Король Хогвартса

      За свои семнадцать лет Гермиона Грейнджер целовалась не так много, как её ровесницы. Она целовалась с Виктором Крамом ещё на четвёртом курсе, и на этом её любовные похождения заканчивались. Да Гермиону как-то и не волновали парни, поцелуи, тайные встречи в тёмных коридорах замка, чтобы никто не поймал. Ей было всё равно со сколькими парнями целовалась Лаванда Браун и почему с Симусом Финниганом не стоит целоваться с языком.       Гермиона никогда не беспокоилась о том, хорошо она целуется или нет. Может, у неё это выходит просто отвратительно, а она и не знает. Наверное, всё дело в том, что она дружит только с мальчишками. С мальчишками, которые не очень обеспокоены поисками подружек и свиданиями.       Когда Гермиона целовалась с Питером Пэном, она не думала о своих умениях в этом деле. Да она вообще ни о чём не думала, позволив себе раствориться в ощущениях, в горячем дыхании слизеринца, в его руках, всё так же больно сжимающих её запястья. Если бы этим утром кто-то сказал, что она будет целоваться с Питером Пэном, Гермиона бы ни за что не поверила, но вот сейчас она прижата к стене и позволяет Питеру целовать себя так властно, что уже губы начали болеть. Воздуха не хватает, дышать тяжело, да и не хочется. Ничего не хочется кроме Питера.       Лицо юноши раскраснелось, губы опухли, а глаза будто бы почернели. Гермиона была уверена, что и её лицо красное, а причёска совсем растрепалась.       – Наверное, – начала Гермиона, – я должна оттолкнуть тебя. – Она говорила спокойно, но у неё внутри всё тряслось и дрожало так, будто при сильнейшем землетрясении. – Может, влепить ещё одну пощёчину, но я не хочу. Не хочу чтобы этот вечер вообще заканчивался.       Питер смущённо улыбнулся. Он стоял к ней так близко, совершенно не собираясь выпускать её запястья из своих рук.       – Гермиона, я… я так много всего к тебе чувствую, так много всего хочу тебе сказать.       – Не надо, Питер, – сказала Гермиона. – Не говори ничего. Давай оставим это на завтра. Сейчас я не хочу думать обо всём этом.       – А что думать? Ты мне нужна, я хочу быть с тобой. Что ещё нужно?       – Ничего.       Возможно, когда-нибудь Гермиона пожалеет о том, что вновь поверила Питеру Пэну, поверила в то, что у него к ней самые глубокие и светлые чувства. Он говорил так искренне, смотрел с такой надеждой, что не поверить просто невозможно. Перед Питером вообще очень сложно устоять, а если он и соврал, Гермиона разберётся с этим потом, а сейчас, пока ночь, ставшая поистине волшебной, не закончилась, она хотела сполна насладиться ей.       Преподаватели и старосты, патрулирующие коридоры, совершенно не обращали внимания на гуляющих по замку Питера и Гермиону, словно их скрывала сама магия. Они спокойно прошли мимо Филча, хотя было уже очень поздно и с вечеринки нельзя было уходить самостоятельно. Даже Миссис Норрис, у которой был нюх на нарушителей, их совсем не заметила.       – Мне не хватало тебя, Питер. – Они шли по коридору к гриффиндорской гостиной, держась за руки. Гермионе это никогда не нравилось, но в том, как держал её за руку Питер, было нечто особенное. – Очень.       – Мне тоже. Я скучал по нашим вечным спорам, – улыбнулся он.       Их шаги эхом раздавались в пустом коридоре. Обоим хотелось много чего сказать друг другу, но, как назло, в голову не шло и словечка.       – Прости меня, – сказал Питер уже у портрета Полной Дамы. – Я не должен был так поступать с тобой.       – Давай забудем об этом. И о том, со сколькими девушками ты успел сходить на свидания.       – Долго припоминать мне будешь, да?       – Разумеется, – рассмеялась Гермиона. – Но ты можешь постараться загладить свою вину.       – Интересно, как. – Питер привлёк девушку к себе так, что их носы соприкоснулись.       – Уверена, ты что-нибудь придумаешь, – сказала она, стараясь смотреть Питеру в глаза, а не на его губы.       Он гладил её по щеке, большим пальцем очерчивая линию губ, а внутри Гермионы уже всё сжалось и будто покрылось мурашками.       – Конечно, – выдохнул Питер и прикоснулся к губам Гермионы нежным поцелуем. Как же ей хотелось, чтобы он не отстранялся, чтобы ночь не заканчивалась, чтобы она могла целовать его до самого утра. Но вот в коридоре послышались быстрые шаги, и нужно уходить, чтобы не нарваться на проблемы.       – Кто-то идёт, – испуганно сказала Гермиона. – Тебе нужно уходить. Срочно.       – Не переживай за меня. И, подмигнув ей, Пэн направился туда же, откуда слышались быстро приближающиеся шаги. Гермиона прислушалась. Никаких голосов, только шаги того, кто меньше чем через минуту будет здесь.       – Серебряная мишура, – тихо сказала Гермиона, и портрет Полной Дамы, начавшей было говорить, что ещё пара минут и она бы ушла в гости к другой картине, открылся, пропуская девушку внутрь.       В гриффиндорской гостиной, украшенной гирляндами и разной мишурой, никого не было. Даже к лучшему, что все уже ушли спать – не придётся рассказывать, как прошла вечеринка Слизнорта, и почему она, Гермиона, такая растрёпанная. Девушка села в кресло, сняла ненавистные туфли и расслабленно откинулась на спинку. Она закрыла глаза и улыбнулась каким-то своим мыслям. Гермиона Грейнджер и Питер Пэн. В это было сложно поверить. После того, как он игнорировал её, ходил на свидания. После того, как Гермиона пообещала себе больше никогда не связываться с Пэном. Но нарушать обещания, связанные со слизеринцем, вошло у неё в привычку. Да и к чему всё это, если она просто хочет быть с ним? Вот просто быть с тем, с кем она хочет, не думая о том, как отреагируют Гарри и Рон и вообще все остальные. Ей хочется просто быть счастливой.       – Гермиона? – Девушка нехотя открыла глаза и увидела Гарри Поттера, спускавшегося по лестнице. – Давно ты пришла?       – Пару минут назад. – Она оглядела друга, всё ещё одетого в парадную мантию. Только вот на ней было гадкое жёлтое пятно будто бы чьей-то рвоты. – Гарри, у тебя там…       – Вот дьявол! – выругался он. – Новая мантия!       – Это Полумна тебя так за вечеринку отблагодарила? – усмехнулась Гермиона.       – Нет, это, наверное, Парвати, – скривился Гарри. – Думаю, Полумна очень пожалела, что вообще пошла со мной на эту дурацкую вечеринку.       – Бедная Парвати. Как она? Сильно плакала?       – Ага. – Поттер плюхнулся на диван. Я побежал за тобой, но нашёл Парвати. Она плакала в пустом классе. Еле её успокоил. Кое-как уговорил пойти в гостиную, а не найти Пэна и начистить его самодовольную физиономию. Но Парвати была такая пьяная, что еле на ногах стояла. Пришлось тащить её. Чёрт, я даже Полумне ничего не сказал! Она, наверное, очень сильно обиделась. А ты-то где была? Я думал, ты пошла сюда.       – Я и хотела, – сказала Гермиона, перебирая в руках складки мантии. – Но меня догнал Питер.       – Надеюсь, ты надавала ему по морде? Вот пусть он только попадётся мне завтра! Я ему такое…       – Не надо, Гарри, – сказала она твёрдо.       – Как это не надо, Гермиона? Он обидел Парвати, тебе наговорил всяких гадостей, а ты его простить хочешь?       – Я его уже простила. – Поттер непонимающе уставился на подругу. – Мы поговорили и… Почему я вообще должна что-то объяснять и оправдываться? – нахмурилась Гермиона. – Мы с Питером теперь вместе, и я не хочу слышать про него гадости, ясно?       Девушка встала с кресла, подхватила свои туфли и зашагала к лестнице, ведущей в спальни.       Пусть только кто-нибудь попробует сказать что-то плохое о Питере – сразу познакомятся с остолбенеем в исполнении Гермионы. Но плохое говорить всё равно будут, но не про Пэна, а про неё. Она же заполучила его. Наверное, не одно заклинание испробовала и не одно зелье на это извела. Некоторые так и не смогли забыть её роман с Крамом, а тут ещё и Питер Пэн попал в сети коварной гриффиндорки.       Но кто и попал в сети, так это сама Грейнджер. Питер даже как-то немного разочаровался, что она так быстро сдалась, позабыв всю злость и обиду. Но он должен признать, что ему понравилось. Понравилось, как руки Гермионы неуверенно, будто он может исчезнуть, обнимали его, как она смотрела на него своими карими глазами, словно ожидая подвоха, но в то же время надеясь, что это не так.       Проявления нежности, держания за руки, объятья не нравились Питеру. Он считал всё это глупым способом показать принадлежность одного человека другому. Ему ни к кому не хотелось прикасаться, а уж тем более, чтобы кто-то трогал его. Но ему нравилось дотрагиваться до Гермионы, убирать пряди каштановых волос, падающих на её лоб, целовать её в макушку. Питеру нравилось, как Гермиона пахнет. Будто запечёнными яблоками с корицей, чем-то слишком родным, чтобы быть настоящим.       