Он позаботится о тебе.
Что останется мне?Он.
Что… что будет с Мориучи Такахиро? Я стану безвольной куклой? Игрушкой для секса до конца моей жалкой жизни? Для чего? Ради кого?Ради Хироки. Он ведь уже сказал это, верно? Он сможет спасти его, когда ты точно нет.
Но я… — Ты снова улетаешь, Така…— палец, коснувшийся его губ, вырвал его из оцепенения. Они тут же неосознанно раскрылись, невольно являя потерянный, распутный вид мужчине, глаза которого блестели от похоти, от желания, от пылающей страсти так или иначе обладать им. — Вот телефон, — тихо пробормотал он, вложив гаджет в его трясущиеся пальцы. Они нерешительно сжали его, гладкий корпус и его отражение на чёрной поверхности заставили Таку по-детски удивиться и округлить глаза. — Он, вероятно, беспокоится о тебе. Скажи ему, что с тобой всё в порядке и что ты останешься у друга сегодня, хорошо? Така осторожно взглянул на мужчину после этого предложения. Какого чёрта он такой внимательный? Что он замышляет…? Он крепче сжал телефон, незаметно изучая лицо мужчины. Тот смотрел в ответ скучающе — даже безразлично — воздух вокруг него практически кричал о невинности, и всё же… Така мог чувствовать, как волосы вставали дыбом, от его пристального взгляда. Никогда не доверяй якудза. Он сглотнул, пытаясь вернуть ему телефон обратно. Он выучил этот урок. Больше он в эту ловушку не попадётся! — Н-нет, — он покачал головой, заставляя мужчину склонить голову в бок. — Я… я не знаю его номера… Ложь. —…и он скорее всего спит уже, и— — Моси моси*, нии-чан?*Алло
Кровь Таки застыла, когда такой знакомый голос его брата раздался из телефона. Его глаза стали шире, он тут же перевел взгляд на устрашающего мужчину напротив. Он не мог— Как ему вообще удалось получить номер Хиро?! И… и… — Нии-чан? — Така чувствовал, как кружилась его голова, и впервые в жизни он не хотел слышать голос своего драгоценного брата. Не сейчас, не когда я вот такой — голый и уязвимый на милость могущественному якудза…— Это нии-чан? Он вздрогнул когда мужчина мягко погладил его по щеке. Ублюдок снова безмолвно покрывал его нежными, почти невинными прикосновениями, заставляя его вопросительный взгляд встретиться со взглядом этих полуприкрытых глаз. — Поговори с ним, — приказал он. Така покачал головой. Он сомневался, что его голос будет звучать достаточно нормально, чтобы обмануть Хироки, чтобы солгать ему, что всё в порядке, что его не поимела жизнь, что его сознание не испорчено и что кто-то не трахнул его несколько минут назад. Он отрицательно замотал головой, сжав губы в протесте. Я не буду делать этого! Его взгляд метался по телефону, отчаянно ища кнопку сброса, когда мужчина внезапно — просто взял и — погрузился в него один плавным движением— — Аах—мпфф—?! — он тут же зажал свой рот другой рукой, чтобы не позволить крику вылететь из своего горла, когда он почувствовал, что чужой член снова толкался и продолжал свой жестокий, обжигающий путь внутри него. — Нии-чан! — Хироки вскрикнул на линии, возвращая Таку в реальность. Он яростно замотал головой, прося — умоляя — мужчину прекратить двигаться, прекратить эти… эти мучительно медленные движения, которые попадали прямо по его чувствительному месту, заставляя его видеть белые пятна, ярко вспыхивающие перед глазами. Я знал это… я, блять, знал это!!! Он прогнулся в спине, когда мужчина внезапно схватил его истекающий смазкой член — который стоял во всей красе из-за того, что красноволосый запихнул свой член в его задницу — провёл по нему медленно, лениво, и на мгновение Така забыл о своём брате… который наверняка мог слышать приглушенные вздохи и непристойные, греховные звуки соприкосновения кожи между их телами— — Х-хиро…— выдавил он из себя, изо всех сил сжимая пальцами телефон, так что костяшки побелели. — П-почему ты всё ещё не спишь? — Слава богу, нии-чан! — в голосе его брата