Да, все мы сейчас обеднели, так что комплименты — это единственное подношение, какое мы можем себе позволить. «Веер леди Уиндермир» Оскар Уайльд
Пар вырывается из приоткрытых губ густым облачком. Кончики клыков, кажется, немеют от холодного воздуха. Ресницы стали белыми и словно бы удлинились вдвое. Шарль поднял ворот дорогого, но не греющего пальто. Удружил муженёк. Не понравилась шуба из стриженного меха, так хоть бы сказал, прежде чем убирать её из гардероба и заменять на что-то другое. Графу, конечно, шло. Да ему почти всё шло, особенно если оно было по размеру, но пальто, увы, не грело, а это был решающий фактор. Зимой Реера менялась совершенно. Древняя столица превращалась в сказочную картинку с белыми засахаренными крышами, мостами в сладкой пудре, окнами в леденцовых узорах мороза… Инарэ понял, что мысли его понесло не туда, когда рядом прошмыгнули студенты, а он повёл носом, впитывая в себя сладкий аромат свежей здоровой крови. Проголодался. Раньше, чем это должно было случиться, но он на морозе, да ещё и продрог, так что удивляться не приходилось. Шарль всё же оглянулся вслед парочке адептов храма науки. Он им по-доброму завидовал. Ах, где его студенческие годы! Где его двадцать четыре… В витрины, зеркала, металлические поверхности, спокойную воду — во всё, что хоть как-то может отражать, он теперь старательно не смотрит или вскользь, фрагментарно, не объединяя в общую картину. Ему уже скоро будет тридцать на вид. Да, Дарсия пока старше и, видимо, старше останется, и всё же Шарлю неприятно. Чёрные локоны теперь спускаются ниже плеч. Плечи же стали несколько шире, а сам он вытянулся на пару сантиметров. Одна радость от перемен — есть надежда если не дорасти до супруга, то все же больше не задирать голову к потолку из положения сидя, чтобы на него посмотреть. Небо в плотной облачной шали, но на улице всё же светло — как-никак полдень. Ясно-голубое, ночью оно станет тёмно-синим, как одни очень примечательные глаза. Или как сапфир в длинной серёжке главы Синей партии. Должность синеглазому инарэ пожаловали в начале декабря. Тогда же в его правом ухе появилась длинная серёжка до самого плеча. Трогательный пережиток прошлого, но Дарсия не был бы собой, не будь консервативен до крайности, а кроме того, нужно признать, что серёжка ему шла. Заодно избавил Шарля от тягостного вопроса, что дарить дорогому супругу на день рождения, Новый год, Излом и прочие праздники. Уж синих и голубых драгоценных и полудрагоценных камней инарэ знал предостаточно. Раньше он относился к вопросу подарков совсем по-другому. Старался подстроиться под вкусы и привычки, порадовать, а теперь смысл всего этого пропал. Совсем ничего не дарить было бы невежливо, да и какая это будет жалкая, мелочная месть… Широкая и длинная Шумная площадь наконец закончилась, и Шарль вздохнул с облегчением. Разумно и естественно, что дом господина Рееры располагался торцом на площадь, где торговали пять дней в неделю, но граф её не любил. Слишком открытая, почти поле посреди города, и действительно шумная. Собственно, это породило ещё одну вещь, которую Шарль недолюбливал. Поднявшись по ступеням к двери, инарэ обернулся к ней спиной и стал стучаться пяткой, всё равно что строптивая лошадь, решившая взбрыкнуть. По-другому звать хозяина дома было бессмысленно. Колокольчик в этом особняке игнорировали решительно все обитатели, а запускать камешками в окно граф не хотел. Он, конечно, «мальчишка» и всё такое, но всему же есть разумный предел. На седьмое «бом!», исполненное если не ярости, то праведного негодования, дверь таки открылась, Шарль неудачно подскользнулся на обледеневшем порожке и упал в руки хозяина дома, фактически втащившего его внутрь, как мешок картошки, и раздражительно захлопнувшего ногой дверь. — Маан, да забери ты ключ в конце-то концов! — Рау, ты расшвыриваешься ключами от своего дома, как я томными взглядами. — Когда и на кого