Героизм — это род смерти, а не образ жизни. Габриэль Лауб
Чёрная тень отчаяния и горя накрыла Кастерли Рок — будто бы громадный чёрный дракон простёр над замком своё крыло. Пусть над головой у них ещё светило солнца, в городе у подножья замка жизнь ещё шла своим чередом, спокойно и размеренно, а Дейенерис Таргариен и три её дракона были ещё далеко, опаляющее дыхание чудовищ чувствовалось и здесь. И Бриенна знала, что, как пламя, всё на своём пути пожирающее и уничтожающее, слухи, домыслы и паника уже потекли в Ланниспорт и близлежащие селения, оттуда — в другие Замки Западных земель. Она знала, что начнётся, когда вести, принесённые гонцом из столицы, достигнут ушей простого люда. И почему ей было не всё равно? Ведь она могла бы спокойно наблюдать за мечущимися в панике домочадцами Ланнистеров, радоваться унижению и скорому окончательному поражению людей, унизивших её положением заложницы, но почему-то ничего не получалось. Она достаточно хорошо знала своего строптивого отца, чтобы понимать, что по-настоящему его никакие клятвы не привязывали к лорду Тайвину, поправшему честь Тарта её пленением — скорее всего, её отец и вовсе не считал нужным даже пытаться сдержать клятву, данную с приставленным к горлу кинжалом. Значит, и она вместе с отцом была на стороне победительницы, гордой королевы Дейенерис, сумевшей подчинить себе пламя. Но в её душе не было ни капли радости или того ликования, о котором она думала со злостью, когда Джейме вёз её из Королевской Гавани в свой родовой замок. Она вовсе не собиралась сражаться рядом с Джейме против Дейенерис, как он её просил, но и о том, чтобы злорадствовать, она даже и не думала. Измотанного гонца наскоро накормили, а после заставили повторить всё, что он мог сказать, трижды: для Джейме, сперва наотрез отказавшегося верить гонцу, потом для Серсеи, потом для тех рыцарей и лордов, кого смогли быстро разыскать поблизости. Хуже всего было со вдовствующей королевой; теперь у гонца на щеке красовались следы её длинных ногтей, а саму Серсею пришлось напоить каким-то успокаивающим отваром и приставить к её месту во главе длинного стола гвардейца на случай нового припадка бессильной ярости. Она всё время лила слёзы, промокая глаза и щёки батистовым платочком, и служанке снова и снова приходилось менять платок на сухой. Несмотря на всю резкость и недоброжелательность Серсеи, Бриенна сочувствовала ей. Должно быть, она всё же не могла быть совершенно отвратительным человеком, если так сильно переживала за своих детей. Правда, когда Бриенна неуклюже попыталась сказать ей несколько слов утешения, Серсея бросила на неё такой острый, ненавидящий взгляд, что она буквально отпрянула от бывшей королевы, давая себе зарок больше никогда не заговаривать с Серсеей без крайней нужды. А напротив Серсеи сидел Джейме — мрачный, постаревший на годы за считанные минуты. Бриенна знала, что на свете существует не так много вещей, способных задеть за живое Джейме Ланнистера. И обычно они касались его самого: его страхов, его чести, его воинского умения или храбрости. Впервые с того момента, как она встретила этого очень гордого, насмешливого и безжалостного человека, Бриенна видела, чтобы Джейме заботила судьба другого человека. А впрочем, слово «заботило» не совсем подходило: он не находил себе места, во дворе ждал Джейми осёдланный конь, а Бриенна про себя молилась Семерым, чтобы они удержали его от безумств. Горячий нрав Джейме Ланнистера с годами, может быть, несколько охладел, но не достаточно для того, чтобы он не сорвался тотчас в Королевскую Гавань в надежде в одиночку противостоять драконьей королеве и исправить положение. Известие о том, что его отец и сын оказались полностью во власти Дейенерис Таргариен — кто бы мог подумать — сокрушило невероятно крепкую броню, в которую Джейме облекался так старательно, смогло-таки ударить его в самое слабое место, причинить боль, которую он больше не мог скрыть за обычной своей насмешливой улыбкой. Но всё же разум возобладал над яростью и горем, поэтому вместо того, чтобы нестись во весь опор в Королевскую Гавань, Джейме собрал в Великом Чертоге Кастерли Рок всех военачальников Западных Земель, которые находились поблизости и смогли прибыть достаточно быстро. Их было не слишком много, что отметила про себя Бриенна, и лордам явно было не по себе: словно ожидая, что драконы Дейенерис вот-вот опустятся на крышу замка, они то и дело стреляли глазами в разные углы залы, вжимали головы в плечи и вздрагивали от малейшего шума. — Если слухи верны, — начал Вестерлинг, — что крайне печально, Дейенерис Таргариен очень скоро будет здесь. Может ли даже вся армия Западных Земель противостоять троим драконам, даже если у неё больше ничего нет, ни одного человека? Ответом ему стал негромкий гул, в котором явственнее всего звучало согласие с его словами. Джейме нахмурился, обвёл мрачным взглядом своих лордов-знаменосцев. — Вот как, лорд Вестерлинг? Предлагаете мне сдаться? — От его слов веяло холодом, как от Стены. — Вам-то не впервой… Сдаваться, давать ложные клятвы, потом предавать… — Он замолчал, впился взглядом во враз побледневшее лицо Вестерлинга. Лорд Вестерлинг заметно покраснел. Бриенна порывисто вздохнула, вспомнив, что этот человек был тестем Робба Старка недолгое время до его гибели. А теперь Гавен Вестерлинг снова сидел за столом в сердце Западных Земель как один из доверенных людей Ланнистеров. — Мы делали то, что угодно короне, милорд, — пробормотал он. — Не сомневаюсь. А сейчас короне более чем угодно, чтобы вы перестали строить планы капитуляции и подумали, как мы можем помочь Деснице. — Помочь Деснице? — Это поднялся Аддам Марбранд, вернувшийся