Медная роза

      За час до выступления у меня остановились часы. Стрелки застыли ровно в пять. Не то чтобы я особо верил в приметы или что-то подобное, но сейчас мне стало не по себе.       Я сам попытался разобрать их, повертеть шестеренки. Но ничего. Они никогда раньше не останавливались. Никогда.       — Сломались? — спросила Шэр, поправляя у зеркала прическу.       — Угу, — буркнул я. — Не нравится мне это.       — Это, Эйден, всего лишь часы, — подметила Шэр. — Я же вижу, что ты нервничаешь. Мы репетировали не один месяц. Не провалимся.       — Уж надеюсь, — кинул я и захлопнул их, так и оставив висеть на цепочке, приколотыми к жилету.       В новом трюке для нас и правда не было ничего сложного — фокус с исчезновением человека, с одной небольшой поправкой — в ящике не было двойного дна. Зато там были спрятаны три высоких зеркала в человеческий рост, так удачно купленные в одной из лавок со всяким старьем. Шэр даже не придется никуда лезть, чтобы исчезнуть. Такого еще не показывал ни один из известных мне фокусников. И именно потому сегодняшний день должен был принести нам с Шэр славу.       Владелец театра, мистер Тобин, наказал расклеить афиши по всему Корнвеллу еще за месяц до выступления. Билеты раскупили за две недели. Еще несколько лет назад, когда я только начинал — бродячим фокусником, с простыми трюками и слабыми идеями — то и мечтать не мог, что соберу полный зал в столичном театре.       А потом появилась Шэр. После моего выступления на городской площади три года тому назад, подошла ко мне и поведала секрет моего же фокуса. В тот момент я подумал, что она хотела меня устыдить, но нет. Она попросила забрать ее с собой.       И я забрал. Так у меня появилась ассистентка. Не просто красивая кукла, чьи оголенные ножки отвлекают внимание, пока фокусник творит якобы магию, нет. Мы стали продумывать трюки вместе. По сути, решали, как бы похитрее обдурить публику. Но людям нужна иллюзия, за которой они будут видеть чудеса.       Вскоре Шэр стала кем-то большим, чем ассистенткой, и я понял, что так продолжаться больше не могло. Нас тянуло друг к другу — до невозможности. Порой, возвращаясь с репетиций на съемную комнату в закоулках Корнвелла, я не мог думать ни о чем другом, кроме Шэр. И однажды сорвался, хотя изнутри грызло. Нужен ли я ей? Без имени, без денег, без будущего. Запыханный, примчался к ней домой — в такую же съемную комнату на отшибе, только в другой стороне города, и пообещал, что сделаю ее счастливой. Она согласилась.       — Сколько еще осталось? — спросил я, захлопывая крышку остановившихся часов.       Перед началом представления все же начало потряхивать. Заметно потряхивать. Гримерка уже наполнилась табачным дымом, но легче не становилось. Слишком многое зависело от этого выступления. Газетеры, аристократы, скупившие билеты на балкон и первые ряды, — все ждали чего-то особенного. Невероятного. И я знал, что малейшей оплошности здесь не простят.       — Зачем тебе это? — я раздраженно спросил Шэр, глядя, как она прикалывала к жабо брошь, которую не надевала уже год.       За последний год за выступления мы стали получать деньги. Настоящие. Не мелочь в шляпе, не пожертвование бродячим артистам, а действительно деньги. Нас приглашали — пусть в соседние города, но приглашали. И я наконец-то мог себе позволить купить Шэр любые украшения, которые она только пожелает. Но она все равно зачем-то надела эту чертову медную брошку, единственной ценностью в которой был небольшой рубин, спрятанный среди извилистых лепестков рыжего металла.       — Захотелось, — она пожала плечами. — Я все-таки люблю эту брошь. Как-никак, ты подарил мне ее перед свадьбой.       — Было дело… — я кашлянул в кулак и отвернулся.       Сейчас, конечно, мне было стыдно за этот подарок, но тогда он казался мне едва ли не недостижимой роскошью. Брошь с драгоценным камнем! Пусть и куплена в ломбарде на шестой авеню, но на свои деньги.       — Время, Эйден, — перед тем, как исчезнуть в дверном проеме, Шэр чмокнула меня в щеку. — А завтра мы проснемся знаменитыми.       