ты последний раз томный взгляд кидал? — Эм… Шарль, который продолжал находиться под углом в сорок пять градусов относительно пола, несколько стушевался. Старший инарэ только вздохнул и, легонько подкинув гостя, поймал его уже за плечи и, чуть вздёрнув вверх, поставил-таки на ноги. Всё это было проделано чрезвычайно легко, так что Шарль только огорчённо вздохнул. — Все меня швыряют, таскают, тянут и волокут, куда им угодно. И ладно бы ты был сильно выше, но нет же! Господин Рееры только улыбается ехидно самыми уголками губ, но на собеседника смотрит сверху вниз, ибо всё же выше, хотя всего на восемь сантиметров. — Шарло, я не виноват, что так экстравагантно возникаешь на моём пороге и в прямом смысле падаешь мне в руки. Что же теперь, не ловить тебя? Граф оборачивается, смотрит на высокий порог и явственно понимает, что размозжить о него затылок — идея не из лучших. Затем он всё же снимает пальто и шляпу и попадает из прихожей в коридор. Хозяин дома провожает пальто в руках дворецкого крайне неодобрительным взглядом. — Я, видимо, уже так стар, что… — Монсеньор, — Шарль на полном серьёзе делает глубокий поклон, церемонно разводя руки, и помпезно продолжает. — Ещё раз услышу из ваших уст словосочетание «я слишком стар», и я обязуюсь говорить вам только «вы». — Я тебе «выкну». Я тебе так «выкну», взвоешь. Шарль довольно беззвучно хохочет, не сводя с собеседника насмешливых глаз. Рауль де`Сарэ не выносит обращения на «вы». Только не от друзей. Сердится и угрожает он не всерьёз, это своеобразная игра двух инарэ, одного из которых порядком раздражает манера другого говорить о своей старости. Хозяин дома покаянно вздыхает и прикладывает руку к груди. — Хорошо, согласен. Поймал. Доволен? — Просто-таки страшно как. Ещё одна мягкая улыбка. Шарль улыбается в ответ и тихонько млеет. Ему очень импонирует манера поведения нового знакомого. В господине Рееры много мягкого и тёплого, но главная «мягкость» таится в уголках его губ и глаз. Те никогда не приподнимаются и не гнутся избыточно. Напротив, они сдержанны, плавны в своём движении радости или грусти. Но привилегия любоваться этой плавностью удел очень и очень избранного круга лиц. Лорд Дешэм говорил правду — второго такого затворника, как бывший палач Рееры, ещё поискать, но даже когда тот в свете, это ещё не значит, что он и впрямь там. В обществе Рауль де`Сарэ замкнут и вежливо-холоден. Среди друзей — радушнейшая и добрейшая душа, которая не скупится ни на улыбки, ни на ласковые слова, ни на комплименты. — Ты ко мне по делу или просто в гости? — С предложением. — Тогда в столовую, только в столовую! Шарль следует за хозяином дома и переливчато смеётся. Всё как он и ожидал, но это даже хорошо, очень хорошо. Хозяин дома ожидаемо оттягивает момент каверзы, но в шею не выгоняет, что тоже отрадно. Это ещё одна игра — «вытащи господина де`Сарэ за пределы дома» — и за год она не то что не надоела, но стала лишь интереснее. После обеда гость уютно и лениво расположился в кресле в малой гостиной и почти задремал под треск поленьев в жарко натопленном камине. Судя по довольному лицу Рауля, тот будет только рад такому исходу, но Шарль страшно коварен и, когда бдительность спутника уже усыплена, наконец говорит: — Рау, поехали со мной в Иствуд. Хозяин дома досадливо бьёт рукой о руку. — Маан, ну что мне с вами делать? — Ну, поехали. А то ведь совсем корни пустишь. А ты не дерево, ты инарэ. — А вот ты, Шарло, не инарэ. Ты, ей-ей, мой персональный ужас. — Что ты. Эту должность занимает Лорд Дешэм. Я всего-то его внештатный помощник. Инарэ вздыхает, но глаз не отводит. — Хорошо, сейчас оденусь. — Рау, завтра. Господин Рееры насмешливо фыркает. — Завтра ты меня никуда не вытащишь. — Напротив. Ты сам как миленький пойдёшь. Ты думаешь, я за год плохо тебя изучил? — Я думаю, год — не тот промежуток времени, после которого стоит тащить меня в свои земли. — …Сказал инарэ, который