слышалось явное облегчение, и Така не мог быть более благодарен, когда услышал гул телевизора на заднем плане — заглушающий все звуки, исходящие от ненормального соприкосновения их тел. — Я смотрел новости и увидел ресторан, в котором ты работаешь… Така пытался — действительно пытался — слушать и сфокусироваться на мелодичном голосе своего брата, но он не мог этого сделать, когда кое-кто вторгался в его задницу — горячий, большой и такой чертовски твёрдый член двигался прямо в нем. Движения были медленными, как будто он наказывал Таку, оттягивая момент, пока он не почувствовал, как пальцы на ногах поджимаются из-за почти достигнутого пика, почти достигнутой грани, но потом ублюдок вышел — оставляя непонятное чувство пустоты, необходимости, из-за которого бёдра Таки невольно поднялись вверх, ему навстречу, пытаясь снова принять его полностью. — Он сгорел дотла! Кто-то говорит, что это произошло из-за утечки газа… Широкие миндалевидные глаза встретились с глазами холодными, как сталь, ухмылка на этих губах стала ещё шире из-за движений Таки. Как его тело смело вытворять это дерьмо?! Теперь этот мудак подумает, что мне на самом деле нравится… нравится это… это ненормальное… Аххх. Ах. Ах… —…и я так волновался за тебя. Где ты, нии-чан? Ты в порядке? И чей телефон ты используешь? О, ужас, якудза наклонился, касаясь своей накаченной грудью Такиной. Стон почти слетел с его губ, когда она тёрлась об его затвердевшие соски, заставляя ублюдка самодовольно усмехнуться. — Ответь ему… Боги на небесах, что он сделал не так, чтобы терпеть эти издевательства?! Така отвернул голову от этих тёплых губ, его сознание пошатнулось, мысли роем носились в его голове, когда он пытался найти подходящий ответ. Что ему сказать своему брату? — Я… Я в порядке, — пробормотал он, коротко и быстро. — Я у друга дома… Слёзы покатились по его пылающим щекам, когда он почти подавился этим словом. Конечно, он у друга дома. У друга, который нещадно трахает его, пока его брат на связи. И что хуже всего… Така слепо последовал приказу якудзы. Он солгал своему брату. Опять. Он уже не знал, в который раз. Он сбился со счета с тех пор, как пришёл домой, разбитый и сломанный, несколько недель назад. — Я… я… Нет, нет, остановись… Он чувствовал, что рука вернулась на его член, поглаживая и скользя по горящей плоти в такт его толчкам. Спина Таки уже не касалась кровати, он изогнулся, как натянутая тетива лука, ищущая свободы, жаждущая освобождения от умелых действий мужчины. Пот выступил на его висках, на лбу, скатываясь вниз и застилая глаза, его взгляд затуманивался ещё больше, пока мужчина не стал размытым красным, бледным пятном с чёрными чернилами. — Я не был в ресторане, когда… когда это произошло…— он подавил свой всхлип, когда мужчина толкнулся невозможно глубоко, его член вошёл до конца, растягивая его ещё больше, но в этот раз он не вышел. Он просто оставался внутри, терпеливо глядя вниз на него, пока его таз касался соблазнительных ягодиц Таки. Пошёл ты… Пошёл ты очень-очень далеко, ты, херов— — Ты в порядке, нии-чан…? — обеспокоенно спросил Хироки, но Така не мог ответить сразу. Он настолько отвлёкся на тот жар, что растекался по всему его телу, жидкий огонь, который сжигал всё на своём пути, когда якудза снова и снова беспощадно задевал то место внутри него. Его глаза почти закатились, зубы впивались в его пухлые, искусанные красные губы — когда он пытался, боже, он изо всех сил пытался проглотить все те непристойные звуки, которые он издавал. — Д-да! — прошипел он именно в тот момент, когда красноволосый закинул его ноги на свои широкие плечи, сгибая Таку настолько, что его колени почти касались его собственных плеч — его член проникал ещё глубже, легче под этим углом. Якудза ухмылялся, их губы были всего в нескольких сантиметрах друг от друга, когда он нависал над