Если у меня получится

Солнце было уже очень высоко, когда он открыл глаза. Она лежала рядом: вся такая безмятежная, даже слишком непохожая на себя, из-за чего он боялся даже дышать возле неё - настолько она была прекрасна в своём детском сне. Один лучик солнца пробежал по её щечке, стараясь подняться к самым её глазах, но он смахнул его с неё и прижал сильнее. Из-за сильных прикосновений она проснулась. Это утро было до боли ясным и ненастоящим, будто бы оно скрывало за своим ярким светом свою трагедию для неё. Она сделала глубой вдох и повернулась к нему лицом. Он лежал рядом: такой сильный, надёжный, верный. Это чувство его близости слегка давило на неё. Она посмотрела на него более внимательно: он не был кем-то свыше, но всё же был мил. Ей нравились его слишком синие глаза, казавшиеся нереальными по сравнению со всем миром. Ей нравились его губы, очень нежные и тонкие, вечно плотно закрытые, будто бы он навсегда решил запереть в себе какие-то слова. А как он улыбался одними уголками губ!.. Он открыл глаза, и она немного смутилась тому, как только что нежно она его рассматривала. - Доброе утро, солнце, - сказал он и нежно поцеловав её в губки, да так, что она от неожиданности забыла о том, что её легким нужен кислород. Не самые приятные ощущения для неё,ведь она очень боялась чьих-то прикосновений. А ведь они вместе уже 4 месяца, пора было бы и привыкнуть. - Знаешь, - продолжал он, - я сейчас настолько голодный, что, пожалуй, съем тебя, - и с этими словами он поцеловал её в шею. Она чувствовала себя безвольной куклой в его руках, из-за чего к её горлу вдруг опять приступил комок паники. Она попыталась мягко отстранится от него, но он не хотел так просто её пускать. Ей пришлось немного выдохнуть и прошептать: - Отпусти, пожалуйста... Эти слова подействовали на него отрезвляюще, и он отпустил её, виновато прошептав это его: - Извини... Ей было неловко из-за этого, поэтому она поспешно встала, и, даже не глядя ему в глаза, быстренько убежала по полянке дальше, к обрыву. Каждая её мысль о нём была отравленна несколькими каплями сильного яда, из-за чего она до сих пор внутри себя сопротивлялась этому их браку. Вокруг неё было много листков разного цвета. Она вспомнила, как ещё в детстве, когда её жизнь была действительно настоящей, она выходила во двор, чтобы собрать целую охапку разноцветного листья. Ей так нравились осенние венки, но плести их она так и не научилась. Вот и сейчас она взяла парочку листочков клёна, что лежали рядом с ней и попыталась придать им форму венка, но эта её затея ей не удалась. Она с грустью посмотрела на ковёр из этих душераздерающих листьев и отвернулась к городу, что лежал перед ней как на ладони. Она видела, даже так издалека, как там, внизу, кто-то бежит на работу, а кто-то застрял в пробке; как кто-то шел, держась за руки со своей половинкой и отчего-то от этой их слишком правильной жизни, ей становилось тоскливо. Ей никогда не нравились люди, которые ходят парами. Эти их нежности заставляли её краснеть и прятать глаза. В прочем, и сейчас ничего не изменилось. За спиной раздались шаги. Его шаги. - Зай... - неуверенно проговорил он, - мы можем возвращаться в город. Она только кивнула, даже не поворачиваясь к нему, и медленно привстала с колен. Как ей иногда хотелось сбежать от целого мира к этому обрыву, лишь бы больше никогда и ничего не слышать, лишь бы забыть её прошлое. Но она знала, что так не будет, поэтому она встала и молча пошла к машине. По дороге к городу они даже не говорили. Его бы слова розбили её, поэтому они молчали.Что-то тёмное опять вернулось к ней. То ли непонимание самой себя,то ли... - Слушай, давай погуляем здесь, - сказала она, когда они проезжали мимо какого-то парка. Он только притормозил и молча поставил машину на парковочное место. - Пойдём, - наконец сказал он и помог ей встать из машины. Этот парк действительно был довольно мил: несмотря на свою душевную пустоту, она заметила, как много в этом парке ярких красок. Сегодня здесь было особо шумно. Маленькие детишки с визгом носились вокруг деревьев, собирали листья и несли их своим мамам, чтобы те плели им "хвостики" или венки. Какие счастливые, беззаботные дети! Они шли под ручку по устелённым листьями аллеям. Он старался не смущать её своим взглядом, а она старалась сделать вид, что всё в порядке. А ведь она видела, как он смотрел на маленьких ребятишек, что валялись в кучах листьев или просто носились вокруг деревьев с кучей сладкой ваты. Она тоже их видела и что-то внутри неё рвалось и ламалось на сотни тысяч мелких, нескрепляемых кусочков. Ей становилось всё хуже и хуже, но она продолжала идти рядом с ним по парку, просто, без смысла и надобности. Хотя, может, ей это и было нужно. Где-то далеко зазвонили в колокольню и этот звук, такой необычный в этой мирской жизни, зазвонил у неё в голове душераздерающими отпечатками. Она чуть сильнее сжала его руку, но он не заметил этой перемены в ней. Он умилялся