Когда мир катится в пропасть

      Проснувшись от писка будильника, Арья почувствовала себя выспавшейся и как будто посвежевшей. Ноги уже почти не гудели, в них ощущалась лишь легкая приятная боль, как после качественной тренировки. Она спустила их с кровати, сладко потянулась и бросила любопытный взгляд на соседку. Шейла спала тяжелым сном, разметавшись на своей постели, слегка приоткрыв рот и громко посапывая.       Поднявшись, Арья подошла к соседке и склонилась над ней. Уловила довольно заметный запах перегара и инстинктивно поморщилась. Видимо, Шейла пришла совсем поздно и слишком уставшая — вчерашнюю косметику она смыть не потрудилась и уже изрядно вымазала тушью подушку.       Будить напарницу было еще слишком рано — Арье приходилось вставать на полчаса раньше, чем Шейле, чтобы дать возможность Нимерии хоть немного прогуляться перед долгим сидением взаперти. Хорошо хоть Джендри пообещал выводить собаку на прогулку в обед — у Арьи в это время был самый разгар рабочего дня.       Арья сделала несколько легких упражнений, разминая мышцы, натянула футболку, джинсы и кроссовки и потрепала за ухом повизгивающую и подпрыгивающую в нетерпении Нимерию. Еще в день приезда в Дарри Арья облюбовала милый живописный парк, выходящий к набережной Трезубца, и дала себе слово выходить сюда вместе с собакой на утреннюю пробежку. Свежесть начинающегося дня приятно бодрила голову, мышцы буквально пели от удовольствия, вовлекаясь в привычные движения, а Нимерия, беспечно носящаяся взад-вперед по парковым дорожкам со скоростью ракеты, ощутимо поднимала настроение.       Вернувшись, Арья снова склонилась над спящей мертвым сном гуленой.       — Шейла! — негромко позвала Арья. — Просыпайся, пора вставать.       Реакции не последовало, будто Арья говорила с мертвецом.       — Шейла! — повторила она уже громче, решившись потрясти ее за плечо, но девушка не просыпалась.       Пожав плечами, Арья отправилась в душ, решив дать напарнице еще несколько минут на сон. После душа, уже переодевшись в униформу, Арья потрясла напарницу за плечо еще раз — значительно интенсивней, и девушка, наконец, соизволила подать голос:       — Уфф… не могу проснуться… Прикроешь меня утром? Скажи миссис Равелле, что мне плохо… Я выйду к обеду…       Арья вначале хотела было возмутиться — ей не очень-то улыбалось бегать по залу с подносами в одиночку, но почти сразу же она прикинула, что чем больше заказов обслужит, тем больше получит чаевых… и оставила Шейлу в покое.       — Ладно, — сказала она сладко зевающей соне, — отсыпайся.       Сегодня она твердо решила жить по-новому и приветливо улыбаться посетителям, следуя настойчивым советам друзей. Это было непросто — учитывая то, что Арье во время завтрака приходилось отдуваться за двоих, она едва успевала обслуживать гостей, и недовольства было не избежать. Однако она изо всех сил старалась быть любезной и услужливой.       Надо признать, ее попытка принесла плоды — в большинстве случаев, когда Арье удавалось сдерживать глубоко внутри закипающий гнев на какого-нибудь особенно дотошного и занудного гостя, благодаря ее обходительности недовольство сходило на нет, и чаевые не заставили себя ждать.       Между окончанием времени завтрака и началом времени ланчей у нее выдался короткий перерыв. Выйдя на задний двор, чтобы подышать свежим воздухом, Арья с удовольствием пересчитала и сложила по достоинству полученный заработок, когда вдруг краем глаза засекла приближающуюся фигуру.       Это был Джендри. Улыбнувшись, парень чмокнул ее в губы и спросил:       — Как настроение?       — Сегодня получше, — вынуждена была признать Арья и красноречиво похлопала себя по кармашку передника. — Правда, уже щеки сводит судорогой от этой долбаной улыбки.       — Я всегда в тебя верил, — Джендри выглядел довольным, будто это у него удачно складывался день.       — Ну, а вы как потусили вчера?       — Отлично! — Джендри зевнул. — Жаль, что ты не пошла. Может, в следующий раз?       — Может, — благосклонно кивнула Арья.       Джендри снова притянул ее к себе и поцеловал прямо в губы, на этот раз долгим и медленным поцелуем, от которого у Арьи сами собой подкосились ноги.       — М-м-м… — удовлетворенно застонал Джендри, оторвавшись от нее, — как хорошо, что ты не куришь… Ненавижу, когда девушка пахнет сигаретами…       Арью будто обухом по голове треснули.       — Что?! — грозно вскричала она, отталкивая от себя поганца. — Что это значит?!       Джендри, слегка отпрянув, насупил брови и виновато взглянул на Арью из-под веера черных ресниц.       — Да ничего… я просто так сказал…       — Ты целовался с Шейлой?!       — Нет… — Джендри в испуге отступил на шаг назад.       Арья же, уперев руки в бока, двинулась на него бульдозером.       — Признавайся, гад!       — Да она сама полезла…       — Ах так! — глаза Арье застилал кровавый туман. — Теперь мне все ясно! Вот и цена твоей дружбы и твоей верности! Ну и любись со своей крашеной прошмандовкой!       Пнув Джендри изо всех сил в мускулистую грудь, Арья вернулась в кафе, громко хлопнув дверью перед носом у растерявшегося парня. От гнева ее кровь кипела в жилах, из ушей буквально валил пар, она была готова вцепиться мерзавцу в глотку руками и зубами, разрывая того на тысячу кровавых кусочков.       — Что с тобой, Нэн? — удивленно спросила ее миссис Равелла.       — Ничего, — буркнула Арья, отвернувшись к стене с уныло висящим на ней выцветшим прошлогодним календарем. — Жизнь — дерьмо.       Миссис Равелла хмыкнула и сочувственно потрепала ее по плечу.       — Глубокомысленный вывод. Крепись, дитя, то ли еще будет… Может, заварить тебе мятного чаю для успокоения?       Арья лишь досадливо отмахнулась, стараясь глубоко дышать и считать до десяти, чтобы развеять кровавую дымку перед глазами.       Но десятком не обошлось, пришлось считать чуть ли не до тысячи… пока не пришла пора снова идти в зал.       Шейла — потрепанная, зевающая и какая-то угрюмая — явилась лишь к середине обеденного времени, когда Арья уже начинала зашиваться, бегая как угорелая между залом и кухней. Ее приветливая улыбка, предназначавшаяся гостям, едва не сменилась гримасой злобы и ненависти, когда она встречалась взглядом с Шейлой, но устраивать разборки с соседкой до конца ланча не представлялось возможным. Лишь сталкиваясь друг с дружкой на кухне, Шейла и Арья недобро переглядывались — Шейла угрожающе сводила брови и грозила кулаком, явно на что-то намекая, а Арья смотрела на нее взглядом убийцы, оттачивающего свой смертельный клинок.       Едва обеденная горячка прошла, Арья скользнула вслед за выскочившей покурить напарницей на задний двор. Но не успела она раскрыть рта, как Шейла накинулась на нее первая:       — Либо ты уберешь свою псину из комнаты, либо сама убирайся вон вместе с ней!       — Что?! — Арья приняла напротив Шейлы угрожающую стойку. — Страх потеряла, стерва?!       — Сама ты стерва! А твоя мерзкая псина изгрызла мои босоножки!!! И ты мне за это заплатишь!       Арья вдруг почувствовала злорадное удовлетворение. Есть же боги на свете!       — Так тебе и надо, сучка! — прошипела она ядовито. — Считай, что ты расплатилась своими босоножками за моего парня!       — Что?! — вскричала Шейла. — Какого твоего парня, ты, курица бесхвостая?!       — Моего парня, которого зовут Джендри и с которым ты лизалась вчера вечером!!!       Арья грозно напирала на Шейлу, едва ли не брызгая ядом той в лицо, и Шейла внезапно отступила, прикусив губу и явно позабыв о босоножках. Арья поняла, что не ошиблась в своих подозрениях.       — Ничего такого не было… Я вообще не знала, что он твой парень…       — Все ты знала, — злобно бросила ей в лицо Арья, но жалкий вид Шейлы как-то вдруг поумерил ее пыл.       Презрительно плюнув коварной стерве под ноги, Арья гордо вскинула голову и с видом победителя прошествовала через служебный вход в комнату отдыха для персонала, где уже обосновался Пирожок, запихивая себе за обе щеки остатки ланча.       — Есть будешь? — пробубнил он с набитым ртом.       В первый момент Арья хотела было отказаться, но при виде аппетитно дымящегося жаркого ее рот наполнился слюной.       — Буду, — мрачно согласилась она.       Пирожок с неожиданной для весьма упитанного человека быстротой сгонял на кухню и через несколько минут вернулся с порцией жаркого для Арьи.       — Чего такая невеселая? Опять чаевых тебе недодали? — спросил он, усаживаясь обратно и с жадностью голодного человека потянувшись к своей тарелке.       — Нет, с чаевыми уже получше, — признала Арья, — но жизнь — все равно дерьмо.       — Это точно, — со знанием дела подтвердил Пирожок, отправляя в рот очередную порцию жаркого. — Рассказывай.       ххх       В ночь с пятницы на субботу Сандор горел заживо в собственном, персональном пекле. Добровольно, шаг за шагом, спускался в каждую из семи преисподних, бесконечно плавя в адском огне свои плоть, разум и душу; а когда ему казалось, что от него не осталось ничего, кроме кучки сухого пепла, и гореть уже просто нечему, он бросал косой взгляд на едва различимое очертание уголка дивана в комнате напротив, на котором из-под складок одеяла виднелась обнаженная узкая девичья ступня, и начинал сгорать заново.       Вечер прошел для него как в тумане — будто ему раскроили череп, вынули мозг вместе с памятью и способностью анализировать свои действия, и оставили лишь инстинкты, которые били во все барабаны и трубили во все трубы: хватать девчонку как можно быстрее и увозить как можно дальше.       