Кто-то может подумать, что Питер Пэн влюбился. Да и выглядел он таким влюблённым, что девушкам, всё ещё надеющимся завоевать сердце слизеринца, становилось так завидно, что никто бы не удивился, если бы у них из ушей повалил пар. Питер знал, что такое влюблённость, и это была точно не она. Это мерзкое чувство он бы узнал сразу. Ему просто было комфортно с Гермионой. Она не болтала много, не требовала постоянного внимания. Гриффиндорка была полной противоположностью тех, с кем Питер успел сходить на свидания.       Проводив Гермиону до гриффиндорской гостиной, Питер почти столкнулся с профессором Снейпом, чьи шаги они слышали.       – Мистер Пэн, – проговорил волшебник, смерив Питера недовольным взглядом, – почему это вы гуляете в столь позднее время? Разве вы забыли, что убийцу так и не поймали? Конечно, если вы – это он, то вам нечего бояться.       – Я смотрю, профессор, вы никак не успокоитесь? Подозревая меня, вы только время теряете.       – Позвольте узнать, где вы вообще были? Я видел мисс Патил с Поттером, но, как я помню, с ней пришли вы.       – Вас не должны волновать подробности моей личной жизни. Профессор. Я же не лезу в ваши дела. Ах да, – сказал он с ухмылкой, – вы же должны мне. – Северус поджал губы и прищурил чёрные глаза. – К тому же, я почти ваш…       – Заткнись, – прошипел Снейп, опасаясь, что кто-то может услышать. – Школьный коридор – не самое лучшее место для подобных разговоров. Тем более, комендантский час давно наступил. Так что если вы, мистер Пэн, не хотите провести все каникулы на отработках, немедленно отправляйтесь в свою комнату.       Питер с трудом сдержал смех. Неужели Снейп ещё не понял, что его не испугать отработками, наказаниями? Его вообще ничем не испугать.       – Спокойной ночи, профессор.       Питер зашагал дальше по коридору, спустился по лестнице, но не пошёл в подземелья, а направился в башню Астрономии, где частенько просиживал ночи напролёт. Питеру Пэну не нужно спать, так что приходится находить другие занятия. Юноша вылез наружу и лёг на покатую крышу, удерживаясь только силой магии. Здесь бушевал такой ветер, что дышать становилось тяжело, и сильный снегопад окутал всё, словно белая непроглядная стена. Но Пэну было хорошо. Хорошо лежать на крутой крыше, каждую секунду рискуя сорваться вниз, и слушать вой ветра. Жаль только звёзд не видно.       В Нетландии, где небо в разы больше, чем здесь, усыпано звёздами, Питер частенько уходил на вершину пика Мертвеца и оттуда смотрел, как яркие огни улыбаются ему с высоты. Здесь же звёзды скучные и совсем неразговорчивые. Они не понимают шуток и очень любят обижаться. Но Питеру всё равно нравилось смотреть на них. Так он лежал всю ночь, пока небо не начало окрашиваться в розовый, а звёзды, зевая, не отправились спать.       Сегодня, в день, когда начинались каникулы, завтрак подавали поздно. Был выходной, да и некоторые всё ещё ощущали на себе последствия вечеринки Слизнорта. Особенно плохо было Парвати. От выпитой медовухи голова девушки жутко болела, хотелось пить, да и просто остаться в кровати, чтобы не встречаться не только с Питером Пэном, но и с Гарри Поттером, на рукав мантии которого её стошнило.       – Парвати, привет, – сказала Гермиона утром. – Как ты себя чувствуешь?       Патил выглядела ужасно с мешками под опухшими глазами и растрепавшимися косами.       – Будто по мне промчалось стадо гиппогрифов, – сказала она, потерев виски. – Мне никогда не было так плохо и стыдно. Надо обязательно извиниться перед Гарри.       – Парвати, – начала Гермиона, закрыв свой чемодан, – мне жаль, что Питер так с тобой поступил.       – А тебе-то что жаль? Ты не могла ничего сделать. Да и зачем? Он оказался не таким замечательным, как все думали.       – Да, но… – Что-то не давало Гермионе сказать, что они с Питером теперь пара. Пэн вчера сделал ей очень больно, а если Гермиона расскажет, что Парвати стала способом вызвать ревность… Патил точно возненавидит её. Хотя, она и вся школа и так скоро узнают.       – Парвати, это всё было из-за меня. Питер позвал тебя на вечеринку, чтобы позлить меня.       – Да ладно тебе, Гермиона, – усмехнулась она. – Ты конечно красивая, но не думаю, что Питер пошёл бы на такое. Вокруг него же столько девчонок вьётся! А я сама виновата – перебрала и была слишком надоедливой. Зачем ему что-то придумывать ради… тебя?       Ох, сколько всего обидного Гермиона хотела сказать этой Патил. Высказывания так и вертелись у неё на языке, желая поставить девчонку на место.       – А ты считаешь, что я недостойна внимания Питера? Или чтобы меня вообще кто-то добивался?       – Я этого не говорила. Я лишь сказала, что…       – Послушай сюда, – начала Грейнджер, медленно шагая к кровати Патил, – я никому не позволю оскорблять себя и пускать дурацкие слухи. Мы с Питером теперь вместе, а на всех вас, на каждую, кто вешался на него, ему плевать, ясно? И если, не дай Мерлин, я узнаю, что кто-то обсуждает меня за спиной, уже не буду разговаривать по-хорошему.       И Гермиона, взяв чемодан, вышла из комнаты. Она сама от себя не ожидала такой реакции. Возможно, раньше бы она смолчала, а потом долго переживала, но сейчас она будто бы обрела смелость и силы ставить таких, как Парвати, на место.       Последний день перед десятидневными рождественскими каникулами был наполнен стуком колёс чемоданов о каменный пол и прощаньями. В этом году праздники Гермиона проведёт дома с родителями. Там, где она совершенно отвыкла находиться. Гермиона рано стала самостоятельной, рано научилась жить без родительской заботы. За пять лет поездки домой превратились в формальность, которую не хотелось соблюдать. Безусловно, Гермиона любила своих маглов-родителей, но она не заметила, когда им стало не о чем разговаривать, а поездки в «Нору» стали куда привлекательней.       Эти праздники Гермиона тоже должна была провести в доме семьи Уизли, где к ней уже давно относились как к родной. Она соскучилась по Фреду и Джорджу, но самой волшебной атмосфере, царившей в доме. Но из-за ссоры с Роном девушка не могла поехать туда, пусть все остальные Уизли будут ей только рады. Может, лучше провести каникулы здесь, в Хогвартсе? Питер-то уж точно остаётся, а бросать его совсем одного Гермиона не хотела.       – Не переживай за меня, – сказал Питер, когда они встретились до завтрака у входа в гриффиндорскую гостиную. Они шли, взявшись за руки, а чемодан Гермионы парил позади. – Мне есть чем заняться.       – Ты всё ещё пытаешься найти способ вернуть Нетландию?       – Это Тень. Она приносит мне разные книги, а я читаю. Но мы так ничего и не нашли.       – А ты не думал остаться здесь? – спросила Гермиона. – В Британии достаточно магии, чтобы поддерживать твои силы. Тебе незачем возвращаться.       – Я не знаю, Гермиона. Там мой дом и… Пока я не хочу об этом думать, хорошо?       – Хорошо.       Питер знал, что его появление вместе с Гермионой в Большом зале станет темой для обсуждения номер один. Тем более, если Парвати расскажет о том, что он, Питер Пэн, оскорбил её и позволил убежать с вечеринки в слезах. Питер прекрасно знал обо всём, что в школе говорят о Гермионе, о том, что некоторые её откровенно ненавидят. Но Малышка Грейнджер должна научиться давать отпор.       – Я просто не могу поверить! – послышалось со стороны когтевранского стола.       – Да она издевается!       – Уверена, без зелья здесь не обошлось. Питер бы так просто даже не посмотрел на неё!       Гермиона сжала ладонь Питера и вздёрнула подбородок, будто эти разговоры её ничуть не заботят. Но Пэн знал, что она ещё долго будет переживать.       – Не обращай на них внимания, – сказал он. – Пусть болтают, если хотят.       – Тебе легко говорить, – тихо ответила она. – Тебя же не ненавидит половина школы.       – Они просто завидуют. Разве тебя это должно волновать?       Питер брал упавшую на лоб гриффиндорки прядь волос, поцеловал в макушку и ушёл за слизеринский стол.       – Ну, – протянул Малфой, сев рядом с Питером, – по всей видимости, вечеринка удалась. – Настроение его было прекрасным. Совсем скоро он будет дома, подальше от Пэна. Целых десять дней без него. Даже компания Тёмного Лорда не испортит эти каникулы.       – Твои комментарии, Малфой, как никогда излишни. – Питер криво ухмыльнулся и сделал глоток из кубка с апельсиновым соком. – Чего это ты такой довольный? Ах да, – протянул он, – домой едешь. Подожди, наш общий лысый знакомый быстро сотрёт эту твою дурацкую ухмылочку.       – Ха-ха, – сгримасничал Драко. – Смотри, собственным ядом не подавись. Я, кстати, удивлён, что ты всё-таки поддался Грейнджер.       – Поддался? – усмехнулся Питер. – Всё это – продуманная игра, правила которой знаю лишь я.       – Забавно, что ты так самоуверен. Смотри не влюбись. – Драко подмигнул Пэну и вышел из-за стола.       Питер провожал своего старосту взглядом, способным поджечь кого угодно. Удивительно, как Малфой не загорелся под таким пристальным взглядом, провожающим его аж до самых дверей. То, что этот бестолковый мальчишка так много о себе возомнил в последнее время, было забавным, но сейчас не вызывало у Питера ничего, кроме раздражения.       «А ведь он прав», – сказал внутренний голос, но Питер запихнул его подальше в своём сознании и вскоре забыл.       После завтрака те, кто уезжали домой на каникулы, столпились в холле, прощаясь с друзьями и ожидая профессора МакГонагалл, которая должна была проследить, чтобы все дети уехали.       – Обязательно пиши мне, – сказала Гермиона.       Они с Питером стояли подальше от всех остальных, но девушка всё равно то и дело слышала, как её обсуждают. Ух, как они её раздражают! Запустить бы в них летуче-мышиным сглазом – тогда они точно забудут, как говорить за глаза гадости.       – Не думаю, что здесь будет происходить что-то интересное, – улыбнулся Питер, гладя Гермиону по спине.       – Всё равно, – улыбнулась она в ответ и крепче прижалась к груди юноши. – Я хочу, чтобы ты мне писал. Будешь? – Она посмотрела на него своими золотисто-карими глазами, которым Питер ну просто не мог отказать.       – Ну конечно.       Грейнджер встала на цыпочки и коснулась губами губ Питера в лёгком поцелуе.       Справа от неё какая-то девица, видимо не отличавшаяся сообразительностью и чувством самосохранения, слишком уж театрально и громко начала изображать, что её тошнит. Подруги горе-актрисы засмеялись, поглядывая на Гермиону.       – Ну я им!       Гермиона вытащила из кармана мантии палочку, направила на шутницу и уже чуть было не произнесла заклинание, как на лестнице появилась профессор МакГонагалл.       – Мисс Грейнджер! – воскликнула она. – Что здесь происходит?       «Ну во-от, – мысленно сказал Питер, – всё веселье обломала!»       – Простите, профессор, – виновато произнесла Гермиона, опуская палочку.       Девицы, избежавшие наказания за свои шуточки, победно ухмыльнулись.       – Ей не за что извиняться, – вступился Питер. – Эти дуры только и умеют языками молоть и болтать за спиной всякие гадости.       – Мистер Пэн! – МакГонагалл смерила его строгим взглядом, не означающим ничего хорошего. – Ничто не дает вам права разбрасываться подобными оскорблениями. А вам, мисс Грейнджер, применять магию к другим ученикам. Это первое и последние моё предупреждение.       Хмыкнув, волшебница прошла к парадным дверям и развернула свиток пергамента.       – Последнее предупреждение! – скопировав МакГонагалл, сказал Питер. – Тоже мне, напугала.       – Мне правда не следовало, – тихо сказала Гермиона, пряча палочку в карман. – Я чуть не запустила в неё заклинанием.       – Поверь, ты бы не сделала ничего плохого. Они заслужили. Я знаю, что о тебе говорят. – Щеки Гермионы покраснели. – Ты не должна терпеть всё это. Они достают тебя, потому что думают, что ты слабая. Но ты не слабая. Ведь так?       Питер приподнял её подбородок, чтобы Гермиона посмотрела ему в глаза.       – Я не знаю, – ответила она.       – А я знаю, – сказал он, поцеловав её. – Ты сильная, Грейнджер. Ты самая удивительная и замечательная из всех, кого я встречал.       Когда очередь дошла до неё, Гермиона поцеловала Питера долгим, глубоким поцелуем, подхватила клетку со своим котом Живоглотом и побежала к выходу, где уже ждали сани. Она уезжала из Хогвартса вдохновлённая словами Питера. Неужели, она правда такая замечательная? Неужели, действительно пора давать отпор тем, кто обсуждает её за спиной? Питер прав, если Гермиона будет слабой, это никогда не закончится. А ей больше не хотелось быть слабой.       