Тени на площадке

Просторный майский двор обрамляет исполинская кайма Дворца спорта СССР, даря приятную прохладную тень лавочкам вдоль аллеи. Еще только распустившаяся листва не успела припудриться дорожной пылью, потому задорно отражает зачинающиеся румяные закатные лучи. На одной из непрогретых солнцем лавок по птичьи, на самом краю, словно уже в следующую секунду вскочит и побежит куда-то далеко, сидит девушка. В руках ее распахнула свои мелованные страницы большая иллюстрированная книга. Чтобы не пятнать красивую бумагу, то и дело она вносит заметки в небольшой блокнот, а после прячет уже изрядно сточенный карандаш за ухо, прибирая им курчавые волосы у виска. То едва заметно прикусывает губу, сосредоточенно обдумывая прочитанное, то наоборот тихо шепчет что-то себе под нос. Тренировка советской сборной сегодня никак не хочет закончиться, поэтому Татьяна с толком проводит время ожидания за подготовкой к конкурсу. Когда она вновь показала свой лик в аудитории, где десятки таких же молодых творцов готовились совсем скоро победить, занять первое место во всесоветском конкурсе изобразительного искусства, некоторые даже огорчились. Потенциал способной, хоть и безалаберной девушки не скрылся от конкурентов. Даже в черновых ее работах виделась поставленная, опытная рука, способная в нескольких штрихах передать то, над чем другие трудились не один час. Сойди Таня с дистанции — они окажутся на шаг ближе к победе и главному призу, стипендии имени Мухиной, знаменитого скульптора-монументалиста. Когда солнце начинает последними своими лучами заливать лицо Сергеевой, та устало вытягивает длинные ноги, обтянутые светлыми чулочками, под которыми прячутся острые, в ссадинах, коленки. Забавно, но последнюю из таких травм девушка получила вовсе не на тренировке, как можно было подумать. Поскользнувшись у большого эмалированного таза с глиной, она растянулась на влажном полу мастерской. Даже лбом ушиблась! И теперь небольшой синяк прикрывает курчавая прядь непослушных русых волос. Сергей в этот раз с тренировки убегает первым — мама в очередной раз выслала посылку из Нащеково, и теперь та ждет, когда ее заберут на почте. «Эх, мама! Говорил, ведь, уедем скоро. Кто будет все эти баночки есть? — со вздохом думает мужчина, перешагивая по нескольку ступеней Дворца за раз. — Еще наверняка и сама все на почту несла. Надорвется опять, будет потом со спиной мучиться…». В последний раз из Европы он привез для нее какую-то хваленую мазь, которую порекомендовал экскурсовод на единственной их экскурсии. Впервые удалось вырвать время между соревнованиями и самолетом. А Сергей потом летел и думал — отнимут ли на таможне? Денег не жаль, обидно будет, если матери не поможет. Отрывая взгляд от небольших наручных часов, Белов вдруг замечает убаюканную теплыми весенними лучами Таню, так и застывшую с раскрытой книгой на коленях. Небольшой блокнотик ее, весь исчерканный, наверное, важными мыслями, сдуло ветром со скамьи. И теперь его серые странички щекочет ветерок. Сергей, помедлив, тихо, чтобы не напугать девушку, подходит и чуть наклонившись, стараясь не сгибать сустав натруженной ноги, поднимает блокнот с земли. Рука невольно пролистывает пару заметок: какие-то мерки, слова, схематичные эскизы человеческих силуэтов, названия каких-то скульптур. Содержимое книжицы не кажется ему занятным до тех пор, пока десятый номер не натыкается на свое собственное изображение. Никаких мелких деталей и подробностей, видно, что художник спешил, стараясь как можно скорее уловить момент. Но в паре-другой чуть смазанных штрихов точно можно узнать сдвинутые к переносице темные брови мужчины, поджатые в напряжении губы, рука, заведенная высоко над головой. И точно продолжение руки — мяч. Нет сомнений. Это он. Сергей Белов. «Лети!» — выведено мелким угловатым, вовсе не девичьим почерком. Сергей читает это название и невольно