Мысль о том, чтобы отвезти ее в Президентский дворец, даже не пришла к нему в голову — почему-то именно его трейлер маячил перед пустыми, ничего не видящими глазами, как островок желанной безопасности для затравленной пташки, да и для него самого. По дороге частичка сознания все-таки вернулась к нему — он подумал, что она, пожалуй, может быть голодна, а у него дома нет ничего из еды, кроме замороженных полуфабрикатов. Он пытался спросить у нее на ходу, хочет ли она есть, но пташка как будто все еще была то ли в шоке, то ли в трансе, то ли в спасительной отключке, но на его вопросы она совершенно не реагировала. Тогда он рискнул ненадолго остановиться у придорожного ночного киоска и, не выпуская из поля зрения Сансу в закрытой машине, попросил продавца набросать ему с собой всего, что было на прилавках, без разбору; закинул в багажник и, подстегиваемый кипевшим в крови адреналином, продолжил свой путь.       Если бы он только знал, что когда намеченная цель будет достигнута, и они вдвоем окажутся в желанной безопасности трейлера, то именно тогда для него и наступит время настоящего самоистязания… Видеть эту хрупкую, дрожащую девушку, обнимающую себя за худенькие плечи, словно она все еще пыталась защититься от возможного нападения — и не иметь права обнять ее, успокоить, укрыть от всех мнимых и реальных опасностей… Умирать от желания прикасаться к ней, медленно гладить ее гибкую спину, перебирая пальцами каждый выступающий под кожей позвонок, сжимать ладони на ее умопомрачительно узкой талии, пробовать на вкус нежную кожу ее прекрасного лица и тонкой шеи, зарываться лицом между ее налившихся грудей, ласкать губами ее сливочные плечи и чувствительные впадинки на сгибах рук, зацеловывать каждый миллиметр ее совершенных коленей и стройных ног — от идеального изгиба бедра, отчетливо прорисовывавшегося под легчайшим шелковым платьем, до самых кончиков пальцев, покрытых дразнящим розовым лаком…       Он сходил с ума, вынужденный сдерживать в себе все эти разрывающие его в клочья чувства и желания, а она подливала масла в огонь, не желая держаться от него подальше — он оставил ее в комнате и сбежал на кухню, к спасительной бутылке виски, желая поскорее залить алкоголем неумолимо рвущийся наружу вулкан, но девушка, словно неотступное марево, пришла к нему снова в поисках душа…       Когда же она вышла — в его огромной футболке, нелепо свисавшей с ее худеньких плеч бесформенной хламидой, едва доходящей ей до середины бедра, ее синяки на лице, на руках и на бедре проступили еще четче, заколачивая гвозди в его и без того разодранное голубыми кинжалами сердце — он все-таки не выдержал и сгреб ее в объятия, укрывая ее собой от всего мира; на один короткий миг длиною в вечность будто бы присваивая ее себе — всю ее, душу и тело, волю и чувства; забирая на себя все ее горести и несчастья, ее слезы и обиды, ее боль и страдания…       В тот самый миг ничто не имело для него значения — только она. Он с ужасом понял, что уже потерял слишком много времени… еще в первый раз, как он увидел ее слезы, надо было плевать на все, сажать ее в машину и везти домой, понимая, что жить он будет ровно столько, сколько она будет находиться рядом, и лишь только он передаст ее из рук в руки матери и останется за закрытой дверью северного поместья, его жизнь потеряет всякий смысл и превратится в бесцельное существование.       Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя оторваться от нее и снова сбежать на кухню, приковать себя к креслу и попытаться утонуть в пьяном дурмане; но даже опустошив бутылку, он не ощутил желанного забытья, его разорванный в клочья мозг лишь сильнее заштормило, а все запретные и тщательно подавляемые желания лишь обострились…       Задерживая дыхание и убивая собственную волю, Сандор бросал взгляд на трогательную девичью ножку, на тонкую щиколотку, на возбуждающие воображение пальчики — и снова горел, сгорал, умирал и вновь возрождался из пепла, и так до рассвета…       К утру шторм в его мозгах, поднятый опустошенной бутылкой виски, сменился легким бризом. Стараясь не шуметь, он заставил себя подняться с кресла, расправить затекшие после долгого сидения шею и плечи и сходить, наконец, в душ. Он нарочно включил холодную воду — не только чтобы протрезветь, но и чтобы обжигающе холодными струями вытравить засевшую глубоко внутри хандру. Надо собраться с мыслями и готовиться в путь.       Скоро придется звонить Нелли. Он не хотел будить ее звонком слишком рано — сегодня суббота, у детей выходной день, а у Нелли лишь на выходных выпадает редкая возможность хоть немного отоспаться. Сейчас, когда Сандор ушел из ее бизнеса, забота о забегаловке снова целиком легла на ее плечи — она наверняка выбивается из сил, стараясь удержать дела на плаву.       Он подумал, что поменяться с ней машинами, возможно, было бы хорошей идеей. Если хорошенько запутать следы, его найдут нескоро… с другой стороны, этим он может подставить ее под удар.       