Aut tace Aut loquerre meliora Silentio *(с)
Бриенна в бессильной ярости смяла письмо. Её отец писал, что здоров, чего желал и ей, что на Тарте царит мир и благополучие; напоминал, что ей следует быть вежливой с сиром Джейме и другими хозяевами, какие могут найтись в Кастерли Рок, усердно молиться в надежде на то, что Семеро изменят её судьбу. Никогда прежде Бриенна не получала от отца таких скудных, сухих, безжизненных слов. Вечерняя Звезда любил выпивку и женщин и хорошую шутку, любил свою дочь и баловал её, но когда доходило до дела, Селвин Тарт был серьёзен и осторожен. Никаких советов, никаких надежд, никаких планов – ничего, за что мог бы зацепиться придирчивый, ищущий предателя глаз. Безвестность, бездеятельность угнетали Бриенну. Она надеялась, что отец ободрит её, намекнув на то, что её положение может измениться, но ничего подобного в письме не нашла. Тартская Дева понимала, что он тем самым защищает её – её жизнь полностью зависела от Ланнистеров и повиновения её отца им – однако не переставала злиться и на это тоже. Прочёл ли это письмо Джейме или его мейстер, прежде чем оно попало к ней? Или, быть может, оно сделало крюк и побывало в руках у самого лорда Тайвина? Бриенна искоса взглянула на крошки синего воска – печать была цела, когда девушка взяла письмо в руки, но даже она не была столь наивна, чтобы не знать, что письмо можно вскрыть и прочесть и запечатать, не оставив и следа. И каким по счёту было это письмо? Она отправила отцу несколько посланий, но ответ получила впервые. Что было написано в других – если они были? Никогда ещё Бриенна не была в таком отчаянии, не ощущала себя такой беспомощной. Она понятия не имела, что происходило в королевстве – если Цареубийца и знал что-то, то не посчитал нужным делиться с нею. Но даже столь далёкая от политики, Бриенна инстинктивно ощущала недоброе напряжение в самом воздухе, ветре, для которого не существовало границ, замков, частоколов. Лорды острова Тарт поколениями присягали Баратеонам, и вот оказались во власти львов. Формально её отец и сейчас хранил верность Баратеону на Железном Троне – юному Томмену, получившему престол после смерти брата. Но лишь ленивый в Вестеросе не болтал теперь о том, что дети Серсеи – бастарды Цареубийцы, а, значит, не имеют ни малейшего права на корону. Бриенна знала, что это правда, ещё с их бесконечных перепалок в Речных Землях, но именно сейчас почему-то она опасалась затрагивать эту тему, даже когда Джейме доводил её до бешенства. Впрочем, бастардом был Томмен или нет, её отец всё равно находился в опасности: вынужденно храня верность Тайвину Ланнистеру, он становился для Станниса Баратеона ещё большим предателем, чем когда преклонил колено перед Ренли. Письмо, которого она так ждала, не улучшило настроения Тартской Девы, а, напротив, привело её в ещё большее уныние. Казалось, высокие каменные стены Кастерли Рок давили на неё теперь с удвоенной силой, и всё валилось у Бриенны из рук. Строки в книге плыли перед глазами, а когда она взялась за шитьё, исколола себе все пальцы и окончательно испортила и без того некрасивую вышивку. Даже меч в её руке казался непривычно тяжёлым и громоздким, так что Бриенне поневоле пришлось вложить его обратно в ножны. Ноги сами понесли её прочь из-под сводов замка, из-под этой груды враждебного камня, но, даже когда девушка вышла во двор, ей казалось, что твердыня Ланнистеров пристальным взглядом лорда Тавина глядит ей вслед глазницами окон. И Бриенна Тарт, воительница, трусливо бежала туда, где могла бы спрятаться от этого взгляда – в маленький внутренний дворик, к которому замок был обращён слепыми стенами. Именно здесь она когда-то