вручает мне ключ от своего дома после месяца знакомства. — Ну, не равняй. Я опытнее тебя и разбираюсь в соплеменниках. — Я что же, настолько бесхребетно-безвредный? — Ни то, ни другое. Просто честь, доблесть, порядочность для тебя не пустой звук. Ты из той породы, которой можно доверять компрометирующие факты. Не сдашь, даже если тебе это будет выгодно. Дешэм не таков, я ему меньше верю, чем тебе, а мы страшно сказать сколько друг друга знаем. — Я возгоржусь. Старший инарэ лениво грозит Шарлю, карие глаза из насмешливых становятся совсем довольными. С лёгким вздохом он поднимается на ноги. — Спасибо, что накормили и напоили, пора и честь знать. Завтра, на Малом вокзале, в семь. — Ты так уверен в том, что я там буду? — Так же как в том, что моя тень всегда при мне. Рауль прикрывает глаза и идёт провожать гостя. — Что мне делать в твоём Иствуде? — Тебе — ничего. Я выполняю обещание и вывожу тебя на прогулку. У меня будут дела, а ты будешь гулять в своё удовольствие и дышать воздухом без пара и копоти. Плохо разве? — Да, может, и не плохо, но не гулять же мне всё то время, что я не сплю? — О, не переживай. Я обеспечу тебе культурную программу. Балов не обещаю, но от скуки не умрёшь. Шарль застегнул пальто и поправил цилиндр. Вуалетка наконец не была прикреплена к тулье. — Можно не самый корректный вопрос? Шарль удивлённо посмотрел в слишком серьёзные серые глаза. Безотчётным жестом поправил смоляной локон, упавший на лоб, хотя тот не мешал. Жест лёгкой взволнованности. — Можно. — Ты бежишь? Спрашивать, что имеет в виду Господин Рееры, было глупо. Они уже наловчились понимать друг друга до оттенка. Шарль не отвечает. Один уголок губ у него чуть вздёрнут. Выражение какой-то горькой усмешки. Бывший палач плавно кивает, принимая ответ. — До свидания, Шарло. — До свидания, Рау. Уже на улице, достав перчатки из карманов, Шарль выуживает тяжёлый ключ, которого раньше там не было. Всучили-таки. «Рау?..» «Ничего не знаю». «Я хотел спросить, продаёте ли вы ещё бакалею, но раз ты не знаешь…» В голосе старшего инарэ лёгкое замешательство. «Продаём». «Спасибо, моё любопытство удовлетворено. А ключик я верну». В качестве ответа неразборчивое бурчание, но ответ Шарлю и не нужен. Он более чем доволен, и даже Шумная площадь не портит ему настроения своим видом.***
— Шах. Минутное молчание. Обмен фигурами. — Ещё шах. Шарль, ты неосмотрителен. Давай переиграем. — Не буду. Роярн вздохнул, но спорить не стал. Он «съел» опрометчиво выставленную чёрную фигуру. Рука его так и замерла над доской. — Цугцванг. Шарль кивнул и расслабленно откинулся в кресле. Поначалу шахматы ему не нравились. Не очень нравились и теперь, но Роярн настоятельно просил с ним играть, и граф играл. Из череды проигрышей он вышел в череду невыгодных партий, которые они никогда не заканчивали. Он не жалел фигур, упрямо сводя всё к застою. Выигрывать даже и не пытался. Не было мотивации. — Я не понимаю. Шарль, ты хороший тактик, но ты тратишь это на подобного рода занятия. Тебе так не нравятся шахматы? Роярн искренне расстроен, и Шарль смягчается. Глупо делать гадости другу супруга. Советник Главы ни в чём не виноват, симпатия его честная, в ней нет подвоха или двойного смысла. — Извини. В следующий раз я постараюсь лучше. — Не требуй от него слишком много, Рори. Если кому-то чего-то не дано, то и не дано. Шарль с полуулыбкой прикрывает глаза. В его улыбке нет радости, но нет и грусти, это улыбка оправданных ожиданий. Голос Дарсии слышится где-то позади. Лицо Роярна от этой фразы перекашивается, а тёмные глаза сверкают. Он реагирует на снисходительно-пренебрежительный тон друга куда острее, чем сам Шарль. Граф уже привык. Лорд недолго терзался. Он довольно быстро смирился и охладел. Ну было и было. Год уже прошёл, и если Шарль не может этого забыть, а пуще того — не может вернуть своё прежнее поведение, то ему, Дарсии, что же, локти себе от досады