ним, прожигая своим взглядом его широкие, испуганные глаза. — Я—я просто… просто… д-дрожу… Правда. Он действительно дрожал от страха быть пойманным, от страха быть раскрытым своим любимым братом — но, прежде всего, он дрожал из-за беспощадного вторжения в своё нежелающее тело. —… из-за того, что случилось, поэтому… поэтому… Он зажмурился, когда мужчина проследовал зубами по линии его подбородка, укусил и провёл языком до его потной шеи. Боль, адреналин, страх — всё это сливалось воедино — снова и снова — пока Така больше не мог сказать, что именно это было— — Мне стоит прийти и забрать тебя, нии-ча— — Нет! — перебил он, хватая руку мужчины и пытаясь отстраниться от этих греховных губ, что оставляли поцелуи, засосы и укусы на его сливочной коже. Следы с прошлого раза только-только исчезли, и вот этот ублюдок снова покрывал его тело множеством новых. Горячие губы касались стучащего под кожей пульса, и Така почти — почти застонал от этого ощущения. Он чувствовал запах мужчины, исходящий от этих спутанных красных волос, язык, выписывающий узоры за его ухом, посылал дрожь вниз по позвоночнику, когда якудза целовал и засасывал кожу на его подбородке и шее. — Но— — Я—я в порядке, — он стиснул зубы, дёрнувшись со вздохом, когда мужчина отстранился и сделал то же самое с его мягкими бёдрами. — Просто… просто ложись спать, нэ… Не оставляй меня. — Я буду в порядке… Помоги мне… — Я… я буду дома… — пробормотал он, встречаясь взглядом с тёмными, неморгающими глазами напротив — озвучивая ему своё решение. Он не останется здесь навсегда и не позволит ему совершать свои непристойные деяния над телом Таки. Он вернётся домой, даже если ему придётся ползти — даже если ему придётся идти голым по улицам. — Я приду домой рано утром, нэ? Нэ? — Ммм… ладно… Нет, нет. Нет— — Пожалуйста, будь осторожен, нии-чан— Не— — Я люблю тебя, нэ? Свежие слёзы затуманили его взгляд, когда он кивнул, даже если Хиро не мог его видеть — что хорошо, потому что Така скорее бы умер, чем показал свой… этот развратный вид своему брату — шепча «Я тоже люблю тебя» и «Увидимся», прежде чем телефон вырвали из его рук. Он поднял глаза на мужчину перед собой. Его взгляд был нечитабельным, мрачным и угрожающими — как у испорченного ребёнка, которому не дали новую игрушку. Поцелуи исчезли, нежные ласки стали просто воспоминанием, и Така, просто глядя в эту бездонную темноту, знал, как его трахнут после этого испытания. — Ты не сможешь сбежать от меня, Такахиро, — пробормотал он, снова толкаясь бёдрами вперёд — крепко обхватив рукой его текущий член — и Така не смог удержаться, чтобы не выгнуть спину от восхитительного невыносимого возбуждения, которое дарили эти чувства. Неправильно. Неправильно. — Ты не сможешь… я не позволю… — прорычал он, как безумный двигаясь в нём, заставляя Таку всхлипывать и хныкать от каждого толчка, от каждого скольжения этой большой руки, от каждого прикосновения и укуса, оставляемых на его покрасневшей коже. — Мой — ты мой— Така откинул голову, нахмурив брови в смятении. Он хотел отползти от него, но было что-то тёплое, горячее и болезненное в его паху, ищущее освобождения, ищущее блаженства, и он знал — по какой-то непонятной причине — что только этот мужчина может это дать… Он задумался над этим. Когда он перестал бороться? В какой момент он отдался мужчине, как этот якудза? Незнакомые эмоции бурлили внутри него. Что это значило? Почему кто-то такой могущественный говорил всё это дерьмо какому-то сломанному, безработному человеку, как он?! Вопросы — однако — остались без ответов, когда движения красноволосого стали глубже, под другим углом, пока он практически не оторвал Такину задницу от кровати. Взгляд Таки искал глаза мужчины — но они были тёмными, потерянными, наполненными похотью, и он сомневался, что сможет в этот раз кричать и вырваться из этой