обнаружила Джейме с мастером над оружием – искалеченный рыцарь искал место, где никто бы не видел его позора; теперь она сама искала здесь убежища. Изрубцованная временем стена здесь обрывалась в сизо-голубую бездну, в которой встречались небо, море и ветер. Необъятный, пугающий простор… Линии горизонта отсюда почти не было видно, и в ясный день, как сейчас, казалось, что границы между голубым небом и голубым же морем вовсе нет. Если приглядеться, волны здесь совсем другого цвета, чем у берегов Тарта, но запах соли и крики чаек, возвращали Бриенну домой; особенно если закрыть глаза, не видеть этих стен из жёлтого песчаника, полагаясь лишь на слух и обоняние. Разве не этому когда-то учил юную Бриенну мастер над оружием в Закатном? Жив ли ещё старый рыцарь, научивший её держать меч, уходить от удара, кое-как, но принимать себя саму? Отец ничего не писал о нём, но это и не удивительно. Впрочем, узнай он её мысли, сир Гудвин сейчас, вероятно, рассердился бы на свою питомицу – он давал ей знания, которыми владел сам, не для того, чтобы она бежала от реальности, подменяя один замок другим, а для того, чтобы могла постоять за себя, даже если бы случилось самое худшее. Он учил её сражаться с одним, двумя, тремя противниками; верхом и пешей; булавой, мечом, боевым топором и кинжалом; слепой, раненой и в путах; одному только сир Гудвин Бриенну не научил – что делать, если против неё не поднимут меча, если не закуют в цепи, а будут обращаться, как со знатной дамой, вот только отнимут свободу. Вздохнув, Бриенна распахнула глаза: море и небосвод по-прежнему были на своих местах, такие же пугающие и манящие одновременно. Поднявшись на эту невысокую стену – это не трудно – и сделав один-единственный шаг, она станет свободной навеки, ускользнёт от жадных рук Ланнистеров, посмеётся над лордом Тайвином. И лишит своего отца всех забот разом – едва ли после смерти дочери лорда Селвина будет интересовать ещё хоть что-то в этом мире. Словно зачарованная, она шагнула к парапету, но затем испуганно отпрянула назад. Тартская Дева потрясла головой, отгоняя от себя наваждение, и на всякий случай отвернулась. Как-то в минуту досуга Джейме Ланнистер рассказывал ей о заключении его брата в темницах леди Лизы Аррен; по его словам, небо вот так же манило Тириона, и лишь огромное усилие воли тогда помогло карлику сохранить рассудок и жизнь. Бриенна дала себе слово не поддаваться отчаянию, но всё же покинула злополучный дворик, опасаясь даже оглядываться на море. Напоследок она спросила себя, подумывал ли Цареубийца о том, чтобы броситься головой вниз в море, избавившись разом от людского презрения и всех своих грехов? Волновали ли Джейме его потери так же сильно, как и её? Было бы забавно поинтересоваться об этом у него самого, но Тартская Дева знала, что у неё никогда в жизни не хватит на это храбрости. - Миледи, - сама того не замечая, Тартская Дева вышла прямиком в главный двор замка, где лорд Кастерли Рок устроил смотр гвардейцам Ланнистеров. В глазах у неё заалело от обилия багряных плащей, и она отшатнулась, едва не налетев на стройную шеренгу воинов в полном облачении. Джейме, в чьём костюме преобладало золотое шитьё, шагнул к ней. – Не ожидал вас здесь увидеть, - Ланнистер искоса посмотрел на Бриенну, зардевшуюся и взъерошенную. Можно подумать, она кому-то только что задала взбучку – очень некстати он вспомнил их бой у ручья; впрочем, когда он разглядел испуг и растерянность в глубине её глаз, в голову пришла глупая мысль, что это ей накостыляли. В любом случае, звона мечей он не слышал за это утро ни разу, так что любое из двух его предположений было неверным. - Я не ожидала, что вы… будете