Когда мир катится в пропасть

      Щелчок замка вызвал у Сандора приступ яростного бессилия, и он тупо уставился на дверь, скрывшую от него Сансу.       — Ты слышал, что сказал Джофф? — донесся до него голос Бороса. — Иди к себе.       — Я его приказам не подчиняюсь, — раздраженно ответил Сандор, — а твоим тем более.       — Голубки собрались почирикать по душам… — усмехнулся Борос, сделав неприличный жест. — Тебе нравится подслушивать?       Обожженная сторона лица Сандора задергалась, когда он смерил Бороса уничтожающим взглядом.       — Прикуси язык, — предупредил его Сандор, — еще не прошли синяки, которые он оставил на ее теле с их прошлого уединения. Или ты забыл?       — А ты откуда знаешь, что они не прошли? — осклабился Борос. — Она тебе показывала? А что она тебе еще показывает перед сном?       — Заткнись, — бросил Сандор, пытаясь вслушаться в тишину за дверью.       — Иди к себе, — повторил Борос, — и так день — говно, а тут ты еще со своей рожей…       — Потерпишь, — зло бросил Сандор. — Могу поспорить, она там надолго не задержится.       Борос ухмыльнулся и достал из кармана смятую купюру.       — Ставлю десятку.       — Ставь хоть сотню, если не жалко проиграть, — недовольно буркнул Сандор, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук за дверью, — только заткнись.       — Она теперь — его жена, — сообщил ему Борос, нажимая на больное, — он имеет на нее право.       — Плевал я на его права, — глухо ответил Сандор, не в силах оторвать взгляда от двери.       Борос пожал плечами, а затем пошарил в кармане и достал шоколадный батончик в блестящей фольге.       — Не сходишь за кофе? — спросил он, надорвав упаковку. — Мой-то вчера полночи кутил в клубе… сегодня даже на занятия не поехал… Ему-то что — дрыхнет себе до полудня, а мне в восемь утра на смену, во сколько бы он ни закончил…       — Сам сходишь, — отмахнулся от него Сандор.       Борос откусил батончик, но затыкаться, похоже, не собирался:       — Вот поэтому тебя здесь и не любят, Пес, — сообщил он доверительно, — ты не можешь общаться с ребятами по-человечески. Мало того, что рожа у тебя… хм… будто зад моего столетнего дедули… так еще и помощи от тебя никакой. Сам-то свинтил вчера на целый день в отгул, а мы с твоей девкой таскались все по очереди, будто ни у кого дел других нет…       — А какие у вас дела? Стены подпирать и стулья жопами продавливать?       — Будто ты занят чем-то другим, — пожал плечами Борос, жуя батончик. — Ты лучше скажи, от кого тебе по роже прилетело?       — Тебе не все равно?       — Храбрый малый… Я б ему выпивку поставил.       — Вот и поставь — у него на поминках.       Между ними вновь воцарилось молчание, нарушаемое только хрустом оберточной бумаги и чавканьем Бороса. Сандор нервничал, не понимая, что происходит за дверью. Слишком уж долго пташка не выходит.       Сунув раздражающую слух Сандора обертку в карман, Борос печально вздохнул.       — Может, все-таки сходишь за кофе? Я бы приплатил.       — Я же сказал — тебе надо, ты и иди. Я побуду здесь.       — Если мистер Джоффри выйдет и увидит тебя одного, то влетит нам обоим.       Сандору показалось, что за дверью он слышит какие-то хрипы, сдавленный шепот и шорохи, но неугомонный Борос опять принялся за свое:       — Говорят, миледи-то вчера ужралась в хлам…       — Да заткнешься ты или нет? — вспылил Сандор.       — Да ты кто такой, чтобы меня затыкать? — взвился в ответ Борос. — Тебе вообще велели отсюда убраться…       В это время неожиданно щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Сандор в тревоге шагнул навстречу, разглядев в дверном проеме белое как полотно лицо Сансы.       — Сандор… — прошептала она не своим голосом, глядя ему в глаза остекленевшими от страха глазами, — я убила Джоффри…       Секунда потребовалась Сандору, чтобы бросить взгляд в комнату поверх ее плеча, оценить правдивость ее слов и повернуться к замершему от изумления Боросу. Он встретился холодным взглядом с телохранителем Джоффри, и их короткая молчаливая пикировка мгновенно привела в действие руки обоих: Борос схватился за кобуру, Сандор сделал то же самое; Борос вскинул руку быстрым движением, на ходу снимая предохранитель, но Сандор был быстрее и выстрелил в лоб Боросу, прежде чем тот успел нажать на курок… Вслед за слабым щелчком — встроенный глушитель сделал свое дело — послышался звук падения мертвого тела.       Санса вскрикнула, и Сандор зажал ей рот ладонью.       — Чем ты его убила?       Она подняла к его лицу руку и разжала кулачок — он увидел маленький стеклянный флакон, затем бросил взгляд на пустые бокалы, стоявшие на прикроватном столике, и все понял.       — Иди за мной. Быстро, — скомандовал он, увлекая ее за собой и отнимая руку от ее рта. — И молчи, ради всего святого.       Санса, бледная как смерть, едва поспевала за ним. В холле он притормозил, постаравшись принять обычный невозмутимый вид, и кивнул администратору, заслоняя собой Сансу:       — Отвезу леди на съемки.       На парковке он втолкнул Сансу в машину и сорвался с места, едва заведя мотор.       — Сандор… — прошептала она, повернув к нему бледное лицо.       — Молчи, — велел он сквозь зубы и посмотрел на нее страшными глазами.       Она замолчала, прикусив губу, и уставилась взглядом в окно.       Он вел машину на грани допустимой скорости, едва удерживая ногу от того, чтобы не вдавить газ в пол. Сейчас ему меньше всего нужны были разборки с полицейскими.       Минут через пятнадцать он притормозил на заднем дворе мастерской Кузнеца, выскочил из машины, вытащил наружу безвольную Сансу и потянул ее внутрь.       Кузнец был на месте, и по лицу Сандора, видимо, прочитал, что наступило то самое время.       — Бежишь? — спросил старик коротко, не тратя времени на приветствия.       — Бегу.       — Не спрашиваю, куда.       — Не спрашивай, — Сандор бросил ему ключ от машины. — Окажи мне услугу, старик: посади кого-нибудь из своих ребят поплутать на машине по городу с полчасика. Лучше куда-то на юг, на окраину.       — Охота мне ребятами разбрасываться, — буркнул Кузнец, тем не менее, принимая ключи.       — Спасибо за все, — бросил Сандор, вталкивая Сансу на переднее сиденье своего внедорожника, — как-нибудь свидимся.       — Если Семеро будут милостивы, — услышал он ворчанье старика, утонувшее в мощном звуке двигателя.       ххх       — Как ты додумалась его отравить? — услышала Санса сквозь тупое оцепенение скрежещущий голос Сандора.       Перед глазами простиралась дорога, мелькали встречные машины и деревья вдоль обочины, набегающие вперед и теряющиеся позади. Их зеленая свежесть уже постепенно сменялась золотистым оттенком приближающейся осени.       — Я… не хотела, — прошептала она, — я не знала, что это яд.       — Он все еще у тебя? Дай сюда.       Она послушно протянула ему флакончик, и он быстро спрятал его в карман пиджака.       — Где ты взяла эту дрянь? — голос Сандора был ровным и спокойным, но она физически ощущала его с трудом сдерживаемое бешенство.       — Мне дал… Петир… — сами собой шевельнулись ее губы.       — Я не слышу тебя, громче говори! Здесь можешь не бояться.       Можешь не бояться… эти слова вызвали у Сансы нервный смешок. Чего теперь можно бояться, если все самое страшное уже случилось?       Джоффри мертв. Она убила его. Она убийца.       Сандор убил Бороса. Из-за нее. Он тоже убийца.       Два сапога пара, — подумалось Сансе, и она вновь нервно хохотнула.       — Мне дал Петир, — повторила она громче, почти не задумываясь над своими словами.       Осознание пришло чуть позже, вгрызаясь в затуманенный мозг острыми безжалостными коготками.       Петир дал ей яд… понимая, что придет время, и она использует его против Джоффри.       — Гадючий выродок! — сквозь зубы ругнулся Сандор, вглядываясь в дорогу. — Почему ты не сказала мне?       — Я не знала… я… он сказал, что это всего лишь успокоительное… Что если Джоффри начнет ко мне приставать… достаточно пары капель, и… он успокоится…       — Да… он успокоился, — злобно рыкнул Сандор, и она замолчала, не зная, обращена ли эта злоба к ней.       