Недетская манга.

— Простите за вторжение, — произнесла розоволосая, слыша сзади тихое «Я дома».       Сняв обувь, она наконец-то смогла оглядеться. Слежка слежкой, но дома у Юри Нацуки никогда не была.       В общем, чего-то такого она и ожидала. Просторная гостиная в белых тонах, совмещённая с небольшой кухней и лестницей на второй этаж. Комнаты устилал мягкий солнечный свет, лившийся из окон. Вспомнив свою маленькую старую квартиру, Нацуки поджала губы. — Проходи в мою комнату, если хочешь, — мягко улыбнулась Юри, всё ещё бледная и слегка дрожащая, будто от холода. — Я пока заварю чай. Или ты больше любишь кофе? — Я буду то же, что и ты. Но, ты точно справишься? Может тебе лучше прилечь? — Нацуки и правда переживала за неё. Почему-то казалось, что с этой девушкой случится беда. А поскольку, кроме Нацуки этого никто не замечает, то защитить Юри — её обязанность. — Справлюсь, конечно, не переживай. Моя комната сверху, по коридору налево. — довольно требовательным голосом произнесла фиолетоволосая, давая понять, что возражений она не примет.       Пробурчав что-то похожее на: «Раз ты настаиваешь», Нацуки начала медленно подниматься по лестнице, оглядываясь на Юри. Она никак не могла отделаться от мысли, что зря оставляет её одну. Вдруг что-то случится, а Нацуки в это время будет спокойно сидеть в комнате Юри, ни о чём не подозревая. Вдруг, когда она опомнится, будет уже поздно? Твёрдо решив, что, если по прошествии десяти минут Юри не поднимется к ней, то розоволосая сходит и проверит, Нацуки открыла дверь.       В пустой комнате не было ничего лишнего. Кровать, два стеллажа с книгами, письменный стол со стулом у окна, шкаф для одежды и маленький столик в центре. Нацуки была удивлена, ей казалось, что тут всё должно быть чёрным, мрачным, с потолка должны были свисать черепа, по углам сидеть летучие мыши и, где-нибудь в углу, лежать куча обескровленных трупов. Её довольно порадовало, что всё было не так, комната, как комната.       Сумку Юри она поставила на простенький деревянный стул, туда же определила и свою, а пакет с мангой на низкий стол.       Подойдя к шкафу с одеждой Юри, Нацуки оглянулась и прислушалась, но всё было тихо, и она осторожно открыла дверцы, тихо скрипнувшие при этом. Вздрогнув, девушка снова прислушалась и снова ей ответила тишина.       Одежды у Юри было немного: зимняя школьная форма, довольно милый белый свитер с вырезом на груди, пара блузок, тёмные брюки и такого же цвета юбка. Внизу, на подставке стояли пара туфель и кроссовки. В шкафчики, скорее всего, с нижним бельём она заглядывать не стала.       Посмотрев на время, Нацуки заметила, что её обещанные десять минут давно прошли, а Юри как не было, так и нет. Однако, стоило ей сделать только шаг к двери, та открылась и показалась Юри с подносом в руках. Спешно убрав пакет с мангой, Нацуки помогла той поставить поднос с чаем и двумя клубничными пирожными и, бережно придерживая девушку, сесть. Глаза Юри засветились благодарностью, Нацуки была так добра к ней. А ведь ещё только вчера они, увидя друг друга, даже не поздоровались.       Впрочем, девушки и сейчас сидели молча, не зная, что друг другу сказать. — Спасибо за еду. — решила начать Нацуки. Раз так получилось, она выведет Юри на разговор о том, что с ней произошло. Но, как насчёт того, что это будет нечто ужасное? Ничего, пусть, Нацуки её не бросит, несмотря на все трудности, останется рядом. Лучше приложить немного усилий, но спасти человека рядом, тем более не чужого человека.       У Нацуки от нервов слабо тряслись руки, однако она всё равно взяла чашку с чаем и поднесла к губам. Не рассчитав, она сделала слишком большой глоток и с громким криком: «Ай!» разжала пальцы. Ударившись об угол стола, чашка разбилась, по полу разлился горячий чай.       Нацуки не замечает, как к ней бросается Юри, беря её руки в свои и осматривая их, тревожным голосом спрашивает: — Боже, Нацуки, ты не обожглась? Всё хорошо? Прости, это моя вина, я-я… — теряется девушка. — Я всё уберу, не переживай из-за этого. Пожалуйста, не молчи. Всё нормально?       