здесь… - пролепетала она, стушёвываясь окончательно под этими любопытными взглядами. Девушка знала, что лишь присутствие Джейме не позволяет солдатам злословить. Брови мужчины поползли вверх удивлённо и насмешливо. - Я говорил вам вчера вечером, миледи. Смутившись, она сжала кулаки. Хрустнувшее в руке письмо напомнило Бриенне о том, где она, кто она, что за человек держит её в полной своей власти, и что за люди её окружают. Напомнило, что единственный человек, которому действительно есть до неё дело, за много лиг отсюда, и она может больше никогда его не увидеть. Бриенна заставила себя распрямить спину и прямо взглянуть в зелёные глаза Джейме Ланнистера; она всегда терялась рядом с ним, но сейчас, при этих мальчишках и мужах в багряных плащах она должна сохранить лицо, показать, что истинная дочь Тарта не робеет даже и передо львами. - Я и забыла, - пожала плечами Тартская Дева. – Прошу меня извинить. Это прозвучало резко, так необычно для неё… Уголок губ Джейме дёрнулся, словно он злился – или собирался посмеяться над нею. Чувствуя, как вся её решимость держатся с ним гордо и холодно тает, Бриенна отвела взгляд. Он не засмеялся. - Если хотите… останьтесь, миледи. Возможно, вам будет любопытно, - он проговорил это без тени тепла или искренности, как просят остаться незваных, нежеланных гостей, вдруг заглянувших в ненастье. - Благодарю, но я откажусь. У меня что-то болит голова. Поспешно удаляясь в свои покои, Бриенна ругала себя на чём свет стоит. Ей всегда претила эта высокая болтовня, а отговорки, которыми пользовались дамы, чтобы избавиться от нежелательной компании, казались донельзя глупыми. И вот теперь она сама была вынуждена прибегать к ним, чтобы избавиться от общества Джейме Ланнистера. А так ли ей хотелось быть одной в этих стенах? Джейме не бы другом, но и он был лучше бесконечного безрадостного одиночества. И, в то же время, всякий раз, слушая его учтивую болтовню или куда более редкие вспышки ядовитой искренности, Бриенна не могла не думать о том, что, как бы Цареубийца ни называл всё это, она всё же была его пленницей. Была ли в том его воля или нет, но он стерёг её. И в том, что Джейме сделает с нею, если она попробует бежать, Тартская Дева тоже не сомневалась. Некоторое время девушка бесцельно мерила шагами свою комнату. Окна её спальни выходили не во внутренний двор замка, и команды, отдаваемые командиром гарнизона, и дружный топот солдат долетали до её слуха, но были негромкими, словно рокот волн. Она и не заметила, когда всё стихло, погружённая в свои невесёлые мысли. Письмо отца, измятое и немного потрёпанное, лежало на прикроватном столике. Время от времени Бриенна бросала на него взгляд, словно пыталась дотянуться до Селвина Тарта. Стук в дверь заставил девушку встрепенуться. Ожидая увидеть на пороге служанку или, самое большее, Подрика Пейна, Бриенна распахнула дверь. - Бриенна, - на пороге стоял Цареубийца и, по-хозяйски оттеснив девушку, он сделал шаг внутрь комнаты. У Тартской Девы пропала речь: впервые с того момента, как она прибыла в Кастерли Рок, Джейме переступал порог её покоев. Нигде ей не спрятаться. Должно быть, случилось что-то ужасное. - Сир… Милорд… Что вы здесь делаете? Джейме оглянул комнату, на секунду задержав взгляд на пергаменте с синей печатью. - Мейстер сказал, ты получила письмо из дому. Ты выглядела растерянной… Дурные новости? Возможно, он старался быть вежливым. Возможно, он старался проявить участие, как и полагалось хорошему гостеприимному хозяину. Возможно, Джейме и правда было не всё равно. Но отчего-то его вопрос показался Бриенне жестокой насмешкой. - А что, ты не знаешь, что в нём? – ощетинилась она. – Я