улыбается одними лишь уголками губ и переводит взгляд с себя нарисованного на автора портрета. Лицо Тани залито розовым светом, точно от смущения. Наверняка, она бы испытывала именно его, если бы знала, что натурщик стал случайным зрителем ее работ. Налетевший прохладный ветер все же будит Сергееву. Она зябко поводит плечами, отходя ото сна и откладывая в сторону книгу. — Знаешь, Таня, — девушка в неожиданности вздрагивает, запрокидывая голову вверх, к источнику звука. — На твоем месте я не был бы таким смельчаком. Дворец спорта часто патрулируют. Подойдет так милиционер. И уйдешь ты с ним. За маргинальное поведение, товарищ Сергеева. Мужчина не скрывает улыбку и от уголков глаз его расходятся лучики мимических морщинок. Вся эта ситуация кажется ему крайне забавной — и картинка в блокноте, и задремавшая на лавочке девчушка. «До чего глупая, — думается ему. — Нашла, где спать!». Сергеевой требуется несколько секунд, чтобы наконец прийти в себя и найти ответные слова: — Главное, чтобы такие маньяки кругом не отирались, — бурчит она, забирая из рук комсорга свои заметки. — Что, полюбовался собой? — Я? Да, — мужчина присаживается на противоположный край скамьи, чуть потеснив вещи Татьяны. — А тебе меня уже на тренировках мало? Решила увековечить и всегда носить с собой? Мне начинать бояться? Несвойственный баскетболисту мальчишечий задор тронул его голос, отчего Таня даже не стала сердиться. Хотя в других обстоятельствах она обязательно не забыла бы возмутиться тем, что кто-то увидел ее не законченные еще работы или, чего хуже, черновики. Но те любопытство и веселый огонек в глазах Белова лишь заставили ее невольно улыбнуться. Таня уже и не помнит, когда родился тот небольшой портрет. Вероятно, в спортивном зале, когда девушка где-то на задней трибуне ждала своей очереди завладеть мячом и площадкой. А может и дома, по памяти, восстанавливая раз за разом образ спортсмена в голове перед сном. Это происходило непроизвольно. И причины тому Таня не знала. Чтобы перевести тему, она пальчиком стучит по тонкому своему запястью, где другие, те, кто не возится с глиной и гипсом почти каждый день, обыкновенно носят часы. — Что-то сегодня рановато для тебя, — она обводит глазами двор. — На улице еще не последние сумерки, а Сергей Белов уже домой спешит. Случилось чего? — Случилось, — кивает он. — Мать гостинцы прислала. Нужно забрать, а то ведь улетаем. Пропадет… — Тоже мне, несчастье, — хихикает девушка. — Ему вкусности шлют, а он еще и недоволен. — Я держу себя в строгости. В здоровом теле — здоровый дух, Таня. А его не на варенье взращивают. — Это же ягоды, все свое, с огорода, наверняка?.. — Это сахар. А я не люблю сладкое, — пожимает он широкими плечами. — А я люблю… Мама раньше делала орешки со сгущёнкой варёной, а мы с папой помогали, эту сгущёнку варили. Один раз так увлеклись, что мама потом тюль кухонный отстирать не могла от взорвавшейся варенки… — Девушка хихикает, предаваясь нежным детским воспоминаниям. — Папе потом пришлось новый покупать, чтобы она так не грустила. Только орешков мы больше не видели… Сергей слушает внимательно, будто это вовсе не пустяковая история из детства, а что-то действительно важное и представляющее для него большой интерес. — Тогда пойдём со мной? Таких яств, конечно, не обещаю, но парой баночек варенья и, может, даже компотом, угощу. — десятый номер поправляет усы в ожидании ответа. — Как-то неловко. Это же вам мама прислала! — от смущения Сергеевна вдруг снова переходит на «вы». — Неловко ты пас из-за спины даёшь. А в этом ничего такого. Главное, чтобы все было съедено. Не люблю, когда хорошая еда просто портится. Не дело это. Татьяна замирает, в смятении закусив губу. С одной стороны, стоит уделить время подготовке к конкурсу. С другой — потренироваться в зале. А с третьей… Сергей, который ждёт её положительного ответа. И не разорваться ведь.