из Королевской Гавани совсем недавно вслед за Джейме. — В своём ли вы уме, милорд, осмелюсь я спросить. Будь это любой другой неприятель, я бы послал своих людей первыми на помощь лорду Тайвину, но в Королевской Гавани нас ждут драконы! И хорошо если что-то кроме ждёт нас там, а не только пепел да опалённые кости. Джейме вздрогнул, как будто его ударили, королева всхлипнула. Сир Аддам быстро повернулся на этот звук, лицо его приобрело сконфуженное выражение. — Прошу меня простить, миледи. Я лишь сказал то, что думаю. — Тогда что вы можете предложить, сир? — Джейме подался вперёд, сцепив настоящие пальцы с литыми пальцами золотой руки. Несмотря на спешку, он сегодня надел свой протез — это придавало ему весомости в глазах всех этих людей, напоминало, кто такие Ланнистеры. Золотые блики перекликались с золотом и серебром в его волосах, отражались в зелени глаз. — Сколько копий мы можем собрать прямо сейчас? — спросил Джейме. Ответом ему стала неловкая, тяжёлая тишина. Бриенна слышала, как гулко бьётся в её груди сердце. Смотреть, как из рук противника утекают последние ниточки контроля, как тает для него надежда — это ли не лучший подарок для любого воина? Когда-то она думала, что поражение Ланнистеров принесёт ей усладу и умиротворение, но теперь она с волнением ожидала ответа Вестерлинга и Марбранда, словно от него зависела её собственная судьба. — Не так много, милорд, — отводя глаза, сказал Марбранд, когда стало ясно, что молчанием больше ничего не выиграешь. — Лорд Тайвин увёл с собой значительное количество людей, а те, что остались… Это гарнизоны замков, вилланы, не умеющие обращаться с чем-то опаснее мотыги, личные гвардии лордов Западных Земель. Прошу меня извинить, милорд, но теперь я совсем не знаю, сколько лордов последуют за вами, да и вообще прочтут ваши письма, а не выбросят их в огонь, не вскрывая. Говоря это, Марбранд стоял, как на суде, и Джейме тоже медленно поднялся, чтобы его глаза оказались вровень с глазами его слишком прямолинейного друга. Он был очень бледен, глаза лихорадочно блестели, крылья носа трепетали. Но сир Аддам стойко выдержал этот убийственный взгляд. — Хотите сказать, что лорды Западных Земель отступятся от своего лорда? — Тихий голос Цареубийцы едва заметно дрожал. Отчаяние, слишком явно охватившее его, похоже, делало Джейме Ланнистера более дерзким и безрассудным, чем следовало бы: вид у него был такой, словно он был готов прямо сейчас выхватить меч и броситься с ним на Марбранда. Или что похуже. — Не то чтобы отступились… Послушайте, милорд, слухи о драконах никому не добавляют храбрости. Легенды об оплавленных башнях Харренхолла всё ещё свежи в памяти людей, и никто не хочет, чтобы и его замок был расплавлен драконьим огнём. При упоминании Харренхолла Джейме бросил быстрый взгляд на Бриенну. Она почувствовала, что краснеет, и быстро отвернулась, но тут же встретилась глазами с Серсеей. Вдовствующая королева была явно очень напугана и пристально следила за молчаливым противостоянием сира Аддама и Джейме — и вот её-то жизнь явно зависела от того, что они решат. Её взгляд остановился на лице брата, и Серсея стала медленно меняться в лице. Бриенна тоже посмотрела на Джейме и увидела, что под сочувственным взглядом Марбранда он как будто бы отступил — ещё неявно, но в его облике больше не было той непререкаемой твёрдости. А когда она снова взглянула на Серсею, то увидела, что глаза её сверкали, щёки налились нездоровым румянцем. Спустя мгновение королева вскочила и закричала: — Это измена! Вы все предатели! Ваш король и его Десница призывают вас на помощь, а вы отсиживаетесь здесь, готовые преподнести ключи от своих замков драконьей королеве и пасть пред нею ниц! Если ваша собственная гордость для вас ничего не значит, сиры и милорды, то подумайте о клятвах, которые приносили! Если и слова клятвы для вас ничто, то подумайте вот о чём: Тайвин Ланнистер не отличается милосердием, и каждый, кто предаст его сейчас, будет позже наказан по всей строгости! Помните о Рейнах! — Серсея наклонилась над столом к ним, по щекам её текли слёзы, кулаками она то и дело стучала по дубовой столешнице. Казалось, будь у неё в руках сейчас меч, она бы бросилась на них. Впервые Бриенна заметила так явственно схожесть королевы и Джейме. Но ни слёзы, ни угрозы Серсеи, кажется, не проняли никого из сидящих за столом. Только Джейме изменился в лице, а после низко склонил голову, чтобы никто не смог увидеть его глаз. Бриенна затаила дыхание, когда лорд Вестерлинг поднял голову и посмотрел на Серсею без какого-либо намёка на страх или повиновение. Дни Ланнистеров сочтены, подумала Бриенна, и все это знают. В своё время поступок Джейме наделал много шуму, как и участие Тайвина Ланнистера в восстании Роберта Баратеона, и теперь, похоже, каждый понимал, что Дейенерис Таргариен этого им не спустит. — Вы обезумели от горя, миледи, и это понятно, — пробасил сир Гавен, — но даже ради горя одной матери нельзя требовать, чтобы сотни людей шли на смерть в пасти дракона. — Он ваш король! — неистово закричала Серсея. — Он был им. И, если он даже ещё жив, то больше не является им и не станет им снова никогда. Это безжалостное «ещё жив» словно вышибло дух из Серсеи, и она беспомощно упала обратно в кресло. Бриенна прикрыла глаза: какую бы сильную неприязнь она ни испытывала к Серсее, она не могла оставаться равнодушной к мучениям этой женщины. Теперь уже речь не шла ни о власти, ни о богатствах или влиянии — теперь на кону стояла жизнь маленького мальчика, её сына, и от Серсеи-королевы не осталось ничего. Бриенна понятия не имела, что двигало ей, когда она поднялась со своего места. Прежде она