Ключ к миру

      Всплывая в реальность из мутного моря оффлайна, Оптимус понял, что дела его — полный шлак.       Он хорошо помнил эту звенящую дрожь систем, это раскрывшееся бутоном цветка серебристо-розовое оверановое поле, это чувство обнаженности — словно не только без брони и одежды, но даже без кожи.       Искрение.       Как? Он же заклинил системы! Квинтова мать, где он, и сколько он так провалялся? И какова вероятность того, что он останется актив после окончания процесса, учитывая полк десептиконских солдат… один из которых совсем рядом с ним?       Открыть глаза, приподнять голову — непосильная задача, всё тело будто залило сверхтяжёлым сплавом. На плечо опускается тяжёлая рука, горячая-горячая, словно прямиком из плавилен.       Низкий спокойный голос, эхом отдающийся во всём теле.       — Спокойно. Я не причиню тебе вреда.       Оптимуса будто заворачивает в чужие, почти осязаемые на физическом уровне, энергополя. Они перекрывают его оверановое поле, накрывая с головой, и хочется дышать-дышать-дышать этой силой, свернуться клубком, позволяя укрыть себя, защищать…       Так может ощущаться только поле Альфы. Он помнит…       К губам прикасается вскрытый сосуд с энергоном.       — Пей. Тебе сейчас это нужно.       Отказываться нет сил, да и глупо — и он пьет десептиконский энергон, так странно чистый энергон, без синтетиков, без неприятных примесей, но все равно горчит, этот энергон, которым его поит враг, десептикон, альфа, который не может не почувствовать в нем омегу, а значит — следующим номером у них будет интерфейс. Это не Шоквейв, один из лучших не только среди сенаторов, но среди всех кибертронцев, это не Рэтчет, благородный и заботливый, и не Бамблби, чистый и верный до безумия, для которого даже подумать о своем командире, как о партнере — кощунственно.       Это шлаков десептиконский офицер, тот самый офицер, что встретил его вчера, вероятно, главный на этой базе…       Ну и влип же ты, Оптимус Прайм-в-отставке.       И стоило ли так старательно отгораживаться от любых намеков на неуставные отношения с подчиненными, ожидая какой-то особенной встречи, кого-то одного, единственного и навсегда, чтобы его первый раз случился в плену, с торжествующим победу врагом? Ведь сколько их было: Шоквейв, перед которым он на всю жизнь виноват, Рэтчет с его грубоватой заботой, Айронхайд, готовый сражаться за него со всем миром, Би, счастливый одной лишь своей влюбленностью, Проул, хорошо знающий, где кончаются личные отношения и начинается субординация, Джазз, который относился к интерфейсу почти по-десептиконски, и искренне предлагал себя, как сосуд энергона другу…       И это только те, кто объяснялся ясно и четко. А сколько было намеков, неумелого флирта, попыток соблазнения, жарких взглядов? Сколько отстало после первого отказа, сколько после пятого, сколько после бластера под шлем?       Чего он ждал? Этого десептикона?       Одно хорошо — если он тут главный, то можно рассчитывать на то, что он будет один. И наверняка постарается сохранить омегу для личного пользования, чем можно будет воспользоваться потом, когда закончится искрение. Это повышает шансы на хорошее лечение, хорошие условия содержания и последующий побег… а все остальное надо просто пережить, переждать, как болезнь и раны.       Он не протестует, когда десептикон закутывает его в одеяло и поднимает на руки. Пока нет смысла, и лучше изображать покорность, но удивление пробивается сквозь боль, усталость и дурман искрения. Куда? Зачем? Энергетические поля этого офицера, странные, смутно знакомые, слишком сильны, сенсорика сквозь них почти не пробивается…       Странно. Кто это, настолько сильный, но почти незнакомый, не похожий ни на кого, с кем он встречался на поле боя?       — Не бойся, — мягко звучит низкий голос. — Не вырывайся и ничего не говори. Мы летим в Каон, там тебе помогут.       Каон… столица десептиконов. Почему — туда? Почему не здесь, в этой камере?       Ну да, конечно. Он же — плата. Выкуп за перемирие. Игрушка для Мегатрона. И поэтому его нетронутым доставят к лидеру десептиконов, которого свои же подданные боятся больше смерти.       Он коротко, отрывисто смеется, обмякая на чужих руках. Вот порадуется лорд десептиконов, когда к нему доставят его личного врага в таком состоянии!              «Не видя его повреждений, я не могу предсказать его поведение.» — Голос Шоквейва был спокоен, но за этим спокойствием как будто крылось что-то ещё, отголоски того, чего уже никогда не будет — беспокойства. — «Но вероятно, свернуть поле до конца искрения он не сможет».       «Чего мне ждать?»       «Лихорадку, возможно, бред. Не зная, когда у него было предыдущее искрение, я не смогу просчитать силу отката.»       «Отката?» — Мегатрон внимательно всмотрелся в лихорадочно блестящие глаза, затуманенные усталостью и болью.       «Нельзя всё время жить под подавителем. Хотя бы раз в пять ворн необходимо снимать блокаду.»       «Учитывая боевые действия, он мог этого не делать».       Стратег какое-то время молчал, словно о чем-то раздумывая, и Мегатрон вновь подумал о личной заинтересованности.       «Ему необходимо к медикам».       «Мы должны вылететь в Каон через джоор. Его можно взять на руки?»       «Можно.»       «Хорошо», — десептикон приподнял не сопротивляющегося Прайма, завернул в одеяло, отсылая приказ о том, чтобы Старскрим ускорил подготовку к отлёту. Неожиданно в голову пришла интересная мысль:       «Ты знал, что Орион Пакс — омега.» — Это был не вопрос, но ему было важно услышать подтверждение учёного.       «Да.»       Перед глазами встали строчки отчёта об официальном обвинении сенатора Шоквейва, в котором помимо прочего присутствовала формулировка «укрывательство незарегистрированной омеги». Не подтверждённое, так как проверка окружения бывшего сенатора ничего не показала, а сам он не сказал ни слова об этом.       «Он был тем, кого ты скрывал».       «Да.»       Главнокомандующий десептиконской армии поднял на руки тяжелое тело бывшего Прайма.       «Когда мы прибудем, я желаю услышать от тебя всю правду, Шоквейв.»       «Принято, Лидер».       Стратег отключился, а лорд, подумав мельком, что столь желанный пленник оказался слишком богат на сюрпризы, дал команду на открытие дверей и двинулся из камеры наверх. Его уже давно ждали.              Прайм лежал у него на руках, уткнувшись носом в плечо, то ли пребывая на грани сна и яви, то ли снова проваливаясь в офф. Его сотрясала мелкая дрожь и температура была явно повышенной — симптомы повреждений и отравления наконец-то проявили себя. Похоже, Сенат не собирался так просто расставаться со своим генералом, пусть ими же проданом. В этом сущность всей верхушки власти автоботов — сами уничтожают то, что могло бы стать их спасением, и даже разрушенные обломки не желают отдавать кому-то другому.       Вид пленного генерала, завернутого в одеяло и переносимого лично лидером, произвёл на рядовых солдат неизгладимое впечатление, и Мегатрон уже подозревал, какие слухи вскоре начнут курсировать по этой базе, а позже и по всей армии. Нет большего сплетника, чем простой солдат… и главное, наверняка, ни одна из версий не будет и близко соответствовать правде — рядовым десептиконам такое даже в голову не придет. Хоть за что-то можно сказать Сенату спасибо — ведь это с подачи официальной власти в сознании кибертронцев закрепился образ омеги, как нежного и хрупкого существа, не способного ни к какой деятельности, кроме интерфейса. Ну, и конечно, любой, кто смотрел холопорно, точно знал, как выглядят и ведут себя омеги. Распространенный сюжет — сперва скрытая омега демонстративно невинна, и шлет к Юникрону всех ухажеров, а после, стоит только наступить времени искрения, она превращается в машину для коннекта. Ухажеры обнаруживают омегу где-нибудь в мойке, на складе или ином глухом закутке, и… всем все ясно, короче. А «компетентные источники» подтверждают: да-да, печально, но истинно, именно так и ведут себя омеги. И если вы не хотите быть изнасилованными толпой мимохожих незнакомцев, почаще посещайте медцентры и сканируйтесь — сенат позаботится о вашем здоровье…       Сам Мегатрон об истинности этих агиток не задумывался — у десептиконов хорошо была развита военная хирургия, но аппаратов глубокого сканирования было всего два, и использовались они в основном для определения травм процессора и нейросети. И случаи, подобные описанным в холо, в его армии случались разве, что под воздействием наркотиков, а не от того, что кто-то оказался омегой. И были в основном сугубо добровольными — любителей расслабиться без обязательств среди десептиконов хватало.       Словом, можно было быть уверенным в том, что истинная природа Прайма останется секретом. Сколь бы ни было сильно желание Мегатрона посмотреть на перекошенные лица Сената и Сентинела Прайма в особенности, когда они узнают, кого отдали десептиконам, это того совершенно не стоило. Какой-то частью себя он до сих пор надеялся завоевать доверие Прайма, сделать его союзником — и сохранение тайны будет этому способствовать.       Лидер десептиконов задумчиво посмотрел на склонённую себе на плечо тёмную макушку и с силой подавил желание зарыться в неё носом, вдыхая приятный, пьянящий аромат. Вот вам и вражеский генерал, Лорд Мегатрон, получите и распишитесь, называется…       Впервые он услышал о нём, когда Оптимус Прайм ещё не стал генералом, где-то в начале войны — из доклада командующего на одном из флангов. Десептиконы никак не могли взять маленький, но весьма неудобный для них фортпост. Словно застрявший болт в шестернях, этот форт авти держался стойко и несгибаемо, доставляя массу проблем атакующим. Обороняющихся было немного, но они дотянули до подкрепления. И командовал тем фортпостом молодой командир — тогда еще Орион Пакс, вскоре получивший имя Оптимуса Прайма…       Позже это имя стало звучать всё чаще и в связи с самыми сложными участками фронта. Прошло совсем немного времени, как они встретились лично — и Мегатрон, наконец, увидел того, кто смог дать отпор его армии. А увидев… сильно удивился — и это было мягко сказано. Увидев Оптимуса вне его трансформы, Мегатрон сперва просто не поверил, что это и есть тот самый командир.       