Desperado

Месяц, остававшийся до выпуска из Академии, для Наруто растянулся настолько, что он даже не пробовал считать, сколько раз проживал одни и те же дни. Курама ворчал, нытьём и угрозами вынуждал бросить это гиблое дело и просто переместиться в более старший возраст, но Узумаки не поддавался и упорно продолжал тренироваться с девушками. Сначала успехов не было никаких. Примерно на пятой-шестой связке Надеко начинала возмущаться, что он совершенно не старается, и подчёркнуто театрально волновалась о его здоровье. Ино отмечала рассеянность и просила сосредоточиться, а Итачи заявляла, что Наруто — не Наруто вовсе, и ему приходилось в срочном порядке перемещаться назад во времени. Так что парень бросил бесплодные попытки быстро научиться тому, на что у местного Наруто ушли месяцы, если не годы, и посвятил себя наблюдению. Он несколько раз отказывался от тренировки, ссылаясь на слабость, чтобы посмотреть на спарринг. В такие моменты он чувствовал, как Надеко топит его своей жалостью, а Итачи протыкает насквозь презрением, но изменить ничего не мог — наблюдение за боем давало куда больше информации, чем он мог получить в повседневной жизни. Многое так и осталось непонятным, но одно можно было утверждать с уверенностью: местный Наруто совершенно ничего не знал о людях, окружающих его. В своих дневниках он писал, что Ино очень добрая и спокойная, хорошая подруга, всегда готовая прийти на помощь. Но это — чушь собачья. На самом деле Яманака была скучающей принцессой при двух враждующих драконах. Она достаточно близко общалась и с Итачи, и с Надеко, но ловко стравливала их при любой удобной возможности. Наруто видел, каким сытым/голодным взглядом она наблюдала за тренировкой. Перед ним Ино не скрывалась, потому что настоящий хозяин тела был ещё слишком неопытен, чтоб прочесть её истинные мотивы. Первый раз Наруто заметил эту её особенность, когда Ино попросила не пялиться на Итачи. Девушка прекрасно видела, что сначала он точно также смотрел на неё, но сказала именно про Учиха, чтобы у Надеко был повод разозлиться. Но при всей своей кажущейся подлости поступки её не носили налёта злонамеренности. Ино просто было невыносимо скучно, и в этих стычках она находила единственное развлечение. Она постоянно жила в доме Хокаге, находясь при его сыне ни то нянькой, ни то лечащим врачом. Её, прекрасного шиноби-медика, не отправляли за пределы деревни уже очень давно. Так что она скучала, носила туфли на высоком каблуке, пила с утра и до вечера. — Я не пьянею, — сказала Ино однажды, когда Наруто спросил её об этом. — У меня высокая сопротивляемость к ядам, так что алкоголь на меня почти не действует. Мне просто нравится вкус. От природы Ино обладала мягкой истинно женской пластикой. Полностью избавиться от округлости движений не помогали никакие тренировки, так что остальным приходилось перенимать эту её плавность. Наруто девушкой не был ни в каком месте, но ему доводилось попадать в женские тела, так что он имел некоторое представление о том, какого это. Одна из его предков и вовсе была гейшей, притом достаточно сильной личностью, и застрять в её теле пришлось надолго. Наруто Ино нравилась. Она умела уютно молчать, потягивая алкоголь из стеклянного бокала, коих у неё было великое множество. Постепенно Наруто научился различать напитки и определять по форме бокала время дня. Утро всегда начиналось с мартини, в обед шли сливочный ликёр и виски, перед тренировкой — сухое вино, а на закате Ино всегда пила шампанское. Она молча поднимала бокал так, чтобы поймать лучи солнца, и делала глоток, торжественно завершая день. Ино почти никогда не смотрела прямо, скрывая взгляд за томно опущенными ресницами, но даже распахнутые её глаза не пускали в душу. Свои светлые, подёрнутые голубым туманом зрачки, она направляла мимо, насквозь, словно люди были прозрачными бокалами с алкоголем и льдом. Ино не жалела Наруто, потому что он — её пациент, она дружила с Итачи и Надеко, потому что они — её товарищи по команде. Займи