даже не могу знать, было ли письмо одно или несколько… Я регулярно пишу отцу, но ответ получила впервые. Или всё-таки нет? Чего вы добиваетесь, милорд? Чтобы я решила, что моя судьба безразлична моему отцу? - Бриенна, что ты?.. – нахмурился мужчина. Речь Тартской Девы показалась ему не разумнее лихорадочного бреда. Но Бриенна никогда не могла скрывать своих чувств, вот и сейчас на её широком открытом лице отразилось всё, что она ещё не высказала. И Джейме почувствовал, словно его ударили. Подло, в спину, его собственным клинком. – Ах, вот, какого вы обо мне мнения, миледи? Полагаете, я читаю ваши письма, посмеиваюсь над ними и скрываю то, что кажется мне подозрительным?! Так вот: ничего подобного! Я понятия не имею, кто и сколько пишет вам. А если бы и имел, то не стал бы читать ваши письма – едва ли я нашёл бы в них хоть что-нибудь интересное. Если ваш отец не пишет вам, леди Тарт, значит, у него попросту нет желания! Он отвесил ей поклон, который явно разозлил бы любую женщину, кроме Бриенны Тарт, ошеломлённо хлопавшей ресницами. Если она и была разозлена на него, то, похоже, его вспышка потушила всю её злость. Только Джейме теперь дела до этого не было. И почему любые попытки сгладить острые углы в отношениях между ними приводят к вот таким вот перепалкам, делает ли первый шаг он или она?! Можно подумать, ему слишком нравится удерживать в своём замке эту угрюмую девицу! С куда большим удовольствием он отправил бы её к отцу на Тарт, а в Кастерли Рок вызвал бы Серсею! Мысль о сестре лишь добавила горечи. Она молчала, и Джейме не мог не думать, что ей было так же мало дела до него, как и Селвину Тарту до его несчастной дочери. Злые слова, которые он сказал Бриенне только что, уже не казались Цареубийце правильными, он чувствовал привкус желчи на языке и вину, всё больше укоренявшуюся в его душе.***
Джейме встречался с крестьянами, терпеливо выслушивал жалобы торговцев, купцов, мореходов, тщательно вникая в каждую; он подолгу говорил с мейстером о делах земель за пределами владений Ланнистеров и обсуждал с мастером над оружием состояние осадных орудий, защитных сооружений, количество необходимых Кастерли Рок мечей, копий и доспехов; он любил смотреть, как капитан гвардии до седьмого пота гоняет своих молодцов, хоть сам в учебных боях принять участие не мог, не явив всем своей никчёмности. Джейме никогда не видел себя лордом, но, когда ему поневоле пришлось им стать, к его собственному удивлению, ему всё это нравилось – а ещё больше нравилось чувствовать себя хозяином, не гостем или пленником, как в первые дни. Погружаясь в дела Кастерли Рок, Цареубийца забывал, что его отвергли в Королевской Гавани. Впрочем, не так уж он и любил все эти интриги, смрадно курящиеся у подножья Железного Трона, чтобы так быстро соскучиться по столице. Лишь отсутствие Серсеи делало его жизнь неидеальной. И, конечно, Бриенна. Он всё ещё был зол на эту переполненную глупой неприязнью к нему дурочку с острова Тарт за её предположение о том, что он удерживал письма её отца, а единственное, которое она получила – прочёл. Может быть, ему в самом деле стоило так поступить, но и сама мысль о таком поступке претила Джейме. И уж, конечно, он понимал, что, поступи он так в действительности, Бриенна и не заговорит с ним больше, а если и заговорит, то лишь затем, чтобы напомнить, что у него дерьмо вместо чести. Не то чтобы он рассчитывал приятно провести время в её обществе или не понимал, какие чувства испытывает девушка к Ланнистерам, держащим её в неволе, и к нему в частности, но всё же он полагал, что Тартская Дева успела узнать его лучше за время их странствий и в некоторые моменты его излишней