Лорд Дара

      Утес Кастерли был огромным и очень древним замком, в нынешнем виде ему было не меньше трех тысяч лет. Когда-то тут жили некие Кастерли, но Ланн Умный сумел хитростью отнять их твердыню. Маленькой Мирцелле часто рассказывали о хитроумном основателе дома Королей Утеса, который жил ещё в Век Героев.       Если Старки, Короли Зимы, обезглавливали своих врагов и насаживали их головы на пики, а штормовые короли убивали их молотами, то Ланнистеры обманывали своих противников. А первым и самым ловким обманщиком был сам Ланн Умный, явившийся или из-за Узкого Моря или из Простора.       О нем любили петь менестрели, а легенд было столько, что даже было непонятно, чему верить. Кем же он был, авантюристом из-за моря или бежавшим в поисках приключений сыном Гарта Зелёной Руки? Но однажды он оказался у Утеса Кастерли, где жил богатый и сильный дом Кастерли, давший имя замку.       Мирцелле нравились захватывающие легенды, порой мрачноватые, о том, как Ланн выгнал Кастерли из Утеса или ловко от них избавился. Ей теперь казалось, что будь среди потомков Брандона Строителя кто-то похожий на Ланна, то в один прекрасный день Болтоны сгинули и лишились бы Дредфорта без боя.       Однажды дядюшка, немножко пьяный, но весёлый, рассказал ей версию, которой придерживаются мейстеры Цитадели. Некий архимейстер Перестан в «Размышлениях об истории» утверждал, что Ланн был на службе у не имевшего сыновей старого лорда Кастерли. Ланн стал отцом бастарда дочери лорда Кастерли, но не только ушёл от наказания, но и убедил владыку Утеса сделать бастарда наследником.       «Это куда скучнее легенд. Но если архимейстер Перестан не врёт, то первым Ланнистером, правившим Утесом, был бастард дочери последнего лорда Кастерли. А я бастард дочери лорда Тайвина и если у дяди действительно не будет детей, мой сын станет лордом Утеса, продолжив род Ланнистеров. Забавно.»       Мирцелла подозревала, что этот Ланн Умный походил на дядю Тириона. Хотя дядюшке замок достался не из-за его хитрости, а по воле короля Роберта. Да и она стала наследницей дяди не из-за своих интриг. Однако она точно не знала, может дядя Тирион как раз сумел выманить Утес у короля Роберта.       Теперь дядя был единственным настоящим Ланнистером и точно самым умным. По крайней мере, если за Ланнистера считать и Мирцеллу, она признавала, что дяде она в уме сильно проигрывает. Как, впрочем, и в количестве выпитого вина, которое лорд Утеса порой истреблял так, словно решил перепить короля Роберта.       «Нет, я не смогла бы, даже если бы хотела, выпить столько вина, сколько пьёт дядя. И Джону надо сказать, чтобы он не пил много. А уж если он опять выпьет ту мухоморную гадость, как тогда, в Чёрном Замке…»       Ее пугало путешествие по Перешейку. Мрачноватый был край, ей он не пришелся по душе ни тогда, когда она ехала на север, ни когда возвращалась на юг. Воздух был сырым и липким, дорога была узкой полоской сухой земли, вокруг которой раскинулись топкие болота Перешейка.       Вдобавок, густые чащобы полузатонувших деревьев, облепленных наростами грибов, стискивали с обеих сторон Королевский Тракт. На деревьях караулили ядовитые змеи, а в воде плавали жуткие львоящеры, похожие чёрные бревна, с горящими глазами и с зубами, огромными, как кинжалы.       На гербе Ридов, лордов Перешейка, был чёрный львоящер на зеленом поле. Пожалуй, после вымерших драконов ни одно существо не было столь ужасным и отвратительным. Мирцелла боялась, что однажды голодные львоящеры выползут на насыпь, но ее страхи не стали реальностью.       Её поразил рассказ Джона о том, как Рикард Старк, Смеющийся Волк, покорил Перешеек. А вот неудачи Фреев и островитян не удивили нисколько. Вообще, что захватчики могут найти на этих гиблых землях, кроме лягушек, ила, ядовитых змей, голодных львоящеров и отравленных стрел разгневанных лягушатников?       