ситуации. Его руки неосознанно схватились за татуированные плечи — оставляя царапины и полумесяцы от ногтей на бледной коже — для какой-либо поддержки, когда беззвучный крик рвался из его уже измученного горла. — Вот оно… Что… Красноволосый откровенно получал удовольствие — теперь, когда ему ничего не мешало, когда Така больше не сражался — насильно увлекая за собой и Такахиро— — Нет, нет, остановись, ты— —его член тёрся между их тел, звуки соприкосновения их кожи были слишком непристойными, он толкался так глубоко, что Така беспомощно стонал, низко и протяжно— — Ахххн! Ты херов насильник! Его руки цеплялись за плечи якудзы, когда он медленно терял себя в боли и удовольствии, парализующих его сознание— —…убийца! Мужчина начал двигаться ещё быстрее, проникая всё глубже, белые пятна рассыпались перед его глазами, как звёзды на ночном небе, из-за стремительно растущего чувства восхитительной истомы, там, внизу— — Я… Я…— он задыхался, слёзы неумолимо стекали по его пылающим щекам. Унижение обжигало, и болезненное чувство отвращения кричало в его сознании. Скорее всего он звучал так отчаянно и убого, но каким-то образом… Такахиро это больше не волновало. Он мечтал об этом, утопая в бесчисленном количестве своих ночных кошмаров, чёрт знает с каких пор и… и он определённо сойдёт с ума, если не достигнет пика в этот раз. И казалось, что этот ублюдок чувствует тоже самое, потому что он внезапно снова схватил его сочащийся смазкой член, на этот раз сжимая его сильнее. Стоны и хныканья Таки наполняли тишину комнаты, когда поднимающаяся из глубины волна чувств охватила его— — П-подонок! Оргазм накрыл его, как чёртово цунами — ошеломляюще и неудержимо — и, достигнув наивысшей точки, он чувствовал, будто вокруг него всё рушилось, когда он пачкал их обоих своей спермой. Устал. Така слишком устал, но мужчина всё ещё двигался в нём, и он был слишком чувствительным, и его толчки были слишком — слишком грубые, слишком сильные, казалось, это продолжается целую вечность — пока красноволосый не толкнулся последний раз и не задрожал над ним, застонав от собственного оргазма — его зубы впились в плечо Таки, что — о боже, просто убейте меня уже — заставляло звёзды летать в затуманенном сознании Такахиро. Закончилось. Это закончилось. Така наблюдал стеклянными полуприкрытыми глазами, как мужчина, наконец, придя в себя, осторожно опускал его ноги на мягкий матрац. Он тяжело дышал, оргазм и все его предыдущие крики и попытки бороться взяли верх над его маленьким телом, и всё, чего он хотел — это спать. Спать и пойти домой. Ну или наоборот. Всё, что угодно, ему просто нужно было исчезнуть как можно дальше от этого… этого… Небольшая улыбка играла на губах мужчины, когда он снова расположился между ног Таки, и тогда он понял, что тот всё ещё оставался внутри него — большой и горячий член до сих пор был глубоко в нём— — Ты зовёшь меня множеством имён…— протянул он, пока Така мотал головой, беспомощно пытаясь подняться на локтях и отползти назад, чтобы просто вытащить его из своей, теперь, наверняка, саднящей задницы. — Нет, не снов— — И я почти верю, что ты любишь давать мне прозвища, — промурлыкал он с озорным блеском в глазах, качнув затем бёдрами вперёд, заставляя Таку протяжно застонать и проглотить «только в твоих грёбаных мечтах!», которое он собирался сказать. Потом мужчина толкнул его обратно на кровать, его член попал прямо по его простате. Бляяяяяяяять— — Я не могу… не могу большпхмм— Красноволосый заткнул его поцелуем, глубоким, голодным и требовательным — его руки теперь свободно блуждали по слишком чувствительной коже Такахиро, пощипывая, царапая и нежно касаясь её. Уймись уже, моу! — Остановись… остановись… Но он глубоко беспощадно толкался в слишком чувствительного Таку, пока тот не начал дрожать, трепетать от сокрушительной бури, зарождающейся в нём. Всё