Вам бы переиграть, только целься не целься, Не подменишь значков на игральных костях. Пусть вино при свечах романтично донельзя, Вы в плену, хоть почти что в гостях. Канцлер Ги – Романс Родгера Вальдеса
Джейме бы вторично дал свою правую руку на отсечение, уверенный в том, что его отец никогда вечер напролёт не просиживал при свете тусклой свечи над бумагами и счётными книгами. Он мог представить за этим не самым благородным делом своего брата, но никак не лорда Тайвина, и уж точно не себя. И всё же, пытаясь разобраться с делами Кастерли Рок, которые всё это время лежали на немолодых уж плечах кастеляна, Джейме прочитывал донесение за донесением, прошение за прошением, а узкие длинные столбцы цифр сливались и рябили у него перед глазами. Бумажная пыль щекотала нос и глотку, и время от времени Цареубийца делал глоток разбавленного вина из кубка – время текло слишком быстро, а дел за время отсутствия хозяина в Западных Землях накопилось слишком много. Множество записок от крестьян и горожан Ланниспорта и Кастерли Рок было написано одним и тем же почерком; видимо, какой-то грамотей промышлял на рынке написанием писем. Почерк был корявым, совсем не изящным, но Джейме, чьи успехи в письме левой рукой были слишком ничтожны, с тоской осознавал, что пишет сейчас хуже, чем этот безвестный человек из черни. Он с отвращением посмотрел на культю – наедине с собой он не желал носить золотой, всем напоминающий об известной присказке протез. Затем с не меньшим отвращением взглянул на левую руку. Кто-то однажды, ещё в Королевской Гавани, должно быть, желая подбодрить его, сказал, что охромевший, раненый зверь вдвойне опасен и силён из-за своей ярости. Но в нём больше не было ярости, лишь горький привкус обречённости на устах. Из столицы его провожали с помпой, отец благословлял, а сестра плакала от гордости, но благословления были пустыми, а слёзы – лживыми, как и этот благородный пост Хранителя Запада был подачкой ставшему бесполезным воину, а этот величественный замок – всего лишь ссылкой. Металлический стук во дворе замка привлёк внимание мужчины, и тот подошёл к окну, радуясь, что что-то отвлекает его от управленческой рутины, которую он успел возненавидеть в столь краткий срок. Над Кастерли Рок сгущались сумерки, но это не помешало Джейме разглядеть внизу двоих бойцов, пляшущих в потешном бою. А, приглядевшись ещё лучше, он признал в одном из сражающихся Бриенну Тарт. Он нахмурился и едва не кликнул слугу, но вовремя вспомнил, что сам разрешил мастеру над оружием снабдить девушку тренировочным тупым клинком; забудь он это и потребуй от Бриенны объяснений, ему от неё не дождаться ни слова ещё долгое время. Джейме слишком долго был воином и слишком хорошо ценил воинское искусство, чтобы вот так просто отвести взгляд и вернуться к опостылевшим бумагам и счетам. Он и прежде видел, как бьётся Тартская Дева – видел и испытал её мощь на себе. Но лишь сейчас, когда ей ничего не угрожало, когда от умения наносить удары и уходить от них не зависела её жизнь, и когда никто не глазел на неё, она, похоже, раскрыла свой талант полностью. С виду Бриенна были грузной и неповоротливой, но Джейме уже знал, что в бою она перестаёт быть такой; сейчас же, полностью отдавшись битве, девушка не ступала по каменным плитам двора, а, казалось, парила над землёй, оказываясь то спереди, то сзади своего противника и всякий раз заставая того врасплох. Сир Бенедикт – а это был именно он – крутился на месте волчком, но ему всё же удавалось в последний момент уходить от ударов Тартской Девы. Цареубийца поймал себя на том, что откровенно любуется этим боем, а больше того – воительницей. Такую Бриенну Тарт он не знал. Тело отозвалось на знакомый звук битвы, плечи невольно заходили ходуном. Когда-то он мог побить эту женщину, почти сделал это; он одержал бы победу там, на берегу ручья, если бы не цепи. Джейме словно бы вернулся в то время, когда, несмотря на плен, чувствовал себя сильным и ловким. И он снова почувствовал свою отсутствующую руку, тяжесть настоящего боевого меча в ней, холод закалённой стали… и боль, которая пришла совсем скоро. Его и раньше мучили подобные боли, но сегодня ощущения были особенно сильными. Мужчина вздрогнул, поморщился и потёр культю, надеясь облегчить свои страдания. В последний раз он посмотрел на Бриенну и мастера над оружием, которые теперь опустили мечи и отдыхали. Губы Джейме скривились от отвращения к самому себе и той доли, которую ему уготовили Боги. Он вернулся за стол, к неоконченным делам, и перо в его левой руке показалось Цареубийце не легче меча.***
