Самые нелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений. Оскар Уайльд
Просторные переходы, высокие потолки, арочные проёмы окон, мягкие ковры, глушащие шаги, на полу. Шарль шёл по Дому Советов с чувством лёгкого сожаления. Красиво, но так старомодно… Словно только вчера тут упразднили кланы. Ну ладно, допустим, это он хватил, но ведь название этого здания как раз в честь былых сборов глав кланов и Князя, а теперь тут заседает парламент, а эти господа уж точно не держат совет. Выборы шли уже несколько часов, всё, что можно было говорить, уже сказано, и граф очень надеялся на неприятный сюрприз для господ заседателей. Они так упирают на агитки в столице, что забывают о периферии. А там ведь тоже есть аристократия, более того, она ведёт частное хозяйство в своих землях. Все до одного участники Алой партии провели реорганизацию своих земель. Их реформа, конечно, затрагивающая права и свободы людей, была выгодна частному хозяйству, и она была проверена. За все эти «тихие годы в подполье» велась колоссальная работа с населением, наглядные демонстрации, только что не экскурсии. Собственно, во время таких мероприятий, пока «делились опытом», в партию попадали новые заинтересованные лица. Их меньше волновали люди и больше деньги, но деньги — тот краеугольный камень, который, если умеючи расположить, можно добиться очень многого и даже не очень-то ожидаемого изначально. Шарлю импонировало его ближайшее окружение. Львиная доля — военные, дипломаты, все те, кто часто бывал за границей и видел отнюдь не блеск столиц и крупных городов. Виест, так же как и большинство стран, стоял на самой грани катастрофы и внутренней войны, но многим так удобно и уютно, когда у них на глазах шоры… Порой уютно настолько, что лошадь, имя которой Государство, видит яму, только когда в ней оказываются все четыре ноги. — О, кого я вижу! — барон Сорра де`Гиё улыбнулся со всем возможным радушием и даже распахнул руки, словно приглашая в объятия. — Шарль, сколько лет, сколько зим! Неужели снизошёл до нас с блистательных вершин богемной жизни? Граф улыбнулся одному из ведущих инарэ в партии мужа и явственно почувствовал, как пальцы, пожимающие чужую руку, жаждут сложиться в кулак и как когда-то расквасить этой вежливой змее нос. Ну, разумеется, Сорра в курсе его «богемной» жизни и покровительства. У него тоже была певичка, а потом, как и многих, не блещущих способностями, её выгнали с нагретого места. Шарль сам приложил к тому руку. Но бесила в бароне не снисходительность и явственная гордыня, а маслянистые бесстыжие глаза. Эта гадина мысленно его уже не то что раздела, а как минимум разок отымела. — Осмелюсь полюбопытствовать, уж не нашего ли Главу?.. — Нет, я не к Дарсии, а будь это так — меня бы не пустили на порог, не явись он сам к дверям и не препроводи меня. Вежливая улыбка (чтоб у тебя губа треснула!) и кивок головой, принимая ответ. Шарль хотел бы уйти, но барон явственно никуда не спешил. Более того, он сложил руки и чуть склонил голову в жесте вежливого внимания. — Я могу поздравить? — С чем, барон? Я не припомню ни праздников, ни значимых дат. — Ну как же? А ваш выход на выборы, да ещё и в качестве главы? Это ведь с лёгкой руки вашего супруга, я прав? Как же сильно нужно любить, чтобы помочь организовать и продвигать группу инарэ со столь противоречащими взглядами. Любить или умело ублажать. Последнее не было высказано, но Шарль это фактически прочёл в чужом взгляде. Он хотел было ответить, но передумал и прикрыл глаза, внутренне наслаждаясь чужим удивлением, смешанным со страхом. — Сорра, тебе ли не знать, я не спонсирую и не поддерживаю глупости, так что это всё исключительная заслуга упорства Шарля. Да, моя радость? Сухой и быстрый поцелуй в висок и рука на талии, недвусмысленно сжимающая и притягивающая к себе. Собственник. Лукавый взгляд из-под ресниц на профиль супруга и уже совсем другой, прямой и вежливо-вопросительный, на барона. Граф как никогда был рад тому, как крепко они связаны и как чуток Дарсия к его агрессии. Конечно же, он не предупреждал лорда о своём визите, тот просто был рядом, почувствовал мужа и решил спросить о причине посещения. Ну и подоспел очень вовремя и частично слышал разговор. И даже его собственнические повадки как никогда на руку. Общество барона неприятно обоим супругам, но так они точно вдвоём против одного. Инарэ же при виде своего Главы заметно побелел, но вот от чего больше — от ярости или страха — так сразу и не скажешь. Шарль потянулся очень осторожно, чтобы подсмотреть чужое сознание, но не соприкоснуться с ним и не выдать себя. Дарсию в его партии многие недолюбливали, но вот так в открытую презирать… «Если расшаркивания исчерпаны — пойдём. Мне противно». Вместо ответа быстрый синий взгляд и кивок, но последнее уже барону. Когда их разделила пара коридоров, рука с талии наконец изчезла. — Рановато-то ты осматриваешь потенциальное рабочее место. Вы не пройдёте. — Пройдём. Но я тут не для того. — А для чего? По мне соскучился? Очень сомневаюсь. — И правильно делаешь, мне хватает тебя дома. Держи. Шарль извлёк из внутреннего кармана письмо и, протянув мужу, остановился. Дарсия принял конверт с подозрением, но письмо извлёк, развернул и прочёл. — Хм… — Глубокомысленно, родной. — Не язви. Я просто не понимаю, почему тебя вызывает начальник тайной жандармерии. Ты опять что-то натворил, как с тем терактом? — Угу, только на этот раз организовал. — Шарль! Граф мягко вытянул из музыкальных пальцев письмо. — Не кричи. Я понятия не имею, зачем меня вызывает младший княжич. Скажет — перескажу тебе. Может, пока просветишь, что он забыл в этом здании? — Не в курсе. И мне это не нравится. — Удивился бы, будь ты в восторге. Ладно, мне пора. Спасибо, что проводил и увёл от своего заседателя. Надеюсь, мы не часто будем пересекаться, не то я ему ещё что кроме носа разобью. — Я могу проводить до самого кабинета. — Спасибо, я не кисейная барышня и в обмороки при виде потомков княжеской линии не падаю. Шарль иронично подарил воздушный поцелуй на прощание и поспешил прочь от Главы. Проводить-то он мог, где гарантия, что он потом постыдно не вцепится в него и не начнёт умолять начальника жандармов не забирать его в тюрьму, так как у него муж и дети, и на кого он их, сирых, оставит?..***