Я выкурил половину сигареты, и тоже покинул гримерку, перед этим взяв цилиндр и трость, хоть и почти никогда не брал их, кроме важных мероприятий, конечно. Как сегодняшнее, например.       Сделав первый шаг на сцену, я неспешно выдохнул. Окинул быстрым взглядом полный зал, и на секунду — всего на секунду, закрыл глаза. И открыл их, надев улыбку, стоило мне услышать быструю мелодию скрипки.       Лица в зале слились в одно черное полотно.       Привычный разогрев не вызвал бурной реакции. Не вызвал никакой. Зал скорее смотрел на ножки Шэр в коротких шортах, нежели на очередного кролика из шляпы и розу из рукава пиджака.       Когда кролик провалился обратно в шляпу, скрипка стихла. Под томные удары барабанов несколько ассистенток, чьих имен я даже не помнил, вкатили на сцену высокий ящик на колесиках. Зал охнул, а я развел руки в стороны и, перед этим тихо прокашлявшись, объявил:       — Дамы и господа! Только сегодня, и только для вас, я заставлю мою помощницу исчезнуть прямо на ваших глазах!       По залу разнесся шепот, а следом аплодисменты. Они ждали чуда. И мы были готовы им его предоставить.       Ассистентки обступили ящик, я же открыл его и показал публике, что внутри нет ничего, кроме пустоты. Аккуратно минуя зеркала, конечно.       Подал улыбающейся Шэр руку, помог залезть в ящик и звонко захлопнул дверь.       — Мне нужен один доброволец! — кинул я в сторону зала, доставая из кармана замок.       Лампы засветили в сторону публики, и я увидел то, чего так желал уже долгие годы. У людей действительно горели глаза. Все смотрели на сцену, не опуская лорнетов*, не отвлекаясь на разговоры.       Среди великого множества тянущихся рук я выбрал мужчину со второго ряда. Он вызывал доверие — накрахмаленная рубашка, блестящий шелк черного галстука, благородная седина у висков. Такого не примут за подставного. Но он им и не был.       Я попросил его закрыть ящик на замок и продемонстрировать это залу. Бой барабанов становился все напряженнее.       Когда мой богатый помощник вернулся на свое место, я кивнул ассистенткам. Пока я загадочно водил руками перед блестящим, выкрашенным черным лаком ящиком, они раскручивали его — сначала вправо, затем — влево. Пятнадцать секунд в одну сторону, пятнадцать — в другую. Отсчет времени для Шэр, за которое она должна расположить зеркала в нужном порядке и исчезнуть. На время.       Барабаны стихли, время открывать дверь. Потянулся к дверце — открыл ее и внутри, как и ожидалось — никого. Только пустые, обитые красным бархатом стенки. Я провел рукой внутри ящика, показывая залу, что он пуст, как наткнулся на острую иглу броши, которую Шэр приколола к жабо. Эта безделушка уже не могла даже удержаться на одежде!       Я захлопнул дверь обратно, запер на замок. Бой барабанов продолжился. Пятнадцать ударов отмеряли тридцать секунд — время, за которое Шэр должна снова вернуть зеркала на место и предстать перед публикой в соблазнительной позе. Пятнадцать ударов до того, как мы станем известными во всей столице. Пятнадцать ударов до нашего триумфа.       Распахивая дверь, я уже готовился победоносно поднимать левую руку вверх, а правую протягивать Шэр, помогая ей спуститься. Но внутри никого не было. Никого. Только рубин по-прежнему поблескивал со дна ящика на свету ламп. Проклятье! Заели крепления?.. Не успела?.. Как?! Черт возьми, как?!       Я спешно захлопнул дверь. Дыхание перехватило, лоб в момент покрылся холодным потом. Нельзя подавать виду. Ни в коем случае нельзя подавать виду. Нет. Так и было задумано! Чтобы поверили зрители, я должен и сам в это поверить.       Пришлось покачать перед залом указательным пальцем, цокнуть языком и хитро улыбнуться. Словно чудеса так просто не случаются. О, конечно, нет — нельзя просто так выполнить трюк на публике. Обязательно случится какая-то чертовщина!       