не проронила ни слова, лишь наблюдала и казалась самой себе не участницей этого странного совета, а словно посторонней; но в слезах Серсеи и в молчаливых муках Джейме было что-то, что заставило её обратить на себя внимание остальных. Удивление застыло на лицах всех этих западных лордов, когда они один за другим поворачивались к ней в ожидании, пока она заговорит. — Мне очень жаль, — начала она и замялась. Серсея, всхлипывавшая, закрыв лицо руками, замерла, будто насторожившись. — Но, раз уж меня пригласили за этот стол, я тоже хочу сказать своё слово. Вы все в отчаянии, и это понятно. Но никто не знает наверняка, что произошло в Королевской Гавани. Этот юноша уехал в тот момент, когда воины Дейенерис как будто заняли город. Но он уехал и не знает доподлинно ни судьбу короля Томмена, ни судьбу лорда Тайвина. Нужно найти человека, который смог бы проникнуть в город, а пока готовиться… — Можно ли быть большей дурой, чем являетесь вы, миледи Тарт?! — взвизгнула Серсея, вскидываясь. — Ума у вас хватило, чтобы подумать, будто Дейенерис Таргариен на своих драконах прилетела в Вестерос, чтобы что?! Поболтать?! Как можно быть такой наивной идиоткой? Джейме! Зачем ты притащил её сюда, будто она может дать дельный совет, будто она вообще может понять?.. — Серсея… Замолчи, — устало ответил он ей, поднимая голову. — Замолчать?! А кто тогда откроет тебе глаза, братец? — язвительно поинтересовалась она. — Уже и последнему глупцу понятно, что Тарт предал нас, а это, — она указала на Бриенну пальцем, — дочь предателя. И она среди нас, слушает наши планы! Её место в темнице и… — Хватит! — рявкнул Джейме. — Ты устала, и это понятно, тебе нужно отдохнуть. Ступай в свои покои. А вы, миледи, — он обратился к Бриенне, явно из последних сил сохраняя вежливость, — простите и… не могли бы нас оставить? Ваш совет дельный, не спорю, но, боюсь, время разведчиков и гонцов прошло. Бриенна вышла во двор и глубоко вдохнула свежий воздух. Её переполняли противоречивые чувства: её грызла обида от того, что Джейме вот так выставил её прочь, но, в то же время, она испытывала облегчение от того, что больше не была причастна ни к чему, что происходило в Великом Чертоге, ни к одному решению, принятому там. Это было не её место, и никакое сочувствие не могло сделать её своей для них. Они не могли до конца понять её, а Бриенна — их, и все отлично это понимали. Но она действительно жалела Серсею, хотя и считала её всегда дурной женщиной. Похоже, бывшая королева действительно повредилась рассудком, да и не было в этом ничего удивительного: судьба её отца и её сына была неизвестна, а предположения были самые мрачные, и не было никакой надежды… Бриенна не могла не волноваться за отца, но откуда-то знала, что он в порядке и будет в порядке — даже если ему придётся нарушить данную сквозь сцепленные зубы клятву верности. О Тайвине Ланнистере наверняка можно было сказать лишь то, что его-то Дейенерис точно не пощадит. А Томмен? Совсем ещё мальчишка перед лицом вражеской армии, троих громадных чудовищ и разъярённой, жаждущей мести драконьей королевы. Такую картину наверняка рисовало воображение Серсее, и картина та была исключительно в кровавых тонах. Бриенна никогда не могла представить себя матерью, но если бы она ею была, и её дитя попало в такой кошмарный переплёт, наверняка она сходила бы с ума до тех пор, пока все армии мира не встали бы на его защиту, а может и того дольше. Она могла понять всё это, но не знала, как помочь Джейме, а, главное, хотела ли она помочь. Бриенна всё ещё не понимала, какова её роль в том, что происходило. Она была связана с этими людьми в этом замке, но больше всего ей хотелось бы сейчас разорвать эту связь, чтобы не испытывать к ним ничего и оставаться равнодушной, что бы ни случилось. Над головой Бриенны в лазури небес сверкало солнце, на море был штиль, лёгкий ветерок шевелил её волосы, лишь крики чаек над водой нарушали обманчиво мирную тишину. На редкость мирная картина, так сильно контрастировавшая с мрачным настроением, окутавшим Кастерли Рок. Молодые служанки, конюхи и поварята сбились в кучку во дворе; испуганными взорами они встретили вышедшую из дверей Бриенну и как будто напряглись. Она не знала, что им сказать, что приказать, но старая повариха, показавшаяся из кухни, грозным окриком разогнала их — так и порскнули куда-то во внутренние дворы, кухню и конюшню. — Лишь бы стоять и трепать языками, как будто бы делать больше нечего, — проворчала она. — Строже с ними надо быть, миледи. Бриенна только пожала плечами. Она была здесь не дома, чтобы раздавать приказы и отчитывать слуг. Всем этим должна была заниматься Серсея, но она наверху оплакивала свою семью и трон, что уходил от Ланнистеров навсегда. — Они боятся, что не удивительно. — Так что ж теперь? — отозвалась повариха. — Замок ещё не лежит в руинах, чтобы не нужно было мыть полы, застилать постели и готовить еду. И, да помогут нам Семеро, не будет. Эти слова вызвали у Бриенны невольную улыбку. Похоже, храбрости и уверенности в завтрашнем дне у старой неграмотной поварихи, ничегошеньки не смыслившей в политике и дворцовых интригах, было больше, чем у храбрых мужей, заседающих в Великом Чертоге. Впрочем, и оснований у неё, наверное, для того было больше: есть, пить, смотреть за лошадьми и собаками нужно будет всем, кто бы ни жил в Кастерли Рок. Будут ли это Ланнистеры или любой другой дом, вовремя склонивший колено перед Дейенерис Таргариен, слуги едва ли пострадают. Потому что хороших слуг найти сложно, в отличие от непокорных подданных. Мелькнула мимо знакомая туника, отблеск золота на солнце. Бриенна подождала, не пойдёт ли кто за ним, но шаги