То, что приятельских отношений с начальником тайной жандармерии Князя не будет, Шарль понял, только взглянув в глаза младшему княжичу. Тот очень сильно напоминал отца — те же золотые, чуть вьющиеся волосы, те же голубые глаза. Вот только волосы подстрижены коротко, на военный манер, а глаза ледяные и бездушные. Интересно, как он с братьями общается? «Я знаю, что ты помышляешь что-то против Князя!» — так? — Чем обязан, ваша светлость? В качестве ответа ему протянули письмо. Только теперь от княжича Люсьена, и назначенное время ещё не наступило, до него было полчаса. — Этим и обязаны. Мой брат интересуется вами и вашей партией. Я по долгу службы ознакомился с вашим делом… — У меня есть дело? Перебивать было невежливо, и княжич дал это понять, досадливо поморщившись, но тонкую папку на стол положил. Обложка была самым толстым в этом документе. — Дело есть у всех. Ваше — не самое примечательное. Единственный сын и наследник рода, отец, муж, любитель искусств. Дурных наклонностей не имеет, в порочащих связях не замечен. Но есть две поправки. Инцидент с истреблением трёх деревень, в ходе которого вы выступали как свидетель и пострадавший, и направленность вашей партии. — А последнее при чём? — При том, господин граф, что это явственно революционое направление. — Реформаторское, ваша светлость. Исключительно реформаторское. Я такой же монархист, как и мой муж. — Допустим. Но вы запрашивали документацию о терактах. То есть запрашивали-то не вы, а капитан личной гвардии Князя и ваша правая рука. — Низко же вы ставите Дамиена, ваша светлость. Я на посту Главы исключительно с его подачи. — Пусть так. Но господин капитан не был замешан в делах, подрывающих безопасность государства. — О! Так я уже замешан? — Пока нет. Пока. Но теперь вы в сфере моего пристального внимания. — Из-за интереса вашего брата? — И из-за этого тоже, — глава жандармерии сцепил пальцы и откинулся на спинку кресла. — Я служу Князю. Его интересы — мои интересы. Его враги — моя забота. Возможные враги в том числе. — Ваша светлость, а вы служите Князю-брату или Князю-отцу? Княжич Родерик только что в стойку не встал. — Инэ, следите за словами. Вирриан не восстанет против отца. Престол перейдёт ему в своё время. — Ну слава Маан! Хоть одного брата вы не подозреваете в государственной измене. Я могу идти? А то мне, оказывается, назначено свидание с вашим братом, а я не в курсе, даже не надушился. — Идите. И меньше язвите и не наживайте себе могущественных врагов, они вам не нужны. — Это верно. Но больше, чем могущественных врагов, я боюсь врагов глупых. Смертельная вражда — вопрос важный, в нём нельзя быть легкомысленным. Шарль легко поднялся и вежливо поклонился на прощание. Несмотря на свидание с главным соглядатаем страны, настроение было отменное. Игривое и шальное, если так пойдёт дальше — он и впрямь договорится до чего-нибудь. Посадят за всё хорошее в Белую башню — и кукуй там столетия напролёт. Впрочем, радовался и гулял граф недолго — он тихонько выжидал, пока уйдёт младший из сыновей князя или пересечётся со своим братом. Это наверняка будет забавно. Но чуда не произошло. Братья разминулись, и мужчина, попросив у одного из многочисленных служек воды, осушил бокал и отправился на очередную встречу с «царственным родственником». — Вы удивительно пунктуальны для инарэ искусства, инэ. Разные глаза напротив тихонько посмеивались, но не обидно. Граф вглядывался в этот разноцветный взор и никак не мог понять, почему же княжич Люсьен ему неприятнее даже его въедливого и дотошливого брата. — Ваша светлость, не льстите мне. Я тут был за полчаса до вас благодаря вашему младшему брату. Княжич искренне удивился. — Вас вызывал Родерик? Зачем интересно?.. Можете не говорить, я... — Из-за вашего ко мне интереса. И потому что я замешан в теракте и партия у меня революционная, — с готовностью наябедничал Шарль, почти наслаждаясь вытянутой физиономией собеседника. — Я прямо-таки чувствую, не хватает какого-то особенно компрометирующего меня факта. Ваш брат был бы счастлив. Княжич словно бы поперхнулся, а потом захохотал во весь голос. Он смеялся так искренне и заразительно, что граф бы присоединился, но он не любил смеяться непонятно над чем. — Ох! Я уже давно так не смеялся. Родерик неподражаем, право слово. — Верю, ваша светлость. — Присаживайтесь, инэ. И давайте на «ты», мы слишком давно знакомы и очень часто общаемся для этого холодного «вы». Шарль второй раз за день опустился в кресло в маленьком кабинете, но теперь не перед столом, а у туалетного столика, на дистанцию куда меньшую. Он не был согласен с «часто»: светские рауты, ежегодные собрания знати и немногие литературные встречи, где они пересекались со времён сдачи перевода «Откровений», никак не вписывались в понимание самого Шарля о частотности. А уж тем более о сокращении дистанции и той грани, где «вы» переходит в «ты». Одной частотой тут никак не обойтись. — Итак, для начала поздравляю. — С чем все так упорно меня поздравляют? С выборами? Так я не сижу пока в Избранном Совете напротив мужа, не строю ему рожицы и не показываю язык. — А вы для этого рвались в парламент? Так хочется показать язык? — Иногда раздирает прям. Ваша светлость, вы всё равно не говорите «ты», а я бы и не посмел. Давайте оставим всё как есть. — Это будет затруднительно по нескольким причинам. «Как раньше» у нас с вами в любом случае не получится. Я вас позвал в связи с несколькими чрезвычайно взаимосвязанными событиями, и они в корне поменяют наши взаимоотношения, дорогой граф. — Дайте угадаю — это связано с выборами, — Шарль не спрашивал, он утверждал, но всё равно удостоился кивка. — Да. И не только, инэ. Вы хотите заседать в Избранном Совете. Я хочу вас там видеть. Соболиные брови взлетели вверх. — Ваша светлость, зачем? — Затем, что Родерик не так уж и не прав. Я, как и вы, хочу перемен. Довольно сильных, ибо наша