Оптимус казался почти неприлично молодым для славы, уже успевшей распространиться вокруг него. Молодым, и… холеным. Такой… почти плакатный, идеологически правильный автобот, похожий на героя холо, который из любого шлака вылезет чистеньким и отполированным, одной рукой спасая мир, и не выпуская из другой сосуда с энергоном…       Он оказался на войне, как бывший полицейский, имевший достаточный опыт в противодействии малым и крупным бандформированиям. Говорили, он работал на самых нижних уровнях Аякона, где каких только ужасов не встречалось. С ним отправили и его команду — десептиконам так и не удалось узнать, чем же провинился весь штат, если их запихнули в столь откровенную дыру. И на фоне хаоса войны и общей бестолковости автоботов, Оптимус умудрялся успешно командовать, сохраняя хорошие отношения с нейтралами и мирными жителями.       Да и по отношению к десептиконам вёл себя… гуманно. Над пленными не издевался, самоутверждением за счёт унижения окружающих не страдал и дружил с головой и логикой. Не прикрывался своим статусом командира, чтобы отсидеться за спинами товарищей. Он вырывал победу там, где казалось, это было невозможно, выворачивался в последний момент! Его диверсанты не раз выкрадывали важные документы, взламывали защищённые базы данных… сколько крови и энергона выпил у десептиконов этот автобот!       Достойный и сильный враг. За ним шли. Его уважали. Он умел поднимать боевой дух, когда казалось, надежды уже не было. На него смотрели. На него равнялись.       Тот, для кого слово честь было не пустым звуком. Неподкупный. Несгибаемый. Символ и знамя. Надежда автоботов в этой войне.       И в конце концов, именно это его погубило. Сенат не любит таких, как он. Тех, кто покушается на власть. Пусть Прайму это было и не нужно, чего именно он хотел, кроме как закончить войну, Мегатрон не знал. Возможно, Оптимус ответит, если спросить, хотя, непохоже, чтобы Прайм скрывал в себе второе дно… он совершенно точно не был интриганом, хоть и сумел стать хорошим генералом, особенно в сравнении с теми, кто занимал армейские посты благодаря деньгам и связям…       Пусть это звучало странно, но автоботы не умели — или давно разучились — воевать. Правительственные войска всегда действовали с позиции сильных, проводя карательные операции среди тех, кто почти никогда не имел сил — или не осмеливался — дать им отпор. И опрокинуть их оказалось до странности легко — столкнувшись с мощным сопротивлением, с ответным террором, потерпев первые поражения, авти просто растерялись.       Да и Сенат подливал топливо в пожар идиотскими указами и требованиями. Наверное, не было такой ошибки, которой не совершили бы впавшие в истерику кибертронские бонзы — расстрелы беженцев, аресты неблагонадежных, контроль лояльности, поиск шпионов везде, где только можно, казни по доносам и превентивный террор…       Неудивительно, что даже самые мирные граждане порой начинали возмущаться, а после того, как их за это возмущение арестовывали и отправляли в рудники, многие их знакомые, уже не высказывая своего мнения вслух, становились лояльными к носителям фиолетового знака.       Ну, а рабочий класс, даже те, кто не помышлял о восстании в самом его начале, толпами повалили в добровольцы. Набор в армию объявил и Сенат, но правительство лишь грозило и давило, тогда, как Мегатрон обещал изменения в обществе…       Оптимус Прайм сумел переломить ситуацию. Его можно было ненавидеть, и нельзя было не восхищаться — и совершенно точно, ни один из их боёв лидер десептиконов не сможет забыть. Ни самый первый — стремительный и жаркий, когда в горячке боя даже не сразу стало понятно, кто с кем сражается. Ни все последующие, когда они искали друг друга целенаправленно, потому, что были равны, потому, что могли сражаться в полную силу и чуть ещё. Ни в одной из их схваток пока не выявилось явного победителя.       И Мегатрон не желал оставлять всё так, как есть. Он давно мечтал о том, чтобы сразиться с Праймом в полную силу, один на один и без непредвиденных перерывов. Узнать, кто же из них сильнее — и он узнает, а то, что Прайм оказался омегой, вряд ли что-то изменит в их отношениях — со стороны Прайма, так точно. Вот пройдет это… эта болезнь, и Оптимус станет собой, отважным и несгибаемым, лучшим из врагов.       А там… что будет там, покажет время.