Джейме удалялись, а из замка больше никто не вышел. Набравшись решимости, она двинулась за ним, про себя решив, что если он прогонит её снова, она более не заговорит с ним. Но Джейме, казалось, даже не слышал приближающихся шагов: облокотившись о изъеденный ветром парапет, он спрятал лицо в ладонях; он наклонился так сильно, что Бриенне даже на миг показалось, что он готов броситься в море вниз головой. Она тут же одёрнула себя: Джейме Ланнистер был не из тех, кто так трусливо обрывает свою жизнь даже в самых худших обстоятельствах. Если уж он пережил плен у Скоморохов и ни разу не попытался наложить на себя руки, не должен так струсить и перед драконами Дейенерис. — Король Томмен всего лишь маленький мальчик, — сказала она, подходя, — едва ли Дейенерис станет вымещать на нём свою злость. Она надеялась, что эти слова успокоят Джейме, но в первое мгновение даже не поняла, слышал ли он её. Подошла ближе, собираясь уже коснуться его плеча, но тут Джейме покачал головой и медленно повернулся. Выражение его лица было нечитаемым. — Почём тебе знать? — Он впился взглядом в лицо Бриенны, и она отвела глаза, уставившись на трещину в каменной плите. — Я кое-что слышала о ней, — после паузы сказала Бриенна. — В Заливе Работорговцев она освободила всех детей-рабов, дала им кров и еду. Ей дали прозвище Мать. А разве станет кто-то, кого назвали так, убивать ни в чём не повинного ребёнка? — Она поймала взгляд Джейме и смело сказала: — она не… Джейме посмотрел на неё искоса, и один уголок его губ приподнялся в усмешке. — Не Ланнистер, — закончил он за неё. Бриенна сумела выдержать его взгляд. — Да. — И они оба знали, что это значит. — Очень может быть, что она пожалела всех детей Залива Работорговцев, однако я вовсе не уверен, что она отнесётся с таким же состраданием к одному Томмену. Мне не понравилось, как говорила с тобой Серсея, Бриенна, — вдруг начал он, и Бриенне показалось, что он сейчас повторит слова сестры. Но, даже если и хотел, он сдержался. — Но неужели ты и впрямь настолько наивна, что думаешь, будто бы Дейенерис Таргариен вернулась в Вестерос с миром? Словно Железный Трон её не интересует? И что она готова простить семью, которая низложила её отца, убила её брата и племянников? О, она наверняка наслышана о детях Рейегара, завёрнутых в алые плащи наших гвардейцев! Не удивлюсь, если она Томмена пришлёт завёрнутым в чёрный плащ с красным драконом! Он вновь заметался, меряя шагами изрытую временем и непогодой площадку. Здоровой рукой он взъерошил волосы, и выглядел Джейме сейчас почти таким же безумным, как его сестра недавно. Бриенна всерьёз начала беспокоиться за него. Сделав несколько шагов, она преградила ему путь. Джейме зарычал, и в какой-то миг ей показалось, что он и ударить её готов, лишь бы она убралась с дороги. Что ж, она могла ему на это ответить. — Я не верю в это. Не верю, слышишь? Говорят… — Плевать, что говорят, Бриенна! Я знаю о ней немного, но и того, что я знаю, достаточно: она дочь Безумного Короля, и у неё есть три дракона — это на три больше, чем нужно любому Таргариену, чтобы превратить нашу жизнь в ад. Какое-то время они молчали, глядя друг на друга в упор, как враги перед схваткой. На лице Джейме читалась пугающая решимость, и Бриенна понимала, что он что-то задумал… а учитывая, что Джейме стремительно терял контроль над своими знаменосцами, войсками, сестрой и ситуацией вообще, почти любое решение его станет губительным. Решение пришло неожиданно. Она даже не задумывалась ни о чём подобном, пока оно само не укрепилось в её уме, словно было самым естественным на свете. — Позволь мне сделать это. — О чём ты? — Он посмотрел на неё так пристально, словно пытался прочитать её мысли. И Бриенна искренне надеялась, что ему это не удалось. Она переступила с ноги на ногу, кашлянула. Прежде подобные безрассудные геройства давались ей легче. Или всё дело было в Джейме, в том, что с ним всегда она словно ходила по краю пропасти, не зная, упадёт ли в следующий миг или отступит на шаг и спасётся? Любой добрый порыв Цареубийца мог извратить, осмеять, и даже одного бы его взгляда хватило, чтобы почувствовать себя действительно абсолютной идиоткой, расшвыривающей сверкающий бисер перед равнодушными свиньями. Но не в обычае Бриенны было отступать от своих же решений, а что до насмешек Джейме Ланнистера, так ей не привыкать. Лучше пускай он смеётся над нею, чем лежит в могиле из-за собственной глупости. — Я могу отправиться в Королевскую Гавань, чтобы разузнать о Томмене и вашем отце. Могу попробовать даже встретиться с Дейенерис. Я не Ланнистер и не ваш знаменосец, все знают, что я заложница, значит, если уж я замолвлю слово за тебя, значит, ты и в самом деле не так уж плох. И едва ли я могу быть действительно на вашей стороне. — Бриенна почувствовала, что краснеет. И мой отец почти наверняка преклонил колено, и в свите Дейенерис я встречу кого-то знакомого. Лицо Джейме вытянулось и окаменело, боль и тревога стёрлись с него, и больше она не могла понять, что он думает и чувствует. От этого ей стало неуютно, словно Джейме подменили ледяной скульптурой. — Премного благодарен, но я ещё не пал так низко, чтобы пользоваться заступничеством женщины. Слова хлёсткие, как удар. — Что ж, вот, как ты ценишь моё заступничество. — Прости, Бриенна, — вдруг спохватился Джейме. — Я не то… — Он мотнул головой, длинные пряди волос хлестнули его по лицу, он поспешно убрал их со лба. — Ты присягнула Ренли, признала его королём, и об этом знает не меньше людей, чем о том, что ты стала заложницей Ланнистеров. Все Баратеоны, до единого, для Дейенерис — узурпаторы, враги, и осталось не так много верных им людей, которых