политика внутри страны сейчас — вяленькое бульканье в застоявшемся болоте. Ему нужен катализатор. — Ваша светлость, у меня была тройка по химии. Никакой тройки у него не было — твёрдая четыре, но это не важно, ибо дело набирает скверные обороты. По крайней мере, когда так долго говорят хорошие и правильные вещи — это явный намёк на то, что «но» ещё грядёт. — Мне нужны вы и ваша партия, инэ. Это не подрыв государственного строя и не козни против брата. Это моё видение ситуации и того, что нам нужна встряска. — Ваша светлость, не мучайте, ради Маан. Что вы за это хотите? Мою душу? Увы, её уже забили себе демоны. Княжич откинулся на спинку так же, как его брат, незадолго до того, но с совершенно другим выражением. Мягким и чутким. Он смотрел и улыбался, как это мог бы делать лис. Шарлю не нравилось в этой ситуации быть на месте какого-нибудь доверчивого животного из сказок, заранее обречённого на провал. — Вашу душу? Ну зачем. Я удовольствуюсь сердцем и то не сразу. Начальная ставка не так и высока — всего-то тело. Шарль и до того был собран, но теперь каждый мускул натянулся в готовности бежать, рассыпаться, драться, брыкаться — да что угодно. Он сделал последнюю попытку прощупать почву, уже предчувствуя, что спасительной кочки в этом болоте не будет. — Я, верно, не так понял… — Я вас хочу. В любовники, в фавориты, называйте как хотите. — Не думаю, что у вашей светлости есть проблемы с кандидатами… — Есть и огромные. Но одна почти идеальная кандидатура у меня имеется. У вас, инэ, как по мне, один недостаток — строптивость. Чёрт не поймёт, что творится в вашей голове. И, ах да, упрямство. Два недостатка, но я вполне готов мириться. Ну так… — Я, вообще-то, замужем. Вас это никак не смущает? — А должно? Вы с супругом так виртуозно наставляете друг другу рога… Шарль поднялся одним слитным движением. — В постели чаще, чем с супругом, я бываю только с книгой. Чистейшая правда в ситуации нынешней и грядущей. Найти кого-то равного Раулю быстро не представится, а искать он намерен только равного, не уступая ни в единой мелочи, и, вообще, с него хватит. Таких, как Господин Рееры, больше нет, а Дарсия… Сволочь, но родная. Нет уж, лучше жить в тройном браке: он, Дар и его «птички», а княжич может довольствоваться дулей и даже с маслом, этого добра не жалко. И вообще… О Рауле никто не знал. Ну хорошо, лорд Дэшем и семья Рауля, но те языки себе отгрызут, а никому не скажут. В обществе они были аккуратны. Чрезвычайно аккуратны! «Шепоточков» не было, он бы знал, слишком долго и внимательно слушал слухи. Так откуда?.. — С чего вообще вы взяли, что я неверен мужу? — Но ведь ваш супруг… Аналогия, просто вывод согласно принципу «два сапога пара». Этого и следовало ожидать, но от сердца отлегло. Шарль не так уж и испугался скандала, как запятнать имя Господину Рееры. Столица понятия не имела, кого потеряла, но это не повод отдавать его имя светским стервятникам. Только не Рауля, он уже своё сполна выплатил этому городу. — Мой супруг — это мой супруг. Я — это я. Если это всё, то извините. Моя строптивость в очередной раз сыграла дурную шутку. А купить, конечно, можно любого. Только вот цена разная, с моей вы не угадали. Я могу идти? Граф рванул к двери, не дожидаясь позволения, и, только коснувшись ручки, замер и полуобернулся. — Ваша светлость, разрешите последний вопрос? Дар предвидения, та его часть, что касается наиболее точных прогнозов, за которые приходится платить… Шарль не договорил, так как княжич нахмурился и стиснул один подлокотник так, что побелели костяшки пальцев. — Я оракул, а не провидец. Пронырливый мальчишка где-то в глубине души радостно заулюлюкал. Княжича же никто не тянул за язык? — Но вы же знаете особенности этого дара? Вы не могли бы меня просветить, хотя это и наглость с моей стороны. Вы же наверняка хотели услышать вопрос, какая поза больше нравится. Против ожидания разноглазый инарэ только хмыкнул и то не зло, а просто напряжённо. — Отнюдь. И вообще, я бы посоветовал вам расспросить непосредственно обладателя данного «таланта», но это, увы, редкое дарование. Я знал только одного такого умельца, Рауля де`Сарэ, последнего Господина Рееры. — У него остался сын. — Вы о Марселе? Пф. У него давно стабильная врачебная практика, а орудие пыток он наверняка видел только на картинке. Нет, в столице больше нет палача и, наверное, уже никогда не будет. А что до вашего вопроса… У оракулов и провидцев схожий дар, но первые всегда видят будущее последовательно, насколько хорошо — вопрос силы такого одарённого. Дар провидцев хаотичен. Их видения сумбурны, неопределимы во времени и, в общем-то, бесполезны. Но есть несколько особенностей: они точно знают дату своей смерти и могут слегка её подвинуть, не больше чем на два месяца в обе стороны от известного часа, а значит, выбрать и способ. Ну и ещё смотреть чужую судьбу, но каждый сеанс осознанного предвидения сжирает огромный объём физических и ментальных сил. Проще говоря, они вполне могут израсходовать всё и остаться жить до отведённого часа в состоянии, близком овощу. Я удовлетворил ваше любопытство? — Вполне. — Удовлетворите и моё, откуда вы знаете о моём таланте? — Вы сами только что обмолвились. — Но ваш вопрос... Княжич, видимо, понял, что сглупил, досадливо щёлкнул языком и неожиданно протянул Шарлю руку. — Тайну на тайну, инэ. Дайте, пожалуйста, руку. Граф пожал плечами и вложил руку в чужие горячие пальцы. Княжич ногтём вспорол тонкую кожицу чужого запястья. Кровь брызнула туго, но ранка затянулась почти молниеносно. — У вас хорошая регенерация. Даже слишком. Больше я вас не задерживаю. До свидания, инэ. Берегите себя. Шарль попрощался и сразу же поспешил к Дамиену. Партия в этом году точно никуда не пройдёт, более того, её могут прикрыть с лёгкой руки двух Княжичей. Если уж они с капитаном ничего не придумают, то тогда да, можно заказывать оркестр — погибать, так хоть под приличную музыку.***