Нацуки плохо слышит её слова, её взгляд прикован к краешку бинта, выпирающего из рукава. Кажется, что все обрывки всё-таки собрались в единую картину. Неужели она…       Розоволосая поднимает голову и смотрит прямо в тёмно-лиловые глаза, слыша тихое: «Н-нацуки?»       В голове не укладывается, что Юри делает такое, мало того, скрывая от всех. А если бы Нацуки так и не узнала? А потом весь клуб пошёл на похороны совсем ещё юной девушки? Какое же отвратительное чувство. Она аккуратно берёт Юри за запястья и, всё ещё смотря в её глаза, спрашивает: — Юри, что это такое? — в ответ та делает вид, что не понимает розоволосую. Неубедительно. Поэтому Нацуки приходится немного закатать рукав девушки, открывая перебинтованную руку. — Юри, что это такое?       Она не собиралась никому говорить. Это было только её дело, да и незачем заставлять всех переживать за себя. Но Нацуки сейчас прижала её к стенке и другого разумного выхода, кроме как рассказать всё, она не видела. И, даже стань Юри всё отрицать, по лицу Нацуки было видно, что без объяснений она не уйдёт. — Я режу себя, — Юри опускает голову, сил нет смотреть на розоволосую. — Ничего такого, просто иногда надо выпустить лишние эмоции. Многие плачут для этого, а я, — она нервно усмехнулась. — А я режу руки. Мне помогает. — Почему ты никому не говоришь? Это же опасно, тебе надо к врачу. Юри, а вдруг однажды ты сделаешь слишком глубокий порез и, ну, прости за такие слова, умрёшь? — Нацуки касается ладонями её лица, поднимая и восстанавливая зрительный контакт. — Я буду плакать, если ты умрёшь. Ты, конечно, частенько зазнаёшься, но я буду очень скучать. — Ты, наверное, не понимаешь, как иногда бывает плохо. — Юри смаргивает выступившие слёзы и добавляет. — Надеюсь, что не понимаешь.       Нацуки только вздыхает, отстраняясь. Вот эгоистка, да и как будто она об этом говорила. Мало ли чего она не понимала. Но с другой стороны, если Юри станет легче, то можно и показать насколько та неправа в своих суждениях о розоволосой.       Она отворачивается, снимая пиджак и вешая его на спинку стула, распускает галстук и начинает расстёгивать пуговицы рубашки. Это дико смущает, никому ещё она не показывала себя такой. Но должна же Юри понять и открыться ей. Пока же та только шепчет: «На-нацуки, ты чего?», думая, что её всё ещё можно остановить.       Расстегнув все пуговицы, Нацуки замирает. Ей надо немного собраться с духом, чтобы повернуться к Юри. Почему-то она совсем не колеблется в своём решении показать, просто надо немного времени.       Нацуки спускает рубашку с плеч и Юри замирает, видя фиолетовые пятна на коже. Когда одна девушка поворачивается, другая смущённо отворачивается. Это вообще нормально? Кто знает, Юри боялась тех странных чувств, так быстро выросших в её душе. — Юри, — говорит Нацуки, подходя к той почти вплотную. — Ты всё ещё думаешь, что я не понимаю твоих чувств? Юри, посмотри на меня.       Девушка послушно поднимает голову. На животе и груди Нацуки такие же синяки, одни уже бледные, другие явно недавние. По лицу Юри потекли слёзы. — Прости меня, Нацуки. Прости, пожалуйста. Я же не знала, — она обнимает розоволосую, прижимаясь мокрой щекой к плоской груди. Но она же всегда выглядит такой жизнерадостной! Какая же сильная девушка.       Нацуки гладила Юри по голове и шептала успокаивающие слова. У самой стоял комок в горле, но она должна была держаться. Юри должна знать, что ей есть на кого положиться, есть кому её защитить. Нацуки совсем не против взять это на себя. Кто-то же должен.       Она чувствует, как Юри постепенно успокаивается, плечи перестают мелко дрожать и теперь девушка только изредка всхлипывает.       Неожиданно Юри прижимается губами к синяку над правой грудью и Нацуки ошеломлённо выдыхает. Она не понимает почему, но ей совсем не противно, даже наоборот. У Юри мягкие и тёплые губы, их касания очень приятны.       Нацуки тихо смеётся над мыслью, что теперь Юри придётся взять её замуж, точнее жениться, всё равно. Плохо отдавая отчёт в своих действиях, она прижимается ещё сильнее.