Двойная Луна - 2. «Бригада "Шесть-девять"»

Чем больше Лорейн смотрел на Граннока и Науро, тем больше запутывался. То ему казалось, что эти двое — заклятые друзья, то — давние любовники, а то и вовсе — странная семья. Но метки на алабае он не чуял, она была только на ягуаре. И он, судя по редким и неохотным обмолвкам, и то лишь благодаря пиву, ею гордился. Рейн слегка недоумевал, как можно гордиться тем, что признаешь себя ведомым? Когда отошли отлить, не выдержал и вывалил весь ворох вопросов на бедного Реджи. Тот удивленно уставился, потом искренне изумился: — Да при чем тут подчинение-то? Метка — это совсем другое! Это знак того, что за меня Лейф порвет пасть любому, потому что я его напарник и близок ему! — Когда близок и все такое, помолвочные кольца дарят, а не шею прокусывают, — вытаращился в ответ Рейн. — Под перчатками и во время боевой операции хрен ты кольца разглядишь, — меланхолично пожал плечами ягуар. — А вот метку учуешь и под броником, и под щитом. — А на кой-хрен тебе во время боевой операции чуять метку? — О, как тут все запущено… Ты вообще о метках что-то знаешь? — Что ставят в знак собственности. — Это тебе отец нарассказывал? А в Академии вам что, не читали этот курс? — Нет, подобное не читают, знаешь ли. Это слишком личное. — Этот спецкурс берут по желанию. Он называется «психофизиология боевых пар». Когда я выбрал специализацию, я уже знал, где буду работать и что в «убойных» и «наркоконтроле» в основном работают боевые двойки. И потому взял спецкурс. Я тоже сперва возмущался, мол, метка. Но метку еще нужно заслужить. Это не знак принадлежности, что бы там себе ни думали ретрограды. Это маячок для твоего ведущего, что-то вроде телеметрии, завязанной на биопараметры. И чуть более надежный, чем секс, якорь для связи. Рейн фыркнул. — Да, такой слаженной парой мы с Греем точно за месяц не станем. Реджи только рассмеялся: — Месяц? Я к Лейфу притирался больше года! Так что у вас все впереди. И, Рейн, я не знаю, как это в традиции у псов, то есть, досконально не знаю, но если не хочешь вылететь из отдела в патрульные, забывай про все ретроградство, вбитое в мозги в семье. — Это называется «хорошее воспитание», хотя тебе-то откуда знать. В глазах Реджи на мгновение мелькнуло что-то темное и больное, потом он закатился немного натужным, вымученным смехом: — О да, ну откуда бы мне знать о хорошем воспитании? — Действительно. Если ты смылся из дома, то не надо всех остальных к этому принуждать. У меня отличные отношения с родителями… в той мере, в которой это называется семьей. Реджи махнул рукой, изогнув красивые, как у всех кошачьих, губы в саркастической ухмылке, развернулся и вышел из туалета. Хороший вечер был скомкан, Граннок и Науро минут через пятнадцать, допив пиво, попрощались. И Лейф, уходя, был хмур, на Грея посмотрел с сочувствием, а своего кошака обнимал так, что только слепой бы ничего не понял. — Нам тоже пора, — Рейн поднялся, потянул куртку со спинки стула. — Что ты решил? — Грей не торопился за ним, в его бокале еще была пара глотков. — Что переночую у тебя. Детектив Лорейн кивнул, залпом допил пиво, пружинисто поднялся и вышел: в этом баре расплачивались сразу. Рейн последовал за ним, на ходу застегивая куртку. Мысленно он прокручивал в голове разговор с Науро и кривился: будет ему еще какой-то драный кошак советы раздавать! Но, похоже, он испортил отношения с этой парой. Интересно, Грей уже в курсе? Реджи нажаловался, или нет? Вряд ли, иначе совсем как-то получается плохо: сразу рванул ябедничать. Но что-то же его напарник учуял? Иначе с чего бы так себя вел? Неведомая пока