— Шарло, чёрт бы тебя побрал… Дамиен досадливо ударил по столу и заходил по комнате. Раз перешёл на сокращённое имя — расстроен, раз не полез драться и не ругается — не винит самого Главу. — Такое дело загубили… Чёрт бы побрал этих княжичей с их вкусом… Он был очень зол? — Ты когда-нибудь общался со средним княжичем? Нет? Давай просвещу: он нечитаем и непредсказуем. Я не знаю ни одного инарэ, который был бы настолько себе на уме. Я даже не понял, удивился он моему отказу или ожидал его. Капитан выпустил под потолок струю дыма и выбил трубку. — Тогда нам остаётся только ждать. Выборы будут идти ещё два дня… — Два дня до столицы будут доставлять их результаты с окраин, сами-то они уже завершились. Я уже любовался предварительными сводками: у нас призрачные шансы. — Но мы обгоняем другие новые партии. — Как обгоняем, так и вылетим. Особенно теперь. Ладно, извини. Я сам не ожидал от себя такого бездарного Главенства. Принципы, чёрт бы их побрал… — Э, не. Есть вещи куда важнее места в Парламенте. Идти по головам — это одно, а вот согласись ты идти через княжеское ложе — вот тогда был бы ещё большой вопрос: составлял бы я тебе компанию. А это мы как-нибудь переживём. Иди домой, радуй мужа. Пусть хоть у кого-то будет праздник. — О да! Он не преминет мне напомнить о том, что он говорил, предупреждал и пророчил, а я его не слушал! С нетерпением жду этой тирады. Возвращаться домой не хотелось. Ноги понесли его окольными путями, через Шумную площадь и особняк де`Сарэ, ключ от которого он оставил на пороге, позвонив в тонкий и громкий колокольчик, совершенно не похожий на прежний. Прошёлся по бульвару Цветных камней — прибежищу самой известной столичной богемы — и даже заглянул к восстанавливающемуся театру. Он его таки купил, и теперь здание опутали густые леса и на три квартала в разные стороны шёл запах побелки. У Малого вокзала возникло малодушное желание рвануть из столицы на край света и не встречаться лицом к лицу с грядущей катастрофой. Билета он не купил. Даже на территорию вокзала не зашёл, только посмотрел вслед раскалённой махине поезда, увозящей аристократию в загородные поместья. Весенний сезон закончился, все значимые события отгремели, а выборы настолько предсказуемые, что всех вполне устроят лаконичные заметки в газетах через два дня. Особняк в районе Изумрудного дола удивительно тих и пуст. Дарсии нет дома, несмотря на поздний час, а значит, лекцию придётся ждать. На трезвую голову этот сомнительный подвиг он не потянет. Глава Синей партии наконец появляется, только когда половины в бутылке красного сладкого вина уже недостаёт. — Ну зачем же сразу было напиваться… — Увы, этого у меня так и не вышло. Шарль отсалютовал бокалом более чем ровно и осознанно. Если опьянение и было, то это станет понятно, только когда он встанет, ибо голова лёгкая и ясная, что ещё не говорит о том, что ноги не унесут его влево, когда он пойдёт прямо. Дарсия только покачал головой и, подойдя, принял протянутый бокал и даже чокнулся. — Хоть по какому поводу пьём? — синеглазый инарэ опустился в кресло рядом с оттоманкой, облюбованной супругом, и пригубил вино. — Или так?.. — Ты с радости, я с горя… А впрочем… — Шарль придирчиво посмотрел на вино на просвет. — Я тоже выпью с радости. Надо же отметить, я не каждый день отшиваю особ княжеской крови. Дарсия оставил бокал резко и подался вперёд. Вся его ленность и усталость тут же исчезла. — Погоди, кого это ты отшил? — Драгоценного среднего сына нашего Князя. Он настолько хотел меня в любовники, что предложил место в Избранном совете. А у меня был такой неудачный брачный опыт, что я решил, что ещё одного тирана я в своей кровати не переживу. Так что, радость моя, ликуй! Партия в Парламент не пройдёт, а я не попаду в княжескую опочивальню. Ну-с? Не слышу торжествующего: «Я же тебе говорил!» Дарсия и не подумал торжествовать. Он обошёл Шарля кругом, забрал бокал и, присев на корточки перед оттоманкой, взял чужие руки в свои, чуть пожимая. — Он тебе ничего не сделал? Ничего не говорил? Я могу… — А вот этого не надо, — Шарль резко сел и холодно вырвал руки из аккуратного захвата. — Актёр из тебя некудышный, и твои собственнические порывы, припудренные нежностью и заботой, смотрятся смешно. Никто твою игрушку не отобрал. Можешь иметь во всех позах согласно расписанию и чередовать с «птичками». Только вот показного участия не надо. Ты достаточно наплевал мне в душу, а от лицемерия меня уже тошнит. Лорд не держал мужа, когда тот поднялся и ушёл. Он совсем не думал, что искренний порыв Шарль воспримет именно в этом свете. Они, конечно, регулярно говорят гадости друг другу, но это ведь не отменяет, в общем-то, хорошего отношения и расположения. Он вполне серьёзно был готов отстаивать его честь и имя, и в списке причин «почему» привязка к его собственному имени и формулировка «он мой» стояли отнюдь не на первом месте.***
— Нет, ну ты дурак? — Ну почему дурак? Мне было скучно. Да и ожидание выборов мучительно, а теперь так хорошо и весело, разве нет? Шарль задорно подмигнул распекающему его Этелберту. Дамиен, стоявший рядом, только пыхтел трубкой и со своим Главой с момента извещения, что он секундант и приглашён на дуэль, не говорил. Граф оглядел поляну и лагерь неприятеля из трёх инарэ и едва удержался, чтобы не помахать им и не спросить, как у них дела в такое чудесное утро. Завтра им прямо с утра скажут результаты, а сегодня он разобьёт нос, а может, расковыряет грудину Сорру, ну чудесно же! Вообще идея с дуэлью была затеяна не со скуки и не из-за нервного напряжения. Просто барон и некоторые его друзья, так же как и Шарль, решили посетить «Маску». Театральный ресторан с соответствующим антуражем вообще был местом популярным и уважаемым. Ну никто же не заставлял господина заседателя напиваться? Впрочем, хорошо, может, он был не так уж и пьян. Он просто был расстроен, что у него Глава «северная безмозглая выскочка». Тиран, мразь, сволочь, чтобы ему было пусто и желательно во всех начинаниях и прям с завтрашнего дня, а лучше — с вечера сегодняшнего. Попивая кофе и доедая пирожное с шоколадной крошкой, пока курьер искал ему чёрную розу, Шарль услышал ещё много нового и интересного. Особенно удачные опусы хотел выписать, но так и не