Нет, она должна уехать немедленно. Бросить все как есть и уехать… Иначе…       Чугунная гиря повисла на душе Сандора, когда он понял, что ему придется выбирать между безопасностью Нелли и спасением Сансы. Это был нереально тяжелый выбор… И что бы он ни выбрал, он будет чувствовать себя подлецом. Он обещал Нелли, что даст ей время — а сам рвет когти уже через неделю. Вчера он пообещал Сансе, что увезет ее сегодня же, и не может идти на попятную, даже ради Нелли…       Под холодными струями он уже весь покрылся гусиной кожей, и тело начала сотрясать крупная дрожь. Лишь тогда он выключил воду, растирая окоченевшее тело полотенцем до красноты. Пришлось напялить на себя вчерашнюю одежду — убегая с яхты, вещи они с собой не захватили, а все, что у него было — находилось в одежном шкафу в комнате… где сладко спала божественно прекрасная пташка.       Стараясь не смотреть в ее сторону, Сандор тихо вернулся в кухню, сварил себе в большой джезве сразу двойную порцию кофе прямо на плите — кофеварка издавала бы слишком много шума, и вышел с ароматно дымящейся чашкой наружу, в занимавшееся над лесом с легкой призрачной дымкой бодрящее утро. Растреклятый соловей, всю ночь добивавший его своими мелодичными, берущими за душу трелями, словно, как и сам Сандор, страдал от неразделенной любви, наконец отправился спать, уступив место жизнерадостной зарянке, просыпающейся с первыми лучами солнца; к ней чуть погодя присоединились неугомонные дрозды, облепившие ближайшие деревья — видимо, наслаждаясь последними уходящими днями долгого лета, готовясь к скорому пути на зимовку в полуденные земли… Полнота ощущений была бы совершенной, если бы к этому птичьему хору добавился дивный голос Сансы Старк, который он обычно слушал с компьютера ранним утром за чашечкой кофе…       Внезапно по позвоночнику пробежала волна огня, затем холода. А затем снова огня… он услышал за спиной, в глубине трейлера легкие, чуть слышные шаги босых девичьих ног. Санса Старк проснулась и, судя по звукам, скрылась за дверью душевой. Мылась там почему-то так же долго, как и вчера вечером, плескаясь и пофыркивая, будто за ночь она могла основательно испачкаться. Наконец, затихла, через время хлопнула дверью, выходя, а он внутренним взглядом пытался угадать, что она будет делать. Она задержалась в прихожей, чуть слышно переминаясь с ноги на ногу — возможно, увидела его сквозь открытую дверь трейлера. Легкий вздох — и плечи Сандора словно окаменели, отчаянно протестуя против ее неумолимого приближения и страстно мечтая, чтобы она коснулась их теплой после душа ладошкой…       — Доброе утро, Сандор, — пропела она так нежно, что соловья кондратий хватил бы от зависти, если бы он мог ее услышать.       — Доброе, — Сандор слегка повернул голову здоровой стороной к ней — самую малость, чтобы обозначить свое внимание и при этом постараться не смотреть на нее.       Если не смотреть — быть может, вулкан страстей передумает извергаться и не станет снова сжигать его заживо.       На одеревеневшей спине напрягся каждый мускул, когда он почувствовал, что она садится позади него… совсем рядом, подбирая колени и касаясь его бедра и поясницы своим телом, отделенным от его тела лишь слоем мягкой ткани — похоже, она закуталась в плед…       Бежать от нее он не мог — просто был не в состоянии. Даже шевельнуться не мог, мечтая и не желая избавиться от ощущения тепла за своей спиной, от легкого дыхания, опалявшего плечо будто струей напалма, от которого волосы на загривке становились дыбом… а где-то глубоко за грудиной взметнулась сладкая волна расплавленной боли…       Надо было срочно отгородиться от нее… хотя бы голосом.       — Вы так рано встали, леди Старк. Я все-таки разбудил вас?       Ее легкий вздох снова задел его плечо, и у Сандора перебило дыхание.       — Леди Старк… — задумчиво произнесла она. — Как официально. Вчера вы называли меня пташкой.       Он на мгновение растерялся. Это следует расценивать как укор за его вчерашнюю вольность?       — Простите, — выдохнул он и попытался перейти сразу к делу. — Мне нужен еще час, чтобы решить последние дела, а затем мы выезжаем.       — Нет, — тихо сказала она и положила ладонь ему на плечо.       Он вздрогнул от ее прикосновения — это было так неожиданно, так желанно, так сладко… что до него не сразу дошел смысл ее слова.       — Нет? — не понимая, о чем она говорит, переспросил он и обернулся к ней всем телом.       Пусть только она не убирает ладонь. Добрые боги, прошу вас. Пусть это продлится еще хотя бы секунду.       Но что значит «нет»?       Он встретился взглядом с небесно-голубыми глазами и утонул в их бездонной глубине.       