откровенности. Кипя от негодования, он оставил попытки выказать Тартской Деве своё дружелюбие и участие и занялся делами замка, которых никогда не бывало мало. И лишь спустя два или три дня понял, что с момента их стычки в её комнате не перекинулся с нею ни словом и даже не виделся. Это было не слишком прилично гостеприимному хозяину, но с каждой колкой фразой Бриенны Тартской Джейме было всё сложнее играть эту роль. Или, быть может, ему стоило стать её тюремщиком, суровым и угрюмым, заточить её в башне, посадить на хлеб и воду? Не эту ли роль определил ему отец? Нет, если бы он хотел этого, он оставил бы Тартскую Деву в Красном Замке, на потеху Серсее и её фрейлинам. Но не того он желал Бриенне, пусть упёртой, неуклюжей и непреклонной в своём презрении; Джейме лучше других знал, как больно и глубоко ранят эту мужеподобную девицу любые насмешки. Став вдруг этаким спасителем для Тартской Девы, он был настолько самонадеян, что ожидал от неё некоторой благодарности. Но просчитался. Что ж, любые проявления благородства плохо ему удавались с тех пор, как в пятнадцать он убил короля. В эти дни Бриенна проявляла чудеса изобретательности, явно и старательно избегая встреч с ним, но несколько раз Джейме видел из окна своих покоев, как Бриенна фехтует на заднем дворе. Теперь она тренировалась одна, не ища помощи сира Бенедикта, и всегда так яростно нанося удары пустоте, что, быть может, это было и к лучшему. Ланнистеру почему-то совершенно не хотелось знать, кто был её воображаемым соперником. Чуть погодя Джейме с досадой узнал, что она облюбовала в качестве убежища тот самый дворик на краю скалы, в котором прятался и он сам. Он не привык делить что-то с кем-то, кроме сестры-близнеца, что ему стало не по себе от того, что кто-то, а больше всего эта девушка, с которой его не связывало ничего, кроме взаимной неприязни, имеет с ним хоть что-то общее. Джейме дал себе слово попробовать наладить хоть подобие нормальных отношений с Бриенной. В последний раз. Дружбе между ними не бывать, но они могли бы хотя бы стать добрыми соседями. Если у него снова не получится, он оставит все попытки и станет вести себя так, как того от него ожидала Тартская Дева. Едва ли это принесёт удовольствие хоть кому-нибудь из них, но не может же Джейме Ланнистер снова и снова просить прощения за то, чего не совершал! И уж если ему придётся каяться в содеянных преступлениях, то точно не перед Бриенной с острова Тарт! Если она снова отвергнет его попытку выбросить белый флаг, он позволит ей оставаться со своими мнимыми обидами столько, сколько она пожелает. Он нашёл Бриенну там, где и предполагал, к своему неудовольствию: опершись об обветренный парапет, девушка задумчиво наблюдала за парящими в выси чайками. Пребывание в Кастерли Рок явно не шло Тартской Деве на пользу: она стала не то слишком равнодушной, не то слишком беспечной, но она позволила Джейме подкрасться к ней. Ему пришлось кашлянуть, чтобы привлечь к себе её внимание, и Бриенна, вздрогнув, повернулась к нему. Веки девушки покраснели, глаза блестели, словно она была готова вот-вот расплакаться. Джейме почувствовал себя неловко в равной степени и от того, что не слишком желал видеть её слезы, зная, что всё равно почувствует себя виноватым, и от того, что вообще пришёл сюда искать расположения Тартской Девы. Как посмеялась бы над ним Серсея сейчас! Да и Тирион, куда лучше понимавший, что значит одиночество, а, значит, и мотивы Джейме, едва ли упустил бы повод ужалить брата парой двусмысленных шуточек. Но, верный своему решению добиться перемирия, Ланнистер напустил на себя самый дружелюбный вид. - Миледи, я думаю, нам стоит поговорить, - это