Он не чувствовал себя таким неуклюжим, вероятно, даже в три года, когда впервые взял руки крохотный деревянный меч. Его прекрасная мать гордилась им тогда, и слёзы восхищения стояли в её глазах, а что сказала бы леди Джоанна сейчас, если бы увидела, как единственный наследник её великого дома с проседью в бороде скачет взад и вперёд, стремясь достать своего противника хоть кончиком тренировочного меча? Сир Бенедикт тактично молчал, всегда замирая вместо того, чтобы наградить Джейме ударом, в реальности ставшим бы смертельным. От этого Цареубийца лишь больше разъярялся, и его движения становились и вовсе рваными, а удары никогда не достигали цели. Но одно ранило и злило Джейме больше всего: в глазах, во всём облике мастера над оружием то и дело мелькало сожаление, ведь лучший мечник Семи Королевств теперь владел мечом хуже многих юных оруженосцев. Хуже всего было то, что от тренировки к тренировке у него почти не было улучшений. Рука по-прежнему не желала слушаться, меч по-прежнему казался невероятно тяжёлым, а мышцы всякий раз болели так неистово, что Джейме хотелось выть. Верный Клятве, подарок короля, призывно мигал рубином в ярком солнечном свете со стены, куда Цареубийца повесил его, а брать в руки этот великолепный клинок калеке и неумехе, как он, значило попросту осквернить его. Без меча, даже при страже, Джейме чувствовал себя голым и беззащитным, и это ощущение было ему отвратительно. Да он чувствовал себя лучше в те недолгие мгновения на Королевском Тракте, когда ему удалось завладеть мечом Клеоса, несмотря на рубище и кандалы, чем сейчас, в бархате и дорогой тиснёной коже! Пожалуй, тогда-то он и чувствовал себя мужчиной и воином в последний раз. И как же горько было осознавать, что его собственное тщеславие, желание посмеяться над Бриенной и погубили его! Но он был полон решимости если не восстановить репутацию лучшего воина, то во всяком случае научиться снова владеть мечом так, чтобы враг крепко задумался бы, прежде чем иметь дело с Джейме Ланнистером. В королевстве его племянника всё было подчинено Ланнистерам, все склонялись перед Ланнистерами, а мятежники вроде Робба Старка поплатились сполна за своё неповиновение, но инстинкты бывалого воина говорили Джейме, что рано ещё было откладывать меч и брать в руки перо. Тем более, что им он владел не лучше, чем мечом. И, как в Королевской Гавани он доверял молчаливости сира Илина Пейна, так в Кастерли Рок Джейме доверял сиру Бенедикту. Тот хоть и не был немым, но был до мозга костей предан дому Ланнистеров и скорее позволил бы пронзить себя мечом, чем осрамил бы своего нового господина. Именно он предложил для их бесславных занятий давно забытый крошечный дворик у самой кромки утёса. От бездны его отделяла лишь стена из обветренного, щербатого камня в половину человеческого роста. Возможно, именно эта близость с пропастью и отвратила жителей замка от этого закоулка. Джейме даже не мог вспомнить, чтобы в детстве забирался сюда, а ведь он обследовал все уголки замка. И сейчас Цареубийца был лишь рад: опасность, которой в его жизни совсем не осталось, пусть и ничтожная, приятно щекотала нервы. В один из дней, когда он выкроил время, чтобы снова дать своей никчёмной левой руке потрудиться, ему впервые показалось, что они с сиром Бенедиктом не одни на этом клочке замкового двора. Он оглянулся, но никого не увидел. Затем снова, но маленький дворик был всё так же пуст. И всё же Джейме не сомневался, что кто-то здесь был, ведь своим инстинктам он пока ещё доверял. Замешкавшись, он едва не пропустил удар мастера над оружием – а сир Бенедикт метил в грудь, и в настоящем бою этот удар стал бы смертельным. Цареубийца отвёл меч в сторону и предостерегающе поднял руку. Мастер над оружием понял его с полувзгляда и тоже оглянулся. И, словно бы это было условным сигналом, из-за угла флигеля, так удобно обособляющего это закоулок от остального замка, медленно вышла Тартская Дева. На лице её играл румянец, как у набедокурившего ребёнка, и кровь бросилась Джейме в лицо, когда он понял, что Бриенна видела, как неуклюже он здесь размахивал мечом. Никому не дозволено видеть его слабость, а меньше всех – ей! Она и без того слишком много раз видела его слабости: пылающим от лихорадки, в собственном дерьме, бредящим в купальнях Харренхолла, скованным, облезлым в начале их проклятого путешествия. - Миледи, - сухо произнёс он. – Сир, прошу, оставьте нас. Сир Бенедикт с поклоном удалился, но Цареубийца успел заметить, как блеснули любопытством его глаза. Бриенна затравленно оглянулась вслед мужчине и переступила с ноги на ногу. Джейме даже показалось, что она боится оставаться с ним наедине сейчас. И правильно боится. - Миледи, - повторил Джейме, хорошо зная, что подобное обращение выбивает у Бриенны Тарт почву из-под ног. – Итак, вы решили посмотреть, как калека пытается вернуться в мир, без которого жизни не знает. Надеюсь, вы получили удовлетворение, - в его голосе был лёд, хотя сам мужчина так и кипел от гнева. - Сир Джейме… - сбивчиво проговорила Бриенна, совсем забыв, что Цареубийце теперь полагается другой титул. – Я вовсе не хотела… И… мне жаль. Ей, в самом деле, было стыдно. И ей было жалко этого большого красивого мужчину, потерявшего себя. Но более всего ей было не по себе от того, что Джейме лишился руки, быть может, и из-за неё. Но она, конечно, совсем не думала смеяться над ним. Её просто привлёк стук мечей в этом уголке замка, который она считала покинутым. - Жаль?! – почти крикнул Джейме, но тут же взял себя в руки. – Теперь вы можете вдоволь посмеяться надо мной, и, надеюсь, этим все ваши обиды будут отомщены. Глаза Бриенны расширились, словно он сказал нечто удивительное. Цареубийца искоса смотрел на неё и с болью в сердце осознавал, что завидует ей. Завидует этому одинокому существу, брошенному в благородный, но безвыходный плен, живущему под гнётом собственных неисполненных клятв и угрызений совести, томящемуся под одной крышей с тем, кого от всего сердца презирает, некрасивому, нелюбимому… Он завидовал ей лишь потому, что она могла так легко взять в руки меч и поквитаться с любым обидчиком. Но лицо Бриенны Тарт сейчас выражало всё, что угодно, но только не презрение. Доброта, участие, понимание, жалость… Жалость! Жалость! Чувство, которое Джейме Ланнистер не переносил; он хотел бы и сам его не испытывать и, конечно, не мог позволить жалеть себя. Никому! А она жалела его. Жалела именно потому, что воительница понимала, что он потерял. Но вместо того, чтобы стать бальзамом для его сердца, это чувство разожгло в нём ярость. Он рубанул мечом воздух – всё так же неуклюже – и отбросил его прочь. Стальной клинок со звоном покатился по плитам двора. - Я и не думала смеяться над вами. Я понимаю, в каком вы отчаянии… - Отчаянии? – переспросил он, повернувшись и натянув на лицу улыбку. – Ну, что вы, никакого отчаяния. А теперь… когда я удовлетворил ваше любопытство, миледи, могу я остаться один? Она съежилась под его колючим взглядом, в котором Джейме даже не пытался скрыть неприязнь, которую сейчас ощущал к ней. Но, конечно, Тартская Дева не посмела ему перечить, покорно развернулась и отправилась прочь, втянув голову в плечи. Цареубийца, в свою очередь, повернулся и пошёл к парапету, за которым ревел ветер, и бушевало море. Свежий воздух немного остудил пыл мужчины, Джейме с удовольствием подставлял ветру пылающее лицо, словно рукам возлюбленной. Серсея… Думала ли она о своём сосланном брате там, среди позолоты Красного Замка? Тосковала ли по Джейме так, как он тосковал по ней? Здравый смысл подсказывал ему, что Серсея всё ещё была в обиде на него, но сердце надеялось на иное. Ему понадобилось несколько минут на прохладном ветру, чтобы понять, что Бриенна пыталась сделать шаг к перемирию между ними, а он так глупо и грубо её оттолкнул.***
