Не я...

      Очередная тренировка Юри. Не знаю, что я здесь делаю. Смотреть, как этот японский кацудон разъезжает по катку в попытках сделать что-то красивое, не очень приятное занятие, если честно. Сам поражаюсь, зачем я прихожу снова и снова наблюдать это жалкое зрелище.       — Я тут придумал одну программу… — слабак неуверенно мнётся, ожидая одобрительного кивка тренера, который долго ждать себя не заставляет. — Тогда я начну.       Включается музыка, и он демонстрирует свои умения, если можно так сказать. Я сонно смотрю на эту муть, переодически зевая. Где-то на середине терпение заканчивается, и я просто начинаю разглядывать всё, что угодно, кроме жалкого японца. Потолок, стены, лёд… Глаза скользят по всему помещению, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Наконец, они останавливаются на объекте слева от меня. Не поворачивая головы, я незаметно наблюдаю за третьим человеком здесь. Виктор с серьёзной миной изучает «фантазию» Юри. Этот засранец всегда прислушивается к мнению и желанию своего ученика, а меня будто не замечает. Зато я тебя хорошо вижу, предатель! Строишь из себя заботливого папочку, мерзавец!       В его небесно голубых глазах пробегает лёгкая добрая насмешка, тут же сменяющаяся обычной глубиной открытой души. Его глаза, бездонные как океан, сколько раз я захлёбывался в их жестоких водах, сияют ярче обычного. Даже сейчас, глядя на них сбоку, я чувствую их заманчивую мелодию. Они обещают вечное блаженство, но только и ждут мгновения, когда я отдамся непослушной волне. Стоит с головой погрузиться, и поверхность тут же закроется ледяной белизной ресниц, навсегда пряча тебя от внешнего мира. Повезёт, если ты выберешься, но не радуйся долго, потому что ты тут же попадёшь в бесконечные метели его волос. Мягкие и прекрасные словно лепестки лилий, но такие же опасные, как обезумевший от голода тигр. Протянешь руку, чтобы прикоснуться к столь хрупкому цветку, и он сожрёт тебя, как полярная сова — мышь. Не доверяй этой ложной невинной чистоте. Ведь ангельские крылья могут оказаться лишь маской дьявола, а нежное их шуршание — убийственной песней сирены. Всё в его облике опасно и жестоко расправится с любым доверчивым сердцем, стоит последнему повестись на невинность вида.       Касаясь взглядом его волос, его глаз и ресниц, я забываюсь и разворачиваю голову в его сторону, внимательно изучаю бледные губы цвета сахарной вишни. Упругие и нежные ягоды… как запретный плод, соблазнивший однажды Адама. Почему я не могу согрешить, подобно ему? Хочу вкусить это сочное яблоко и пасть во грех. Виктор… мой сладостный наркотик, вкуснейший яд, убивающий медленно и больно, упорно пробирающийся по венам к сердцу. Я пью его с упоением. Принимаю из твоих рук проклятую чашу, а ты с нежной улыбкой наблюдаешь за моей смертью. Жестокий и бессердечный демон, тянущий несчастную душу прямиком в ад. Я почти чувствую, как пламень огненной гиены сжигает сердце и очерняет душу. Чувствую, как знакомая рука давит на шею, погружая в липкую и противную тьму. Я даже не пытаюсь сопротивляться, вязкая жидкость проникает в рот, в лёгкие, во всё тело. Я начинаю захлёбываться, а его сладкий голос успокаивает и шепчет нежные речи на ухо. Я так чётко слышу их. Погодите… он, правда, что-то говорит! Чёрт, я слишком увлёкся!       — Юрий, ты в порядке? У тебя такой вид… будто ты собираешься меня убить, — этот голос — насмешка над глупым ребёнком. Ты прекрасно знаешь, почему я пожираю тебя глазами, но делаешь вид, что слишком глуп для этого. Игнорируешь, как жалкого назойливого котёнка. Ведь я и есть котёнок для тебя, да? Наивный комок шерсти, ищущий любви, а получающий лишь презрительные взгляды хозяина.       — Ты идиот, Виктор! — не позволю тебе смеяться надо мной. — Я просто задумался, ясно?! Бесишь!       Я разворачиваюсь и ухожу, чувствуя на себе твой удовлетворённый взгляд. Ты одержал победу, мой змей-искуситель…