xxx       Санса проснулась слишком рано для выходного дня, особенно учитывая то, как поздно она вчера заснула. Первым ее ощущением после пробуждения было необычайное чувство умиротворенности и комфорта, а самое приятное — почему-то отсутствовал тяжелый камень на душе, с которым она привыкла просыпаться после смерти отца.       Еще не открывая глаз, она впитывала в себя непривычные звуки — звонкие и заливистые трели лесных птичек, шум трепещущих на легком ветру листьев за окном, звук льющейся воды за тонкой перегородкой, отделяющей комнату от душевой…       Ей не хотелось вызывать в памяти все, что произошло с ней вчера — по крайней мере, до того момента, когда они с Сандором очутились здесь, в трейлере. Легкая улыбка тронула ее губы, когда она вспомнила, чем закончился этот ужасный вечер — его объятием и обещанием увезти ее отсюда.       Вчера эта мысль казалась ей столь желанной и правильной… Но сегодня, на свежую голову, к ней вернулась врожденная склонность просчитывать каждый свой шаг прежде чем сделать его.       Будь на ее месте Арья, она не раздумывала бы ни минуты и уже собирала бы вещи в дальний путь. Но осторожная и прагматичная Санса понимала, что прежде чем решаться на риск, необходимо продумать мельчайшие детали… И чем больше она думала, тем сильнее убеждалась в том, что побег — плохая идея.       Она — не преступница, бегущая от правосудия! Она свободная женщина, гражданка Вестероса, и она должна вернуться домой с высоко поднятой головой, со своими документами и вещами, и никто не имеет права запретить ей этого!       Она больше и близко не подпустит к себе Джоффри. При первой же возможности поговорит с Серсеей, объяснит ситуацию и еще раз потребует отпустить ее с миром. Ведь настоящее преступление — удерживать ее в Президентском дворце против воли!       Очень мило и трогательно со стороны Сандора было предложить ей побег, но ведь риск слишком велик для них обоих.       Его могут обвинить в том, что он выкрал ее, устроить облаву — чего доброго, с перестрелкой — и убить его!       И даже если предположить, что он действительно способен убивать ради нее и сумеет выйти из перестрелки победителем, то на чьей совести будут убитые им жертвы? Определенно, она не хотела нести на себе бремя убийцы.       Так или иначе, ее все равно вернут назад. Ведь силы неравны, а путь на Север, если ехать на машине, находясь в розыске, казался слишком долгим и едва ли преодолимым…       Рассудив таким образом, Санса, как ни странно, почувствовала себя гораздо лучше и спокойней. Прислушиваясь к звукам за окном и внутри трейлера, она поняла, что Сандор вышел из душа и ушел на кухню. Впервые она задумалась над тем — а где же он спал? Ведь в крохотной кухне не было места даже для того, чтобы он смог растянуться на полу. Выходит, он спал, сидя на стуле, или вообще не спал?       Вскоре из кухни запахло свежесваренным кофе, и желудок Сансы тихо заурчал. Она бы с удовольствием выпила чашечку сладкого кофе с молоком — вроде того, что приносил ей по утрам в машину Пес… Сандор.       По его тяжелым шагам, отдающихся скрипом в полу трейлера, она догадалась, что он вышел наружу. Еще немного понежившись в уютной и теплой постели, Санса сладко потянулась, тут же поморщившись от боли — синяки от ударов давали о себе знать — и почти без сожаления выбралась наружу.       Тихо ступая по ворсистому коврику, она вышла в прихожую и выглянула через дверь — огромная фигура Сандора виднелась на ступеньках. Он пил кофе и смотрел куда-то вдаль, в лесную чащу, и, казалось, был всецело погружен в свои мысли. Не желая отвлекать его, Санса тихонько прошмыгнула в душ и привела себя в порядок, хорошенько освежившись после ночи. А затем, укутавшись в плед, чтобы защититься от утренней прохлады, спустилась по ступенькам к Сандору и уселась с ним рядом. Правда, совсем рядом не получилось — на одной ступеньке им обоим не хватило бы места, и она расположилась чуть повыше, но все-таки в непосредственной близости от него.       — Доброе утро, Сандор, — сказала она, стараясь вложить в свой голос как можно больше дружелюбия.       Она по-прежнему была благодарна ему за вчерашний порыв.       — Доброе, — ответил ей мрачный, как и всегда, голос.       Он лишь слегка повернул голову, и Санса практически не видела его лица. Она невольно улыбнулась — ему по-прежнему хочется выглядеть грубым и отстраненным в ее глазах, но она уже неоднократно могла убедиться, что это лишь завеса, за которой прячется его истинное отношение к ней.       Он переживает за нее. Он хочет ей помочь. Значит ли это, что она нравится ему?       Ей бы хотелось, чтобы было так.       Сердце отчего-то трепыхнулось в груди, когда ее взгляд запутался в его длинных черных волосах, отброшенных за спину и оставляющих влажный след на белой рубашке. Очень захотелось прикоснуться к нему. Провести рукой по слипшимся после душа волосам, потрогать напрягшуюся вену, пульсирующую на его шее, проследить пальцем линию выступающей скулы над впалой щекой… Но ее грезы разрезал хриплый скрежещущий голос:       — Вы так рано встали, леди Старк. Я все-таки разбудил вас?       