можно было бы показательно покарать. Не хочу, чтобы ты отвечала за Роберта и Ренли. Не могу принять этого поступка, который почти наверняка окажется кровавой жертвой. Кроме того… Прости, но я не знаю, на чьей стороне твой отец. Зато знаю, как трудно бывает выбирать… невозможно, чаще всего. Не хочу надеяться зря. Бриенна сглотнула. — Думаешь, я предам. — Она не спрашивала. В зелени глаз Джейме отразилась злая мука, непонятная Бриенне, но ощущаемая почти физически. — Нет, — как-то натянуто произнёс он, — но и не хочу, чтобы у тебя было такое искушение. Она вспыхнула. Слова Джейме были неприятны, но всё же за ними чувствовалось что-то… что-то… Это не была та искренняя злоба первых дней их пути или насмешливое презрение, не было настоящим желанием уязвить, как когда-то. Джейме пытался оттолкнуть её, но это было лишь на поверхности, и она действительно была бы полной дурой, если бы поверила этому. Так что же на самом… — Ты что-то задумал. — А, — отмахнулся Джейме с видом абсолютного равнодушия, — ничего особенного. Я отправлюсь в Королевскую Гавань сам. — Нет! — закричала она, не раздумывая, поражённая просто тем, что ему вообще что-то такое пришло в голову. Более глупого решения и представить было невозможно. Настоящее самоубийство. — Ты же знаешь, что она… она убьёт тебя! Бриенна была совершенно уверена, что Джейме ни словом не обмолвится о том, почему на самом деле решился на убийство Безумного Короля много лет назад. И половины того, что он рассказал Бриенне в Харренхолле было бы достаточно, чтобы качнуть чашу весов в его пользу. Но нет, самовлюблённый Джейме Ланнистер, горделивый Цареубийца предстанет перед Дейенерис Таргариен предателем и убийцей, коварно лишившим жизни того, кого поклялся охранять. За что и поплатится головой. — Да. Уверен, каждый, кого она встречала на своём пути, не преминул напомнить ей, что я зарезал её отца со спины, безоружного и беспомощного. И даже если бы ей не слишком хотелось отнимать мою жизнь — что вряд ли, ей придётся, потому что все будут ждать от неё именно этого. И чтобы не показаться слабой. Но, возможно, в обмен на удовольствие собственноручно скормить меня драконам она согласится вернуть Томмена матери. Он ведь даже не Баратеон! Слышала бы меня сейчас Серсея, — вдруг рассмеялся он. — Я давно хотел признаться, признать их, но она не позволяла мне, чтобы они не потеряли права на трон. Права, которых никогда не имели! — Джейме устало потёр глаза большим и указательным пальцами, покачал головой. — Я кровью распишусь, что Томмен мой сын, и что толку ей будет с бастарда? Она слушала его, не желая верить его словам, прижав пальцы к щекам до боли, до онемения в коже. Когда он закончил, она поняла, что любое её геройство ничто по сравнению с глупым и благородным безрассудством Джейме. И что его уже не спасти.***
Вино не помогало. Серсее удавалось прятать в винном штофе свои горе и страх, а у него лишь болела голова. Хотя больше всего на свете он мечтал сейчас забыться и хотя бы на несколько благословенных минут перестать думать о Томмене, отце, Королевской Гавани, проклятой королеве драконов, Серсее, Кастерли Рок, людям, которые с замиранием сердца ждали его приказов в своих жалких лачугах или маленьких замках вассалов. Хотел бы Джейме стать последним из своих подданных, чтобы тупо исполнять приказания, а не раздавать их, нести ответственность лишь за копьё в своих руках и собственную жизнь, и быть меньше чем ничего не значащей букашкой для Дейенерис Таргариен. Несмотря на то, что Джейме говорил своим людям там, внизу, он не слишком-то верил в возможность одолеть Дейенерис. Вернее, вовсе не верил. Едва ли у него были бы шансы против троих драконов, даже если бы у него было огромное сплочённое войско и союзники за пределами Западных Земель. А всё, что он имел — это горстка вассалов, не успевших к кому-нибудь переметнуться, и их плохо подготовленные и не слишком жаждущие сражаться люди. Это было то, что он должен был говорить, но вовсе не то, что чувствовал. А чувствовал он сейчас лишь сосущий, словно червь где-то во внутренностях, страх, невероятное отчаяние и ярость, с которой лев бросается на своего противника. Таким он и должен быть, Золотой Лев Ланнистеров. Он должен быть бесстрашным и немного безумным, и если уж умереть, то непременно с высоко поднятой головой. В том, что он умрёт, Джейме не сомневался: даже если Дейенерис Таргариен лучшая из своего рода, едва ли она оставит в живых убийцу своего отца. Не было смысла надеяться, что его имя осталось для неё тайной — почти наверняка так же часто, как ему напоминали о его поступке, ей произносили имя Джейме Ланнистера, убившего Безумного Короля. Пусть девчонка родилась уже тогда, когда старик лежал в своей безымянной могиле, но это значило лишь то, что она почти наверняка любила его именно так, как любят дети своих родителей, которых никогда не знали: жарко, пылко, неистово защищая их за любой проступок, даже самый значительный. И мстят они с удвоенным неистовством, преследуя своих врагов до последнего вздоха, последней капли крови. Наверняка и он сам не мог бы так бездумно защищать своего собственного отца, рядом с которым рос; он знал все до единого недостатки Тайвина Ланнистера и никогда не был о нём лучшего мнения, чем он заслуживал. Наверняка Дейенерис Таргариен сильно удивилась бы, если бы узнала, каким на самом деле был Эйерис и за что он, в конце концов, лишился жизни. Только Джейме ей о том рассказывать не собирался. Так что ему оставалось лишь придумать, как умереть с достоинством и с некоторой выгодой для тех, кто ещё оставался в живых. В дверь робко постучали, и на недовольный окрик Джейме — а ему