Обида снедала Тартскую Деву с самой Королевской Гавани. Она должна была прислушаться к леди Кейтилин Старк и поверить ей и всем северянам, когда они говорили о вероломстве и двуличии Ланнистеров. Разве не убедилась в том она сама, едва въехав в столицу? Королева Серсея – прекрасная золотая леди, с языком острым, словно валирийский клинок, и ядовито-зелёными глазами, впивающимися в плоть не приятнее жал; лорд Тайвин, Десница короля – холодный, расчётливый, жестокий, живущий лишь разумом, но не сердцем; Тирион Ланнистер, цареубийца… Они прибыли в Королевскую Гавань слишком поздно, чтобы Бриенна могла лично познакомиться со знаменитым карликом Ланнистером, однако каким должен был быть человек, убивший короля? Конечно, её и саму звали цареубийцей, и суда ей никто не дал, не дал и защитника, а был у Бриенны лишь собственный меч… Однако же она точно знала, что не убивала Ренли, и леди Кейтилин ей поверила. Бес же пролил кровь не просто короля – своего племянника, собственную, родную кровь. Она должна была знать, что все Ланнистеры жестоки и лживы, и блюдут лишь собственные интересы. Почему она думала, что мужчина, прыгнувший за ней в медвежью яму, окажется другим? Бриенна пряталась от хозяина Кастерли Рок в отведённых ей покоях. Не то чтобы она чувствовала себя здесь в безопасности – нет, как и во всём замке, во всех Западных Землях, пожалуй; её спальня была единственным местом в замке, где она совершенно точно не могла встретиться с Цареубийцей, и уж, конечно же, он не явится сюда добровольно. Не после той сцены, что разыгралась между ними во дворе сегодня. Лицо Ланнистера всё ещё стояло перед Бриенной, пылающее румянцем, гневное и… испуганное. Он не боялся её, когда был её пленником, безоружный, скованный, оборванный против закованной в латы женщины с мечом; теперь они поменялись местами, и бояться следовало бы ей… Джейме не робел перед ней и в рубище, так почему в золоте и багрянце Ланнистеров, на своей территории он вдруг повёл себя так? Прошло некоторое время, прежде чем Бриенна поняла: именно потому, что он был у себя дома, был властелином этого замка, всех этих людей и даже её самой, он не мог показаться слабым ни перед кем. Уж тем более перед пленницей, которую ему нужно стеречь. То, что дозволено пленнику в цепях, не к лицу хозяину. Перед Бриенной на столе лежало вышивание: тонкая ткань с несколькими неуклюжими стежками, ворох ярких, впитавших солнце заморского юга, дорогих шёлковых ниток. Пленница Ланнистеров и нитки должна иметь лучшие, даром что её огрубевшие руки больше привыкли держать меч да латать кольчугу. С вышивкой у Бриенны не ладилось никогда, и она не занималась ею с тех пор, как её воспитание в Закатном негласно перешло из ведения септы в ведение мастера над оружием. Теперь же… Бриенна не помнила уже, когда у неё было столько свободного времени, которое не надо было посвящать тренировкам, охране кого-либо или защите своей жизни. Она уже не могла махать мечом целый день, не смущая и не зля Джейме Ланнистера, не отвлекая от других дел сира Бенедикта; с другими солдатами Ланнистеров она предпочитала не связываться. Вот и оказалось, что в сутках больше часов, и тянутся они куда дольше для пленника, даже почётного, чем для того, кто на свободе. И ей, чтобы заставить их бежать быстрее, пришлось наведаться в великолепную библиотеку Кастерли Рок, а после приняться и за вышивание. Стук в дверь заставил девушку подпрыгнуть на месте и насторожиться. Кого это ещё принесло? Девушка, помогавшая ей переодеваться ко сну и утром, должна была явиться много позже, хотя Бриенна вовсе не нуждалась