Санса вздохнула, с сожалением глядя на мужественную линию его гладко выбритого подбородка. Ей не нравилось, что он пытается снова возвести между ними стену, которая вчера рухнула грудой обломков к их ногам после искреннего объятия.       — Леди Старк… Как официально. Вчера вы называли меня пташкой.       Ей хотелось напомнить ему, что вчера они стали неизмеримо ближе друг к другу, так стоит ли соблюдать эти пустые формальности?       — Простите, — услышала она его потерянный голос. — Мне нужен еще час, чтобы решить последние дела, и сразу выезжаем.       — Нет, — тихо, но уверенно произнесла она и дерзнула положить ладонь на его мощное плечо.       Она почувствовала, как он вздрогнул от ее прикосновения, но убирать руку не стала. Ей почему-то страшно захотелось погладить это массивное плечо, скользнуть ладонью выше, слегка прощупать пальцами переплетения мышц над его ключицами, добраться до затылка…       — Нет? — повторил он и обернулся к ней, поворачиваясь всем телом.       Его движение заставило ее руку слегка сползти вниз, на широкий и твердый бицепс, но Санса упрямо держала контакт, несмотря на то, что ее сердце то замирало, то снова трепыхалось, как очумелое.       — Нет, — повторила она уверенно. — Я очень благодарна вам за то, что вы предложили увезти меня. Но я не смогу бежать — это слишком опасно. Отец говорил, что из любой ситуации всегда можно найти разумный выход, и всегда можно договориться со своими оппонентами. Надо только подобрать правильные аргументы.       — Аргументы? — она видела, как темнеют и мутнеют от гнева его ясные серые глаза. — А какие у вас аргументы на это?       Он вдруг резко отбросил плед с ее плеча, одной рукой схватил ее запястье, а пальцами другой руки провел по следам от ремня на ее коже, забирая в захват жесткой ладони ее плечо выше локтя.       Санса сглотнула.       — Я поговорю с Серсеей. Это и будет еще один аргумент, почему я не выйду замуж за Джоффри. Она не сможет держать меня в заточении вечно.       — Ты совершаешь ошибку, девочка, — сквозь зубы прохрипел Сандор, все еще не выпуская ее руку, — мне не следует тебя слушать…       — Вы увезете меня силой? — улыбнулась Санса, мягко опустив ладонь на его кисть, сжимающую ее запястье.       Он ослабил хватку, ее рука выскользнула из его жестких ладоней. Тогда она забрала его руку своими обеими ладошками и слегка сжала.       — Нет, — выдохнул он, глядя ей в глаза и покоряясь, — ты должна сама решить, чего хочешь. Но знай: как только ты захочешь уехать — мое предложение в силе.       Она улыбнулась, с благодарностью глядя ему в глаза. Его слова придали ей смелости — она не стала выпускать из ладоней его руку, ей отчего-то казалось важным продлить их необъяснимый контакт как можно надольше.       — Значит… ты хочешь вернуться во Дворец? — упавшим голосом уточнил Сандор.       — Нет, — испугалась Санса. — Нет, только не сейчас. Меня никто не хватится — Джоффри думает, что я уехала к ним домой, а Серсея гостит у знакомых на Мандере. Я бы хотела остаться здесь… пока это возможно. Здесь так красиво и… спокойно…       Санса говорила правду — красота этого места была необыкновенной. Особую прелесть ему придавало то, что здесь не было людей, совершенно никого вокруг. Нетронутая, девственная природа — и этот уютный трейлер, затерявшийся в живописных гористых лесах.       — Это ваш трейлер? Вы здесь живете?       — Да, — ответил Сандор, опустив взгляд на свою руку в ее ладонях.       — Как вам повезло… что это за место? Почему здесь никого нет?       — Эта часть леса — заповедник, сюда не пускают посетителей. Только в определенные дни, разрешенные для посещения, раз в месяц.       — А вы?..       — У меня особое разрешение, — Сандор криво усмехнулся — впервые со дня их знакомства она увидела его улыбку.       — Я бы хотела немного прогуляться здесь… Это возможно?       — Конечно, миледи…       — Уже не пташка? — она снова улыбнулась.       — Как хочешь, пташка, — повторил он послушно. — Но сначала тебе стоит позавтракать.       — А что у нас на завтрак?       — А чего бы тебе хотелось? — ее позабавило, как он скопировал ее тон.       — Ммм… овсянка есть?       — Птичий корм, — хмыкнул он, высвобождая свою руку и поднимаясь во весь рост у подножия лестницы. — Как ни странно, есть. И, молоко, кажется, тоже есть.       — Отлично, — она тоже поднялась и последовала за ним, на ходу спуская плед с плеч — из-за верхушек деревьев выходило солнце, и становилось жарковато.       Сандор поднялся следом. Она зашла в комнату и бросила плед на диван, а затем скользнула на кухню — он уже доставал из шкафчика пакет с овсяными хлопьями, а из холодильника молоко.       