***

В почтовом отделении близ Дворца спорта народу всегда битком. И этот тихий весенний вечер не стал тому исключением. Народ кольцом заворачивает очередь в узком помещении, толпясь и переживая — успеют ли до закрытия? Несложно среди них разглядеть двух молодых людей. Сергей и Татьяна, вовсе не беспокоясь о времени, тихо обсуждают какие-то газеты на прилавке, мужчину, пытающегося уместить в маленький ящик свою огромную посылку, марки почтовые — все, что есть кругом. — Сергей Александрович, это же вы? — слышат они где-то впереди незнакомый робкий голос. — Это ведь вы десятый номер? — Он! — хитро улыбается Таня, замечая, как тяжело вздыхает уже изрядно уставший за день Белов. — Товарищи! Разве можно заставлять ждать такого человека? — обращается взволнованный парнишка ко всей очереди. — Это же надежда Советского союза! Пропустите! Пропустите же его. Люди в очереди оборачиваются, кто-то удивлённо перешептывается. Сергеева, прикрыв губы тыльной стороной руки, хохочет, глядя на спортсмена. — Не стоит, молодой человек, — прокашлявшись, возражает Белов. — Соблюдайте порядок в очереди. Не создавайте суету. — Ну что вы, Сергей! — хлопочет парень, оттесняя людей от окошка выдачи посылок. — Проходите же! — Сергей, послушай его, — Таня шепчет мужчине, притягивая его за локоть к себе. — Он твой поклонник, не отстанет же. Быстрее уйдём, соглашайся. — Это неправильно! — возмущается в ответ баскетбольная надежда страны. — Это наш шанс избежать скандала, — шипит девушка также подталктвая Белова в нужном направлении. Воспользовавшись общим замешательством, молодые люди под предводительством незнакомого, но крайне бойкого парнишки быстро забирают увесистую посылку. Уже на улице, переведя дух, они переглядываются: — И все-таки это неверно, — удрученно качает головой баскетболист, поудобнее перехватывая коробку. — Товарищ Белов! — все тот же парень выскакивает следом за ними, едва не сшибая Татьяну. — Осторожно! — восклицает Сергей, рефлекторно прикрывая девушку плечом. Скорость реакции олимпийского чемпиона! Незнакомец, отдышавшись, продолжает: — Ох, извините! Товарищ Белов, а карточку вы мне не подпишите? — Молодой человек, вы видите, что я сейчас занят? — сердито понижает голос. — Где ваша карточка? Чем писать? — Ой, — Он хлопает себя по карманам пиджака, явно снятого с плеча отца, отчего немного великоватого. — А у меня-то ничего и нет. Может, на квиточке моем хотя бы? Или я быстро! Куплю календарик и мигом к вам! — Вы в своём уме? — видно, мужчина начинает терять терпение, отчего голос его становится жёстче. — Вы видите, что я иду с девушкой, у меня тяжёлая посылка. И предлагаете мне подождать, пока вы найдёте, на чем мне расписаться для вас? — Но… — Без но, — холодно чеканит Сергей. — Всего доброго. И они, развернувшись, уходят. Таня робко оборачивается через плечо, чтобы посмотреть ещё разок на наглого незнакомца. Тот так и остался глядеть им вслед. Через время они уже заходят во двор большого панельного дома, куда Сергей однажды приводил Татьяну. Он нарушает хранившееся весь путь молчание: — Что, опять скажешь, что я грубый, самовлюбленный гад, который с другими не считается? — с усмешкой спрашивает он, имея в виду ситуацию на почте. — Нет, — чуть помедлив, отвечает девушка. — Ты поступил… Верно, я думаю. Я бы вообще растерялась. — И это, Таня, не первый случай. Проходи, — он открывает дверь, пропуская Сергееву вперёд. — Сейчас посмотрим, чем тебя угостить. С прошлого