Мысли о львоящерах однажды вылились в кошмар, в котором Джон прямо на их постели превратился в небольшого серебристого крылатого дракона с индиговыми глазами. Дракон очень походил на тех, чьи изображения она видела в книгах.       Когда вместо лица её мужа ей в глаза посмотрела морда свирепого крылатого ящера, она закричала и в ужасе проснулась. Она пришла в себя, увидев обеспокоенного Джона, который, разумеется, ни в какого дракона не превратился. Вместе они посмеялись над кошмаром, но память о странном сне осталась.       «Почему же именно дракон…и почему именно Джон?»       Они покинули земли Севера, едва закончились болота Ридов. После Перешейка они вступили в земли старинных врагов Ридов, Фреев с Переправы, одних из самых сильных знаменосцев Талли из Риверрана. В Близнецах дядя узнал, что новым Хранителем Запада стал Роланд Крейкхолл.        — Пусть этот кабан радуется, — заметил Тирион. — Но Утес он не получил.       Ещё лорд Роланд Крейкхолл не получил желанного титула Верховного лорда Западных Земель, который все же достался её дяде. Тирион, смеясь, объяснил, что в мирное время Хранитель Запада не более, чем почётный титул и за свою измену лорду Тайвину Крейкхолл получил куда меньше, чем ожидал.       — Король Роберт ненавидел моего отца и твоего деда, большой любви к Ланнистерам у него не было никогда, но и Крейкхолл большого доверия у него не вызывает. Хотя дай я повод, Крейкхолл раздавит меня и к титулу Хранителя Запада добавится и сюзеренитет над Западными землями. Я так думаю…       По дороге Тирион нашёл себе нескольких наемников. Гвардия Ланнистеров полегла в боях или одела чёрное, теперь её придётся набирать заново. Даже теперь Ланнистеры достаточно богаты, чтобы не экономить на гвардейцах.       Речные земли Мирцелла видела, когда она с матерью, братьями и королём, который тогда считался её отцом, ехали на Север, в Винтерфелл. Она помнила, как Джоффри собирался искать рубины в месте сражения короля Роберта с принцем Рейгаром, уверяя, что камни с доспехов Последнего Дракона законные трофеи Баратеонов.       Ничего Джоффри не нашёл тогда, только он и не был Баратеоном. Ей самой Рубиновый Брод показался достаточно тихим местом, она с трудом представляла, как здесь сошлись две могучие тридцатитысячные армии.       Сейчас они двигались другой дорогой. Они двинулись на Запад, миновав переправу через Зелёный Зубец. Ее охраняли Близнецы, два приземистых замка, по заверениям Джона и Тириона, бывших почти неприступным препятствием против любого, кто вздумает перейти реку без позволения лорда Фрея.       Она думала, что они они отправятся на Запад по прямой, через мост у Близнецов, Ярмарочное Поле и деревню Семь Ручьев, но мосты ниже Переправы смыло наводнением, а местность, славящаяся своими болотами и плохими дорогами, превратилась в непроходимую хлябь, хуже которой был разве что Перешеек.       Тирион решил двинуться по Королевскому Тракту на юг, затем Речной дорогой через Перекресток и Риверран добраться до Утеса. Их обоз двинулся на юг, во многом повторяя путь королевского кортежа. Но уже в обратном направлении.       Разве что теперь не было дома на колёсах, сам караван был куда меньше, а охраняли его люди в серо-белых плащах её лорда-мужа. Впрочем, Мирцелла считала, что теперь Джон должен сменить свой герб. Совместить его личный герб и герб Ланнистеров, она знала, что такое вполне допустимо.       Они двигались по Королевскому Тракту, слева был Зелёный Зубец, справа, вдали, были Лунные Горы, за которыми лежала Долина Аррен. Тирион заметил, что Лунные горы кишат сумеречными котами и дикарями-налетчиками из горных кланов.       — Лично я считаю, что и тем и другим без разницы, на кого нападать, — говорил дядя, трясясь в своём громоздком седле рядом с ее кобылой. — Но с горцами можно договориться, а сумеречные коты не тронут тебя лишь тогда, когда сами тебя боятся.       