в её услугах, как и в косых любопытных, с толикой насмешки и жалости, взглядах. Стук повторился, и Тартской Деве волей-неволей пришлось отворить. На пороге, к её изумлению, обнаружился Подрик Пейн – легко краснеющий оруженосец самого Цареубийцы, унаследованный им от сосланного брата. - Леди Бриенна, - он почтительно поклонился девушке, по обыкновению отчаянно покраснев, - милорд Джейме приглашает вас разделить с ним трапезу. От неожиданности у Бриенны отвисла челюсть. На миг ей даже показалось, что всё это ей снится. Сегодня днём Ланнистер глядеть на неё не мог, а теперь разыгрывает из себя гостеприимного хозяина, которым прежде быть и не пытался? Она была готова рассмеяться мальчишке в лицо и отослать его прочь, но он так выжидающе смотрел на неё, что и в душу Тартской Девы закралось сомнение. Возможно, ей не послышалось, и Цареубийца и впрямь приглашает её отужинать с ним. Так что ж? Сидеть напротив него, чинно поглощая пищу в наполненном неприязнью молчании, она не собиралась. Пусть она и пленница Ланнистеров, но распоряжаться ею они будут не раньше, чем наденут на неё кандалы. - Передайте милорду Ланнистеру мой отказ, - её голос был исполнен такого холода и чувства собственного достоинства, каких Бриенна сама от себя не ожидала. Пейн захлопал ресницами, открыл рот да тут же закрыл, но покраснел пуще прежнего; такое неповиновение Бриенны ошеломило его, но он, вероятно, был слишком хорошо воспитан, чтобы спорить с благородной леди, к тому же, на полторы головы выше него. С поклоном ещё более почтительным, чем первый, он удалился, и девушка тяжело опустилась на стул. Некоторое время она рассматривала свои большие, загрубевшие руки, размышляя над тем, чем же было на самом деле приглашение Цареубийцы: предложением мира или очередной насмешкой? Однако потом Бриенна снова вспомнила его взгляд, которым он одарил её сегодня во дворе, и поняла, что хорошего едва ли стоило ждать от этого ужина. Она с удвоенным усердием взялась за вышивание, стремясь придать своему существованию хотя бы какой-то смысл, пусть глупый и такой девичий. Она прокалывала тонкую ткань с таким остервенением, словно пронзала мечом очередного врага; стежки ложились ещё более криво, и Тартская Дева исколола себе иглой все пальцы. Это было просто смешным: как она, достаточно ловкая, чтобы выжить на поле брани, не могла управиться с такой простой вещью? С раздражением девушка отбросила вышивку и закусила губу. Она никак не могла справиться с этим чёртовым интересом, который породили в ней слова Подрика, приглашение Джейме. Не в её правилах было отказываться от своих слов, и, конечно, у Джейме будет новый повод посмеяться, ведь Под уже наверняка передал ему её слова… Бриенна снова посмотрела на белую ткань, на которой проступали невнятные солнечные лучи из золотистых ниток: она пыталась вышить платок со своим гербом. Вдруг возненавидев и саму себя, и отца, который пошёл на эту сделку с Ланнистерами, даже древний герб своих предков, Тартская Дева смяла платок в руке и широким шагом вышла из комнаты. Она не стала стучать: Цареубийца ведь должен был ждать её, не так ли? Ему придётся объясниться. Девушка собрала в кулак всё своё мужество и решительно толкнула дверь в солярий лорда Кастерли Рок. Удивительно, но там и впрямь был накрыт стол на двоих, и на нём явно было больше блюд и штофов с вином, чем они могли съесть и выпить вдвоём. Джейме стоял спиной к двери, глядя в пляшущее пламя камина. - А Под сказал, что вы не придёте. - Я передумала, - резче, чем это было допустимо в такую минуту, ответила Бриенна. – Что всё это значит, Цареубийца? – это слово слетело с её уст против её воли, но в это мгновение она была слишком зла на него, чтобы заботиться о его чувствах. Она могла бы подумать, что Джейме это не задело, если бы не заметила, как напряглись его плечи. Но ему хватило нескольких секунд, чтобы взять себя в руки. Когда Ланнистер оглянулся на девушку через плечо, на его губах играла заговорщическая улыбка. - Ну, я