сложилось. В итоге к моменту, когда розу таки принесли, граф убедил себя, что страшно зол и просто-таки обязан вступиться за честь супруга. Зол-то он, может, и не был и претензии в адрес Дарсии слышал часто, ну уж очень нужен был повод и велико желание на законных основаниях набить морду барону. Тот как минимум был не прав в одном: ума у Дарсии было не отнять. Как и тонкого расчёта и некоторого таланта к интригам, хотя он больше предпочитал действовать напрямую. На преподнесённую розу смотрели недоумевающе, и ещё добрых минут десять пришлось пояснять, что это приглашение не на юбилей, свадьбу, похороны, новоселье, свидание, а на дуэль и пораньше, прям с утра, минут за пятнадцать до рассвета. А почему? А потому, что страсть как любит мужа, прям жить без него не может, и слушать про него гадости в количестве больше десяти за раз ему невыносимо. А драться до смерти не надо — это будет так некрасиво накануне оглашения результатов. Вполне достаточно до той черты, пока один не сможет встать. Оружие любое на выбор, но лучше шпаги или мечи, только не пистолеты, а то они замучаются их перезаряжать, а брать с собой охотничьи ружья неэтично. И ни в коем случае не надо запечатывать дар! И переживать за него — сирого, убогого, нераскрывшегося — тоже не надо. Это всё было так забавно. Конечно, Рауль бы давно отвесил ему подзатылок, но Господина Рееры рядом не наблюдалось, и следить за его шалостями стало некому. А чем-то, кроме как шалостью, это не воспринималось. Ну что, ему бояться, что ли? Чего? Проигрыша? Он не собирался проигрывать — много чести. На него столько сил было потрачено, поэтому дудки, господа. Так что страх, совесть или что там не мешали ему вечером того же дня гулять с сыном, любоваться погодой, природой и лицом эрцгецога, который не придумал ничего лучше, чем выпрыгнуть из экипажа посреди моста, потому что увидел графа и поспешил его заверить, что Люсьен за-что-то-там-вы-знаете-за-что просит прощения и просит успокоить господина Главу, а то тот слишком переживает и рвётся защищать честь, на которую даже и не покушались. Напоследок княжич очень пристально посмотрел на Анри, и чужая нежная улыбка не понравилась уже самому Шарлю. Отведя сына в дом на улице Гиацинтов, он, не заходя домой, поспешил к Этелберту. С кем там Дар выяснял отношения — он лучше узнает завтра после дуэли, иначе рискует просто на неё не попасть, ведь Главу очень заинтересует вопрос: а куда это он собрался с супружеского ложа спозаранку. Так что, ограничившись запиской, граф всю ночь сладко проспал в гостевой спальне чужого дома и наверняка проспал бы саму дуэль, не разбуди его непосредственно хозяин дома и по совместительству второй секундант. И вот теперь они все здесь, и главный дуэлянт сияет, как новый золотой, а все остальные хмурые и сосредоточенные, что только добавляет Шарлю настроения. — Я до последнего надеялся, что это глупая шутка. Шарль вздрогнул против воли и резко обернулся. Дожил. Так привык к лёгкому холодку чужого сознания, что, когда тот появился вблизи, даже не отреагировал, а теперь вот — стой и смотри в хмурые укоризненные очи. — Я никогда так не был рад тебя видеть! — Этелберт ненаигранно обрадовался, всем видом излучая счастье. — Переубеди своего ненаглядного, очень прошу. Шарль тут же сник и скрестил руки на груди. Он почти прожигал управляющего банком взглядом. — Это ты позвал, да? Друг называется. — Ну не только он, — Роярн выглянул из-за плеча своего Главы очень осторожно. — Вообще, сначала Эт рассказал мне, и мы решили, что вы уже не подерётесь, а вот это недоразумение… Карие глаза так явственно стали отливать медью, что Роярн предупредительно заткнулся. Дарсия же, напротив, расцепил руки и плавно двинулся к «лагерю» барона. — Сейчас эту неудачную шутку мы прекратим. Шарль не церемонясь рванулся следом и, ухватив супруга под локоть, развернул к себе, впиваясь глазами в глаза. «Не позорь меня!» «Это кто ещё кого позорит. Затеять дуэль непонятно из-за чего, да ещё и с одним из видных политиков накануне оглашения результатов…» «Тебе его что, жалко?» «Сорра? Да Маан избавь. Мне жалко моего дурного мужа». Дарсия кивнул в сторону своего подчинённого и вдобавок глазами показал, чтобы Шарль наверняка обратил внимание и заметил презрительную и издевательскую улыбку. «Наша с тобой разница в возрасте сейчас не так уж и велика, но вот он старше меня и порядочно, и истинное обличье и дар у него, конечно же, давно есть. Я недолюбливаю Сорра, но я же не вызываю на дуэли каждого, кто мне не нравится!» «А зря. Это дурость — держать у себя за спиной гадину, готовую укусить в первый же удобный момент. Ты физически когда-нибудь не сможешь балансировать в состоянии вполоборота к другим партиям и к своей собственной, кому-то рано или поздно придётся показать спину. А что до разности сил… Я не боюсь». «А стоило бы!» Синие глаза сверкнули, но Шарль предупредил рывок и сжал пальцы на локте мужа лишь сильнее. «Шарль, отпусти. Эту ситуацию нужно разрешить миром». «Да щас! Это моя инициатива, он ничего поменять не может и отступиться тоже, разве что я пойду на попятную». «Значит, по праву старшего я пойду за тебя». «Нет». Шарль отпустил чужой локоть и сделал шаг назад, позволяя видеть не только свои глаза, но и всё лицо, каждое движение мимических мышц. Он смотрел просто и прямо, спокойно и без той горячности, с какой останавливал благородные порывы лорда. «Если ты хоть немного меня уважаешь, если ценишь хотя бы на ноготь — не позорь меня. Я не девушка, чтобы прятать меня за спину, и я давно сам отвечаю за свои слова и поступки. Если я проиграю — это будет мой позор, не твой. Ты не даёшь мне свободы, права в полной мере распоряжаться моими землями и имуществом. Но ты не можешь забрать у меня право самому выбирать себе противников. Он тебе важен, нужен, ценен? Нет. Вот и дай мне самому поквитаться за сальные взгляды, эпитеты и намёки. Дай мне хотя бы такую малость, как возможность держать своё слово». В этот раз обогнуть лорда Шарль смог без какого-либо сопротивления, но излишне прямая спина ему дорого стоила, как и показное