горело, не только тело, но и всё его сознание, когда он видел лицо мужчины рядом перед своим — он не отводил взгляда от его глаз, кончик его носа касался его собственного, и его губы дьявольски улыбались ему— Будь ты проклят— — Хватит… не надо больше… — У нас впереди долгая ночь, Такахиро…— прошептал он, его горячее и влажное дыхание касалось его губ и, даже если эти тёмные глаза смотрели прямо в его душу, Така не мог заставить себя отвести взгляд — образ красноволосого якудзы был настолько детально выжжен в его сознании, что его глаза начали болеть… — И я точно заставлю тебя наконец-то запомнить моё имя.***
Тору напевал случайную мелодию, намыливая мягкие, тёмные кудри перед собой. Уже почти светало, и после бесчисленного количества раз, как он брал Такахиро, заставляя его плакать, видеть звезды и луну и забыть своё собственное имя, он наконец-то считал их… воссоединение оконченным. С тех пор мальчик перестал как-либо реагировать, его глаза были остекленевшими и уставшими — отяжелевшие веки почти слипались, пряча под собой тёмные глаза. Он был вялым, практически без чувств, когда Тору нёс его на руках, словно тряпичную куклу. Певец тихо недовольно застонал, поэтому он должен был быть крайне аккуратным, когда поднимал его и опускал в большую фарфоровую ванну, наполненную ароматным мылом и водой. Такахиро слабо боролся, пытаясь выбраться из ванны, но Тору не дал ему этой возможности. Он затащил его обратно, усаживая эту упругую, саднящую задницу себе на колени, продолжая его мыть. — Не усложняй это для нас обоих…— прошептал он, зарабатывая несогласные ворчания от мальчика. Это было чем-то, что будоражило его воображение — как Такахиро всё равно имел смелость не повиноваться ему, как эти жгучие миндалевидные глаза по-прежнему сияли ненавистью, даже если он уже натягивал эту узкую, восхитительную задницу на свой твёрдый член. Он никогда не был так спокоен после ночи полной секса, чёрт возьми, он ведь никогда и никого не затаскивал в свою ванную, чтобы смыть следы прошедшей ночи — не говоря уже о том, чтобы мыть кого-то так бережно, как он это делал с Мориучи Такахиро. — Чем послушнее ты будешь, тем быстрее сможешь отдохнуть, хорошо? — спросил он, зарываясь пальцами в кудри и массируя мягкую кожу под ними. Он ухмыльнулся, когда мальчик неосознанно откинул голову назад, его ровная спина опиралась на его рельефную грудь, пока он, очевидно, наслаждался нежным обращением с его волосами. Он ещё больше наклонил голову, но очень удивился, когда понял, что певец всё ещё прожигал его взглядом, даже в своём таком уязвимом в данный момент положении. Он вскинул брови на это. — Ты. Больной. Ублюдок. Тору непроизвольно рассмеялся. Господи Иисусе, этот парнишка действительно не знает, как контролировать свой язык? Он только что стал свидетелем взрыва, его рот буквально изнасиловали в машине, а потом его трахнули множество раз за последние несколько часов, и всё же он продолжает плеваться случайными оскорблениями в Тору? В Ямашита Тору? — Я клянусь… — Такахиро облизал губы, и чёрт возьми, если бы Тору не почувствовал распаляющееся в паху возбуждение от этого действия. Его взгляд проследил за тем, как розовый язык скользнул по красным опухшим губам. — Я клянусь, ты болен на голову. Это… это то, как ты относишься к своим игрушкам…? Тору хмыкнул на это. Итак, мальчишка знал своё место, да? Это… хорошо? В конце концов, он всего лишь игрушка, простое развлечение, что скрасит его скучные, пустые ночи в Токио, но он всё ещё принадлежал Тору. Возможно, он был игрушкой, которую всегда можно заменить, но он всё ещё мой. Мой. Снова это чувство. Непонятное чувство необходимости, которое охватывало каждый чёртов день — каждую проклятую ночь, наполненную вожделением и неудовлетворением — неистовое желание владеть, безумствовать, разрушать, желание, что крепло всё