Джон добавил, что горцы порой нападают даже на вооруженные отряды, не важно под какими знаменами. Сам Джон Аррен никогда не обходился без солидного эскорта, поскольку горцам плевать, что он был лордом Долины Аррен. Они не признают законов Семи Королевств, уступая лишь перед силой меча.       — Отец говорил, что стоит сильному отряду рыцарей выступить против горцев, как они бегут, рассеиваясь, как утренний туман, — Джон ехал справа от нее на гнедом коне, на котором ездил, когда хотел поберечь боевого коня. На нем была кольчуга, куртка из вареной кожи и подбитый мехом серый плащ.       Лорд Эддард Старк был воспитанником у лорда Джона Аррена в Долине и вспоминал о старом деснице, как о втором отце. Мирцелла видела лорда Аррена в столице, но мало что знала о нем. А Джону немало рассказал отец. И уж точно, Мирцелла не знала, что Джона назвали в честь покойного десницы.       — Несколько лордов и даже королей погибли от рук горцев, когда их эскорт оказался слишком мал, — заметил Тирион. — Будь у дикарей хорошее оружие, рыцарям Долины пришлось бы худо. Оружие получше и дисциплина…почти те же проблемы, как у одичалых. Да их кое-кто так и зовёт.       — А они тоже крадут себе невест? — опасливо спросила Мирцелла.       — Они крадут всё, до чего могут дотянуться и что плохо охраняется, — засмеялся Тирион. — Так что я рад, что нам не нужно ехать по Высокой дороге. Иногда горцы сбиваются в очень крупные банды. Пожалуй, в этом они хуже сумеречных котов, у тех такой скверной привычки нет.       Наконец они достигли гостиницы у «Перекрестка». Если для свиты короля Роберта она была слишком тесной, то их отряд она вместила. Содержательница постоялого двора была в ужасе от появления множества одетых в кожу, сталь и меха бородачей, которые смахивали на горцев Лунных Гор.       Впрочем, часть их и была горцами, но не со склонов Лунных Гор, а с Севера, из клана Первых Флинтов. Немногочисленные постояльцы перепугались и решили, что горные налетчики обнаглели и решили заявиться в Речные Земли, но появление Тириона и Джона успокоило их. Или их больше успокоило то, что гости расплатились серебром, а не сталью.       Сам постоялый двор был длинным трехэтажным строением из белого камня, чью увенчанную трубами и башенками крышу было видна издали. К северному крылу были пристроены колокольня, конюшня и кузница. Колокол на башенке созывал к обеду и ужину.       Мирцелла уговорила Джона осмотреть окрестности. Ей хотелось побыть с ним наедине и она убедила его, что клинка самого Джона и его Призрака вполне хватит. В конце-концов, у них резвые кони, и, даже если попадутся разбойники, они от них уйдут и вернутся в гостиницу, набитую до зубов вооружённых северян.        — Твой дядя говорил, это очень старое место, — сказал Джон, оборачиваясь назад. — Постоялый двор тут появился при Джейхейрисе Первом. Тогда она звалась «Две Короны», поскольку король и королева изволили заночевать под его крышей. Только название недолго держалось, едва пристроили колокольню…        — Как гостиницу прозвали «Звонницей»? — предположила Мирцелла. — А это название долго держалось?       Джон покачал головой и заметил: «Твой дядюшка смеялся, рассказывая эту историю. Когда постоялый двор попал в руки калеке-рыцарю по имени Длинный Джон Хедль, тот, будучи не чужд кузнечному ремеслу, выковал вывеску в виде чёрного дракона…»        — Бедняга не знал, что грянет Восстание Блэкфайров, — Мирцелла едва сдерживала смех, но тут же посерьезнела. — Что с ним стало, когда подавили Первое Восстание?        — С ним ничего, — Джон хмыкнул. — Он не успел узнать, что его вывеска стала изменнической. Да и постоялому двору повезло, всего-то сорвали вывеску. Потом он звался Речным…но река сменила русло. Теперь его называют Старым двором или просто гостиницей на перекрестке.       