равнодушие. Дарсия, не оборачиваясь и не говоря ни слова, вернулся к зрителям, за исключением разве Дамиена, который, как ему и было положено, пошёл за графом и уже почти его нагнал. Этелберт и Роярн, не слышавшие диалога супругов, с недоумением смотрели на них обоих. Когда Шарль прошёл уже половину положенного пути и настроился на то, что, когда он упадёт, Дарсия будет в компании добивающих, лорд не сдержался, ругнулся и зло сплюнул на землю. — Придурок безмозглый! Баран недобитый! Сам дома шкуру спущу! От сердца тут же отлегло. С лёгкостью и изяществом, которому сейчас позавидовал бы даже Рауль, Шарль крутанулся на месте, словно бы на коньках, и, взмахнув руками, отвесил своим болельщикам самый изысканный и прочувствованный поклон, на который только был способен. Разгибаясь, он приложил руки к груди и, улыбаясь, одними губами прошептал: «Спасибо». Роярн смотрел на всё это недоумевая. — Странная у тебя манера подбадривать… Дарсия только косо хмыкнул, пряча за веками лучистый взгляд. — Зато теперь он точно не посмеет проиграть. В центре поляны секунданты сделали последнюю попытку примирения, подытожив словами: «Деритесь вы скорей, спать хочется». Одна из конфликтующих сторон была не против примирения, хотя и на условиях, вторая никого не слушала, вещала о природе и о том, что «а вон там ползёт туча и будет дождь, давайте и впрямь начнём, а то ведь никто не взял зонты, а драться в грязи неэстетично». — Зря. Ей-ей, зря, — барон доставал из чехла узкий, волнообразный клинок с таким сожалением, словно бы принёс его в ломбард как последнюю семейную реликвию. — Давайте я хоть свои способности запечатаю, а то как-то совсем уж нечестно. — Инэ, да вы радуйтесь моей беспечности, — Шарль попробовал остроту лезвия подушечкой большого пальца и с удовольствием и лёгким свистом рассекаемого воздуха встал наизготовку. — Когда вам попадётся ещё такой самоуверенный противник? Старший инарэ занял позицию так же неохотно, как до того доставал меч. Его фламберг был сантиметров на пять длиннее клеймора Шарля, но, выбирая мечи даже не прошлого — позапрошлого века, он явно надеялся, что графу рапиры и шпаги будут привычнее. Ну он же не знал, что Рауль безжалостно издевался над своим учеником, который родился явно не в своё время, ибо двуручник лежал у него в ладони как влитой, а вот шпаги делали красивые, но малодейственные пируэты. Волнообразное лезвие звякнуло о прямое, и клинки запели, высекая искры. Фламберг с почти чёрным лезвием пилящими движениями вхолостую ходил по гладкому телу собрата и никак не мог добраться до плоти. Пару раз Шарль издевательски сбил чужой меч со своего клинка движением, уместным для шпаги, а не для двуручника. Он всего-то изящно сделал кистью полукруг, и прямое лезвие, плотно засев между двумя «волнами», утянуло чужое оружие за собой. Барон потихоньку начинал злиться. Шарль не навязывал тому поединок совершенно. Он отступал и кружил, а удары сбивал так лениво, словно бы ему не ломило кисть и запястье от мощных атак. Несколько раз удары приходились на гарду, и в итоге графу это таки надоело. По крайней мере, он резко перешёл в атаку и задал очень быстрый и рваный темп. Зрители с обеих сторон подались вперёд. Одно дело — смотреть за вялым трепыханием, и другое — за схваткой, в которой противники превращаются в смазанные тени. — А хорошо дерётся. Этелберт не поленился поднять голову, чтобы посмотреть на Дарсию. Тот похвалил мужа! С ума сойти! — Рори, ты там нигде трещин на небе не видишь, не? Оно там, случаем, не падает? Дарсия также не поленился и посмотрел на управляющего не искоса, а повернув голову и фактически приморозив того к земле. Правда ненадолго. Ветер донёс запах крови, и лорд встрепенулся. — Его ранили. — Так у Сорра тоже может быть первой группы… — неубедительно заметил Роярн, пока его Глава весь подался вперёд, в прямом смысле держа нос по ветру. — У Сорра кровь может быть какой угодно, но я знаю, как она пахнет у Шарля. Шарль тем временем уворачивался от очередного удара. Неглубокая царапина уже затянулась, но ирду было жалко — клинок Сорра «пропилил» ткань и слегка окрасился в алый. Порезал бы глубже — оставил бы фиолетовый след, а так только капилляры да небольшую венку и задел. — Инэ, может, пора прекратить? Барон сам сбивается с шага, он, в отличие от Шарля, не столь тренирован и никак не ожидал от первого модника столицы такой прыти и мастерства. — Но мы же только начали! Барон оскалился и, плюнув на свой благородный порыв с «неприменением магии», свободной рукой сотворил пас. Резкий порыв ветра снёс Шарля вбок, но тот подпрыгнул вверх и, сделав в воздухе кувырок, как акробат, приземлился точно на ноги, а клинком не убился и не зашвырнул куда подальше. — Инэ, вы бы отогнали вон ту тучку на горизонте, хотя если вам угодно превратить меня в осенний лист — воля ваша. В ответ невразумительно рыкнули. Когда они сошлись вновь, старший инарэ перехватил меч одной рукой, а другой выхватил кинжал с таким же волнообразным лезвием. По правилам он имел на это право, но только теперь граф по-настоящему насторожился. От маленького клинка несло жжёным сахаром. На ум сначала пришёл абсент и только потом специальный раствор, которым обрабатывали клинки военные. Инарэ убить непросто, даже другим инарэ. Регенерация латает и рубящие, и колющие удары, может заживить неглубокий удар в сердце, восстановит мозг, есть даже шанс выжить с выпотрошенной брюшиной спустя полчаса после инцидента, если, конечно, непоправимо не повредят крупный кровеносный сосуд, а всё содержимое вернут обратно. Но сами дети Великого Летуна, конечно же, нашли обходные пути. Сталь, обработанная особым составом, замедляла регенерацию, и этого более чем достаточно. С огнестрельным оружием было несколько хуже. Обычные пули хоть и делали в теле дырки и опаляли плоть — всё же не убивали наповал, особенно если вовремя обработать ранение и попасть в орган менее значимый, чем, скажем, сердце или печень. Тут тоже два пути: обработка составом или разрывные пули, запрещённые в использовании всем, кроме военных. А теперь этот жжёный