должен был как-то извиниться. Он повернулся к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тартская Дева, изумлённая до глубины души, забавно открыла рот, но затем, спохватившись, кашлянула и отвела от него взгляд. Улыбка Джейме сама собой стала шире. Всё-таки, какой бы сильной не была эта девушка в доспехах, её было до смешного просто смутить. Но он в самом деле хотел не этого: ему нужно было спокойствие и видимость мира в его доме. И для этого ему нужно было договориться с Бриенной. - Ох, я… Сир Джейме… То есть… ми… милорд… - она совершенно запуталась в его титулах, а на язык всё лезло предательское «Цареубийца». Но, если Бриенна хотела окончить этот вечер миром, ей стоило воздержаться от колких фраз. На сегодня, во всяком случае. Джейме усмехнулся и отвернулся на мгновение, давая возможность Тартской Деве взять себя в руки. Её широкое лицо покраснело, взгляд затравленно бегал из стороны в сторону, избегая останавливаться на нём; было что-то забавное и грустное одновременно в том, что эта девушка становилась такой растерянной и испуганной, когда кто-то просто был к ней доброжелателен. Вдруг Цареубийца заметил клочок белой ткани, который девушка теребила в руках, кажется, совершенно машинально. - Что это, миледи? Белый флаг? Вы сдаётесь? – пошутил он. Бриенна уставилась на платок в своих пальцах так, словно впервые видела его. Она поспешила смять его, спрятав скособоченное, словно детской рукой вышитое солнце. Брови её сошлись на переносице. - Не собираюсь я сдаваться. А это… просто баловство. Мои дни не слишком разнообразны в Кастерли Рок. Джейме вопросительно поднял брови, но девушка предпочла проигнорировать этот его жест. Тогда он предложил Бриенне занять своё место за столом. Будь на месте Тартской Девы любая другая девица, он должен бы был отодвинуть ей стул, а затем придвинуть его к столу, чтобы прослыть галантным. Хвала Семерым, с Бриенной Тарт все эти условности этикета теряли свою значимость, а повести себя так – значило смутить её окончательно. - Я отпустил Подрика, так что сегодня мы прислуживаем себе сами, миледи. Это несколько насторожило Бриенну. Не то чтобы она не могла сама себе отрезать мяса или налить вина, но почему-то Цареубийца захотел остаться с нею наедине. Глядя на его золотой протез, она подумала о том, как он будет управляться с маленькой двузубой вилкой и ножом, мясом, хлебом, кубком и всем остальным, но, похоже, Джейме уже успел привыкнуть к этим неурядицам. - Расскажите мне о своём отце. Бриенна едва не поперхнулась, услышав эти слова. - Об… об отце? – недоверчиво переспросила она. Мужчина кивнул, устремив на неё через стол взгляд своих чарующих зелёных глаз. Бриенна поспешила отвернуться, напоминая, что перед нею лев и почти что враг. - Я хорошо знаю своего отца, миледи: он никогда не делает ничего просто так. Также он не заключает союзов с теми лордами, кто не может дать ему что-то. Никаким образом. То, что вы здесь, может значить, что дружба Селвина Тарта была для него важна. Бриенна пожала плечами. Насколько она знала, её милорд-отец, властелин маленького острова, ценного лишь своей красотой, ничем не мог заинтересовать Десницу короля. У неё, правда, были на сей счёт свои соображения, но Ланнистеру они бы не понравились. - Вряд ли я могу даже предположить. Мой отец человек чести и любим своими людьми, несмотря на свой возраст, он ещё может вести их в бой. Да хранит его Матерь, - поспешно добавила она. – Но такими качествами обладают многие лорды в Семи Королевствах, - девушка задумчиво повертела наколотый на вилку кусочек морковки и посмотрела на Джейме. – Или нет? - Хотелось бы думать, что да, - конечно, вовсе не умение Вечерней Звезды расположить к себе горстку островитян так привлекло в нём его отца. - Он бывает достаточно строг… - добавила девушка, хотя, вообще-то, она не собиралась говорить этого ему. – И его бывает нелегко переубедить. А уж заставить отступиться от его клятв… - лицо Бриенны болезненно исказилось, когда она подумала о