По залу пронеслась волна шепота — она даже заглушала бой барабанов. Теперь меня не просто потряхивало — меня колотило. От стыда, от злости, от разочарования, накрывших с головой и не дававших вынырнуть. Еще недавно пятнадцать ударов барабана отделяли нас от славы, теперь они отбивали секунды до зрительского суда. И я молил их о снисходительности.       Открывая ящик во второй раз, я задержал дыхание. Прошло много времени. Достаточно, чтобы отодвинуть зеркала не один раз.       Внутри, как и в прошлый раз меня встретила одна только брошка. Теперь вместо шепота я отчетливо слышал гневные реплики. Они били по ушам вместо барабанов, да так сильно, что в голове зазвенело.       «Надувательство», «Бездарность», «Обманщик!» было последнее, что я услышал. Занавес начал опускаться.       Я тут же полез в этот проклятый ящик, попутно вполголоса виня всех. Даже Шэр. Через несколько дней мне станет стыдно за эти слова, но сейчас… Сейчас! Когда едва ли не все наше имя только что укатилось под сцену и разбилось вдребезги, как хрустальный бокал, я не мог сдержать слов, полных пустой ярости.       Но стоило мне открыть двери, отодвинуть зеркала, как тупая ярость сменилась ужасом. Всеобъемлящим, всепоглощающим ужасом, который постепенно, но очень уверенно стал засасывать меня в липкую черную пучину.       Шэр не было в ящике. Не было нигде за кулисами. Не было в гримерке. Нигде.       Я спешно сунул брошь в карман, принялся ворочать зеркала снова и снова, словно надеясь, что сейчас иллюзия разрушится, и Шэр выйдет из ящика. Неполадки, глупости, мелочи… В это так хотелось верить. Но вместо этого меня встречала очередная дьявольщина, в которую верить никак не удавалось.       Исчезла, испарилась, пропала — можно звать как угодно, результат один! — не только Шэр. Куда-то подевалось правое зеркало. Внутри — никаких осколков. Я обыскал за кулисами все, опросил всех и каждого — ничего. Абсолютно ничего.       — Что ты мне здесь устроил, а, Мэйси? — выплюнул мистер Тобин, появившись за кулисами. Пришел раньше, чем я ожидал. — Люди столпились у моего кабинета и требуют вернуть деньги!       — Я… мисте… я не… — я отчаянно пытался подобрать слова, но ничего не выходило. Да и какими вообще словами можно было описать случившееся?! — Шэр…       — …продолжай, — кивнул он, положив свою массивную ладонь мне на плечо.       — Пропала… — только и смог выговорить я, прежде чем сползти по стенке ящика, в котором исчезла Шэр.       Мистер Тобин хмыкнул в густые усы, и, расправив плечи, кивнул мне, чтобы я следовал за ним. В кабинете он при мне же вызвал городовых — абсолютно спокойно, обрисовав всю нелепость ситуации. А потом разговор пошел уже в ожидаемом русле. Если крики и обвинения, конечно, можно считать разговором.       Работникам театра удалось уговорить нескольких людей не уходить — для разговора с городовыми. Мы с мистером Тобином в ожидании открыли бутылку виски.       Как я и полагал, городовые запросили секрет трюка. К тому времени мы с мистером Тобином уже успели высказать друг другу все, что думали, и принять внутрь столько спиртного, что стало все равно.       Я рассказал.       Мать и дочь, молодой юноша и пожилая женщина с мужем тоже рассказали все, что видели. Но они не видели ничего, кроме того, что должны были.       — Что-нибудь странное замечали, мистер Мэйси?       Я помотал головой, и только потом, когда городовой уже принялся что-то записывать в блокнот, вдруг подумал, что это тоже может быть важно.       — Пропало зеркало.       Он посмотрел на меня, как на полного идиота. Закатил глаза, готовился уже что-то сказать, но я перебил.       — Из ящика. Во время выступления. Пропало одно зеркало. Вместе с Шэр.       Городовой раскрыл рот, продолжая смотреть на меня — уже не закатывая глаз. Но видимо не нашелся, что ответить, и просто записал это в своем блокноте.       Этой ночью я вернулся в гостиницу пешком. Даже паромобиль со стоянки театра забрать не удалось — ноги заплетались, руки дрожали. И я понятия не имел, от чего больше — от выпитого, или от пришедшего, наконец, осознания, что я возвращался в номер один.