грызть? Сломался и сломался. Слабак. Синеглазый инарэ подходит плавно и так же осторожно крадёт руку мужу на плечо, аккуратно сжимая. — Он точно лучше многих разбирается в искусстве, вот и своди в оперу, вместо того чтобы меня полгода упрашивать. И сам порадуешься, и Шарля взбодришь. А то совсем зачах. Никакого огонька. Шарль, чуть извернув шею, касается губами ладони на плече. Со стороны выглядит как ласковый супружеский жест. На деле клятва. Хочешь огня, сердце моё? Будет тебе пожар, дай только срок… — Мы завтра едем на ужин, помнишь? — Поедешь без меня. — Шарль… — Скажешь, что я болен. Всё лучше, чем я испорчу приём своей кислой миной. Рори тебе будет старательно поддакивать. Да, Рори? Взгляда Шарля Дарсия не видит. Роярн видит обоих супругов и прожигающий карий взгляд. Взгляд этот не вяжется с поцелуем. В нём нет нежности и любви, только искры от углей, которые отнюдь не остыли. От них тянет дымком и жизнью. Как только кинут свежих веток, так сразу займётся костёр. — Буду. Дар, оставь Шарля. Если он не хочет, то и не надо. Глава недоволен, но никак этого не выказывает. Только плечо супругу сжимает чуть сильнее.***
На вокзале было удивительно шумно. Шарль, который весь прошлый год только и делал, что мотался из столицы в родовое поместье и обратно, несколько удивился. Раньше такой сутолоки на Малом вокзале не было. Он бы не пробрался к поезду, если бы Рауль не ухватил его под локоть и не потащил за собой, безжалостно распихивая толпу локтями, отдавливая пятки и оттесняя в сторону неповоротливые тела. — Что случилось?! Приходилось орать, но толпа съедала любой возглас. «Что случилось? Почему тут столько народу?» «Четырнадцатый скорый сошёл с рельсов. Никто ничего не знает, но все считают своим долгом присутствовать на вокзале». Инарэ дотащил графа до самого купе и только там рассмотрел. — С каждым днём всё интереснее и интереснее… — Да ладно тебе. Чудесная же шуба! Чудесная шуба была отчаянно смелого вида. До середины груди мех на ней был не острижен, и потому черный подшерсток нижней, гладкой половины, контрастировал с белым руном на верхней части. Пока аристократия утопала в мехах чернобурок, волков, барсов и прочих хищников, Шарль спокойно носил классическую овчину, компенсируя простоту материала экстравагантностью. На графе это смотрелось чудесно, но кому-то кроме такое даже мерить не стоило. — И вообще… ты пришёл! — А ты оставил мне выбор? Шарло, а кроме твоей миссии по проветриванию меня от столетней пыли ещё есть повод? Почему ты без своего друга? Граф чуть скривился. С Этелбертом они поссорились как раз из-за Рауля. Управляющий банком не проникся обаянием палача, ему его просто никто не демонстрировал, и инарэ искренне не понимал, как «этот старый стервятник» может быть интересной и неординарной личностью. — Поссорились. Не страшно, ещё помиримся. — Из-за меня? — У меня настолько выразительная мимика? — Да, но я не поэтому всё понял. Господин Рееры, всё так же мягко и чарующе улыбаясь, поправил Шарлю прядь, упавшую ему на глаза. Граф дрогнул всем телом от лёгкого касания горячих пальцев. — Ты как вино. Чем старше, тем краше и пьянее. — Мой супруг с тобой не согласится. — Кто слушает слепцов — сам слеп. Ты чудесен. Когда зацветёшь, факт твоего великолепия наконец дойдёт до окружающих. Инарэ сняли тяжелые шубы и расположились. Поезд тронулся, хотя гудки издавал уже давно, видимо, зеваки преграждали пути. Когда стальное тело экспресса выбралось за город, Шарль повернулся к спутнику. — Рау, что значит «зацвету»? — Сейчас ты вызреваешь, когда-нибудь это прекратится. — Это ты о моем старении? — Это не старение, Шарло. То, что с тобой происходит, называется имра. Год назад, незадолго до нашей встречи, ты пережил потрясение. Я ведь видел тебя раньше. Твои двадцать четыре — совсем не твои годы. Очень сильно ощущался диссонанс между внешним и внутренним. — А как же лорд Дешэм? — О, там нет несоответствия. Старость