сейчас не хотелось видеть вообще никого — показалась голова Подрика Пейна. Лицо у него было ещё более несчастным, чем обычно: мальчик был поразительно предан Тириону, но, не сумев отправиться с ним в Ночной Дозор, остался служить Ланнистерам в Кастерли Рок; теперь его преданность распространилась и на самого Джейме, и, что удивительно, на Бриенну. Его преданность ничего не стоила, как не стоил и он сам — несчастный безземельный сирота, но было в ней что-то прекрасное, обезоруживающее. Иногда медлительность и пугливость Подрика раздражали Джейме, и он покрикивал на мальчишку, но на самом же деле злился редко. Во всяком случае Подрик был столь незначительной персоной, что за него едва ли стоило переживать; а в случае опасности его почти наверняка возьмёт под своё крыло Бриенна. В том, что женщину Дейенерис Таргариен не тронет, Джейме был почти уверен. — Что там у тебя? — спросил он у топчущегося на пороге Подрика. — Я же велел меня не беспокоить, если это не что-то важное. Мне нужно подумать! — Будто бы его размышления могли что-то изменить, сколько бы он тут ни прятался под этим благовидным предлогом! — Мне показалось, это важное, милорд. — Голос Пода звучал не слишком уверенно. Джейме вздохнул и покосился на него: ещё пажи будут решать, что важно для лорда в такой переломный момент, а что может подождать, пока тучи над головой разойдутся, если это вообще случится. Но вместо того, чтобы по обыкновению стушеваться под взглядом Джейме, он приободрился. — И леди Бриенна сказала, что вы должны это увидеть. — Отлично! — ворчливо воскликнул Джейме. — Отныне заложники в замке узнают важные новости раньше меня! Если Дейенерис Таргариен и прилетит в Кастерли Рок на своих драконах, то лишь за тем, чтобы посмеяться надо мной. Эта мрачная шутка заставила Подрика вздрогнуть, губы его побледнели, и та немногая самоуверенность, которую ему подарила поддержка его покровительницы, исчезла. Перед Джейме снова стоял испуганный мальчишка, а упоминание драконов, похоже, лишило Пода дара речи. — Давай, что там у тебя. — Джейме протянул руку, и в неё легло запечатанное письмо. Он не сводил взгляда с Подрика до тех пор, пока тот не вышел прочь и не затворил за собой дверь поплотнее, словно отгораживаясь от взгляда Джейме. В сущности, мальчишка был не так уж и плох: медлительный и не слишком остёр на язык, но вовсе не глуп — Тирион глупцов подле себя не терпел, если только того не требовал дворцовый этикет; а если верить Бриенне, он делал успехи и в фехтовании. Жаль будет, если сгинет. Пожалуй, нужно попросить Бриенну позаботиться о нём, если всё пойдёт совсем уж паршиво. Это было малодушно, но всё же стоило признать, что он медлил, не глядя на письмо. Это могло оказаться всё, что угодно, от предложения мира до угроз. А когда Джейме всё же осмелился взглянуть, то дыхание его перехватило от чёрной печати с красным трёхглавым драконом. Дейенерис Таргариен была истинной королевской дочерью: о своём приходе предупреждала заранее. Первым порывом Джейме было бросить письмо в огонь, не распечатывая. Что могла сказать Дейенерис ему, убийце её отца? Тень Эйериса Таргариена стояла между ними, останется между ними навсегда, и лишь чья-то смерть сможет удовлетворить этого кровожадного призрака. И преимущество было точно не на стороне Джейме. Но потом любопытство взяло верх, и он безжалостно раскрошил печать на алые и чёрные крошки, лишь отчаянно сожалея, что вот так же, одним движением руки не может расправиться и с самой Дейенерис. Казалось, ничто его уже не может удивить больше, чем письмо с печатью Таргариенов в его руках, но так было до того момента, когда он прочёл первые строки.Джейме, моему брату. Думаю, к этому моменту ты уже знаешь, что Дейенерис Таргариен, первая этого имени, заняла трон своих предков в Королевской Гавани. Переворот прошёл настолько мирно, насколько это возможно… если это вообще можно назвать переворотом. Впрочем, не будем об этом, слишком всё зыбко. Новые и новые посланцы от тех, кто не присягнул сразу же, прибывают с каждым днём в Красный Замок. Королева хочет получить присягу от каждого, даже от самого мелкого замка в Вестеросе. Присягу, подкреплённую заложниками. Как ты понимаешь, Кастерли Рок недолго будет оставаться вне её внимания; больше того, королева хочет лично посетить замок и Западные Земли вообще, посмотреть, как её принимают в землях Ланнистеров. Так что я возвращаюсь домой, хотя уже и не чаял снова увидеть тебя и наш замок. Что касается заложника от Кастерли Рок, то он у Дейенерис уже есть. Думаю, больше всего на свете тебя и нашу дражайшую сестрицу волнует один-единственный вопрос: что же сталось с Томменом? Спешу заверить тебя, что с мальчиком ни мгновения не обращались плохо, он живёт так, как привык, под надзором сира Джораха Мормонта… постой-ка, уже лорда… разве что у него сейчас немного меньше свободы оседлать лошадь или уйти за ворота замка. Можешь спросить у леди Бриенны, слишком ли это тяжкая участь. Наверняка вас с Серсеей волнует и ещё один вопрос, судьба другого человека. Здесь у меня новости не столь утешительные: Тайвин Ланнистер мёртв. Он не смог принять новую королеву, вписаться в новый порядок, отпустить власть. В новом мире для него не нашлось места, и, полагаю, он не слишком жаждал этого нового мира. Так или иначе, закончилась целая эра. Скоро увидимся, мой дорогой брат. Почаще поглядывай в небо. Тирион.