эти места другие люди, отношение к ним не изменилось бы. Наруто сам был таким же, потому общение с Ино давалось легко. Он стал часто разговаривать с ней просто так, не для получения информации, и испытывал странное сожаление, когда она ставила бокал с недопитым шампанским на траву, скидывала туфли и шла на площадку. — Нам пора, малыш, — звала Ино за собой. И это «малыш» перекатывалось у неё на языке как пузырьки шампанского. И было совсем не обидно, Наруто нравилось. А вот с Надеко отношения не ладились. Она жалела Наруто совершенно… безжалостно. Он много раз показывал, что ему это неприятно, напрямую просил прекратить. Но Надеко всегда смотрела на него немного растерянно, словно он был вдруг заговорившей табуреткой. Наруто вообще казалось, что она не воспринимает его как что-то живое, думающее. Брат являлся лишь поводом повздорить с Итачи или способом удовлетворения какой-то глубинной потребности в проявлении эмоций. Девушка могла кричать, суетиться, размахивать руками, но при этом оставаться совершенно холодной. Наруто давно заметил, что Надеко лишь изображает интерес и заботу и единственным человеком, на которого девушка реагировала искренне, была Итачи. — Психованная… — говорила она Учиха всякий раз, когда находила/создавала повод сцепиться. Первое впечатление о Надеко оказалось верным: она полностью контролировала своё тело, не полагаясь на рефлексы. Никакие повреждения не могли нарушить точности её движений, разве что оторванная рука или нога, но Наруто не допускал даже мысли, что девушка позволит такое кому-либо. Истинная дочь Хокаге, она была хороша как в ниндзюцу, так и в тайдзюцу, невероятный контроль над телом и чакрой позволял ей добиваться успеха во всём. Но расслабиться полностью Надеко не могла как ни старалась. В её движениях всегда прослеживалось что-то острое, механическое, любая поза грозила превратиться в боевую стойку. А дневники почерком Наруто уверяли, что Надеко очень любит его, хоть и бывает вспыльчивой. Называли девушку нежной и заботливой. Восхищались её силой и добротой. На самом деле Надеко всегда была расчётливо-собранной, а глаза её блестели глянцевой, как поверхность листа, зеленью. Такой, думалось Наруто, и должна быть настоящая куноичи. Итачи ощущалась задумчивой и зыбкой, словно тень. Эта девушка вызывала у Наруто странную детскую ассоциацию с заколдованной принцессой. Она как-будто имела ограниченное заклятьем количество слов и движений, потому никогда не тратила их просто так. Каждое её действие имело смысл. Например, если Итачи пила чай, то всегда прикладывалась к чашке ровно одиннадцать раз. Не крутила её руками, не касалась бездумно глиняных краёв, как делала та же Надеко. Итачи не поправляла волосы, не чесала нос, не теребила пальцами края одежды. Все её действия напоминали тщательно отточенный ритуал, а лицо, всегда бесстрастное, смотрелось керамической маской. Если бы не инцидент с чулками, то Наруто решил бы, что Итачи и вовсе не умеет чувствовать. А так он знал, что на самом деле злилась девушка очень просто, но только одними глазами. Чтобы она не говорила и не делала, лицо её всегда оставалось спокойным, но вот глаза кипели гневом и метали молнии. Ино читала эти чувства легко и с той же лёгкостью ими манипулировала. Итачи знала об этом, но поддавалась совершенно осознано. Возможно, ей тоже было скучно. Об Итачи в дневниках не было почти ничего. Наруто называл её неприветливой и злой, упоминал вскользь и с явной неохотой. Понять его было можно: холодность Учиха пугала подростка, хоть и складывалось впечатление, что для такого отношения существовала и другая причина. Никакие тренировки не могли полностью стереть индивидуальную моторику, потому приходилось выделять самое главное, смягчать и комбинировать, создавая образ совершенно нового человека, который был немного Ино, немного Надеко, немного Итачи и Наруто. С частью «Наруто» у самого Наруто возникли серьёзные проблемы. В отличие от девушек, наблюдать за самим собой он не мог, так что о моторике