Удивительно, как вера другого человека может придать силы, уверенность. Гермиона буквально чувствовала веру Питера в себя. Она окутала девушку, смешалась с воздухом так, что даже дышать стало легче. Гермиона помогла первокурсникам найти места в поезде, успокоила слишком шумных, а когда поезд отъехал от платформы, отправилась на поиски свободного купе. Она шла по вагонам с высоко поднятой головой, стараясь придать своему лицу самое высокомерное выражение, на которое она была способна. Её рука сжимала волшебную палочку, чтобы в любой момент заставить замолчать слишком много болтающую девицу. Но открыто никто и не доставал, только косились, сидя в своих купе. Наверное, просто никто не хотел портить себе каникулы потасовками.       Гермиона проходила один вагон за другим, но нигде не было свободного купе. Её позвали к себе Невилл и Полумна, но она отказалась, сказав, что ищет Гарри. Почему-то ей просто хотелось побыть одной.       В хвосте поезда девушка увидела Гарри и Рона, сидевших вдвоём. Когда она подошла к двери, Рон дернулся, будто увидел призрака, и резко отвернулся к окну.       – Не хотела тебя напугать, – с улыбкой сказала Гермиона, открыв стеклянную дверь       – Я думал, это Лаванда, – буркнул рыжий.       – Я видела твою подружку в соседнем вагоне. Когда попросила компанию третьекурсников перестать шуметь. И мне очень интересно, – скрестила она на груди руки, – почему это не сделал ты?       – А почему это я? – начал было возмущаться Рон. – Точно. Староста. Нафиг бы оно мне было нужно, – буркнул он.       – Что, прости?       – Говорю, что в следующий раз схожу сам.       – Прекрасно. А то мне надоело выполнять твою работу.       Гермиона развернулась и собиралась уходить, как Рон, нахмурившись, сказал:       – Мою работу? И какую же работу ты выполняешь?       – Рон, не надо, – прошептал Гарри, пытаясь остановить назревающий конфликт лучших друзей.       – А тебе с самого первого курса перечислить? – усмехнулась Гермиона. – Боюсь, у меня и времени не хватит. Ты всегда был несамостоятельным, Рональд. Да что уж говорить – вы оба.       – Гермиона, да что на тебя нашло? – сказал Гарри. – Это Пэн тебя надоумил? – Нет. – Она села напротив них, положив ногу на ногу. – Я, на самом деле, так уже давно думала. Питер просто подтвердил мои мысли. – Рон фыркнул и пробубнил себе под нос что-то похожее на «бред какой-то». – Это не бред, Рональд. Я у тебя постоянно в чём-то виновата. Только я даже не знаю в чём. Ты обижаешься, не сказав почему. И думаешь, что я после всего этого прибегу и буду вести себя так, будто ничего не произошло? Я тоже могу злиться, Рональд. Только я знаю, на что злюсь, и могу тебе об этом сказать, а ты, видимо, и сам не знаешь.       – Всё я знаю. Только это неважно уже.       – Да, неважно, – улыбнулась Гермиона. – Ты – с Лавандой, я – с Питером Чего теперь ревновать?       – Никто и не ревновал, – проговорил Рон, скрестив на груди руки.       – Конечно.       – Гермиона, я не хочу ругаться с тобой, – сказал Гарри, виновато потупив взгляд. – И, думаю, Рон тоже не хочет. Прости нас. За всё. Рон, – он ткнул друга в бок.       – Да, прости, – пробурчал он.       – Принято, – сказала Гермиона. – Только запомните, мальчики, больше никакой паразитической дружбы.       Она встала, вышла из купе и направилась в начало поезда, обозначив этим, что она победила и слушать больше ничего не собирается. Приятно было чувствовать своё превосходство, силу. Теперь Гермиона знала, что может постоять за себя.       Каникулы в Хогвартсе были такими скучными, что Питер чуть ли не выл от безделья. Ещё никогда ему не было настолько нечем заняться. Дни он проводил, без дела слоняясь по замку, донимая Пивза и раздражая Филча, который совершенно не хотел гоняться за надоедливым мальчишкой в свои законные выходные. Единственным развлечением за все каникулы был рождественский пир в Большом зале. Факультетские столы убрали, а посреди зала поставили большой круглый стол, ломившийся от огромного количества всяких вкусностей, для студентов и преподавателей, оставшихся на праздники в замке. Весь пир Дамблдор, сидевший напротив Питера, почти не сводил с него пристального взгляда своих синих глаз, будто пытаясь залезть в его голову, прочесть все мысли и разгадать замысли. Но Питер никому не позволит копаться в его голове. Он с интересом наблюдал за волшебником, чьи попытки разрушить стену, которую возвёл в своём сознании Питер, прекрасно чувствовал. Вскоре директор сдался и переключился на разговор с профессором Вектор, преподававшей нумерологию.       