детьми, из-за чего ей было ещё больней. Ей бы крикнуть "Пойдём домой", но ноги сами ведут её вперед, а больное сознание старается заткнуть голоса разума. Такая себе борьба себя с собой. И она бы, может, и выдержала всё это напряжение в себе, если бы не крик маленького мальчика из коляски. Ему было не больше 2-х месяцев. Синеватые, как ей показалось, глаза, маленький зеленоватый комбинезончик и плетённый шарфик. Ей показалось его лицо до боли знакомым, но думать о подобном больше было некогда: она почувствовала как она медленно проваливается в пустоту... - Пожалуйста, мне нужно быть с ней. Хотя бы минуту: я должен увидеть, что с ней всё хорошо! Голоса были требовательными и довольно громкими. - Нет! Она сейчас без сознания, Вы это понимаете? Вам сообщат, как только она придёт в себя, - отвечал довольно грубый мужской голос, но, спустя мгновенье, чуть нежнее, добавил: - С ней всё будет в порядке. Доктор подозревает гормональный сбой. Может быть, это симптомы события более радостного, чем Вы думаете. Услышав последние слова, она подскочила, но, через излишнюю слабость, её голова моментально вернулась на подушку: теперь её ещё и дико тошнило. Она попыталась перевернутся набок, но любые движения приносили ей боль. Наверное, больше моральную, чем физическую. Она осталась неподвижной и просто закрыла глаза. "Как я здесь оказалась? Что случилось?" - мысли судорожно бегали в её голове, переодически мешаясь с её болючими ощущениями покалывания в висках. Она хотела бы что-то сказать, но слова путались в ней, не доходя даже до её горла, поэтому она бросила эту затею довольно скоро. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как слушать то, что происходит за дверью. А там, в корридоре, действительно было шумно: сновали какие-то люди, медсёстры перекрикивались между собой, елозили шваброй по полу. Но чьи-то каблуки особенно громко отбивали чечётку в её голове: кто-то приближался к её палате довольно резкими, уверенными шагами. Через долю секунды дверь в её палату открылась и вошел доктор: высокий и староватый мужчина с гладко выбритым лицом и черными как смоль волосами, что казалось неестественно под морщинистость его глаз. - О-о-о, - важно протянул он, - а наша девочка довольно крепенькой оказалась, раз так быстро пришла в себя. Как Ваше самочувствие? Она хотела бы что-то сказать, но ничего не вышло. Она только виновато захлопала своими длинными ресничками. - Так-с, посмотрим. Доктор подошел к ней совсем близко, взял её запастье в свою руку и стал считать количество ударов её сердца. - 54. Слабовато. Так-с, а что у нас с давлением? Наташенька, померяй, пожалуйста, нашей подопечной давление. Мне не очень нравится её внешний вид. К ней подошла довольно молоденькая девушка, с рыжими волосами, что вились в крупные пряди у висков. - Разрешите Вашу ручку, - пролепетала она голосом, схожим с детским, и, нежно взяв её руку в свою, нацепила тонометр. Она почувствовала, как её руку плотно сжимает кольцо тугой ткани, но сейчас её мысли были настолько забытыми, что она просто закрыла глаза и отвернулась от этих двух. - Так-с, 60 на 80. Да, милочка, Вы ещё слабоваты. Но, раз уж Вы пришли в себя и можете меня понимать и слышать, значит, моё лечение к чему-то Вас и приведёт. Ну, не пугайтесь Вы так, - сказал он, увидев, как округлились её глаза, то ли от страха, то ли от слёз, что вдруг набежали на неё, - вылечим мы Вас. Будете скакать не хуже любой стрекозы.Ах да, там к Вам муж добивается. Впустим его? Она почти обреченно кивнула. Доктор тихонько кивнул сестре Наташе и через полминуты перед ней стоял он: всё такой же растрёпанный после легкого алкогольного сна, слегка взбудораженный и неспокойный. Он сел перед ней на колено и взял её руку в свои. По его прерывчастому дыханию, она поняла, что он очень взволновал, но ей сейчас даже не хотелось пытаться быть счастливой его присутствию или просто по неестественному красивой. Она просто взглянула на него почти обреченным, пустым взглядом, из-за чего его прошило насквозь. - Доктор, - с легкой хрипотцой сказал он, - вы уже выяснили, что с ней случилось? - Ещё нет, уважаемый. Наша подопечная ещё слишком слаба, чтобы мы могли мучать её постоянными анализами. Но, как только она окрепнет, я Вам обещаю, что я докопаюсь до причины её слабости. А сегодня ей бы не помешало поспать. Сон - это, пока что, единственное лекарство, которое ей точно не навредит. Он кивнул. Она всё ещё смотрела на них, молча, пусто, без единой мысли. Ей хотелось, чтобы эти стены рухнули и накрыли её собой, или чтобы она смогла наконец-то прокричатся, выпустить всю ту боль, что она накопила за всё это время. Но так нельзя было. Поэтому, она лежала и молчала. Она проследила его удаляющейся тени и услышала ещё какие-то невнятные голоса доктора и его медсестры Наташи за дверью. Но это казалось ей слишком неважным для того, чтобы вообще отвлекаться, поэтому она, доверившись своим чувствам, медленно погрузилась в бесцветный сон.