Молчание затянулось, и периферийным зрением она увидела, что он повернул к ней лицо.       — Пташка…       — Сандор… не надо. Я знаю сама. Я идиотка. Ты говорил, что нельзя доверять Бейлишу…, а я… я…       — Глупая. Ты просто маленькая, глупая, доверчивая девочка.       — Я убийца.       — Успокойся. Ты не убийца. Ты не виновата, что этот говнюк подставил тебя.       — Куда мы едем? — опомнившись, наконец, спросила Санса.       — Подальше от этого дерьма.       — Это дорога на Север? — уточнила она, заметив мелькнувший за окном дорожный знак. — Но, Сандор… это бесполезно. Нас поймают.       — Пусть попробуют, — зло бросил он ей в ответ.       — Сандор… так только хуже. Я должна ответить перед судом.       — Помог ли суд твоему отцу? — услышала она гневный скрипучий голос. — Или твоей матери? Или брату? Не зли меня, пташка. Сиди смирно и не болтай глупостей, иначе мне придется заклеить тебе рот скотчем.       Санса нервно хохотнула, даже не отдавая себе в этом отчета.       Что теперь будет с ней? Что теперь будет с мамой?       На глаза навернулись запоздалые слезы.       Ей вдруг стало очень холодно. На улице был ясный погожий день, ярко светило солнце, но в сердце Сансы будто бы уже пробралась зима, разливая по венам жидкий лед. Она неуютно поерзала под ремнем безопасности, сбросила туфли, подтянула ноги на просторное сиденье и обняла себя руками.       — Тебе холодно? — удивился Сандор, повернув к ней лицо.       — Нет, — солгала Санса, — страшно…       — Это шок, — сказал он спокойно, — скоро отпустит.       — Сандор… — сказала она, словно звук его имени мог удержать ее в сознании и помочь ей не свихнуться, — Сандор…       Она почувствовала, что по щекам уже катятся горячие слезы, обжигая холодную кожу.       Неужели все это происходит в реальности? Неужели Джоффри действительно мертв, и это она убила его собственными руками? Неужели все это ей не снится?       — Не плачь, пташка. Ты ни в чем не виновата, — без устали твердил ей Сандор, то и дело поворачивая к ней обеспокоенное лицо, — как только ты будешь в безопасности, я сделаю все возможное, чтобы упрятать Мизинца в тюрьму.       — Почему он так поступил со мной? — причитала Санса, размазывая по лицу слезы. — Ведь он знал, что если я воспользуюсь этим… этим средством, то Джоффри умрет, и я буду виновна в его смерти…       — Семеро, пташка… я устал повторять — ты не виновна в его смерти! Ты ведь ничего не знала! Ты хотела защитить себя, только и всего… А я, как всегда, оказался бесполезен…       — Не смей себя винить, — всхлипнула Санса. — Я должна была сказать тебе… Я должна была послушать тебя и согласиться на побег еще раньше… Тогда Джоффри был бы жив…       — Послушай, Санса, — услышала она ровный голос Сандора. — Давай-как прекратим все это. Какой смысл убиваться теперь о том, что сделано или не сделано? Джоффри мертв — этого уже не изменишь. А мы в бегах. Сейчас стоило бы лучше обдумать, что делать дальше. Ведь мы оба по уши в дерьме, это ясно.       Санса закусила губу. Конечно, Сандор был прав — что сделано, того уже не изменить… Но она не могла просто так освободиться от той каменной глыбы, которая повисла на душе после того, что она наделала… А Сандор… ведь она втянула его в это… И он…       — Зачем ты убил Бороса? — тихо спросила она. — Ведь он был ни в чем не виноват…       — К несчастью для него, — глухо ответил Сандор. — Если бы я оставил его в живых, тебя бы уже допрашивали в полицейском участке… Ведь он все слышал и сдал бы тебя Серсее немедленно.       — Но теперь и ты в этом замешан…       — Да, замешан. И его смерть целиком на моей совести — не на твоей.       — Ты так легко об этом говоришь.       — Санса… Я говорил тебе, что я не тот человек, которым ты меня рисуешь в своем воображении.       