Питер ожидал увидеть за столом Снейпа, но тот так и не появился, предпочтя, видимо, очередное поручение Волдеморта праздничному ужину. Бедный профессор Снейп. Такой же бедный, как и Драко Малфой, который нигде не мог чувствовать себя комфортно, даже в собственном доме. Всё то, что он когда-то называл своим, захватили ненавистные ему существа. Питеру было даже жаль его.       А вот Волдеморт чувствовал себя очень комфортно в огромном особняке Малфоев. Он вёл себя здесь как хозяин, расхаживая по коридорам и садам поместья. Малфои здесь никто. Уже нет. Этот червяк Люциус в Азкабане, где и останется гнить. Прелестная Нарцисса уже, наверное, и не помнит себя от горя, а Драко, этот бесполезный мальчишка… Ему недолго осталось. Если конечно ему не удастся убить Питера Пэна.       Питер Пэн. Одно это имя вызывало у Тёмного Лора приступ неконтролируемой злости. Он знал, кто такой Питер Пэн. Сказку о мальчике, который не хотел взрослеть, им как-то читали в приюте. И уже тогда, будучи ещё Томом Реддлом, он ненавидел мальчишку каждой своей клеточкой. Ибо у него было то, что недоступно никому – бессмертие. Питер Пэн по-настоящему бессмертен, его невозможно убить. Магия его так сильна, что затягивает раны, если кому-то удалось их нанести.       Тёмный Лорд никогда не встречал такую силу. Силу, способную не только остановить убивающее проклятье, но и создать точную его копию, не используя палочку. Такое могущество не должно принадлежать мальчишке. Оно должно принадлежать ему, самому великому волшебнику в мире. Или же не принадлежать никому.       Он хотел заполучить эту силу так сильно, что не мог думать ни о чём другом. Но смерть Питера доставит ему нескончаемое удовольствие. Мальчишка должен умереть. Волдеморт хотел прикончить его сильнее, чем Гарри Поттера. От Пэна слишком много проблем. Он уже возомнил о себе невесть что, а что будет дальше? Он захочет править один? Бросит ему, Тёмному Лорду, вызов? Конечно бросит. И победит.       Волшебника буквально трясло от своего провала. Это надо было – проиграть мальчишке!? Пэн, Поттер… Их головы он хотел видеть висящими над каминной полкой. Особенно голову Пэна. И как можно скорее. Но разве это дело можно кому-то доверить? Драко близок с ним, но он точно не справится. Малфой бесполезен, беспомощен, слаб. Как и его бесхребетный, глупый отец. Все Малфои слабаки. Они такие жалкие, что только позорят чёрную метку на своей коже. Пусть Драко провалит задание. Тёмный Лорд будет только рад прикончить его с особой жестокостью.       Сидя в кресле с высокой спинкой, стоявшем перед камином в кабинете, не так давно принадлежавшему Малфою-старшему, Тёмный Лорд слышал, как кто-то подошёл к двери, остановился, словно не решаясь зайти. Волшебник слабо взмахнул рукой, и дверь распахнулась.       – Северус, – прошипел он, совершенно не удивившись увидеть любого Пожирателя, – что, праздники в Хогвартсе стали слишком скучными? – Он оскалил свой беззубый рот и вытянул голые ноги поближе к огню.       – Нарцисса попросила меня прийти, мой Лорд, – ответил Снейп, подходя к креслу господина. – Она написала, что Алекто пытала Драко. Она очень обеспокоена.       – Пытала, – усмехнулся Волдеморт. – Скорее, наказывала. К сожалению, юный Драко слишком похож на отца. Особенно тупостью и никчёмностью. Я поручил ему новое задание – убить Питера Пэна.       – Убить Пэна? – изумился Северус. – Это крайне сложно, мой Лорд. Практически невозможно. Мальчишка очень силён. Он хитёр, коварен и мастерски манипулирует чужим сознанием. Драко это не под силу.       – Тогда он мне не нужен. Я убью его.       – Вам не нужно этого делать, мой Лорд. Драко близок к Пэну. Он может узнать его слабые стороны, заманить сюда, в поместье, где вы сможете прикончить его.       – Ты прав, Северус, – ответил Волдеморт, подумав. – И ты поможешь Драко в этом. Мне нужен способ, как убить Питера Пэна. Это будет величайшее сражение, Северус. Он будет молить меня убить его, но я буду делать это медленно.       Покинув кабинет господина, Северус прошёл по коридору к лестнице, мимо закрытой двери, за которой находилась библиотека семьи Малфоев. Это была огромная комната, занимающая половину этажа, с полками и стеллажами, заполненными книгами и свитками пергамента. За некоторые экземпляры коллекции Малфоев ценители готовы пойти на всё, даже на убийство, а парочка свитков дороже самой жизни.       