и молодость — те две вещи, которые удивительно согласны между собой. Он жесток, как подросток эгоистичен. У него так много от его шестнадцати, что он гармоничен. У тебя нет. У тебя от твоих двадцати только наивность. — Ну спасибо. — Пожалуйста. Не сбивай меня. Так вот, теперь твой вид приходит в согласие с «начинкой». Понимаешь? Скорей всего, ещё годик-два и внешние изменения прекратятся. А вот внутренние нет. Чем имра плоха — она может затянуться на неопределённый срок. Но потом… Потом тебе неба и земли будет мало. Скорее всего, ещё и наслоение будет, пробудится истинное обличье, а это и так волнительно, все предохранители срывает. — И как это контролировать? — Никак. Ты и не захочешь. А другие не удержат. — Звучит страшно. — Ничего страшного. — Но я даже не знаю никого, кто переживал бы это! И в обществе не видел! — Инарэ, переживший имра, сидит перед тобой. Шарль смотрел удивлённо, а потом недоверчиво. Сорокалетний мужчина перед ним не желал представляться кем-то младше. В его скуластом лице с высоким лбом, узкими губами, чуть покатым носом и проницательными глазами было столько гармонии, шарма изысканной старины, что лучше и не бывает. — И… — горло неожиданно пересохло. — …Сколько же тебе было? — Вечное семнадцать. — Ч-что? Семнадцать? — Да. Даже после семидесяти лет брака. А вообще, я был в браке триста лет, если эта информация тебе нужна. — Она заболела? — Он. Нет. Я тебе как-нибудь после расскажу. — А твой сын? — Сын и дочка. У меня было Право Ночи с одной инарой. Её муж был бесплоден. А у Шарля были две дочери от первого брака. Не делай такое удивлённое лицо, у тебя не самое редкое имя в княжестве. Дальше разговор как-то не клеился. Поезд подскочил, выезжая на мост. Рауль неожиданно напрягся и подался к окну. — Смотри. — Маан… Шарль приник к стеклу рядом со спутником и не отрывался от него, пока можно было видеть открывшуюся картину. Четырнадцатый скорый не сошёл с рельсов. Он наполовину свисал с другого моста. Снег под мостом был в копоти и крови. Шарль как-то резко вспомнил поезда с тринадцатого по двадцатый для людей. В других они тоже могли ездить, но то были отдельные маршруты для знати и студенчества. Учиться в высших учебных заведениях могли только богатые люди. Конечно же, не на всех специальностях и не вместе с инарэ, но всё же могли. Господин Рееры сильно нахмурился. — Такое ощущение, что этот поезд раскачали. Я не вижу другого повреждения на путях. Да и кровь… Если бы люди падали, то от них оставались бы углубления в снегу, а снег помят, словно ими по нему возили и рвали на клочки. Шарлю от рассуждений Рауля было некомфортно. Палач же по долгу службы сталкивался со следователями и читал протоколы. Он наловчился делать выводы по внешним признакам, не чураясь никаких догадок и слов. — Поезд так легко не расшатать. — Ты прав. Но не десятку инарэ в истинном обличье. — Зачем инарэ убивать людей? На каждой улице киоск крови, самый разнесчастный безденежный клерк от голода не умрёт. — Поставь вопрос по-другому. Зачем убивать привилегированную часть людей? Поезд въехал в туннель. Глаза тут же адаптировались к полумраку, так что Шарль чудесно видел своего собеседника. — Одна организация на этот вопрос отвечает очень хорошо. Люди — это скот. Их место на фермах крови. Всех людей. — «Чистильщики»? Рау, боевые ячейки истребили шесть лет назад. — Плохо истребили. Сейчас поднимают голову все кому не лень, и многое зависит от политики Князя и Парламента. — Тогда всех прижмут. — Прижать мало. Надо рубить. Шарль только вздохнул и сел обратно. — Людям в любом случае будет хуже. — Скорее всего да. Это тебя тревожит? — Да. Надоело быть паразитом. — Ты не паразит. Мы не виноваты, что должны пить кровь. — Ты не прав. — Разве? Шарль вскинул голову, но Рауль предупредительно поднял руки. — Тише. Я вижу, это очень важный для тебя вопрос. Он никогда не был мне столь интересен, и я не буду оспаривать твои убеждения. Не нужно сразу лезть в бутылку. — Извини. — Ничего страшного. Ты на нервах. Предлагаю поспать, а там разберёмся. Шарль согласился не споря. Он как можно комфортнее устроился на сидении и проспал до самой станции. Ему снились двадцать тел, раскинувшихся среди завязей винограда.***