Санса уставилась в окно ничего не видящими глазами. Что бы он там ни говорил, но смерть Бороса тоже висит на ней. Если бы она не убила Джоффри — Борос сейчас был бы жив…       А Сандор… Боги, он застрелил человека без малейшего колебания… И теперь не испытывает никаких угрызений совести — спокоен, будто он только что прихлопнул муху на стекле…       Но едва Санса подумала об этом, она тут же устыдилась. Сандор говорил, что сделает все для нее. И это «все», конечно, включало в комплект и убийство ради ее защиты. Она не имеет никакого морального права осуждать его. Она ведь сама втянула его в это…       ххх       Около восьми вечера они подъехали к Дарри — и до сих пор Сандор не замечал за собой погони, да и на блокпостах их не останавливали. Он готов был возносить молитвы всем Семерым богам, что успел обзавестись «незасвеченной» машиной. На всякий случай он отключил также и оба телефона, чтобы не дать преследователям возможности их отследить.       Слезам, что выплакала Санса за эти несколько часов, позавидовала бы даже легендарная Алисса, но в конце концов пташку сморил тревожный сон. Во сне она то и дело вздрагивала, всхлипывала и звала то мать, то отца, то самого Сандора. В нескольких сонных всхлипах Сандор разобрал даже имя Джоффри — бедняга не давал девчонке покоя даже с того света.       Заметив небольшой придорожный мотель, Сандор поразмыслил, стоило ли остановиться здесь на ночь. Пташку не мешало бы уложить в постель, да и самому следовало выспаться, ведь прошлой ночью он так и не сомкнул глаз, а впереди — длинная дорога, которую хотелось бы преодолеть побыстрее.       И все же остановиться в Дарри он не рискнул — слишком уж проходимое место. Здесь, у моста через Трезубец, на основной магистрали Вестероса, всегда околачивается много разношерстного народу, и риск быть узнанными невероятно возрастал. Сандор дал себе слово, что проедет к северу от Дарри еще час или два, а затем свернет с Королевского Тракта в первый же попавшийся городишко или деревеньку в поисках самой непривлекательной гостиницы, где даже не спрашивают документов у постояльцев.       Городишко носил красивое название Роузвилл, но, пожалуй, это и все, что было в нем красивого. Он располагался к востоку от Королевского тракта, в аккурат над Высокой дорогой близ подножия Лунных гор. Сандор пересек весь Роузвилл по раздолбанной дороге, петляя меж однотипных унылых серых домов, какие строили в годы Великой Депрессии, и таки нашел подходящий мотельчик, затерявшийся на самой окраине городишка. Осторожно разбудив Сансу, которая тут же опять ударилась в слезы, Сандор велел ей дожидаться в машине, а сам пошел на разведку. Скрипучая деревянная дверь вела в крошечный холл неопрятного вида, где за покосившейся стойкой администратора дремал грузный портье. Подойдя ближе, Сандор уловил запах перегара в мерном дыхании мужчины. Колокольчика на стойке не было, поэтому Сандор просто постучал по узкой деревянной столешнице, чтобы разбудить его.       — А?.. — спохватился соня, успевший хорошо отметить вечер. — Чем могу помочь, сэр?       Сандор старался стоять к стойке правым боком, закрывая волосами левую половину лица, чтобы портье не сумел разглядеть в тусклом свете холла его ожоги.       — Мне нужен номер.       — На одного?       — Нет, на двоих.       Портье покосился красными глазами в засиженное мухами окно, словно пытаясь разглядеть снаружи спутника Сандора.       — Двести, — сказал он, еще раз окидывая взглядом Сандора и, вероятно, прицениваясь к его добротному костюму.       Сандор скривился. Двести — это был чистый грабеж. За такую цену он мог снять роскошный люкс в пятизвездочном отеле в центре Королевской Гавани. В другое время он взял бы алчного мужика за грудки и объяснил бы ему популярно, сколько в реальности стоит его вонючий номер, но сейчас была не та ситуация. Сцепив зубы, Сандор достал бумажник и положил на стол две сотенные купюры.       — Семьдесят четвертый, — портье услужливо шлепнул на стойку ключ. — Комнаты открываются снаружи, со двора. Всегда рады вас видеть. Да, и завтрак включен!       