так испугался, что начал кричать. На крик прибежал Снейп и увидел трясущегося от страха парнишку.       – Что же это такое, Северус? – тихо проговорила МакГонагалл, когда холодное тело Виолы, накрытое белой простынёй, выносили из тёмной комнаты. – Кто посмел совершить такое?       – Не знаю, – ответил волшебник, хотя сам, возможно, догадывался, чьих это рук дело.       Будучи великолепным актёром, Питер Пэн мастерски изобразил страх с нотками паники, когда следующим утром, за завтраком, профессор Дамблдор сообщил всем о хладнокровном убийстве. По залу тут же поползли шепотки и разговоры, некоторые, кто, видимо, знал Виолу, начинали плакать и проклинать убийцу всеми страшными проклятьями.       – Кто бы это ни сделал, – говорил Дамблдор, оглядывая студентов, – он будет пойман и наказан по всей строгости. Сегодня ваши деканы проведут с вами личные беседы. Надеюсь на ваше понимание и благоразумие. Спасибо.       – Какое чудовище могло это совершить? – сказала девушка, шагавшая впереди Питера.       – Не знаю, – ответила ей другая, – но я сегодня же напишу родителям о том, что случилось. Не хочу оставаться здесь, пока убийцу не поймают.       Страх, охвативший Хогвартс, был не таким сильным, каким Питер ожидал, но он его буквально чувствовал. Как же это прекрасно! Пэн в очередной раз убедился в собственном превосходстве над глупыми людишками. Они, эти безмозглые волшебники, да и вообще все, никогда не научатся управлять своими эмоциями и чувствами. Они никогда не поймут, что с помощью страха и паники можно покорить государство, разрушить целую цивилизацию. Как они могут управлять кем-то, если даже с собой совладать не могут?       Снейп начал вызывать к себе слизеринцев прямо с утра. Сначала пошли семикурсники, заняв весь первый урок. На втором уроке, когда шестикурсники сидели на заклинаниях, профессор Флитвик сказал, что Снейп ждёт в своём кабинете и чтобы они по одному шли к нему. Первой пошла Пэнси Паркинсон.       – Теперь ты, Пэн, – сказала она, вернувшись.       Питер удивлённо, будто в её словах была какая-то ошибка, посмотрел на старосту, но ничего не сказал. Он встал и покинул класс. Неужели, Снейп его подозревает? Не может такого быть! На одного своего декана Питер высыпал столько пыльцы, сколько хватило бы на всю школу. Снейп просто не может его подозревать.       – Профессор Снейп, – сказал Питер, открывая дверь кабинета волшебника.       – Садись, – сказал он. – Ты знаком с Виолой Стреттон?       – Не лично, сэр, – ответил Питер, спокойно глядя волшебнику прямо в глаза. – Но я знал, что она была влюблена в меня.       – Тебя это злило?       Питер почувствовал ментальное давление, будто кто-то пытается влезть к нему в голову. Нет, профессор Снейп, вам это не удастся – Питер Пэн превосходно владеет своими мыслями.       – Злило? – выгнул бровь юноша. – Нет, ничуть. Меня злит, что вы, профессор, пытаетесь залезть в мою голову. А влюблённость маленькой девочки мне даже нравилась. – Снейп сощурил глаза и смотрел на Питера, сидевшего напротив него, будто не верил ни единому его слову. Ещё и в голову свою не пускает. – Вы меня подозреваете?       – Я не просто подозреваю. Я знаю, что это ты убил девчонку.       – Это чушь какая-то, – усмехнулся Питер. – Я пришёл на обед зразу после вашего урока. Это могут подтвердить. Из Большого зала я не уходил, потом вместе с остальными пошёл на трансфигурацию. Можете спросить у профессора МакГонагалл. Я ни при чём. Да и зачем мне её убивать? Из-за пары записок? Я вас умоляю, – закатил он глаза. – За мной вся школа бегает. Что мне до какой-то девчонки?       – Не знаю, что ты задумал, Пэн, – сказал Снейп несколько угрожающе. – Но я знаю, что ты убил девчонку. И я это докажу. Проваливай.       – Вы смешны профессор, – усмехнулся Питер. – Лучше бы другим занялись. Своим внешним видом, например. Я-то вам точно не по зубам.       Самодовольно ухмыльнувшись, Пэн оставил Снейпа наедине с его догадками и подозрениями. Пусть думает что хочет. Он никогда не сможет докопаться до правды. Уж Питер об этом позаботится.