сахар, ненавязчиво намекающий, что этого ножика стоит бояться больше, чем его большого собрата. Следующие десять минут дуэлянты по-простому гонялись друг за дружкой в пределах круга. Правда, Шарль одновременно парировал, уклонялся от резких порывов ветра, атаковал и ругался. В итоге некорректным ударом ногой выбил всё же кинжал из руки противника и боком напоролся на фламберг. Кровь брызнула крупными каплями, но почти сразу же перешла в струйку. Воодушевлённый успехом барон поспешил закрепить начинание, и выбитый клеймор сделал красивую дугу над головами двух инарэ, войдя лезвием в землю далеко позади Шарля. Заседатель Парламента победоносно изогнул губы в преотвратной улыбочке: вежливой, но неискренней до скрипа зубов. Граф глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. — Благодарю, инэ. Зрители не подались вперёд — хлынули на поляну и так же шарахнулись обратно, когда землю вспахала кровавая плеть, в следующий миг смирно трансформировавшаяся в двуручник и кинжал, больше напоминавший короткий меч. — Сангиэ! — Дамиен первым отошёл от шока и перестал сквернословить. Правда, зрачки его тёмно-зёлёных глаз не спешили сужаться. — Маг крови, чёрт его дери! Я до последнего думал, что он пирэ! Роярн требовательно дёрнул друга за рукав. — Ты знал? — Нет, — Дарсия тут же повернулся обратно к поляне, где фламберг всё больше парировал удары и всё меньше их наносил. — Сейчас это не важно. Он должен его ранить, чтобы поставить «крючок». После этого Сорра уже точно не встанет. — А ты уверен, что он может ставить эти самые «крючки»? — это уже Этелберт, и он взволнован куда больше других. Мало того что у друга прорезался такой талант, так он ещё и не сказал! — Неопытные кровники только силы теряют, но никак не сражаются. — Неопытные? О, нет. Шарло, судя по всему, знает, на что способен, иначе этого показательного выступления с плетью сейчас бы не было, — лорд оскалился очень уж многообещающе. — Если он вспорет Сорру грудь, я клянусь — передам ему право продавать и покупать земельные наделы без согласования со мной. А может, и ещё что. Шарль сделал обманчивый уклон вправо, но рубанул с плеча в другую сторону так, что ни чужой клинок, ни его хозяин уже не смогли противиться. Как и обещал Дарсия, встать барон уже не смог. Его придавила его же кровь, категорически несогласная бежать по венам к мышцам и давать им сокращаться. Жжёный сахар огнём жёг левое предплечье графа, на траве валялся ещё один кинжал с волнообразным лезвием. По правилам их могло быть два. Взгляд поверженного инарэ был более чем выразителен. Он-то проиграл, но Шарлю его победа обойдётся дорого, тем более что кровь, льющуюся из раны, он остановить не мог. Карие глаза улыбнулись вслед за полными губами, а потом стали янтарными. Кровавый палаш разбился о ледяную стену, брызнув во все стороны осколками-каплями. Графа инерцией отбросило чуть назад, в чьи-то жёсткие, но надёжные и цепкие руки, и не подумавшие ронять нежданную добычу. — Не марайся. Шарль откинул голову на широкое плечо мужа и прикрыл глаза, ловя на своём лице сине-серебристый, с голубыми проблесками взгляд. — Гласир… Надо же. Дамиен и Этелберт уже вовсю ругались с секундантами Сорра, а капитан уже держал через платок один из кинжалов. Обрабатывать клинки составами, замедляющими регенерацию, было запрещено. Эта привилегия была лишь у военных — и то только на поле боя. Заседатель к военным никак не относился. Роярн выступал как свидетель и придерживал носком сапога второй кинжал. Шарль закрыл-таки глаза, втягивая носом чистый, знакомый и родной запах. — Дар… Пойдём домой.***
— …он сильно обиделся. — Извинюсь. Шарль полулежал в жёлтой гостиной и старался даже интонацией не выдавать, как ему больно, когда лорд в который раз вытирал ему от мази рану, чтобы после вновь наложить её на десять минут. Дарсия же, верный себе, ужасно педантично выполнял инструкции приглашённого медика. Тот промыл и обработал ранение только первые три раза и наказал повторять эту нехитрую процедуру, пока весь яд не выйдет или его не переборет организм. Организма хватило только на то, чтобы остановить кровотечение. — Тебе придётся хорошо извиняться. Эт явно не ожидал, что ты можешь не сообщить о таком событии, как получение истинного обличья. — А я и не получал его. Глава синей партии, наложив очередную повязку, поднял на мужа глаза. — То есть как? — Так. Способности проклюнулись, но и только. — Давно? — Где-то с год. Дарсия знакомым графу жестом провёл рукой по волосам. — Почему ты мне не сказал? Вместо ответа улыбка. Не ехидная, грустная и очень многогранная, в комплекте с прикрытыми глазами и лёгким почёсыванием носа. «Почему?» Глупый вопрос. Потому же, почему они перестали общаться, делиться важными событиями своей жизни да и вообще стали жить каждый своим, сходясь только в спальне и то нерегулярно, и часто куда реже, чем два раза в неделю. Учить его начал ещё Рауль, в меру своих сил конечно, и оставил рекомендации и адреса с указанием: как, к кому и когда обратиться за помощью. Он и сам мало-помалу осваивался. Самым трудным оказалось удержать над раскрытой ладонью одну единственную каплю своей же крови. Дальше пошло куда легче. — Подумать не мог, что ты гласир. Да, я знаю, за двадцать два года можно было бы и спросить… — За это время много можно было сделать. И не только тебе. Шарль вдруг нахмурился, вспоминая их обмен любезностями, в ходе которого выбил мужу коленную чашечку. — Дар, если ты управляешь льдом, то зачем… — Управляю? — невесёлое хмыканье и взгляд в сторону. — Громко сказано. Та глыба, что наверняка и сейчас украшает лес, который вы выбрали — мой минимум. Минимум. Я не могу творить в малых порциях, резерв у меня не так и велик, но из него не зачерпнёшь, пока там не накопится на что-то столь же монументальное. Могу организовать метель и пургу посреди лета, но не могу одну снежинку. — Ну ты же не единственный гласир во всей округе, что, неужели нельзя найти наставника? Синие глаза полыхнули какой-то застарелой болью и почти отчаяньем. — Наставника? Можно. Весь север Виеста — от Белого хребта