собственных обетах. - Он был строг с вами? Подняв на Джейме глаза, девушка увидела на его лице неподдельный интерес и даже… участие. Она помолчала некоторое время, подбирая слова. - Иногда. Поначалу. Когда он ещё думал, что мне просто не хочется вышивать и учиться танцам, как говорила моя септа, и я убегаю на конюшню или в оружейную, измазываюсь там копотью и грязью, лишь чтобы досадить ей… Мне пришлось побить несколько его гвардейцев, чтобы доказать, что она неправа, - её губы неожиданно раздвинулись в улыбке. Джейме понял, что сейчас Тартская Дева не с ним в Кастерли Рок, а снова в своей юности на Сапфировом Острове. Даже взгляд её затуманился. Ему так и хотелось сказать что-то колкое, ведь совсем не это он хотел услышать от Бриенны о её отце, но он заставил себя промолчать, чтобы не спугнуть это одухотворённое выражение на её лице. – Тогда он разрешил мне учиться сражаться. Мои сёстры и брат к тому времени уже умерли, и наша мать также, а отец не нашёл достойной женщины, чтобы жениться на ней, и, кажется, ему даже льстило, что в случае беды его наследница сможет быть в первых рядах обороняющих замок людей. - Почему он присягнул Ренли? Почему не Станнису, ведь он был следующим после Роберта согласно тем грязным сплетням про принцев и принцессу? – голос Джейме был ровным, но он почувствовал, что краснеет. Но он должен был спросить. Он должен был понять, знает ли Бриенна и что думает она об этом. Это также было одним из шагов к перемирию. - Станнис был узурпатором! – с жаром воскликнула Бриенна. Перед ней снова встало лицо короля Ренли, молодого, смеющегося, красивого. Он был перед ней словно живой, и девушка ещё раз удивилась, как королём можно было назвать кого-то кроме него. Потом она спохватилась, понимая, что слишком долго молчит, и Цареубийца с интересом разглядывает её. Интересно, что он увидел на её лице? – И он предал веру наших Богов ради чужого бога огня. Кроме того, король Ренли… лорд Ренли, я хочу сказать, - исправилась она, понимая, что говорит с дядей короля или даже… - был добр, великодушен и справедлив, каким и полагается быть истинному королю. Он стал бы лучшим правителем, чем любой из его братьев, - с горечью закончила она. Джейме рассеянно кивнул. Всё это она уже говорила ему на Королевском Тракте, и с не меньшим жаром, но всё же это не давало ему ответ на его вопрос. Неужто его отец настолько отчаялся, что ему потребовалась любая преданность даже мелких лордов, даже ценой таких угроз? Задумавшись, он не сразу понял, что Тартская Дева снова заговорила. - Простите, милорд, но я думаю, что, возможно, ваш отец просто искал солдат. Насколько я знаю – а я знаю – войско Ланнистеров и короля сильно поредело во время этой войны… прошу меня простить, - добавила она, заметив быстрый взгляд, которым наградил её Джейме. – Тарт может дать немного людей, но, возможно, ему нужны все они? Это было слишком похоже на отчаяние, чтобы Джейме легко поверил в это. И слишком похоже на правду. В Королевской Гавани он узнал, что казна Семи Королевств была почти полностью опустошена, а о пагубных последствиях войны и сотнях дезертировавших, сбежавших в леса, примкнувших к разбойничьим отрядам солдат Ланнистер знал не понаслышке. - Сир Джейме, - забывшись, она обратилась к нему, как прежде. Он в упор посмотрел на неё, и Бриенна поняла, что её слова ему не понравились. И ещё меньше ему понравится то, что она собиралась сказать ему сейчас. Но она должна была… это было правильно. Девушка хлебнула вина из кубка; славное борское золотое немного придало ей смелости, хотя она всё равно ужасно робела. – Я видела, что вы делали сегодня… Я понимаю, что вы делаете… И это выше всяких похвал. И, если я могу чем-то помочь… я бы хотела… Лицо мужчины ожесточилось, губы превратились в тонкую полоску. Этот ответ не требовал слов, но Джейме решительно мотнул головой. Бриенна поняла, что перешла запретную черту, за которой лежали враждебность и холодность. - Никакого отчаяния, помните? Я справлюсь со всем сам.