Between

Следующие несколько дней для Донхёка — до тошноты однообразные, и тянутся они дольше, чем он мог бы выдержать. Минхён не звонит, не пишет и уж тем более — не приходит лично. Донхёк скучает безумно, но его решение уважать продолжает, поэтому первый не суётся, хотя порой так сложно удержаться от того, чтобы взять телефон и написать хотя бы короткое «привет». Он терпеливо ждёт. Донхёк совсем не покидает пределы дома, даже из собственной комнаты выходит редко и то только по крайней необходимости. Возможно, школа сейчас оказалась бы кстати — так его мозг был бы занят хоть чем-то (как твердят все вокруг, даже полезным), кроме проигрывания «Минхён» на вечном повторе, но каникулы, вещь коварная, всё продолжаются. Скажи Донхёку кто-нибудь чуть раньше, что он будет им не рад — он бы даже не посмеялся, потому что, серьёзно, как можно не радоваться отдыху, особенно когда в качестве альтернативы только длинные скучные учебные дни? Оказывается, можно. И запросто. Донхёк натягивает маску счастливого человека, только когда звонят родители. Они, как обычно, и любят, и скучают, и хотят приехать, но какой смысл от этих слов, если всё не приезжают? Хотя этому Донхёк, опять же неожиданно, рад — его мать обязательно бы поняла, что что-то не так, находясь с ним в одном доме. А так расстояние оказывается фактором скорее положительным, чем наоборот. Несколько раз приходит Джемин, два раза с Изюмом, один — с Джено. Тот раз, что с Джено, Донхёку не нравится вообще — да, друзья и всё такое, но смотреть на их трогательно переплетённые пальцы, когда у самого в личной жизни такие огромные проблемы, оказывается практически испытанием. Донхёк старается не смотреть и выпроводить их побыстрее, наплевав на всё, что знает о вежливости и гостеприимстве. Джемин изо всех сил пытается его утешить, но всё без толку, потому что утешения — всё же не то, что может Донхёку серьёзно помочь. Но Джеминовы попытки он ценит. У Джено Донхёк только, не сдержавшись, спрашивает, что там и как с Минхёном, на что старший отвечает, что тот проводит дома слишком мало времени, чтобы судить о его состоянии. Здорово, думает Донхёк. Способы справляться с проблемами у них настолько разные, что он даже посмеялся бы, если бы так не волновался. Спустя пару дней после этого известия волнение и не думает ослабевать, поэтому Донхёк, собрав всё своё мужество в кулак, идёт искать Минхёна, надев его же шапку, что кажется сейчас чуть ли не талисманом удачи. Шансы, конечно, так себе, но они всё же есть, поэтому Донхёк и не сдаётся. Он гуляет в основном рядом с его домом, проходит по одним и тем же улочкам по несколько раз, но всё без толку. Спустя четыре часа Донхёк всё же прерывает это оказавшееся бесполезным занятие, потому что хочется есть, и заходит в ближайший продуктовый. Он бродит между полок теперь уже бесцельно, набирает кучу бесполезной ерунды, ставя в голове галочку — не позволять себе больше заражаться от Джемина. И чуть не падает, когда видит знакомую обтянутую тёмной тканью пальто спину у полок с молочными продуктами. И кто бы мог подумать? Донхёк бесшумно подкрадывается сзади, останавливаясь буквально в двух шагах, и снова начинает ждать. Минхён выбирает между клубничным и персиковым йогуртами; его рука тянется то к одному, то к другому, но в корзину не отправляется в итоге ни один. Донхёк смотрит на молочный коктейль со вкусом ванили, и почему-то именно в этот момент его переклинивает. — Я люблю тебя. Минхёнова рука замирает, сам он резко оборачивается с расширившимися от неожиданности глазами. — Бери клубничный, — советует Донхёк, улыбаясь. Минхён отмирает, кидает два стаканчика клубничного к себе в корзину, бормочет: — Мне срочно нужно выкурить пару сигарет, — и идёт на кассу. Донхёк, естественно, за ним, словно тень. Минхён не возражает, он вообще ничего не говорит. Он идёт по слабо заснеженным тропинкам с сигаретой в пальцах и Донхёком по правую руку. У младшего, по правде говоря, от таких длительных прогулок начинают болеть ноги и дыхание сбивается, спасибо лежачему в последнее время образу жизни, но до достижения цели — или провала, о котором даже думать не хочется — остаётся совсем немного, и остановиться сейчас будет решением в крайней степени глупым. — Я же говорил, что сообщу тебе, — становится первым, что говорит Минхён за всё время их прогулки. — Я, правда, думал, что не к этому придётся готовиться, но… — Но? — учтиво подсказывает Донхёк. — Но ты как снег на голову. Вот кто признаётся в любви в продуктовом, кто, Донхёк? — Я, — следует незамедлительный ответ. Минхён хмыкает и в очередной раз затягивается. — Джено мне, кстати, всё рассказал. Бессовестные маленькие интриганы. — Давай, заставь меня в очередной раз почувствовать себя виноватым. — Я и не собирался. Джено уже снова с фингалом, потому что не учёл некоторые важные обстоятельства, когда согласился на твою авантюру. Нет, я, конечно, не имел права его останавливать, но всё же… А ты выглядишь таким измотанным, что только обнимать тебя и любить. — Ну так обнимай и люби, — Донхёк в два шага обгоняет Минхёна и встаёт к нему лицом. — Что тебе мешает? Минхён останавливается тоже, бросает окурок на землю и затаптывает его носком ботинка. — Ничего? Он прижимает Донхёка к себе так резко, что у того буквально весь воздух из лёгких выходит. Минхёново дыхание пахнет сигаретами, его движения — быстрые, на грани отчаянного, особенно когда он одной рукой приподнимает лицо Донхёка за подбородок. Не целует, только нежно, практически невесомо потирается своим носом о его, и Донхёку никаких поцелуев не надо, ничего не надо, потому что от нежности сердце разрывается и хочется позорно разрыдаться прямо посреди улицы. — Как думаешь, подворотня — более романтичное место для признания в любви? Донхёк слегка скашивает глаза вбок, и да, они действительно забрели в какую-то мрачноватую подворотню. — Это будет самым романтичным местом, если ты действительно признаешься. — Тогда… Я люблю тебя. Ну как, романтично? — Безумно, — Донхёку хочется теперь уже смеяться, становится легко-легко и, наконец-таки, спокойно. Теперь, пожалуй, уже надолго, ведь его спокойствие — это Минхён, а его Донхёк никуда отпускать не собирается. Никогда. — У меня дома всё ещё висит омела, — говорит Донхёк как бы между прочим. Минхён, не сдержавшись, громко смеётся. — У тебя такие странные подкаты. Но так уж и быть, покажешь? Связанная с омелой традиция не нарушается и в этот раз.