Мирцелла некоторое время ехала молча, но когда колокольня скрылась из вида, спросила: «А что с наследниками сира Хедля случилось?»        — У них все в порядке, — ответил Джон. — Нынешняя владелица постоялого двора носит имя Маша Хедль. Ну, та седая толстуха, постоянно жующая кислолист, которая перепугалась горцев. Так что Хедлям повезло больше, чем названиям их постоялого двора. Хотя я бы на ее месте столько кислолиста не жевал.        — Верно, — поддержала его Мирцелла. — Когда его сплевывают, кажется, будто у человека рот полон крови. И зубы словно в крови. А ещё такой какой мерзкий вкус…        — Ты пробовала кислолист? — удивился Джон.        — А что такого…впрочем, гадость жуткая. Второй раз уже не хочется пробовать, — призналась Мирцелла. — Не понимаю тех, кто его жует добровольно.       Джон пришпорил коня и заметил: «Ну раз есть пьяницы, могут быть и те, кто получает удовольствия от жевания кислолиста. Один из вербовщиков Ночного Дозора его жевал, он как-то прибыл с дядей в Винтерфелл за браконьерами. Мне было шесть лет и я думал, что Йорена искалечили одичалые…»        — А он всего лишь любил жевать кислолист, — усмехнулась Мирцелла. — Кто быстрее, ты или я? До того пригорка?       Они помчались по дороге, весело смеясь и радуясь погожему тёплому дню. Мирцелла поймала себя на мысли, что очень рада, что вернулась на юг. И ей нравилось, что здесь Джон перестал казаться суровым, как пустоши Дара.       Джон обогнал её и осадил коня на пригорке. Когда недовольная Мирцелла подъехала к пригорку, то увидела причину. На дороге перед Джоном поднимался с земли юноша немногим старше Джона. Но, если по Джону сразу видно было, что он воин, то в незнакомце не было ничего воинственного. В руках он держал деревянную арфу.       — Прости, добрый человек, я не хотел тебя напугать, — извинился Джон. Арфист хотел что-то сказать, но тут на пригорке появился Призрак, и юноша в ужасе выронил арфу и рухнул на колени, прикрыв голову руками.       — Да успокойся ты, он тебя не тронет, пока я не прикажу, — недовольно сказал Джон. -Ты мне ничего не сделал, зачем мне тебе вредить?        — Д-да, м’лорд, — пробормотал бледный как мел юноша, осторожно поднимая арфу и облегченно вздыхая, когда понял, что она в порядке. — Семь благословений вам, милостивый м’лорд и вашей прекрасной даме.        — Как тебя зовут? — спросила Мирцелла. — Ты странствующий менестрель, верно?        — Юная леди права, — улыбнулся юноша. Мирцелле он показался красивым, но каким-то очень уж несерьезным. И чересчур суетливым. Правда, может потому что он напуган. -Меня зовут Мариллион, вы наверняка слышали мою игру?       Они покачали головами. Певец оживился, уселся на придорожный камень и ударил по струнам: «Тогда вы много потеряли. А кто из певцов вам нравится больше всего?»        — Большой Джон, — усмехнулся северянин. — Никто лучше него не поёт «Конец Долгой Ночи».       На лице барда возникло удивление: «Никогда не слыхал о таком менестреле. Не знаю, из каких вы мест…»       Мирцелла прыснула. Она помнила, как в день пира, который давал лорд Старк перед уходом на юг знаменосцам Севера Большой Джон Амбер пел, да так, что казалось, все в Великом Чертоге Винтерфелла тряслось.Когда он доходил до момента, когда в бой с Иными вступал Ночной Дозор, он трубил в боевой рог.        — Подождите, м’лорд, — пробормотал бард. — Вы одеты в серое и застёжка плаща у вас в виде волчьей головы. Я как-то видел лорда Старка, когда он со своими войсками шел на Запад и этот волк… М’лорд один из его сыновей?.        — Верно, — сказал Джон. — Бывал ли ты когда-нибудь в Винтерфелле?        — Нет, м’лорд, — сказал бард. — Но я уверен, что смогу спеть не хуже такого великого барда, как Большой Джон. Если вам не жалко серебряной монетки…       По лицу Джона было видно, что он не в настроении, но Мирцелла посмотрела на него и тот со вздохом вытащил из кошеля на поясе монету серебряного оленя. Глаза Мариллиона при виде серебра зажглись алчным блеском.       — Что же спеть, вам, м’лорд и вам, прекрасная леди? — весело спросил Мариллион, настаивая арфу. — Я часто пел у знатных лордов, а сам Эдмар Талли, лорд Риверрана, так любит мои песни, что в Риверране у меня собственная комната…        — Спой что-нибудь пристойное, менестрель, — прервал его Джон.        — Мне бы хотелось послушать о благородном Сервине Зеркальном Щите, — добавила Мирцелла. Джон пожал плечами, а бард кивнул и ударил по струнам. Пел он неплохо, но Мирцелле не нравилось, как он на неё смотрит. Она старалась думать о том, что ему хочется просто выманить ещё монету.       Когда Джон все же расщедрился на ещё одну монету, на лице барда вспыхнула надежда, но ничего больше он не получил. Мирцелла и Джон попрощались с менестрелем и поскакали назад, на постоялый двор, где как раз звонили в колокол, созывая постояльцев на обед.       — Наверное, он надеялся, что нам так понравятся его вопли под арфу, что мы потащим его с собой, предположил Джон. — Или ты была бы не против?       — Поет он неплохо, — признала Мирцелла. — Но взгляд у него какой-то неприятный. И вообще…септа мне говорила, что менестрели любят соблазнять благородных дам и жить за их счёт…       — Что взять с тех, кто вместо того, чтобы честно работать или зарабатывать своим мечом, бродит, бренча по струнам? — выразил Джон мнение, которого придерживались почти все Старки. — Нет, конечно не все барды развратники и мошенники, но…       — Мариллион слишком скользкий, — припечатала Мирцелла.       Ещё один бард, намного старше, обнаружился в общем зале гостиницы на ужине. Он пел разные песни, постоянно прикладываясь к кубку, который постоянно пополнял слуга. Многие песни были, на взгляд Мирцеллы, почти непристойные.       Впрочем, недовольной была только она одна, прочим творчество барда явно пришлось по вкусу. Однако, когда они покинули Перекрёсток, бард не сопровождал их. Менестрель двинулся на восток, направляясь в Солеварни, портовый городок на границе Речных земель и Долины Аррен.       Они вынуждены были задержаться на постоялом дворе из-за поломки оси одной из повозок, и Мирцелла решила все же съездить к Рубиновому броду. Джон согласился, но теперь их сопровождали четверо гвардейцев в серых плащах с белым лютоволком и лучник, тоже ехавший верхом.       — Дотракийские лучники умеют стрелять с коня на скаку, — сказал ей Джон. — В Вестеросе кроме Дорна конные лучники всего лишь ездят верхом. Но поверь, в меткости Бранч из Волчьего Леса не уступит заморским лошадникам.       — Ты чего-то боишься? — удивилась Мирцелла.       — Если бы я боялся, я бы отговорил бы тебя от этой затеи, — заметил Джон.       Гвардейцы разбили небольшой лагерь, а они сами двинулись вдоль берега реки. По дороге они спугнули сумеречного кота, который оказался крупным зверем с чёрной шкурой, покрытой белыми полосами. Сумеречный кот решил не связываться с вооруженным всадником и лютоволком и удрал в своё логово.       Мирцелла засмеялась: «Такой большой зверь и такой трусливый.»       Джон придержал коня и повернулся к ней. Он серьёзно сказал: «Зря смеешься. Сумеречный кот редко нападает на людей, разве что голодает, зато чует кровь на шесть лиг. А уж если чует падаль, то нападет и на охотников…дядя рассказывал, сколько проблем в Застенье у разведчиков от сумеречных котов.»       Мирцелла поежилась.       — Взрослый зверь опасен и человеку и лютоволку, — добавил Джон. — Но шкура у него одна, так что он сам нас боится.       Они подъехали к броду, Джон в шутку предложил поискать рубины и даже спешился.       — Наверное, все рубины выловили давно, — предположила Мирцелла. Она опасалась, что Джон предложит ей составить компанию, а лезть в воду не хотелось. Призрак скептически оглядывал брод, явно задумываясь, зачем они сюда заявились. Его рубины точно не интересовали.        — Я так тоже думаю, — отозвался Джон. — Отец сражался при Трезубце, командуя армией Севера. Он рассказывал нам с Роббом, что едва король Роберт нанес свой удар и принц Рейгар рухнул в реку, так рубины с его нагрудника разлетелись, как красный дождь. Воины обеих армий принялись их подбирать…        — Все было найдено до нас, — вздохнула Мирцелла. — Там, за рекой, замок Дарри. Когда мы ехали на Север, король там останавливался. Дядя Тирион нашёл в замке старые гобелены с изображениями королей династии Таргариенов. Мы с Томменом тоже их видели…       «Бедный Томмен. Он сейчас в Белой Гавани, учится на септона.»        — А разве их не выбросили перед приездом короля Роберта? — удивился Джон. — Он же ненавидит Таргариенов.       Мирцелла сама удивилась и ответила: «Не знаю, только спрятали, но дядя их нашёл.»       Когда она вспомнила о Дарри, в ее памяти всплыла песня о большой битве, в которой сражались лорд Дарри и его родичи. Она тихо запела, смотря на реку: «Из десяти последний он стоит с мечом в руке…»       Ей казалось, что она слышит звуки битвы: звон оружия, ржание коней, боевые кличи, стоны раненых. Сколько же битв видела река со дней, когда здесь появились Первые Люди с их бронзовыми мечами, а потом андалы с их сталью?       — Красна у ног его трава и знамя как в огне. И красным пламенем закат пылает в вышине, — раздался чей-то голос. Она с удивлением поняла, что поёт Джон. Он положил руку на рукоять меча и вглядывался за реку, словно хотел высмотреть на другом берегу Зелёного Зубца вражеское войско.        — Сюда, врагов окликнул лорд. Мой меч ещё не сыт. И хлынули они вперед, так с гор поток бежит…        — Джон? — удивленно воскликнула Мирцелла и коснулась его плеча. Он вздрогнул и посмотрел ей в глаза. На секунду ей показалось, что в серых глазах Джона отражается кровавый закат и лорд Дарри, сошедшейся в сече со своими противниками.        — Прости, Мирцелла, — он прижал её к себе, и она крепко обняла его. Ощущения, что рядом с ней стоит дух, помнящий ещё Восстание Блэкфайров, пропало. Это был её Джон, сын лорда Эддарда Старка и её муж перед богами и людьми.       — Просто я тоже знаю эту песню, — добавил Джон. — Не знаю, что на меня нашло.        — Нет-нет, — поспешно сказала Мирцелла. — Мне понравилось. Кстати, у тебя приятный голос. Почему ты не пел раньше?        — Случая не было, — шепнул он ей на ушко и поцеловал. Она засмеялась.       Они вернулись на постоялый двор как раз тогда, когда повозка уже была в порядке. Дядя Тирион обрадовался их возвращению, хотя и шутливо заметил, что не будь они мужем и женой, он решил бы, что Джон украл Мирцеллу, как принц Рейгар Лианну Старк. Лицо Джона закаменело.       — Она была моей тёткой, — мрачно сказал Джон. — Отец и дядя до сих пор скорбят о её смерти…и король Роберт тоже. Воскресни принц Рейгар и попадись он мне, я бы убил его. За то, что он похитил Лианну Старк, за то, что из-за него сгинули от рук Безумного Короля мой дядя Брандон и дед Рикард. За всю кровь, пролитую в ту войну. Безумный Король…его сын был куда безумнее.       — Принц Рейгар был великим воином, ты не совладал бы с ним в поединке, — с серьёзным лицом заявил Тирион.       — Деймон Блэкфайр тоже был среди лучших бойцов своего времени, но это не уберегло его от стрел Бриндена Риверса. Я утыкал бы Рейгара, это драконье отродье, стрелами, как ежа, — отрезал Джон, давая понять, что не хочет больше говорить об этом. Остаток дня Джон был мрачнее тучи.       Их караван двинулся дальше, перешел реку и достиг города лорда Харровея, в котором давно уже заправляли Руты. Их путь лежал вдоль Красного Зубца по Речной дороге на запад, в сторону твердыни Верховных Лордов Трезубца, Риверрана.