больше, каждый раз, когда Такахиро сдавался и подчинялся — сломать его и воссоздать заново, чтобы можно было разрушить его снова — ожесточённое желание развратить этот слишком яркий, слишком невинный, дерзкий лучик света, что смел отрицать и игнорировать все попытки завоевать его. Те чувства, которые этот… которые лишь Такахиро мог вытащить из него. Это было странно, и это сводило с ума, но всё же его тело и разум жаждали этого — жаждали его — невольных стонов, срывающихся с этих пухлых губ, хныканья и других, подобных кошачьим, звуков; жаждали этих неосознанно пошлых пылких взглядов, жаждали этих слёз и потока проклятий и угроз в его сторону— И никто не должен был даже видеть их, потому что Тору без колебаний выпустил бы всю обойму своего пистолета в голову любого идиота, который посмел бы прикоснуться к его собственности — дотронуться до самого драгоценного на данный момент сокровища Ямашита-гуми*.*Клана Ямашита
— Нет…— пробормотал он, будучи довольным этими мыслями. — Закрой глаза. — Ты не ответил мне— — Я не обязан отвечать тебе, Такахиро, — сказал он сурово, наблюдая за тем, как когда-то расслабленные плечи внезапно застыли и напряглись. Такахиро мог быть его любимцем сейчас, но границы, которые не должны были пересекаться, по-прежнему были — и одна из них — заставлять Тору отвечать на всякое дерьмо, на которое он отвечать не хотел… — Закрой глаза или шампунь попадёт в них. — Иди к чёрту—мпххх!!! Не говори, что я не предупреждал тебя, подумал он, поливая водой из душа на голову вокалиста — его кудри спутались и закрывали теперь половину его лица. Он усмехнулся, когда мальчик замотал головой, разбрызгивая капельки пены и воду повсюду — как промокший котёнок — выплёвывая проклятья и угрозы, которые забавляли Тору. Следующие несколько минут были проведены в относительной тишине. Он сам, может, и был ужасно расслаблен, но Тору знал, что Такахиро далеко не комфортно в его окружении. Я имею в виду, что это нормально, время от времени напрягаться, когда сидишь на коленях у мужчины, который использовал и трахнул тебя несколько раз, верно? Но Тору было всё равно. Пусть мальчик боится его, пусть пугается, когда он рядом. Это правильно, Така должен помнить своё место, даже если Тору потакал ему, чего никогда раньше не делал для прошлых любовников. Он вздохнул, в его голове впервые была ясность с тех пор, как они встречались в последний раз. Его разум постоянно был затуманен, наполненный непристойными мыслями и бесчисленным количеством способов того, как он мог бы заставить парня подчиняться — по доброй воле или силой — и преклоняться перед ним. Он настолько обезумел и был ох-так обозлён, что мог уничтожить целую ветвь клана просто так. И теперь, когда его голод был наконец утолён… это было, словно снова быть способным ясно видеть без очков, или, будто иметь возможность пытать, убивать и красть людей без откуда ни возьмись появляющейся полиции, или иметь возможность смертельно поразить цель с одной попытки. Что-то вроде этого. Это было хорошо. Даже удовлетворяюще. И каким-то образом, это заставляло Тору жаждать испортить это… это прелестное существо, сидящее и тяжело вздыхающее на его коленях. — Твоя кожа такая прелестная, — сказал он, подхватывая одну руку Такахиро и поднимая её над наполненной пузырьками водой. Он слышал, как дыхание мальчика дрогнуло от прикосновения, но не обратил на это внимания, не отрывая взгляда от его руки. Она выглядела такой тонкой, кожа Таки, кремовая и слегка порозовевшая от теплой воды, блестела в тусклом свете, что оставлял на ней мягкие тени. Она казалась такой восхитительной, такой нежной, такой упругой, что у Тору тут же проснулось желание просто укусить этот восхитительный кусочек, впиться зубами и оставить ещё один след, который не исчезнет несколько дней. Но он остановил себя, посмотрите, Такахиро уже