— Иризи, ты уверен? — Почему нет? Да, окупаемость это серьёзно задержит, но вы же хотели улучшения условий. — Меня беспокоит сумма. Выползем ли на окупаемость вообще? Ирзир, племянник инэ Имона, управляющего Дарсии, с головой ушёл в расчёты, а потом засыпал Шарля графиками. Инэ Имон оценил упорство Шарля, его настрой и сжалился, порекомендовав в управляющие своего племянника. Ирзир был того же возраста, что и Шарль, и доходы, расходы, прибыль и финансовый план были для него тем же, что для графа лингвистический анализ текста — понятно, выполнимо и увлекательно. К идеям Шарля касательно людей и ненормальному, с точки зрения других инарэ, альтруизму он отнёсся вполне положительно. Что угодно Князю имеет силу закона, а раз так, то и не его ума дело. — … В общем и целом, лет через десять вы будете иметь прирост дохода в соотношении… — А нормальным языком? — Окупится. Не окупится — с позором меня рассчитаете и я в жизни не возьму счёты в руки. На том и сошлись. Рауль, который «гулял» за Шарлем хвостиком, только посмеивался. — Занятные у тебя подчинённые. — Угу, и земли в экономической кабале. Спасибо дяде и моей близорукости. — Я могу дать тебе ссуду. — Спасибо, Рау, но одна «ссуда» закончилась для меня браком, в котором меня и за личность не считают. — Я не могу выйти за тебя ещё раз. А жаль. Подтекст фразы Шарль не разобрал, а спрашивать в лоб он не решился. — Могу дать тебе совет, Шарло. Работай. — Учителем? — А ты педагог по образованию? — Лингвист, филолог и искусствовед. У меня два образования. Лингвистика и филология у меня шли одним курсом по спецпрограмме. — Какие перспективы! Ты можешь делать переводы и быть покровителем искусств. Самое то. — На покровительство нужны деньги, Рау. — Нужны. Но это быстро окупаемый вклад, если ты верно разыграешь карты. — Рау, я хочу находить настоящих актёров, певцов, художников, а не их смазливые подражания. — Так находи! — Ты сам говорил — они не котируются. — В «Коверэ» — да. Но не в Княжеском Театре. — У меня нет там связей. — Было бы желание, связи будут. Дешэм покровительствует там гранд-премьеру. — Таланты уровня гранд-премьеров на каждой улице не живут. — А я и не прошу тебя инспектировать каждую улицу. Это просто варианты заработка, не больше и не меньше. Ты просто должен понять, что ты умеешь хорошо делать и в чём разбираешься. Когда поймёшь — придумается и как получить за это деньги. Это у меня ситуация была бы безвыходной. Меня с моей игрой на скрипке никуда не возьмут, и это при том, что я играю лучше, чем солист столичной филармонии. — Сыграешь? — Обязательно. Ты пригласил меня в гости к себе, и я отвечаю тебе той же услугой. Через месяц в Сент-Сарэ. Я тебе ещё напомню. Собственно, там и сыграю. — Подкупил, заинтриговал и так безжалостно оборвал всё к концу. Господин Рееры невесело улыбнулся. — Боюсь, у меня такая работа — безжалостно обрывать всё к концу. Что взять с наместника смерти.***
Утром Господин Рееры вошёл в столовую не с пустыми руками. — Что это? — «Собеседник». — Я вижу, что не «Любовь и порок». — Ты всегда язвителен с утра или это родные стены так на тебя действуют? Рауль сел напротив Шарля и вытянул свои длинные ноги на диагональ. — Извини, я не учтивый хозяин. Как тебе спалось? — На удивление чудесно. Обычно я плохо засыпаю в чужих домах. И комната хорошая, солнце по глазам не бьёт. Я пропустил завтрак? — Что ты. Только я сглупил, не попросил тебя взять донора. У меня тут только третья и вторая группы есть. — Я не привередливый, а с учётом того, что завтра уедем, вообще могу перебиться без дегустации. Вот. Держи. Во время разговора инарэ лениво листал журнал, а найдя, что хотел, протянул Шарлю. Пока тот читал, Рауль взял с низкого столика со столешницей с мозаикой из чароита свою кружку чая. — Ты имел в виду перевод «Откровений»? Рауль, ну подумай, куда мне переводить со старого наречия классику? — Туда. У тебя чудесный язык. Литературную коррекцию после тебя сделают, а перевод нужен. Тот, что есть, никуда не годится — стыд и позор, а не адаптация. И вообще, тебя никто не заставляет за это браться, если душа не ляжет, но ты пробуй для начала. Набор желающих только идёт. Тебе же нужны деньги? Сам Князь жалует, грех отказываться, не попробовав. Шарль перечитал объявление и задумался. Может, Рауль и прав. «Откровение» — великое произведение. Отрадно поучаствовать в переиздании, ещё бы знаний хватило… — Может, ты и прав… Ладно, это дела дней грядущих. Ты ничего не имеешь против экскурсии под землю? — Звучит интригующе. — Ты бывал в пещерах Ландии? — Нет, но слышал о них. Это твоя собственность? — У нас все природные памятники собственность государства. Но они на моей земле. А я должен держать слово и выгуливать тебя. Не всё же по заводам ходить. Господин Рееры фыркнул. — Ладно, пойду куда скажешь, но, ей-ей, дома лучше, чем где-либо. — Как ты замуж вышел, носа из дома не показывая? — Не поверишь, так и вышел. Они всей гурьбой сами пришли, но это другая история. Ничего, доживёшь до моих лет и сам поумеришь пыл. Если дом — полная чаша, из него и выходить не хочется. Правда, это уже не мой случай. Наверное, и впрямь пора проветриться. Пока мы заговорили о браках, ты как умудрился так «удачно» выйти замуж и при чём тут твой дядя? — О, это очень поучительная история. Перескажу, когда будем на воздухе. Посмеешься. Серые глаза смотрят в карие внимательно, но те прячутся за веками, и лёгкая улыбка Шарля отдаёт горечью. — Почему-то мне так не кажется. — Я постараюсь весело рассказать. Спасибо за совет с переводом. — Всегда пожалуйста. Чашка чая, уже пустая, опускается на стол с лёгким звяканьем. Господину Рееры жаль своего собеседника, но сделать для него что-то больше он пока не может. Только посочувствовать, а это такая малость…***
Шарль просматривал первые выданные для ознакомления листы перевода. Охочих оказалось довольно много, но инарэ не собирался ни расстраиваться, ни сдаваться раньше времени. — Как прошёл ужин на прошлой неделе? А то я так и не спросил. Дарсия зашуршал газетой, перелистнул, даже не посмотрев на супруга в кресле напротив. — Нормально. Сделал что хотел в своём поместье? — Да. — Ну и чудесно. Шарль, я не могу каждый раз оставлять тебя дома. Ты в кои-то веки стал сдержанно одеваться и вести себя. Так что в следующий раз мы поедем вдвоём. — Ладно. Вот и поговорили. Содержательно и честно. Шарль собрал листы, словари и свои наработки и поднялся. — Ты куда? — К себе в кабинет. Там будет удобнее. В гостиной ему тоже было неплохо, но только не с супругом, не когда тот начинал говорить. В основном граф держался, но иногда сил на то, чтобы изображать из себя предмет интерьера, просто не хватало. Дарсия сложил опостылевшую газету и откинул подальше. Супруг называется, уткнулся в свои нечитаемые тексты и носа из них не кажет. Хоть бы слово сказал, спросил, чем Глава живёт последнее время. Ни поговорить, ни поспать — не муж, а наказание… После поворота мыслей на альковную тему лорд заёрзал. В физическом плане он мужа хотел даже очень. Казалось, сильнее, чем в первый год. Такого чарующего, гордого, а теперь холодно-отстранённого, но всегда голодного и отзывчивого на ложе. Но сегодня не вторник и не пятница, а идти к Шарлю на поклон с нежностями и просьбами… К чёрту. Тоже фифа выискалась. — Ксан! — Что угодно, инэ? Дарсия быстро написал три слова на листке, сложил, запечатал и передал дворецкому. — Отправь на улицу Медных Монет. Дом там указан. А потом накрой на стол в малой гостиной рядом с моей комнатой. Это всё. — Как пожелаете, инэ.