до Серебряных островов — через одного маги льда. Ровнёхонько мои родные края. А путь туда мне заказан. Наш дар сильно зависит от того, в какой клан входил наш род, это сейчас они упразднены, а все инарэ перемешались по территории страны. Рода смешались друг с другом, так что отец может быть магом земли, а сын — магом огня, но так было не всегда. А то, что ты кровник, лучше всего доказывает, что ты родня Князю. — Седьмая вода на киселе. — И всё же. Отец у тебя тоже сангиэ, я прав? Шарль только пожал плечами, неохотно отвечая. — Мама. Отец и дед — пирэ. Если уж на то пошло — по материнской линии я к княжеской семье ближе. Она была внучатой племянницей. К слову о княжеской семье… Им что, мёдом рядом со мной намазано? Сомневаюсь, что его светлость Родерик устраивал тебе такой же допрос с пристрастием. Но это цветочки, вчера предо мной расшаркивался будущий князь, и вот тут я окончательно перестал что-то понимать. Глава синей партии очень тепло улыбнулся и стал снимать корочку мази с раны под шипящий аккомпанемент мужа. — Эрцгерцог куда проще и внимательнее, чем кажется. Он со всеми держится довольно открыто и дружески, так что наверняка пришёлся бы тебе по вкусу, не будь ты расстроен общением с его братьями. Он будет хорошим Князем, плюс Люсьен в советниках как главный оракул страны, плюс Родерик как глава жандармерии. Если они не рассорятся — правительства слаженнее и сильнее и придумать нельзя. Эрцгерцог Вирриан живо интересуется работой Парламента и следит за каждым новым распоряжением и законом, так что… — А склонности к педофилии у него нет? — Что?! Маан, Шарль откуда ты вообще это взял?! — Да так… М! Дар! — Глава опешил, когда граф схватил его за руку и подался вперёд так, что чуть не свалился со своего ложа. — А что ты наговорил Люсьену? — Что наговорил… ничего не наговорил. Дай руку, её обрабатывать нужно! — Не дам, пока не скажешь! Шарль даже поднял над головой раненую конечность с тем видом, с каким поднимают ценность, которой можно шантажировать. «Ценность» была так себе, кроме того, мазь тут же поползла по ней вниз к плечу и к рукаву задранной рубашки, грозя непоправимо ту испортить. Лорд скептически вскинул одну бровь и преспокойно вернул «ценность» в должное положение, угрожающе примеряясь к ранению лекарской лопаткой, которой размазывал по ране мазь. Но ответить всё же соблаговолил. — Не успел я ничего такого сказать, меня спешно заверили, что раз ты такой верный и я так пекусь за твою репутацию, то никто ни на кого не будет посягать и я могу себе на радость запирать тебя дома, ходить вокруг и рычать на каждого неаккуратного прохожего, который вознамерится посмотреть в окно. — Да какая тебе разница, с кем я сплю. Уа-у-у-у! Несчастную руку пришлось вырывать с боем и проклятиями, ибо её стиснули почти до хруста. Ещё подвывая, Шарль неодобрительно косился на супруга. — Ты или лечи, или вреди уж до конца! Мне проще новую конечность отрастить, чем эту с твоей «помощью» в должный вид привести! — А ты не дерись с кем попало — и не надо будет потом ничего лечить! Дай руку! — Не дам! Доломать её я и без тебя могу! Лопатка была отобрана, но, лишившись «работы», лорд и не подумал уходить. Ему хватало и того, что он сдирал корочку, графу одной рукой это делать было неудобно. Когда от ранения остался шрам, Шарль заключил, что он прекрасно сам рассосётся дня через два. После обеда они дремали порознь, потом поругались, за ужином помирились, приговорив на двоих три бутылки вина и две крови, поговорили о несправедливости мира, жизни и выборов, после чего на «пять минуточек» прилегли на кушетку, пока перестанет кружиться голова. Утром Ксан при всём желании не сможет сдержать трёх невероятно возбуждённых мужчин, которым будет совсем не жаль будить двух бессовестно дрыхнувших в обнимку Глав (по-другому на узкой кушетке всё равно бы не вышло, Дарсия и так лежал чуть наискосок, примостив длинные ноги на соседнем кресле, а Шарль лозой обвился вокруг и с комфортом использовал чужую грудь как подушку). — Проснитесь оба! Партия прошла! Шарль! — Ну и чудесно, зайдите через час... Последняя часть фразы смазалась зевком, а инарэ внаглую предпринял попытку отвернуться от источника шума. Дамиен с таким наплевательским отношением был категорически не согласен и решительно затряс Главу за плечи. — Да проснись же! Мы прошли в Избранный совет! И это при том, что у нас не хватило больше половины голосов! Да Шарль же! Граф что-то буркнул, устроил голову на плече мужа затылком к посетителям. Дарсия, то ли так и не просыпаясь, то ли уже в состоянии дрёмы не желая расставаться с тёплым одеялом, обнял, «натянул» повыше и вознамерился лечь на другой бок, игнорируя шаткость своего положения и законы физики. Равно сердитые Роярн и Этелберт, переглянувшись, помчались в сад. Холодная колодезная вода из двух вёдер выплеснулась с шумом, плеском и матом. — Ну наконец-то. Пьянь несчастная, а ещё Главы и господа заседатели… Тьфу и растереть… Дамиен, заседатель и управляющий возвышались над друзьями в примерно одинаковых позах и втолковывали всё то, что уже было сказано. Шарль мелко дрожал — всё же пробудка столь варварским способом была для него в новинку. С носа капало, противный ручеёк бежал между лопаток, а рубашка прилипла к телу. Дарсия сидел совсем рядом, они даже соприкасались коленями, но теперь он стал невероятно далеко в духовном плане, а тёмные глаза в обрамлении слипшихся от воды ресниц выстудили всё тепло ещё и изнутри. — Поздравляю. Сухое и терпкое, как последний глоток из той несчастной бутылки, что они распили на двоих, а потом целовались до потери сознания. Всё, поцелуев больше не будет. И начавшейся было сказки тоже не будет, потому что теперь они непримиримые оппоненты, и винить в этом некого, разве что собственную гордыню. На заметку Теперь есть общая группа в вк с сообщениями о выходе новых глав, музыкой, иллюстрациями (если художник перестанет на меня дуться и не придушит за Рауля) и всем прочим. Ни к чему не призываю, но, если кому удобно, можно «шпионить» за всеми обновлениями оттуда — https://vk.com/oniks_d