дрожит. И он не очень хотел принимать ванну с бессознательным телом, потому что Така определённо потеряет сознание, если снова начнёт кричать и бороться с ним. Кроме того, его мысли неслись дальше, и он уже думал о том, что кожа Таки будет выглядеть ещё прекраснее, покрытая метками их клана — восточным драконом, отражением его собственного, который будет извиваться по всей молочно-белой спине, оплетать руки и выглядывать на ключицах. Тору облизал губы, представляя татуированного Таку, кровь снова хлынула вниз— — Она будет выглядеть лучше с татуировками, не думаешь так? — прошептал он прямо напротив покрасневшего уха, зарабатывая в ответ видимую дрожь от парня на своих коленях. — Я… я так не думаю. Решительный до самого конца, да? Тору ухмыльнулся, обжигая чувствительное ухо своим горячим дыханием, прежде чем хмыкнуть и откинуться назад, давая немного места вокалисту. — Напрасно, — сказал он. — Но рано или поздно тебе придётся сделать их, это будет что-то вроде защиты— — Защиты от чего? — От всех тех, кто, вероятно, потеряли рассудок, имея наглость позариться на мою собственность. Всплеск воды был оглушительно громким, когда Такахиро внезапно обернулся, вцепившись руками в край фарфоровой ванны, чтобы со злостью посмотреть на него. — Я не твоя собственность! — сказал он, отчеканивая каждое слово, выплёвывая их, как яд. — И если мне когда-либо и будет нужна защита, то она будет нужна от тебя, ты, херов насильник! Тору сузил глаза. — Насильник? — повторил он, его голос стал на несколько октав ниже. — Ты всё ещё зовёшь это изнасилованием, даже если ты явно наслаждался этим ранее…— его руки поднялись, чтобы обхватить эти покрасневшие, пухлые щеки — мягкие прикосновения дарили ложное чувство нежности и тепла — прежде чем безжалостно дёрнуть волосы Таки назад одним быстрым и резким движением. — Ах! — Такахиро тут же схватил его за руку в попытке выпутать его пальцы из своих волос, но он не поддавался, всё продолжая тянуть и тянуть до тех пор, пока глаза Таки не закрылись от боли, а его голова страдальчески не запрокинулась назад. — Больно! Больно! — Слушай сюда, Такахиро, — сказал он с угрозой. — Слушай очень внимательно— Така, как и ожидалось, не сделал этого, он снова начал бить его, отталкивать и пытаться вырвать его руку из своих лохматых кудрей. — Отпусти! Мне больно! —… ты мог быть кем-то другим, и я бы наслаждался твоим непокорным поведением, но, чёрт возьми, не ври мне, что ты не наслаждался тем, что мы делали— Слёзы покатились из полуприкрытых глаз. — Я не…— Такахиро попытался сказать, только чтобы прерваться на судорожный вздох, когда Тору потянул ещё сильнее. — Хватит! — Что? — он испытывал его взглядом, всё наклоняясь вперёд до тех пор, пока его губы едва не коснулись подбородка мальчика, когда он вглядывался в тёмные глаза. — Тебе не нравилось, когда я целовал тебя повсюду? Кусал тебя в твоих самых чувствительных местах? Тебе не нравилось, когда я вставлял в тебя пальцы? Стон. Болезненный стон Таки пронзил его уши. — Как насчёт того, когда я отсасывал тебе? Ты всё ещё течёшь и твёрдый, даже если уже кончил неизвестно сколько раз, верно? — бормотал он, обдавая своим дыханием ярко-алую кожу. — Как насчёт того, когда ты трахал мой рот, ты, маленький распутник? Ты говоришь мне, что не хочешь этого, но сам чуть не выдрал мне все волосы, дёргая за них, твои ноги сомкнулись над моей головой, когда ты толкался в мой рот, помнишь? Безмолвное хныканье, ноги Таки перестали пинаться и, наоборот, сомкнулись вместе — вероятно, чтобы скрыть явные признаки того, что его член снова встал всего лишь из-за этого грязного разговора. Серьёзно, Такахиро, насколько плох ты во вранье, мм? Ох, ты милый маленький лжец. Твоя беззащитность заставляет меня желать мучить тебя ещё больше, понимаешь? — Нет, нет…— он продолжал трясти своей чёртовой головой. Отрицание