визита Татьяны в квартире ничего не изменилось. Только на кухне, на подоконнике поселилась новая герань в керамическом горшке с витиеватыми узорами. — Решил открыть дендрарий? — она проводит пальцами по листикам растения, ещё не покрывшимся пылью. — Болельщики подарили, — Сергей ставит на плиту полный чайник. — Думаю, это эгоизм. — То есть как? — удивляется Таня, присаживаясь на один из кухонных табуретов. — Это же подарок, внимание. — Они же знают, что мы всегда в разъездах. Кто это будет поливать? Ухаживать? — Наверное, они думают, что у надежды всего советского спорта есть заботливая жена, которая в ожидании мужа из командировок ведёт быт и поливает кактусы. — Так нет ведь никого, — Белов устало трёт лоб и тоже опускается на сидение. Они пьют чай. Сергей — с первыми кислыми яблоками, бережно собранными мамой. Таня — с вареньем из шишечек, которое раньше девушка никогда не пробовала. Совсем тихо ворчит с помехами старый транзистор. — Сложно это? — спрашивает вдруг спортсмен, вытянув в сторону больную ногу. После долгого дня приятно было просто сесть на кухне и не бежать никуда вовсе. — Что? — Таня не сразу понимает, о чем речь. Потому растерянно болтает мельхиоровой ложечкой в чае, чтобы тот быстрее остыл. — Я о портрете. Сложно это, людей рисовать? Вышло ведь похоже. — Здесь все чётко, как в науке, — улыбается она, доставая из кармана все тот же блокнотик. — Есть свои пропорции. Подстроился, измерил и все. — И как ты потом можешь это слепить? Сваять? Не знаю, как правильно. — А это уже ловкость рук и магия пальцев! — она подмигивает. — И что, всем эти пропорции подходят? — Нет, конечно, — девушка хлопает себя по бокам, пытаясь отыскать карандаш. Сергей аккуратно касается её волос, доставая из-за уха Тани забытый карандашик. Та смущённо улыбается. — Ах, вот он где! — она начинает чиркать что-то на бумаге, объясняя. — Конечно, нет! В этом вся прелесть — найти эти несоответствия. Из-за них-то и получается похоже. Через пару минут тишины, нарушаемой только скрежетом и шуршанием пишущего инструмента о шероховатую поверхность бумаги, с листа на Белова смотрит его сокомандник, гордый Модестас. Глаза его прищурены, точно сейчас картинка оживёт, и литовец скажет что-нибудь колкое на своём родном языке. Сергей удивлённо качает головой. — Вот у меня, например, глаза слишком большие и круглые. Но я себя рисовать не буду. А у тебя… — Что — у меня? «Нужно чаще держать язык за зубами, Сергеева! Он у тебя тоже не пропорционально извилинам мозга длинный!» — думает Таня, поправляя сбившийся на лоб локон, но тот все спадает обратно, закрывая глаза. Она листает странички с эскизам, пока не находит тот самый портрет Белова. Девушка прячет глаза, большим пальцем медленно проводит по своему рисунку, очерчивая контуры. — А у тебя очень правильные черты лица. Это красиво. Сергей осторожно убирает прядь волос с лица девушки, едва задевая синеватую ссадину на лбу. Хмурится. — Что это? — О, ерунда! Производственная травма, — неестественно громко хохочет Сергеева, чтобы скрыть смущение. — Будь осторожнее, — назидательно говорит мужчина, задерживая взгляд на лице Тани. — Не заставляй за себя переживать. — Что? — словно ослышавшись, переспрашивает она. — Не заставляй переживать, — вынырнув из своих мыслей продолжает Сергей. — Гаранжин, родители, они наверняка волнуются. — А… Да они привыкли, — с плохо скрываемой досадой отзывается она. «А я — нет. Не заставляй меня переживать о тебе, Таня…».