Сандор хотел бы пожелать ему подавиться своим блевотным завтраком, но снова сдержался и коротко кивнул, выходя наружу.       Он помог хлюпающей носом Сансе выбраться из машины, стараясь закрыть ее собственной фигурой от любопытных глаз портье, наверняка наблюдающего за ними сквозь замызганное окно холла, достал из багажника свою сумку и поискал глазами дверь с номером 74.       От номера он ожидал гораздо худшего, но внутри оказалось на удивление чисто, хотя убранство комнаты и оставляло желать лучшего. Впрочем, большая двуспальная кровать была застелена свежим бельем, а окно, выходящее во двор, можно было занавесить плотной шторой. В номере имелся собственный душ, а большего Сандору было и не надо.       За покупками все же стоило сходить — у пташки не было никакой смены одежды, а ее приметы уже наверняка раструбили на каждом углу… Желательно какой-то невзрачный плащ с капюшоном… И обязательно надо было купить ей краску для волос. Да и желудок набить чем-то не мешало бы — Сандор уже чувствовал нешуточный голод, теперь он не подавился бы даже Мизинцем, попадись он ему под руку…       Усадив пташку на кровать и прикрыв ее дрожащее то ли от страха, то ли от ночной прохлады тело одеялом, он сказал:       — Ты пока отдыхай, птенчик, а я попробую раздобыть поблизости какой-нибудь еды. Да и одежду тебе стоило бы прикупить…       Он уже отступил на шаг от кровати, когда услышал ее голос, показавшийся ему вдруг совершенно незнакомым:       — Хорошо.       Поймал ее странный, отрешенный взгляд… и понял, что уходить не стоит. Чутье подсказывало ему, что если он сейчас выпустит ее из поля зрения, то больше не увидит — возможно, никогда. Неведомый знает, что за глупость придет ей в голову — возможно, позвонит в полицию, чтобы сдаться, а может быть, просто уйдет в никуда, или, чего доброго… От возникшего в его воспаленном от недосыпа мозгу страшного предположения Сандор похолодел.       — Что с тобой? — спросил он хмуро.       — Что со мной?.. — переспросила Санса бесцветным голосом. — Ничего особенного… я всего лишь убила человека… и из-за меня ты убил еще одного человека…       — Не говори глупостей, — раздраженно ответил Сандор, уже в который раз. — Ты ни в чем не виновата. Тебя подставили. А за мои грехи позволь отвечать мне самому.       — Ты пытаешься играть словами, Сандор. А факты таковы — Джоффри принял смерть из моих рук. И если бы не это, Борос был бы жив.       — Словами играешь ты. Ты не знала о том, что у тебя в руках яд. У тебя не было намерения отравить Джоффри.       — Зачем ты это делаешь, Сандор? — прошептала она чуть слышно, даже не глядя на него.       — Чтобы ты перестала изводить себя.       — Сандор… ты хотел куда-то идти… так иди.       — Хотел. Но передумал. Я останусь здесь, с тобой.       — Зачем?       — Затем, что не хочу тебя потерять.       — Потерять? — из ее уст вырвался горький смешок. — Но я никогда и не принадлежала тебе — ты ведь сам это говорил.       — Не принадлежала — до определенного момента. Я говорил тебе: если я сделаю тебя своей, я уже не смогу делить тебя ни с кем. Жаль, но ты попала, пташечка.       — Ты отдал меня Оберину.       — Я только думал, что смогу отдать. Это было временное помешательство, — сказал он жестко, понимая, что начинает закипать — от злости на ее глупое упрямство, на собственную неспособность ее переубедить, на эту гнилую сволочь Мизинца…       — Ты не можешь сегодня думать одно, а завтра другое, — упрямо произнесла Санса, уставившись неподвижными глазами в одну точку.       — Я всегда думал только об одном, — уверенно ответил Сандор, стараясь усилием воли погасить вскипевшую в нем ярость. — Ты нужна мне.       — Тебе нужна была милая наивная девочка, которая сладко поет и щебечет всякие глупости… А теперь я — убийца… — безжизненный шепот Сансы почти сошел на нет, а по ее щеке скатилась одинокая слеза.       Сандора внезапно накрыло волной испепеляющего бешенства, и он сам не понял, как в следующее мгновение оказался в дюйме возле нее. Сжимая ее плечи и встряхивая девчонку будто шейкер со льдом, он прорычал ей прямо в лицо:       — Если я еще раз услышу от тебя это слово…       — Сандор… — испуганно пролепетала пташка.       — …ты пожалеешь о том, что однажды заговорила со мной… — он встряхнул ее так, что у нее клацнули зубы.       — Сандор…       — …ты пожалеешь даже о том, что вообще умеешь говорить… — он навис над ней сверху, прижимая ее руки к подушке над головой.       — Сандор… что ты делаешь? — прошептала она, глядя на него округлившимися от страха глазами.       — Пытаюсь говорить с тобой так, чтобы до тебя дошло… — рыкнул он прямо ей в ухо.       — Сандор…       -…и теперь мы поговорим серьезно…       — Хорошо, — послушно пробормотала пташка. — О чем?       — Говори мне, прямо сейчас, кто убил Джоффри?       — Сандор…       — Неправильный ответ.       — Сандор, не надо…       — Неправильный ответ, — рыкнул Сандор и дотронулся лбом до ее лба, чувствуя, что сходит с ума. — Кто убил Джоффри?       — Я! — отчаянно взвизгнула под ним пташка и, дернувшись, заплакала.       — Неправильный ответ, — Сандор, не соображая, что делает, коснулся губами слезинки на ее щеке. — Кто убил Джоффри?       — Прекрати! — крикнула она, пытаясь вырваться, но он закрыл ей рот губами, впитывая ее крики, слезы и терзающее ее отчаяние.       — Нет, — хрипло прорычал он ей в губы. — Отвечай мне. Кто убил Джоффри?       — Хорошо, пусть будет по-твоему… это Петир… Доволен?!       — Вот теперь вполне, — выдохнул Сандор ей в губы, окончательно теряя самообладание и вбирая в себя ее всю — пеленая собой ее хрупкое тело, поглощая собственной грешной душой ее незаслуженную вину, сцеловывая с бледных щек ее горькие слезы…       …не осознавая, что не видит ничего за пеленой собственных слез, навернувшихся на глаза; не соображая, что исступленно шепчет ей «люблю тебя», а затем повторяет это снова и снова; не отдавая себе отчета в том, что зарывается лицом в расплавленную медь ее волос, теряя остатки разума от пьянящего аромата желанного тела; ловя себя на том, что в беспамятстве целует ее потрескавшиеся соленые губы, а его руки не подчиняются контролю и срывают одежду с них обоих…       …Он зацеловывал и оживлял своими поцелуями ее мокрое от слез лицо и беззащитное тело, пытаясь забрать ее боль и страх и напоить своей любовью; вырвать любимую девушку из депрессивного мрака и до отказа наполнить собой; подарить ей волю и способность противостоять невзгодам, превращая ее бессилие в злую решимость, а отчаяние — в веру: он всегда будет с ней, он будет защищать ее до последнего вздоха…       …А его любимая девушка, его самое драгоценное сокровище, которое он нежданно-негаданно вырвал у судьбы, наконец, сдалась под его натиском и перестала сопротивляться, потянулась к его жаждущим губам, исступленно вжимая его в себя своими нежными руками, выгибалась под ним дугой, дрожала и плавилась под его прикосновениями, растворяясь в нем, позволяя ему раствориться в ней…       Их руки сплетались в неразрывном объятии, их тела двигались в едином ритме, их губы страдали в разлуке, пока не сливались в одном поцелуе, пока ее выдох не становился его вздохом… Переступая границы, разрушая барьеры, срывая стоп-краны, они оставляли следы любви друг на друге — ее кожа горела от его неистовых поцелуев, а его спина была расцарапана ее ногтями…       Она была его пищей — но Сандор никак не мог насытиться ею, как ни старался он поглотить ее всю, проникнуть до самых глубин ее тела и души…       Она была его водой — но он никак не мог утолить иссушающую его жажду, пытаясь напиться с ее губ, своими губами осушая ее слезы, слизывая капельки пота с тяжело вздымающейся напряженной груди…       Она была его воздухом, проникая ему под кожу, растворяясь в его легких, исчезая в нем, заставляя его задыхаться без нее, уничтожая его — и заново возрождая в нем способность жить…       И даже во сне он не мог отпустить ее, окутав ее кольцом своих рук, когда ее голова устало склонилась к нему на плечо.       Он не отпустит ее больше. Никогда.