и его принципы, вероятно, настолько глубоко укоренились в нём, заставляя его быть сильным, даже когда он находился лицом к лицу с опасностью, со смертью. — И когда ты кончал, цепляясь за меня — никто не уходил живым после попытки ранить меня, и что ты сделал? Ты расцарапал и почти содрал с меня кожу своими ногтями, когда выгибался на кровати и прижимался ближе ко мне, достигая оргазма…— он нахмурился сильнее, прослеживая влажные дорожки, что оставляли слёзы, катившиеся по покрасневшим щекам. — И ты говоришь мне, что не наслаждался этим? Всё продолжаешь звать меня насильником? Ответа не последовало и, боже, это ли не выведет его из себя окончательно. Он ещё сильней дёрнул за волосы, Така испустил на половину рыдание, на половину крик — наконец-то, наконец-то, блять, сдавшись. — Нет, нет, пожал… уйста! — он заикался, трясясь из-за рыданий, глаза покраснели, и лицо скривилось от боли, изнеможения, безнадёжности. — Остановись… больно… больно… Тору смотрел на плачущее лицо перед собой. Это не то, чего он добивался, Така плакал из-за отчаяния, а не из-за ненасытной, невыносимой похоти, это не то, что он хотел видеть сейчас, поэтому он просто вздохнул и отпустил его волосы. Така тут же попытался сбежать — как замученный, перепуганный котёнок — но Тору был быстрее. Он притянул его ближе, снова усаживая мальчика на свои колени, но в этот раз лицом к себе, и положил руку на его затылок, уткнув голову Таки в своё плечо, которое заглушало его всхлипывания и рыдания. Вокалист даже не боролся после этого, и впервые Тору почувствовал, что победа становится ближе, чтобы прикоснуться к ней, чтобы попробовать её на вкус. Така будет принадлежать ему, телом и душой, сломленный или нет. — Больно… больно…— повторял Така в его плечо, его ногти впивались в татуированные руки, но якудза даже не поморщился. — Я не… я не хочу этого боль… больше… Тору ухмыльнулся, кладя подбородок на ароматные волосы и глядя на белое полотно стены перед собой, он наслаждался теплом и нежностью на своих коленях, исходящих от парня, который сейчас практически обнимал его. — Так будет не всегда, Такахиро… просто будь послушным, нэ? Небольшая пауза, прежде чем Така нерешительно кивнул, шмыгая носом и отводя взгляд. — Понимаешь? Хороший мальчик, — похвалил он, пробегаясь рукой по его спине в успокаивающей, ласковой манере. Подушечки пальцев проследовали по каждому позвонку, заставляя Таку таять ещё больше, в то время как усталость стремительно овладевала его сознанием. — Домой…— сонно пробормотал Така в его плечо, когда его губы скользили по быстро нагревающейся коже. — Я хочу домой… Но это будет твоим домом, мысленно рассуждал он, однако, понимая, что переживания Таки уже превысили пределы его возможностей, и что он попросту близок к тому, чтобы полностью сломаться, Тору в конце концов уступил. — Я отправлю тебя рано утром, — сказал он, эти слова оставили горькое послевкусие во рту — желание завладеть его разумом через кровопролитие снова усилилось… — Просто приди, когда бы я не попросил тебя, нэ? Така тихонько кивнул, прошептав «Я хочу домой…» снова, прежде чем окончательно потерять сознание. Уставший. Измождённый. Полностью разрушенный. Тору вздохнул, его пальцы зарылись в локоны, чувствуя, как тёплая вода медленно остывает, когда он встретился с тяжестью, с желанным присутствием рядом. Он побалует Таку ещё раз. Позволит ему оправиться и прийти в себя. Позволит ему думать, что у него всё ещё есть его ничтожная, маленькая свобода. Потому что Тору сможет легко забрать его обратно, всегда, когда бы он этого не пожелал. Ах… Он поднялся, осторожно вышел из большой ванны, аккуратно укладывая вялое, тёплое и влажное тело к себе на руки, его глаза стали мягче на мгновение, когда он бесстыдно смотрел на умиротворённое выражение лица спящего Такахиро. …так могущественный влюбился.