прозвучало так по-придворному слащаво, что Джейме передёрнуло. Он никогда не говорил так, и вообще никогда не пытался получить внимание ни одной женщины, кроме своей сестры, так что эти слова ему пришлось буквально выдавливать из себя. Он был солдатом, а не придворным щёголем в сверкающих доспехах, и меч был куда лучшим оружием для него, чем слова. Беда была только в том, что своим клинком он сейчас владел так же плохо, как и великосветской болтовнёй. По счастью, Бриенна Тарт тоже ненавидела придворный этикет и все эти церемониальные предисловия. Она тоже была солдатом, хоть и принадлежала к противоположному лагерю, и тоже предпочитала прямоту и силу любым красивым, но бессмысленным или лживым речам. В этом они были похожи. Глядя на Джейме, она нахмурилась. Похоже, его появление заставило её насторожиться и заподозрить худшее, и это порядком развеселило Ланнистера. - Мы не во дворце, сир Джейме. Что такое? – судя по её виду, девушка приготовилась к наихудшим известиям. - Вы обвинили меня в том, что я читаю ваши письма и утаиваю то, что приходило вам от отца. И мне, как бы странно для вас это ни звучало, хотелось бы оправдаться. Я не знаю, какие инструкции оставил мой лорд-отец мейстеру Крейлену. Но я говорил с ним, и он утверждает, что других писем от лорда Селвина не было, а все ваши письма на Тарт были исправно отосланы. Не думаю, чтобы он стал мне лгать; в конце концов, вероятно, я – единственный лорд Кастерли Рок, которого мейстеру доведётся видеть до конца его дней. Не думаю, чтобы лорд Тайвин покинул пост Десницы короля до дня своей смерти. После мгновения молчания Тартская Дева безрадостно заметила: - Семь Королевств принадлежат Ланнистерам, не так ли? Это утверждение едва ли было справедливым по здравому размышлению, что бы там ни думали его сестра или отец, но Бриенна не могла найти лучшего способа его уколоть. Очевидно, она полагала, что он сам считает именно так, и, больше того, ему это нравится. Мышцы лица Джейме свело от усилий, которые понадобились ему, чтобы сохранить улыбку на губах. В этот миг он испытывал отчаянное желание послать эту затею и саму Бриенну в седьмое пекло. Но вместо этого он сказал: - Не принадлежит. И, уж точно, не мне. Едва ли мне вообще что-нибудь принадлежит, кроме моего бесполезного меча. Лицо Бриенны удивлённо вытянулось. По правде сказать, и для Джейме его слова стали неожиданностью. А ещё большей неожиданностью стало то, что он поделился с Бриенной чем-то, что чувствовал по-настоящему. Идя сюда, он действительно собирался извиниться перед нею и сказать ей несколько примирительных слов, чтобы сделать её присутствие здесь если не приятным, то сносным, но, ни в коем случае Джейме не хотел обнажать перед нею душу. Он умолк, едва ли не испугавшись собственных слов. Но не всё ещё было сказано, и Тартская Дева настороженно наблюдала за ним , всё ещё не понимая, по-видимому, к чему он вообще завёл этот разговор. - Так или иначе… Я понятия не имел, что написано в письме вашего отца, и действительно хотел убедиться, что вы не получили из дому дурных вестей. Я не хочу, чтобы мы с вами были врагами, леди Бриенна. Он не ждал от неё ответа и почти развернулся, чтобы уйти. - Вы мне не враг, - выпалила девушка. После его слов, совершенно немыслимых, ей стало стыдно за свою вспышку только что. – И никогда им не были. Джейме Ланнистер медленно повернулся к ней, словно не веря своим ушам, и Бриенна почувствовала, что краснеет. Лучше бы он ушёл, чем вот так. Но она сказала правду: она никогда не считала Цареубийцу своим врагом, каким считала Станниса, погубившего её короля, или Фреев, которые подло убили леди Кейтилин, которой она поклялась