Пока он читал, у Джейме пересохло во рту. Под конец письма ему казалось, что он сошёл с ума. Тогда он ещё раз перечитал послание. Буквы не поменялись местами, слова не поменяли своего значения. Это был почерк его брата, если верить написанному, вдруг перенесшегося с края света в Королевскую Гавань. И, похоже, принявшего власть королевы драконов безропотно, даже с радостью. Джейме понял это и задохнулся от ярости. А как Тирион писал об отце?! Так упоминают о кончине уважаемого, но совсем чужого человека: холодно, словно между прочим, без единого сожаления. Можно представить себе, какая ужасная смерть ждала его от рук Дейенерис Таргариен и её приспешников! Джейме хорошо помнил, что творил с человеческой плотью «драконий огонь», созданный пиромантами Эйериса; а что мог сделать настоящий драконий огонь? Но даже после этого Тирион называл её королевой и, похоже, собирался в Кастерли Рок в её свите. Не иначе как придворным шутом. Джейме почувствовал влагу на щеке и поспешно её стёр. Мгновенно он подумал, а что бы сказал отец, увидев, что он оплакивает его. Тайвин Ланнистер был из тех, кто презирал любые проявления чувств и сам едва ли когда-нибудь их проявлял. Оплакивал ли он сам хоть кого-нибудь в своей жизни? Может быть, свою супругу, единственное существо, которое любил по-настоящему, горячо — и то едва ли. Лорд, а не отец. Тайвин Ланнистер был из тех, кому тесно в замке, в собственных землях; он скорее был Джейме строгим и непреклонным сюзереном, чем любящим отцом. И Джейме никогда бы не мог сказать, что любил его. Но сейчас… сейчас словно в его груди что-то надорвалось и надсадно болело, что-то, о чём он и понятия не имел; так повреждённая мышца болит и жалуется, хотя о её существовании едва ли думали, пока всё шло хорошо. Тирион был прав: окончилась эра. Окончилась эра Ланнистеров в Вестеросе. Теперь они были не хозяевами, а изгоями в этом мире. И Дейенерис Таргариен направлялась сюда, чтобы лично увидеть их падение. А с нею и его вероломный трусливый братец. Наверняка девчонка Таргариен хочет насладиться его унижением, прежде чем забрать его жизнь, как забрала жизнь его отца. Но он не доставит ей это удовольствие, хотя он и умрёт прежде, чем она переступит порог Великого Чертога Кастерли Рок. Но и это случится на его условиях. Так, чтобы имя Джейме Ланнистера до конца её дней оседало песком на зубах у Дейенерис Таргариен. Он снова едва не бросил ненавистное послание в огонь, но вовремя сдержался: без него его слова, когда он станет рассказывать о случившемся кому-нибудь, будут похожи на сумасшедший бред. Поэтому Джейме аккуратно сложил пергамент и вышел из комнаты. Первейшим его долгом было известить Серсею. Добрые вести о Томмене придадут ей мужества, чтобы перенести новость о смерти отца. Потом он должен был собрать своих вассалов — всех или хотя бы самых верных — и так же сообщить им о кончине Тайвина Ланнистера, ведь он был их господином, хотя они уже довольно давно не видели его в Кастерли Рок. Но при одной мысли о том, что ему сейчас придётся утешать сестру, наверняка пьяную, а после выслушивать все её обвинения, насмешки, презрительные колкости и снова и снова думать о том, что, возможно, он действительно мог спасти своего отца и сына и всё королевство, ему стало не по себе… Едва ли он мог это перенести сейчас. Может быть, когда-нибудь после… Он сам нуждался в утешении. А потому, повинуясь какому-то безотчётному импульсу, он пошёл туда, где находились покои Тартской Девы. Джейме колотил в её дверь с такой силой, что, когда она, наконец, открыла ему, глаза Бриенны были широко распахнуты, в них застыли ужас и решимость. Должно быть, она подумала, что драконы и Безупречные Дейенерис прямо сейчас напали на Кастерли Рок. Бросив взгляд ей за спину, Джейме различил в неверном свете огня в камине ножны с мечом, висящие на стуле. Похоже, Тартская Дева была готова к войне прямо сейчас. — Это всего лишь я. — Я вижу, — ворчливо ответила она, но на её широком веснушчатом лице мелькнуло отчётливое выражение облегчения. — Правда, шуму ты производишь, наверное, не меньше, чем полк Безупречных. Он фыркнул, скривил губы в ухмылке. — А сколько шума, как ты думаешь, от драконов? Впрочем, — он отмахнулся, — думаю, мы скоро это узнаем. И Джейме рассказал ей всё. Она слушала его, всё так же застыв на пороге своей спальни, стиснув пальцы на деревянной двери. Если она и была рада падению его дома, который презирала, который причинил ей и тем, кого она считала своими господами, столько страданий, то ни взглядом, ни словом, ни единым движением не выдала себя. Положительно, у Бриенны Тарт было столько такта, сколько не у всякого придворного. Он умолк только тогда, когда почувствовал, что задыхается — от усталости и внезапно свалившегося на него горя, от гранитной тяжести тревоги и ощущения абсолютной безнадёжности. Ему казалось, что он вот-вот расплачется, и широко распахнутые понимающие глаза Бриенны как будто подталкивали его к этому. А этого никак нельзя было допустить. — Я сожалею, — тихо сказала она, когда он закончил. Джейме исподлобья посмотрел на неё и усмехнулся. — Так уж и сожалеешь? Ведь именно благодаря моему отцу ты сейчас здесь, а не дома на Тарте, не разыскиваешь девочек Старк или… где бы ты хотела быть? Взгляд Бриенны из сочувствующего стал острым, осуждающим. — Какая разница? И я помню всё, Цареубийца, не нужно пытаться вызвать у меня что-то, чего я не чувствую. Но мне действительно жаль, что ты потерял отца. Только и всего. Ему больше не хотелось ухмыляться и острить. Только и всего. Мелочь — так она думает? Знала бы Бриенна, как много это значит для него.***