еще связь уже начинала пугать. Рейн не хотел быть зависимым, ни от кого, тем более — от чужака. — Надеюсь, у тебя постель широкая. Или дашь мне спальный мешок? Не люблю спать в истинном облике. — У меня тут пока только матрас на полу. Но он широкий и упругий. — Хорошо, — кивнул Рейн. Это все — как можно реже использовать оборот, как можно меньше бывать в истинном облике, вести себя как можно сдержанней, не подчиняясь требованиям тела — все это было отцовским. Он работал в большей степени с людьми и гордился тем, что люди воспринимают его как очень уважаемого специалиста. «Потому что никто из них не может сказать: эй, я видел этого парня с хвостом и ушами! Никто из них не рискнет подсунуть мне течную суку, зная мою репутацию примерного семьянина и способность обуздать свою природу. Ты должен быть таким же, сын». Рейн рвался из кожи вон, чтоб соответствовать. И у него даже получалось. Пока Грей не попался на пути. Ну что ж, придется познакомить его с отцом и сообщить о выборе, другого варианта Рейн не видел. Влетит, конечно, здорово… Хуже всего было понимание, что он разочарует отца. Что, как бы ни хотел Эдмунд Грей, в его сыне природа оказалась сильнее, чем в нём самом. Ничего, это все-таки его отец. Пара ссор, месяц холодных взглядов. И он смирится. А чтоб хвост по частям не рубить — в ближайшие же выходные надо познакомить отца и напарника. — А из пожрать у тебя дома есть хоть что-нибудь? Мышь в холодильнике, например? — Честно говоря, я как-то не особенно помню, что у меня там в холодильнике. Хорошо хоть сам холодильник есть, — проворчал Грей. — Можем зайти в магазин. Хотя… Наверное, я не очень хочу есть. — Да почему ж, зайдем. Завтра с утра всяко надо будет перекус организовать. Ну, то есть, нормальный завтрак, чтоб до обеда дотянуть. Кстати, ты как смотришь на переход в ночные смены? — Пока не знаю. Что в них особенного? — С непривычки очень сложно не уснуть, если смена «пустая». Если в рейд, тоже достаточно тяжело ночью шарахаться по улицам. Ну и город — ночью он кажется совсем другим. Нам придется немало потрудиться, чтобы выучить его заново. То есть, тебе — заново, а мне просто выучить. — Но оплата двойная? — уточнил Рейн. — Мечтай, детка, — хохотнул Грей, и сейчас Рейн решил пропустить это «детка» мимо ушей. — Полтора оклада, максимум. И премии, если только раскрываемость по всему отделу выше шестидесяти процентов. — Тогда в чем наша выгода? — Выгода? Рейн, кто тебе сказал, что мы работаем ради какой-то там выгоды? Усиленный паек и пол-оклада, вот и все. Те, кому нужны деньги, не идут работать в полицию, — на секунду лицо детектива Лорейна исказила странная гримаса, то ли презрительная, то ли отчаянная. — Я даже не про деньги. Ночью все нормальные дилеры ошиваются по клубам, развлекаясь. А мы будем просто пялиться в стены? — Они там не развлекаются, а работают. И — нет, «следаки» вроде Граннока и Науро занимаются в основном отслеживанием контактов, а не арестом мелких пушеров. — И мы тоже будем заниматься слежкой? И у кого из нас кошачий глаз? — У нас собачий нюх, это тоже неплохо. Да, придется подстроиться под работу «следаков». Рейн развел руками. — Ладно. Ночь так ночь. — Отлично. Скажу Лейфу, что мы согласны. Рейн кивнул. Что такого в ночной работе, просто больше темноты и меньше света. Просто придется чаще прибегать к полу-обороту. Отец будет недоволен. Но это же работа, он должен понять. — В выходные не планируй ничего, пожалуйста. Нам нужно будет появиться у моих родителей, — поставил он в известность напарника, как об уже решенном вопросе. — Эдмунд Грей… — Я в курсе, кто такой Эдмунд Грей, — хмыкнул детектив Лорейн. — Не беспокойся, я умею себя вести в обществе. — Отлично. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. — Сомневаюсь. Однажды мы уже сталкивались, правда, я только сейчас соотнес того Грея с тем, что это твой отец. — Ох… Все только что усложнилось, да? — По сути, тогда схлестнулись… Так, сперва магазин, а если тебе еще будет интересно, я расскажу дома. Рейну было очень интересно. Не в последнюю очередь потому, что предстояло оценить, насколько все будет плохо. Он не собирался менять напарника. Возможно, потому что Грей оказался его личным альфой. Потому что с ним было улетно потрахаться. Потому что он был профи. И потому что нельзя все время так оглядываться на отца. А еще ему был интересен напарник. До Лоу-тауна вести из Хай-сити доходили, но насколько можно было верить газетам? Что случилось в его семье на самом деле? Не мог же он просто так взять и развестись? Разводы у оборотней… мягко говоря, не приветствовались. Недаром этот аж в прессе освещался. Расспрашивать Рейн пока что не рисковал, сам Грей помалкивал. Хотя на его месте кто угодно бы не спешил делиться подробностями. Грей нагрузил целую тележку, словно собирался устроить пир. На самом деле Рейн прекрасно понимал и то, отчего у напарника дома было пусто, и то, зачем он покупает много полуфабрикатов для оборотней. Этот кобель практически не ночевал у себя. А когда ночевал, ему было не до готовки. — Я не особо умею готовить, если что, — неловко сказал Рейн. — Да я в принципе сам справлюсь, — усмехнулся Грей. — Тут и делать-то нечего, только вывалить на сковороду и поджарить, или на противень и запечь. — Вот после слова «только» был какой-то белый шум. — Ясно-понятно. А дома-то ты чем питаешься? — Бутербродами, конечно. Чем еще? Грей выронил ключи от ячейки и кошелек. И не сразу заметил это, словно его в лоб «приласкали» бейсбольной битой. — Прости… что? — Бутербродами, — повторил Рейн, поднимая и то, и другое. — Эм… позволь спросить, а ты получал мясное довольствие? Рейн задумчиво посмотрел на него. — Я поставлен на довольствие у города? — Щенок, тебе об этом рассказывала капитан, ты что, пропустил все мимо ушей? — Я больше смотрел на ее форму. Грей хохотнул. Капитан Деккер была женщиной сочной, этого не отнять. Но еще она была медведицей в истинной ипостаси, и связываться с ней никому не хотелось. Да и замужем она давно и прочно, если судить по рассказам сослуживцев. Только у нее муж не полицейский, а врач. — У нее такой… китель. — Идем… Китель ему! Откуда ты только взялся? Кто выпускает недоучек?! — Может, ты уже перестанешь меня оскорблять? — не выдержал Рейн. — Поговорим после ужина, ладно? — тяжко вздохнул Грей. — Поверь, я и не думал тебя оскорблять. Рейн отвернулся. Нет, он и сам понимал уже, что многого не знает, многое дается только на практике, что-то он упустил в академии, как тот же спецкурс, о котором говорил Реджи. И это бесило до кровавых зайчиков в глазах! Хотя вечные издевки напарника бесили куда больше. Может, уже стоит перевестись? А что будет в другом отделе? На другом участке? Да то же самое. Знакомое зло уже привычно, и если постараться, то можно пропускать мимо ушей «щенков» и «деток». И учиться. Учиться. Учиться. В квартире Грея Рейн огляделся. — Просторно у тебя тут. Мне нравится. Грей рассмеялся. — Да ты дипломат, напарник. «Просторно», надо же. Пусто у меня. Из мебели — только то, что сдавалось с квартирой, да матрас сам купил. Ты проходи, комната у меня одна, не заблудишься. В комнате, она же спальня, столовая и все прочее, у стены лежал огромный высокий матрас, который и без основания кровати