служить. Могла ли она считать врагом человека, за которым пусть поневоле, но ухаживала, который спас её честь и даже жизнь? Ей было бы проще, если бы это, в самом деле, было так, если бы они были врагами – тогда бы не было этой неожиданной колючей обиды, рождённой одним только подозрением, тогда бы нарочитое молчание Джейме не ранило так. Бывали моменты – о, сколько же таких мгновений было за истекшие дни! – когда Бриенна Тарт была бы рада ненавидеть Цареубийцу. Ненависть не рождает апатию и отчаяние, ненависть заставляет бороться. Но она не могла. Тартская Дева знала, что Ланнистеров считали причастными к Красной Свадьбе – об этом никто не смел говорить в Королевской Гавани в присутствии Десницы или королевы Серсеи, но это убеждение вязким удушливым облаком висело над Красным Замком – но только не Джейме. Будь это иначе, она не смогла бы его уважать. А, хотела того или нет, она уважала Джейме Ланнистера. Даже невзирая на все свои обиды. Он не был рыцарем из песен и сказок для глупых детей, он совершил в своей жизни немало подлых, гнусных поступков – убил короля, спал с сестрой и подарил ей детей, сбросил мальчика с высокой башни, оставив его калекой; обо всём этом Бриенна, к её собственному удивлению, мало-помалу узнала от самого Цареубийцы. И однако же он не был отвратительным мерзавцем, к которому она не могла бы не испытывать ни капли уважения. Всё это сбивало Бриенну с толку. А ещё больше её сбило с толку, что Джейме Ланнистер пытался помириться с нею. Но девушка попыталась отбросить прочь всю свою подозрительность и просто поверить ему. Ему ведь, кажется, в самом деле не за что ненавидеть её. - Я рад это слышать, - нарушая затянувшееся молчание, сказал мужчина. – Так что было в том письме? Вы очень расстроились, получив его. Плохие новости? Бриенна покачала головой. - Никаких вестей. К её изумлению, Цареубийца лишь расхохотался. - Ну, миледи, вы никогда и не говорили, что ваш отец – дурак. Уверен, «Рейнов из Кастемере» знают и на Тарте, а лорд Селвин, полагаю, слишком дорожит вашей головой, чтобы позволить ей скатиться с плеч по его собственной глупости. Его смех обжёг её. Значит, это предложение мира, его подчёркнутое уважение к ней – лишь уловка. А эта насмешка – то, что Джейме Ланнистер готов предложить ей на самом деле. Онемев, Бриенна смотрела прямо в его лицо, в зелёные смеющиеся глаза… однако смех в них был не жестоким, а несколько снисходительным, и ничто в облике Цареубийцы не указывало на то, что он обманул её. Бриенну не раз упрекали в доверчивости и смеялись над этим, но сейчас она предпочла расписаться в своей наивности, чтобы не разрушить хрупкий мост, наведённый Джейме. - Не понимаю, сир, - и всё же она не смогла скрыть обиду. – Вы говорите, что не враг мне, но тут же… угрожаете. Может, я и наивна, но угрозу в ваших словах распознаю даже я. Он лишь пожал плечами с видом септы Роеллы, когда та втолковывала непонятливой маленькой Бриенне заповеди «Семиконечной звезды». - Вы слишком наивны, миледи – на это я всё и спишу. Быть может, вы надеялись найти в письме планы вашего отца относительно своего освобождения, которого, я уверен, лорд Селвин жаждет не меньше вашего, или даже план побега, - Джейме улыбнулся – не злой, почти уютной и тёплой улыбкой, и Бриенна не смогла улыбнуться следом за ним, вспомнив, что примерно на это и надеялась. – Но, хоть я Ланнистер, и мне не пристало так говорить, молчание лорда Селвина – лучшее, чем он мог бы приободрить вас. И, уверен, оно вызвало такую досаду у лорда Тайвина, какую бы не вызвал ни один заговор. ______________________________________ *Молчи, а если говоришь, то пусть слова будут лучше молчания (итал.)