Она никогда прежде не видела драконов. Даже во сне. И хотела бы надеяться, что и не увидит, да поздно: вон они, три тёмные грозные точки, неотвратимо снижающиеся над замковым двором. Бриенна крепче обхватила рукоять меча. Разведчики Джейме доложили о том, что Безупречные королевы Дейенерис подходят к Ланниспорту. Скоро всё будет кончено. И где-то там ехал и Тирион Ланнистер. Бриенна плохо знала Беса — можно сказать, совсем не знала, но ей хотелось бы, чтобы у него был шанс переговорить с Джейме. Хотя бы минуту, может, тогда он смог бы что-то изменить. Смог бы образумить своего брата. В тот вечер, рассказав ей обо всём, Джейме сжёг письмо брата прямо в её камине. Серсея Ланнистер узнала о смерти отца и том, что её сын всё-таки жив, лишь на следующее утро — и сложно было понять меж слезами, проклятиями и молитвами бывшей королевы, чего в ней больше, горя или радости; и горевала ли она и впрямь так сильно по отцу или всё же больше о навсегда потерянной власти. Стоило ожидать, что горе и радостная весть о Томмене сблизят её и Джейме, но Цареубийца лишь сухо осведомился у сестры, не желает ли она отправиться в Вольные Города, пока ещё есть возможность. Серсея отказалась в самых резких выражениях, заявив, что если Дейенерис Таргариен нужна её голова, так пусть придёт и возьмёт, а она не собирается бежать из собственного дома, поджав хвост, как побитая собака. Дрожащие при этом губы Серсеи плохо сочетались с решимостью в её голосе, но всё же и на лице была написана та же решимость, что и у Джейме. Отчаянная смелость на пороге смерти, одинаковая, одна на двоих, сделала брата и сестру похожими, как никогда. Своими планами Цареубийца не делился ни с сестрой, ни со своими вассалами, ни с ней, Бриенной. Но стал ещё более мрачным, чем был, неразговорчивым и резким, и Бриенна понимала, что он готовится к худшему. Он велел тем лордам, что ещё остались верны своим вассальным клятвам, собрать столько людей, сколько смогут, вооружить их наилучшим образом, часть выставить на подступах к Ланниспорту, часть — на подступах к Кастерли Рок и в самом замке. Ланниспорт заперли, те корабли, чьи капитаны были недостаточно расторопны, чтобы убрать их из порта, были арестованы. Стало понятно, что Джейме Ланнистер намерен сражаться с королевой драконов, пока жив, даже если весь остальной Вестерос ей покорился. Запертая вместе с избранными людьми Джейме Ланнистера в Кастерли Рок, Бриенна понятия не имела, что происходит за стенами замка. Сколько ни прислушивалась, не могла понять, произошла ли битва, взят ли Ланниспорт, приближаются ли Безупречные к родовой твердыне Ланнистеров; могла видеть только три приближающиеся точки. Вот стали видны громадные в размахе крылья, длинные изящные шеи, она смогла различить цвета чешуи драконов, хоть они и летели против солнца — белый, зелёный и чёрный. Чёрный с серебристой, светлой всадницей. Присмотрелась, и ей показалось, будто на белом тоже есть всадник, только очень маленький и как будто неуклюжий. Они были ещё так далеко, что ничего нельзя было сказать наверняка… Бриенна нахмурилась: она не слышала, чтобы ещё кто-нибудь из Таргариенов выжил, а разве драконы признают иных хозяев? Ладонь стала потной, рукоять меча выскальзывала, и Бриенна вытерла руку о полотняные бриджи. Коротко выругалась сквозь зубы: можно подумать, меч может противостоять дракону, даже и в твёрдой руке! Она всё ещё не была уверена, что должна воевать с королевой драконов. В конце концов, это Ланнистеры были её врагами и держали в заточении, так почему она стоит среди воинов Цареубийцы, словно одна из них? С другой стороны, и к людям Дейенерис она не принадлежала. Её отец, быть может, и дал клятву-другую — хотя и этого она точно знать не могла, — но не она. Её сюзерены, её лорды и короли мертвы, все до единого. Единственное, что Бриенна знала точно, так это то, что если кто-то из Безупречных или других людей Дейенерис поднимет на неё меч, он погибнет. Драконы снижались. Теперь она уже отчётливо видела плащ и серебристые волосы королевы драконов, развевающиеся на ветру. И второго всадника, придерживающего своего дракона чуть позади явно из почтительности, а не из терпения; нет, он наклонился вперёд так сильно, как только позволял его маленький рост, то и дело рискуя свалиться с широченной чешуйчатой спины. Бриенна видела Тириона Ланнистера всего раз или два, но сразу узнала его. И Джейме его тоже узнал. Он заставил своего коня сделать два шага назад, приблизившись с лошади Бриенны. — Явился, — процедил он сквозь зубы. Ладони снова вспотели. На какой-то краткий миг она подумала, что появление Беса — пусть даже верхом на драконе — поспособствует переговорам и мирному разрешению этого кошмара. Каждому в этом дворе было ясно, что они обречены, если вздумают сражаться. Ясно это было и Джейме, конечно же. Она бросила на него испуганный взгляд и тотчас снова обратила взор на небо, не в силах игнорировать прекрасное и страшное зрелище. Глаза дракона были огромными, словно щиты, и даже с такого расстояния в них можно было заметить мечущиеся искры. Джейме медленно вытащил меч из ножен, и валирийская сталь отразила почти закрытое громадными крыльями солнце. — Тень дракона простёрлась над замком… — странно спокойно, нараспев проговорил Цареубийца. — Помнишь сказку, которая так начиналась? Насилу Бриенна оторвала взгляд от страшного чудища, зависшего над ними, и с удивлением взглянула на Джейме. Неужто у него помутился рассудок? От страха, должно быть, ведь бояться дракона не зазорно и самому храброму рыцарю на свете. Бояться дракона — разумно и правильно, а вот вынимать против него меч — нет. Бриенна всё ещё верила в переговоры. — Нет… — пролепетала она. — Не помню я таких сказок. Должно быть, он ухмыльнулся. Во всяком случае, в его голосе прозвучали смех и почти мальчишеское бахвальство. Дракон над ними выдохнул и утробно зарычал, и воздух раскалился, словно в печи. — Тогда проследи, чтобы её сочинили, — бросил он и пришпорил коня.