Лицемерка

      Было видно, что Стар расстроилась, когда получила отказ. Ей очень хотелось пойти с Марко куда-нибудь — куда угодно. А праздники на Земле — вроде Хэллоуина — бывают нечасто. Не то что на Мьюни, там хоть каждый день пирушки устраивай. В который раз принцесса столкнулась с непонятностями и сложностями.       То, что она пугает людей, вовсе не повод избегать общества и пропускать земные торжества. Поэтому и не посчитала опрометчивым прийти в школу без разрешения и предупреждения. Марко, конечно, друг, но отчитываться перед ним Стар пока не намерена.       Просто хочется хоть раз показать свой характер. Стар, по правде, ненавидит, когда ей указывают, что делать, как говорить и в чём выходить на улицу. Всего этого она натерпелась на родине.       Стар уже приготовилась понести «заслуженное» наказание, завидев приближающегося (и, судя по покрасневшим кончикам ушей, разозлённого) Марко. Как ни странно, у него не хватало слов; парень всё время заикался, и, словно задыхаясь, неестественно жестикулировал. Возможно, он просто сильно волновался за подругу… Нет, верно, всему виной была Джеки — та-самая-очаровательная-скейтбордистка, что находилась совсем-совсем рядом и увлечённо болтала с Дженной. Правда, скейтборда нигде не было видно: должно быть, она прятала его под блестящей, переливающейся как чешуя, юбкой.       Стар лишь хмыкнула, когда гневная (а точнее, неловко-растерянная) тирада друга закончилась. Затем легонько стукнула его кулачком в плечо и пробормотала:       — Я тоже однажды просила не приходить кое-куда… — девушка заисквающе улыбнулась. — Помнишь? Я помню.       Марко, впрочем, нисколько не смутили эти слова. Он бы и дальше продолжал горячиться, если бы не тень прелестной русалки, что нависла над ним.       Стар было противно наблюдать, как решительный и чересчур правильный Диаз превращается в унылого, эгоистичного, влюблённого болвана, каких на Земле пруд пруди. На Мьюни не так — там все рыцари настолько благородны и честны сами с собой, что сейчас же признаются даме своего сердца, а не будут мяться и так тщательно прятать чувства в этом самом сердце. К горлу подкатила тошнота: волшебная русалка и нелепый эльф-каратист смотрелись слишком хорошо вместе. Чтобы насолить им, Стар беспощадно улыбнулась. Показывая острые зубы. Чёрт, а Марко умеет влюбляться в по-настоящему красивых девушек. Повезло.       Стар угрюмо пообещала скоро вернуться домой, не без требований Марко, и ускользнула от «парочки». Диаз злится, когда про него и Лин-Томас так говорят, но сейчас велик соблазн его позлить. Какой же всё-таки болван. Все влюблённые такие? Если это действительно так, Стар больше не будет влюбляться.       Очень прискорбно, что вместо какого-нибудь мьюнианского алкоголя на хэллоуинский стол было подано детское шампанское с такими же детскими, слащавыми картинками на бутылках. Стар пришлось покривиться и, скрепя зубами, заставить себя выпить хотя бы один стакан. На Мьюни не так — там маленькой принцессе разрешалось попробовать волшебный целительный напиток из рюмки отца. А потом получить приступ икоты и волну одобрительных киваний. Вообще, с ним всегда были только приятные воспоминания. Чего только «прогулки на спине» стоят. И такие редкие семейные пикники. Завтраки на террасе, где два ярко-оранжевых солнца так припекали, что мать, боясь морщин, надевала широкополую шляпу и мазалась кремом. Поэтому она всегда была немножко скользкой снаружи и немного охлаждённой внутри. А отец был очень весёлым, даже если дела обстояли совсем плохо, и старался улыбаться, если Стар вдруг станет грустно.       