***

Донхёк находит в своих новых отношениях множество минусов. Во-первых, его друзья, когда видят некоторые серьёзные изменения в их отношениях, которые всё равно проскальзывают, пусть они с Минхёном и решают не выносить чувства напоказ, начинают наперебой требовать объяснений. Объяснять приходится сначала Джемину с Джено, которые теперь больше напоминают единый организм — всегда рядом, потом, по прошествии каникул, Ренчжуну, Чэнлэ и Джисону. Самый младший в их компании только вздыхает: — Надеюсь, я от вас не заражусь. Чэнлэ на это хмыкает и выдаёт многообещающее: — Посмотрим. Джисон так давится соком, что не может откашляться ещё минут десять. Вторым минусом, что кажется гораздо более серьёзным, чем первый, Донхёк считает родителей. В своей ориентации он им не признавался, но был уверен, что воспримется это известие не самым положительным образом. Они обещают прилететь в феврале, и Донхёк начинает репетировать речь перед зеркалом, пытаясь подобрать такие слова, после которых его, как минимум, не выгонят из дома. Минхён в это время обычно валяется у него на кровати и убеждает, что волноваться не нужно, но срабатывает это только отчасти. Донхёк начинает скучать по Минхёну в разы больше, и это — третий минус. Нагрузка в школе увеличивается, на Минхёна давит статус выпускника, и видятся они реже, чем хотелось бы. Зато время, что они проводят вместе, теперь кажется ещё более ценным. Однако, сколько бы Донхёк ни жаловался, плюсов всё равно больше. Теперь он может говорить о своих чувствах, может пробовать самые разные способы их проявления, не опасаясь, что Минхён не чувствует того же. Теперь он может смотреть на Джено с Джемином спокойно и ходить на парные свидания. Теперь он может целовать Минхёна столько, сколько ему захочется, и этих «теперь» ещё столько, что и перечислить все не получится, не сбившись и ничего не упустив. Но самое важное — теперь Донхёк чувствует, что готов преодолеть всё, каким бы тяжёлым это ни казалось. Теперь у него есть Минхён, поддержка и опора, которая помогает двигаться дальше. Донхёк благодарен ему так, как не был благодарен практически никому и никогда, и считает своей первостепенной задачей стать точно такой же опорой для самого Минхёна. Теперь есть человек, которому он может доверить своё сердце. Не это ли главное?