своей пешки не имел никакого представления. Это сильно тормозило тренировки, но в какой-то момент Наруто всё же удалось пройти всю разминку до конца, не будучи при этом сбитым с ног или обвинённым в шпионаже. Надеко, конечно, ругалась, но выходило у парня достаточно сносно, потому к этому дню он решил больше не возвращаться. Уже глубокой ночью, засыпая, краем сознания Наруто услышал, как Курама восторженно молится всем богам по очереди и одновременно. Всё время, потраченное на тренировки, Слон упорно пытался заставить Узумаки двигаться дальше или, на худой конец, вернуться в то самое «сраное утро» и переиграть инцидент, значительно подмочивший их репутацию. Ещё в первый день Наруто выяснил, что за слив отвечала панель над бочком, замаскированная под одну из керамических плиток. Нажатие на неё отправляло в недра канализации любые предметы, длинной не более двадцати сантиметров и весом до полутора килограмм. Наруто проверял. — Ты тупой, — откомментировал тогда Курама. — Мы тупые, — по-своему согласился с ним парень. Несмотря на то, что проблему с говном теперь можно было решить быстро и просто, Наруто оставался непреклонен. По какой-то причине ему не хотелось терять воспоминание о том, как он ворвался в комнату к одевающейся Итачи. Точнее, он не хотел, чтобы сама Итачи теряла его. Теперь всякий раз, когда девушка замечала интерес к своим ногам, то начинала злиться, а Наруто эта её реакция странным образом радовала, волновала так глупо, так по-детски, что отказаться не было никакой возможности. За воскресеньем следовал понедельник, и расписание на стене требовало от Наруто отправляться в Академию. Когда он проснулся, ни Итачи, ни Надеко дома уже не было. Только Ино, задумчиво подпиравшая стену, помахала ему вслед бокалом мартини. — Береги себя, малыш, — напутствовала она. И Наруто уверенно отправился в новый день. До этого момента, занятый дневниками и тренировкой, за пределы дома Хокаге он ни разу не выходил. Но, несмотря на это, заблудиться Наруто не боялся: ему приходилось гулять по Конохе разных времён, да и план селения для этой эпохи он знал превосходно. Но одно дело — карта, а совсем другое — реальная дорога. Коноха изменилось слишком сильно, чтобы Наруто мог не обращать внимания на пейзаж. Дома тут были совсем не такими, как он помнил: белыми, с крупной черепицей на покатых крышах. Между деревьев тянулись провода, заботливо связанные и спрятанные в гибкие трубы. А самое главное — каменные лица Хокаге, покровительственно взиравшие на селение. Сейчас их было четыре, и Наруто знал, что из-за масштабного разрушения деревни на Десятом эта традиция оборвётся. Не будет больше ни каменных лиц, ни самой скалы. Эта Коноха обладала удивительной самобытностью, которою позднее уничтожит война. Курама снова орал, что они впустую тратят время, и нужно быстрее иди в Академию, сдавать экзамен, отправляться на миссии и, вообще, собирать как можно больше информации. Наруто посылал Слона радостно, но уверенно. Ни на какие угрозы не реагировал и на уговоры не поддавался. Он твёрдо решил, что лучше жить с веслом в заднице, чем с неудовлетворённостью в сердце, потому гулял в своё удовольствие. Курама не затыкался, но послушно сохранял виды деревни. До самого вечера Наруто блуждал по улицам и площадям Конохи, пока не вышел к глухой стене на окраине. Она ограждала достаточно большую территорию, но людей здесь на удивление не было. Побелка обветшала и осыпалась, а дома, прилегающие к ней, пустовали. Наруто прошел вдоль стены до больших опечатанных ворот, на которых можно было различить полустёртый белый веер и красный полукруг. — Квартал клана Учиха, — первым догадался Курама. — Но почему он в запустении? Наруто и сам недоумевал. Согласно хроникам, Учиха в этот период процветали, и клан почти полностью исчез только в Пятой Мировой Войне. Желая подтвердить свою догадку, парень перемахнул через забор и осмотрелся. Квартал напоминал отдельное маленькое селение со своим центром, улицами и магазинчиками. Кругом царила разруха, но было видно, что виной ей только время. Дома не были повреждены намеренно, но никто не прикасался к ним очень давно, потому они ветшали под дождём и ветром. Наруто видел нечто подобное в фантастических фильмах про эпидемии, но тут явно случилось что-то другое: никакая болезнь не может выкосить население деревни исключительно в пределах одного квартала. Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, Наруто решил обследовать большой дом в самом центре. Его крыша возвышалась над остальными строениями и привлекала внимание. Двери дома оказались распахнуты. Их тонкая решетка с клоками истрёпанной бумаги напоминала рёбра полусгнившего трупа. От такой ассоциации Наруто поёжился, но смело шагнул внутрь. Иногда он проклинал своё слишком буйное для пилота воображение. Пыльные половицы безбожно скрипели, и скромных навыков шиноби не хватало, чтобы идти по ним бесшумно. Впрочем, дом явно пустовал, потому Наруто, не таясь, исследовал комнаты и коридоры. Каждое помещение когда-то вычистили, не оставив ни одной личной вещи, способной рассказать о жильцах. Наруто почти отчаялся выяснить хоть что-то, пока не забрёл в просторный зал, где из-за сквозняка пыли на полу было меньше. Там на тёмном паркете выделялись белые линии, какими обычно обводя трупы на местах преступлений. Наруто подошел ближе и аккуратно расчистил рисунок. Нанесён он был краской, въевшейся в дерево, а не мелом, потому сохранился даже спустя долго время. В контуре угадывались две фигуры: одна располагалась почти прямо, а вторая, раскинув руки, лежала на ней. — Что ты здесь делаешь? Ледяной голос кунаем вошел под рёбра. От неожиданности Наруто вздрогнул и спешно обернулся назад. В дверном проёме стояла Итачи. Злая как все черти ада разом. — Я в Академию шел… — выдавил из себя парень. И тут же понял, что лучше бы ему молчать. — Тебя там не было, — перебила Итачи. — Ты на занятия вообще не ходил. Все ищут тебя. — Я заблудился… — Тебя. Не должно. Здесь. Быть. Впервые за всю жизнь Наруто почувствовал, какого это, быть объектом чьей-то ненависти. Итачи говорила совершенно спокойно, но каждое слово её было наполнено такой жаждой убийства, что сердце останавливалось, а воздух замерзал в лёгких. — Извини… — вся сила воли Наруто ушла на эту фразу. — Мне стало любопытно, вот я и зашел… Комната поплыла, свернулась в одну точку и бешено запульсировала в такт с сердцебиением. В следующее мгновение ноги Наруто полоснула боль, и от шока он не сразу понял, что банально горит. Пламя быстро охватило всё тело, разъело плоть и вгрызлось в кости. Кровь вскипела, прожигая вены. Наруто знал, какого это — гореть заживо. Кожа расползалась так мерзко/знакомо, приветливо обнажала огню беззащитные мышцы, готовые вплавиться в пластик и металл. Но от узнавания боль не становилась меньше. Единственным плюсом было то, что Наруто хорошо знал, что делать в такой ситуации. Он не паниковал и не боялся. Если собрать боль в одной точке, а затем ограничить, усмирить и полюбить, то можно терпеть достаточно долго. И Наруто умел это превосходно. В раскалённые языки пламени вплетался ледяной голос Итачи: — Любопытно? Это я убила их всех. Я. На дне мозга истошно матерился Курама, и Наруто почувствовал, как доминация прерывается и его вышвыривает с клетки. Этого допустить он не мог и изо всех сил цеплялся за тело. Эти руки — его, эти плечи — его, эти вены — его, и боль, струящаяся по ним и выплёскивающаяся криком, — тоже принадлежит ему. Сознание меркло, истончалось льдом, и у Наруто уже не было сил сопротивляться, когда всё закончилось так же внезапно, как и началось. Знакомая пыльная зала вернулась резко, словно мешок на голову, и Наруто, тяжело дыша, рухнул на пол. Боль остаточной дрожью держалась в теле, но парень уже не чувствовал ту силу, что тащила его назад, в будущее. На фоне черноты и пыли алели волосы Надеко. Девушка что-то кричала и чёткими, хорошо поставленными ударами била Итачи по лицу, животу и грудной клетке. Учиха, прижатая к стене, дёргалась