Все эти светлые кусочки прошлого с лёгкостью разбивались, раскалывались вдребезги, стоило Баттерфляй взглянуть на себя в зеркало. Оглядеть с головы до ног; наоборот. Как всё-таки странно ощущать, что ты одна на свете такая. Вроде на Мьюни ещё никогда не было детей, рожденных от человека и монстра. Тёмная Королева хоть и была влюблена в не того, кого надо было, но наследников не имела. Стар знала это предельно точно: уж кто-кто, а она изучала Эклипсу Баттерфляй с такой ревностью, что любой историк позавидовал бы. В конце концов, часы, проведённые в библиотеке, превратились в дни, а правители Мьюни стали отдаляться от своей дочурки. Стар не винила их: они правда сделали всё возможное, чтобы оградить её от людской злобы. Да и вообще, жизнь у них нельзя было назвать сладкой и усыпанной плюшками и цветами: брак, основанный на любви и доверии, воспринимался окружающими как один из способов заключить договор. Мьюнианцы и монстры теперь жили более-менее мирно, и, как считало большинство, всему виной новоиспечённый король страны, Тоффи. С появлением маленькой принцессы ропот на правящую семью усилился.       Поэтому Стар не любила выходить из замка. Не любила общаться, не пыталась завести друзей. Таким образом, думалось ей, можно спокойно прожить свой век и стать королевой, о которой никто не сможет что-либо сказать. Как же она ошибалась! Оградив себя от людей невидимой стеной, Стар построила себе клетку, из которой, увы, пока не удавалось выбраться.       Даже с помощью Марко.       …Девушка с серой кожей склонилась над большой миской с газировкой. На дне отразились два тёмно-вишнёвых* сердечка. Стар вздохнула.       — Тоже хочешь разглядеть молекулы?       Баттерфляй вздрогнула от неожиданности: обладатель хриплого голоса находился совсем рядом, и оставалось только молиться, чтобы он не видел её слёз.       — Какие… молекулы? — сдвинула брови Стар, наконец сумев что-то ответить. — Они же… маленькие. Просто так не разглядишь.       — Я всё думал, мне волосы мешают их разглядеть. Как думаешь, если подстричь чёлку, я смогу разглядеть хотя бы атомы**? — паренёк многозначительно взмахнул шевелюрой. Стар заломила бровь: он пугал её. Не так, как она сама обычно пугает всех — у него нет острых зубов или вытянутых зрачков — а своим поведением. За спиной непонятный инструмент с чёрно-белыми клавишами. Все музыканты такие странные?       А мальчишка всё не умолкал и болтал, казалось, обо всём, что знал и слышал. Видимо, его знания ограничивались только бурито с чипсами, настоящим земным алкоголем, крутыми тачками и предками-как-они-надоели. Стар оставалось только поддакивать, время от времени кивать и ощущать пустоту, не только в желудке, но и вообще. Как некрасивая фарфоровая кукла, полая изнутри и ненужная.       — А с тобой приятно общаться.       Она лишь горько усмехнулась. Спасибо, чувак. Правда, спасибо. Хоть кто-то рад её не-отсутствию.       Впереди мельтешил Диаз. Такой маленький, невзрачный. Раздавить можно. Не хочется. Иногда, когда становилось особенно тошно, складывалось ощущение, что всё это — часть какого-то заговора.       В том числе и Оскар. Он серьёзно даже не попытается убежать?       — Я, пожалуй, свалю отсюда. Хочешь со мной? Ништяк тусовка. — Стар отрицательно помотала головой. — Ладно, бывай, — Грилсон попятился к выходу и зачем-то показал большие пальцы: — Кстати, классный костюм!       Баттерфляй оставалось только помахать ему вслед и озадаченно наклонить голову набок: «Костюм?..»       Стол резко зашатался: в него врезался со всего разбегу Марко и сразу начал судорожно глотать шипучий напиток: от волнения у бедняги пересохло в горле. Стар с отвращением пялилась на друга, у которого накладные уши свесились набок, а пояс уже успел развязаться: не надо было его так теребить.       — Слушай, Марко, может, с тобой что-то не так? — не соизволив взглянуть на него, Стар облокотилась спиной об столешницу. Марко повернул непонимающее лицо к подруге; она закатила глаза.       — Мне кажется, Диаз, если бы Джеки тебе действительно нравилась, ты бы давно признался, — решительно продолжила девушка. — Как рыцарь с Мьюни. Я бы сделала тебя своим рыцарем.       Последняя фраза прозвучала скорее с сожалением, чем с укором. Марко совсем остолбенел: слова, интонация и удручённый вид Баттерфляй шокировали. Ещё никогда не удавалось видеть её в таком состоянии. Ну, разве что в те моменты, когда думает, что Марко на неё не смотрит.       Он приблизился к ней и вопрошающе посмотрел.       — Такое ощущение, что ты нарочно избегаешь меня, — принцесса совсем поникла. — А Джеки — это лишь…       Внезапно на сцене зажгли софиты: Марко резко зажмурился; он только успел привыкнуть к свету и осторожно открыть глаза, как почувствовал до боли знакомое прикосновение к руке.       — Веселись, Диаз. Ты классно выглядишь.       «Ты тоже», — чуть не вырвалось у парня. Если бы он всегда мог говорить правду, то сразу бы признался, что Стар очень идёт это платье. Пусть она и каждый день в нём ходит, пусть оно уже вконец износилось, всё же…       — Всё же, несмотря на поздний час, — женщина-тыква со сцены улыбнулась подобно гиене, — мы готовы объявить победителя конкурса костюмов на Хэллоуинский праздник первого курса академии Эхо-Крик!       И даже вытерла платочком пот с лица. Ученики нестройно захлопали, смущённые тем, что ведущая говорит о себе во множественном числе. Софиты словно хотели выжечь все бумажные и сделанные из скомканной фольги детали опрятных и не очень нарядов на первокурсниках.       Марко постоял немного, чертыхнулся, завидев в первых рядах Джеки, и стал пробираться сквозь толпу к чересчур-медленной-Стар. Она нарочно тянула время, Марко это знал. И, как никогда, радовался этому. Надо остановить её, схватить за обтянутую перчаткой руку, извиниться, предложить остаться. И газировка, нужна газировка. Верное успокоительное. Например, с ним всегда прокатывало.       Когда пытаешься сотворить из одноклассницы кумира, чтобы быть уверенным в своей не-влюблённости, все способы хороши.       — Стар! Стар, останься! — перекрывая криком шум толпы, Диаз догнал Баттерфляй и преградил путь к двери. — Я прошу, только не уходи!       «Снова заикаешься, Убальдо?» — он ужасно злился: на себя и на своё глупое имя. Соберись, тряпка.       — Ты же сам просил меня уйти, — заломила бровь Стар, пытаясь вырвать свою ладонь из горячих рук парня.       Какие всё-таки у неё приятные на ощупь перчатки.       Софиты снова заставили зажмуриться. На этот раз они были направлены именно на них, бледным пятном выхватив из мрака испуганную принцессу.       — Куда же уходит наша победительница? — Микрофон противно загудел и заложил уши. — Выходи на сцену, девочка!       Стар выпучила глаза. Ученики сейчас походили на тех разъярённых мьюнианцев, что часто являлись ей в кошмарах со своими вилами и верёвками…       — Стар, я передумал! Пойдём скорей отсюда! — быстро, глотая буквы, протараторил Марко и нажал на ручку двери. Паника превратила его лицо в гримасу. — Стар!       Её силой затащили на сцену. Девушка не особо сопротивлялась, не до конца понимая всю суть, и отчаянно хлопала ресничками, когда Марко отчаянно орал, а ведущая зачитывала ей поздравление. На словах «…самой устрашающей внешности в Хэллоуин, вручается…» Стар перестала что-либо воспринимать.       Одноклассники кричали что-то смелое в адрес её наряда, дружески хлопали по плечу и даже пытались ущипнуть, когда она слезла со сцены, держа в руках блестящую коробку.       Марко ещё нескоро протиснется к Стар. Долго будет пытаться вытащить из неё хоть слово. И ещё много-много раз задумается о том, почему она сказала всей ненавистной ей толпе своё полное имя***, о котором никогда не рассказывала лучшему другу.

«Старлен Баттерфляй… Добро пожаловать в шоу фриков. Они думают, что твоё лицо — маска».