В этой комнате с большими окнами, мраморным камином и мягкими диванами, обитыми дорогой тканью, и прятался Драко. Всю его радость от наступивших каникул разрушило недовольство Тёмного Лорда, что Драко, будучи так близок к Пэну, до сих пор не убил его. Слизеринец не знал, что Питер – его новое задание. Если бы он знал, умолял бы на коленях оставить убийство старика ему. Тёмный Лорд не говорил, что у Драко новое поручение. Он сказал, что простит его отца, если Драко убьёт Питера. Юноша и так собирался попытаться это сделать, ожидая провала, но теперь за этот провал, бездействие он лишится собственной жизни.       Его всего трясло. Не от Круциатуса, не от побоев, которыми его наказывала Алекто Кэрроу, а от собственной беспомощности, от безвыходности своего положения. Драко грозила неминуемая смерть. Что от Пэна, что от Тёмного Лорда, но он не знал, от чьей руки лучше умереть.       Драко забился в угол между высокими книжными стеллажами и сидел, подогнув ноги к груди и обхватив колени руками. Он раскачивался из стороны в сторону, стараясь не поддаться истерике, к которой был катастрофически близок. Крик отчаяния сдавливал его грудь, душил, вызывал желание рвать на себе волосы. Сейчас ему хотелось умереть. Быть раздавленным тяжелым книжным шкафом. Только умерев, он избавится от терроризирующих его волшебников.       Юноша вытер от всё-таки пролившихся слез лицо, опухшее от синяков и ссадин, взъерошил светлые волосы и принялся думал. Думать о том, возможно ли ему спастись. Возможно, но только примкнув к Питеру Пэну. Добровольно поддерживая его, помогая добиться желаемого, Драко сможет спасти свою жизнь и, может, даже вытащить отца из Азкабана. Теперь, когда он выбирал между мучительной смертью и очень мучительной, стать приспешником Питера Пэна ему казалось не таким плохим вариантом.       А пока Драко пытался не сойти с ума от трагичности своего положения, Питер в очередной раз обдумывал, как заставить чашу Дюбуа работать. Что-то не давало ему покоя. И это не перспектива быть убитым разъярённой Тенью. Питер просто не мог признать, что он с чем-то не справился. Такое абсолютно невозможно. Есть в чаше какая-то загадка, тайна, которую его изощрённый мозг усиленно пытался разгадать. Питер думал только об этом. Он изучал книги в библиотеке, думал каждую секунду каждого дня, в миллионный раз прокручивая всё, что знал о чёртовой чаше.       Книги из библиотеки Хогвартса не помогали. О чаше в них было сказано от силы несколько слов, ничего того, что Питер не знал. Ни в одном из тысячи томов не говорилось об источнике магии волшебников. Неужели, никто никогда об этом не задумывался? Неужели, это было не интересно? Разве никто не пытался понять, почему в семье маглов рождаются волшебники? Магии же нельзя просто научиться. Даже в Нетландии никто не мог пользоваться магией так, как Питер. Да, Потерянные Мальчишки могли навоображать себе ужин или убрать дыру на коленке, но это ничтожная часть того, что могло даль волшебство Нетландии. Пираты даже этого не умели. Бедняги, им приходилось самостоятельно штопать носки и добывать еду. А может, это просто Питер такой уникальный? Может, в нём есть что-то такое, что помогает беспрепятственно использовать магию?       Слишком много вопросов, а ответов нет совершенно. Питер устало потёр переносицу и откинулся на спинку стула. В библиотеке, кроме него и мадам Пинс, никого не было. Юноша сидел в дальнем углу зала, обложившись бесполезными книгами, и думал. Ему хотелось побыстрее разобраться с этим, чтобы Тень отстала от него, вернулась в Нетландию и не мешала воплощать в жизнь его великолепный замысел. От одной мысли о том, что Тень убьёт его, тело Питера покрывалось мурашками, а внутри у него что-то сжималось. Он никогда не думал о своей смерти так часто, как за эти каникулы. Она казалась ему невозможной. Он же Питер Пэн, король Нетландии. Он по определению не может умереть.       Питер дотронулся до своей груди, где билось сердце. Дотронулся так же, как дотронулась Тень, когда пообещала убить его. Что она сказала тогда? Что там, в его груди, бьётся магия. Некий сгусток волшебства, как сказал мистер Флеттли на вечеринке Слизнорта. Вот оно! Неужели, Питер докопался до правды?