Санса подошла ближе, с любопытством заглядывая из-за его плеча, и он обернулся, смерив ее вопросительным взглядом.       — Хочешь сама приготовить?       — Я? — она слегка растерялась и отступила. — Хмм… я не умею.       Сандор некоторое время смотрел на нее ошеломленно, и ей стало неловко — она почувствовала, как щеки заливаются румянцем. К ее стыду, готовить она действительно не умела — в Винтерфелле, да и в Президентском дворце тоже, приготовлением еды всегда занималась прислуга. Впрочем, он сразу же спохватился и отвернулся к плите:       — Не беда. Я сварю. Можешь пока присесть.       — У вас тут один стул…       — Есть и другой, мне он был без надобности. Я принесу из кладовой.       Один стул. Значит, женщины, которая приходила бы к нему в гости, у него нет, практично отметила Санса.       Он завозился с посудой у кухонной стойки, а Санса подвинула стул к распахнутому окошку и подняла опущенную пластиковую столешницу, которую обнаружила прямо у подоконника. Поставив на получившийся столик локти, она с интересом окинула взглядом прекрасный вид, простиравшийся за окном.       Здесь было почти так же красиво, как и у нее дома, в лесах близ Винтерфелла. Только сейчас она поймала себя на том, что прежде не так сильно ценила красоту природы — ее больше занимали красивые дома, аккуратно подстриженные газоны в ухоженных палисадниках, дорогие машины и элегантные платья, которые она умела со вкусом подбирать к любому событию. Это Арья всегда любила лазить по лесам, частенько возвращаясь домой вся поцарапанная и в изодранной колючими кустами ежевики одежде, за что ей всякий раз влетало от матери.       Мама… Что же с ней происходит? Почему она не может до нее дозвониться?       — Сандор… — позвала она несмело, и он вопросительно повернул к ней обожженное лицо, — скажите, а у вас есть что-нибудь… откуда я могла бы почитать новости в сети? Может быть, там есть упоминания о моей маме… Не могу понять, почему не отвечает телефон… Кстати, в сети есть номера телефонов — я могу позвонить на завод к отцу и спросить там, что с Роббом.       — Конечно, — кивнул он, отставляя на плите кастрюлю с овсянкой. — Есть компьютер. Сейчас принесу.       Он ненадолго скрылся за перегородкой в комнате, но вскоре вернулся и положил перед Сансой черный компактный компьютер.       — Пароля нет, сеть поймает сам. Пользуйся, — сказал он глухо и отвернулся к плите — судя по звуку, овсянка начинала закипать.       Санса подняла крышку компьютера с неясным трепетом в руках — неужели сейчас она, наконец, узнает, что с ее мамой? Каково же было ее изумление, когда с включившегося экрана на нее посмотрела фотография… ее самой.       — Кхм… — вырвалось у нее невольно.       Откуда у Пса ее фотография? И почему она служит заставкой на рабочем столе его компьютера?!       Он звякнул кастрюлей, отставляя ее с огня, обернулся и замер, глядя на то же самое, что и она. Санса нахмурила брови и вопросительно взглянула на Пса.       — Что это? Как это понимать?       Он молчал, но по выражению его лица она догадывалась, что в нем идет нешуточная внутренняя борьба. В его глазах поочередно мелькали растерянность, досада, вина и даже страх.       Санса молча ждала ответа — в ее душу заползали нехорошие подозрения. Пес появился в Президентском дворце неделю назад, и с этих пор он, кажется, не отлучался домой. Значит, он знал ее раньше? А она думала, что тогда, в ее комнате, он увидел ее впервые… И он ничего не говорил ей!       — Понимаю, что это выглядит странно, — наконец, нарушил молчание скрежещущий голос Пса. — И в это, наверное, трудно поверить, но можно сказать, что я некоторым образом фанат твоего голоса.       — Голоса? — непонимающе переспросила Санса, моргнув ресницами.       — Да… Мне нравится, как ты поешь. Видеозаписей я не нашел, поэтому скачал твою фотографию и смотрел на нее, когда слушал твою… песню. Она заменяла мне видеоряд.       — Вы издеваетесь надо мной? — опешила Санса. — Я не пела песен… У меня была пара студийных аудиозаписей, но это были арии для нашего студенческого театра…       — Ну да, это я и имел в виду. Ты хорошо поешь. Мне нравится. И — нет, я не издеваюсь.       — Вы лжете, — Санса сузила глаза.       Не может быть, чтобы этот огромный и пугающий мужчина, бывший военный, увлекался оперными ариями.       Сандор прочистил горло и сказал чуть менее хрипло, но все так же спокойно:       — Можешь проверить. Там на рабочем столе есть папка «музыка». В списке есть твоя песня. Ну, то есть ария.       Санса проверила — и это оказалось правдой. Хотя соседство ее арии с песнями рок-групп, которые она терпеть не могла, выглядело все же очень странным.       