от каждого удара, но даже не думала защищаться. Она словно отсутствовала тут или сама была погружена в гендзюцу. Наруто стало страшно. Он боялся, что сестра убьёт Итачи, и не понимал, что в его действиях могло вызвать такую реакцию. Ещё через секунду в зал влетела Ино. Она не попыталась разнять своих подруг или хоть как-то вмешаться, а просто застыла в проходе, выставив ладони перед собой. Наруто показалось, что она вовсе не собирается помогать, а будет просто наблюдать за дракой, как делала это обычно. Но вдруг Надеко вместо того, чтобы ударить Итачи, подхватила её и аккуратно опустила на пол, а сама Яманака мешком рухнула на тот же пол. В момент, когда руки Надеко загорелись голубоватой медицинской чакрой, и она стала наскоро залечивать раны Итачи, происходящие окончательно потеряло всякий смысл. Наруто с трудом поднялся и, доковыляв до Ино, сел рядом. Он поднял её, облокотил спиной о стену и заботливо стёр со щеки пятно пыли. — Спасибо, — почему-то поблагодарила Надеко через плечо, и Наруто понял, что это не Надеко вовсе. В голосе сестры никогда не было таких осуждающе-ласковых интонаций. — Что случилось? — спросил парень. — Это ты мне скажи, — неожиданно холодно огрызнулась Ино/Надеко. — Что ты вообще тут забыл? — Я решил прогулять Академию, — решился признаться Наруто. — Бродил по деревне, наткнулся на это место. Залез сюда из любопытства, а потом появилась Итачи и использовала на мне гендзюцу. Дальше ты знаешь лучше меня. Девушка ничего не ответила. Ещё несколько минут она продолжала лечение, затем подошла к Наруто, опустилась рядом и, внимательно-остро заглянув ему в глаза, произнесла: — А ты, оказывается, жестокий мальчик, Наруто-кун… Непривычный взгляд зелёных глаз давил, сковывал, ранил. Надеко никогда не смотрела так, её покровительственная жалось укрывала, а эти глаза, напротив, обнажали вину. — Если забыл, что случилось здесь, — продолжила Ино/Надеко, — то спросил бы меня, а не Итачи. Согласись, что рассказывать о том, как по приказу Хокаге вырезала собственную семью, — мягко говоря, неприятно. А ты не просто спросил, но ещё и припёрся в то самое место, где она убила родителей. Причём исключительно из любопытства. - Ну и мудак же ты, — довольно заявил Курама. — Сам бы убил сволочь такую! А Наруто было тошно. От осознания собственной мерзости воздух застревал в горле и хотелось застрелиться. — Ты хоть понимаешь, что было, когда ты не вернулся из Академии? — продолжила девушка. — А когда мне сказали, что ты не появлялся там вовсе? Я искала тебя везде, где ты мог бы быть… Надеко сорвалась с миссии и искала по чакре… Но ты, вероятно, задел оповещающие печати, и Итачи нашла первой. Она не заходила сюда с того самого дня, но ради тебя пришла, потому что тебе могла грозить опасность, а ты… Дальше Наруто не слушал. Ещё с первого раза он понял, что сунулся немытыми руками в открытую рану, но то, что говорила теперь Ино — неприкрытое давление на совесть. Она откровенно манипулировала его эмоциями с одной очевидной целью: заставить больше не поступать так. На подростке подобный метод сработал бы на ура, но Наруто видел игру насквозь, и от этого становилось ещё гаже. Но такова была Ино. Таков был весь мир, в котором шиноби приходилось жить. Отвлекшись от отчитывающей его девушки, Наруто посмотрел на Итачи. Она уже пришла в себя и стояла у стены, опустив на него глаза. Их взгляды встретились, и даже без Шарингана парня прошило холодом, но он не отвернулся. Впервые Наруто с искренним интересом разглядывал лицо Итачи. Не вскользь, не отвлекаясь на ноги, он смотрел на неё и понимал, почему эти черты с самого начала показались знакомыми. Нечто похожее Наруто видел в зеркале каждое утро: отражение уставшего и истерзанного не утихающей головной болью человека. Лицо Итачи напоминало его собственное. — Прости… — одними губами прошептал Наруто и, зажмурившись, вернулся в сегодняшнее утро. Теперь этой чудовищной сцены не случалось и не случится уже никогда, но легче от этого почему-то не становилось.