Слегка призадумавшись, она так и не смогла решить, как это расценивать. Если Пес врет, то почему на его компьютере оказались ее фотография и песня? Логичных объяснений этому не было. Если же он говорит правду… Ей, конечно, льстило такое внимание мрачного телохранителя к ее творчеству, но все же ей стало неловко. Он смотрел на нее, сидя в одиночестве в своем трейлере, и слушал ее голос… Санса внезапно почувствовала, что ее щеки опять розовеют.       А она опять обвинила его во лжи… И, возможно, в очередной раз несправедливо…       Впрочем, об этом можно подумать позже. А сейчас, пока ей представилась возможность узнать новости о своей семье, следует ею воспользоваться.       Санса открыла браузер, вписала в строку поисковика имя матери и снова нахмурилась.       Последние упоминания о маме и Роббе гласили, что оба они задержаны по подозрению в организации государственного переворота и в причастности к заговору против президента. Почти сразу же после убийства отца они были взяты под стражу на время проведения расследования, либо до получения неопровержимых доказательств их непричастности.       Санса опечалилась. Хотя где-то там, в глубине души, она была рада тому, что мама и Робб живы, ведь после нескольких дней бесплодных попыток дозвониться до них в голову уже начали лезть самые черные мысли.       Было еще краткое упоминание о том, что ее несовершеннолетних братьев Брана и Рикона собираются передать органам опеки.       Она увидела также объявление о розыске девочки по имени Арья, в чьем черно-белом изображении лишь отдаленно угадывалась ее сестра — почему-то без фамилии — в криминальной хронике Вестероса.       В это время Сандор поставил перед ней тарелку с кашей, после чего ненадолго исчез и вернулся со вторым стулом.       — Кхм… Кофе? — предложил он, будто смущаясь.       — Да, спасибо… если остался, — ответила она вежливо.       — Я заварю свежий, — буркнул Сандор и вернулся к плите. — Что пишут?       — Мама и Робб в тюрьме… — грустно доложила Санса.       — В тюрьме? По какому обвинению? — удивился Сандор.       — Участие в заговоре с целью убийства президента… но это ложь. Обвинение сфабриковано, и их скоро выпустят, я уверена.       Сандор не ответил ей, и она обернулась, чтобы взглянуть на него. Он внимательно смотрел на джезву с кофе, его брови были нахмурены сильнее обычного, а губы побелели — настолько плотно они были сжаты.       — Вы не верите мне? — тихо спросила Санса.       Он повернул к ней удивленное лицо.       — Тебе я верю, девочка. Я уверен, что твои родители и твой брат ни в чем не виноваты. Но я не уверен, что… что их выпустят так скоро.       Санса уныло поковыряла в тарелке с овсянкой. Каша выглядела аппетитно, но после прочтения новостей есть расхотелось.       — Выходит, есть еще один аргумент, почему я не могу ехать домой.       — Разве это аргумент? — почему-то рассердился Пес. — Это твой дом, птаха. Ты имеешь полное право вернуться туда.       — По закону я еще несовершеннолетняя и не могу жить без родителей или опекуна, — уныло возразила Санса.       Сандор промолчал. Вскоре он поставил перед ней дымящуюся чашку кофе с молоком и сел напротив нее, тоже с тарелкой каши и кофе.       — Вы любите овсянку? — заинтересовалась Санса, слегка отвлекаясь от грустных мыслей.       — Терпеть не могу, — недружелюбно буркнул Сандор, отправляя в рот первую ложку.       Санса слабо улыбнулась и сделала то же самое.       — Зря. Очень вкусно, — похвалила она.       — Рад, что сумел угодить.       Санса бросила на него робкий взгляд. Ее любопытство по отношению к нему разгоралось все сильнее и сильнее. Уже не первый раз она чувствует его заботу. А еще эта фотография, и песня… Санса уже почти не сомневалась, что нравится ему, и ей это льстило. Но почему же он ведет себя так отчужденно, будто вовсе и не хочет сделать ей приятное? Галантные кавалеры, которые хотели добиться ее расположения, никогда так себя не вели. И ей непременно захотелось услышать от него подтверждение своей догадке.       — Вы… всегда были очень добры ко мне, — осторожно начала Санса. — Почему?       Сандор издал какой-то неопределенный хриплый звук, и ей в первый миг показалось, что он подавился кашей.       — Я вообще добрый, — сказал он мрачно. — Люблю помогать людям. Котиков с деревьев снимать, к примеру.       Санса посмотрела на него в легком изумлении. Это он пытается шутить?       — А ты даже лучше котиков, — невозмутимо продолжал Сандор, — эти твари царапаются, а ты поешь красиво. Голос-то поддерживать надо, а ты есть отказывалась.       Санса закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать наползающую на губы улыбку, а его взгляд, устремленный на нее, внезапно переменился — остановился на ее губах и остекленел.       — Сандор? — испугалась Санса. — С вами все хорошо?       — Да, — хрипло выдохнул он и уставился в свою тарелку.       Санса сделала то же самое, и оставшийся завтрак прошел во взаимном молчании.