выглядел неплохим лежбищем, а за дверью в углу стояла вешалка-стойка, как в магазине одежды, на колесиках, и небольшая этажерка. Этажерку занимали аккуратные пластиковые папки, на стойке были развешаны вещи Грея. Больше там ничего не было. Даже портьер или банальных тканевых жалюзи на окне во всю ширину стены. Хотя прямо через улицу возвышался второй такой же «стеклянный» дом. — Вообще-то, я серьезно. Повесить шторы — и это идеальная квартира. — Не, ну хочешь — повесь. Можешь вообще перебраться сюда жить, я буду не против, — делано-равнодушно произнес Грей. — Я не очень люблю с кем-то вместе жить, делить ванную, все такое. Лорейн пожал плечами, ничего не отвечая. Оставил его в комнате и пошел на кухню, готовить ужин. Что там было-то, той рыбы. Рейн зачем-то принялся прикидывать расположение штор. Тут хорошо смотрелись бы темно-зеленые, наверное. А еще комод, какой-нибудь легкий, изящный, светлого дерева. Чтоб сложить в него неэстетично свисающие на круглой сушилке сбоку вешалки трусы и прочее белье. Он помотал головой, изгоняя из нее странные мысли, подошел к этажерке и зачем-то взял верхнюю папку. Аккуратно вложенные в файлы, там были судебные документы о разводе. Он не стал читать, поскорее запихнул ее на место и взял другую. Та была потяжелее, и, кроме файлов с бумагами, содержала маленький плоский футляр с гербом Хай-сити. Его Рейн тоже вернул на место. Любопытством он не страдал, да и портить отношения с напарником было ни к чему. В общем-то, и так было ясно, что в этих папках: те документы, что набираются у любого взрослого оборотня в течение жизни. Для них вообще-то стоило приспособить что-то другое. Открытое лежание папок казалось чем-то… почти непристойным. У родителей дома для этих целей был старинный секретер из полированного дуба, с крышкой, откидывавшейся, словно стол, множеством полочек и даже мини-картотекой. Рейн помотал головой, отошел подальше, осмотреть матрас, на котором предстояло спать. Как Грей и сказал, он был достаточно упругий, чтобы не прогибаться до пола. Даже, наверное, жесткий. Сверху его покрывал длинноворсный плед, очень приятный на ощупь, приглушенного фисташкового цвета. Гармонировал с травянистым узором на стенах. Рейн увлекся поглаживанием пледа. Очнулся от покашливающего смешка: Грей стоял в дверях, скрестив руки на груди и привалившись к косяку плечом. С ним вместе пришли запахи, заставив очнуться и желудок Рейна. — Еда? — проурчал он. — Еда. Идем, покажу, где помыть руки. Рейн последовал за ним. Санузел оказался достаточно просторным, но только за счет отсутствия ванны. Там стояла душевая кабинка, унитаз и крохотная раковина. На одинокой полочке над ней сиротливо торчала из стакана одна зубная щетка и тюбик с зубной пастой. А на крючке для полотенец висела электробритва — вот почему Грей казался выбритым немного неряшливо. Рейн помыл руки, внимательно изучил свое отражение в зеркале. Ничего так, симпатично. Немного усталые глаза, в уголках уже краснота таится — выдает собачью кровь. Но в остальном в нем видна порода. Чистейшая, беспримесная кровь мощных бойцовых псов, восточных овчарок. Точно такая же, он чуял, текла в жилах Лорейна. Если порыться в генеалогии, наверняка они найдут общие корни. — Итак, я помыл руки. Где ужин, напарник? На маленькой кухне было особо не разгуляться. Рейн окинул ее взглядом: плита, узкий разделочный стол, мойка, стиралка, холодильник. У противоположной стены — откидной стол и два табурета. Окно узкое, от пола до потолка, и опять без занавесок или жалюзи. Над плитой — вытяжка, над мойкой — металлическая сушилка. Пустая: вся посуда напарника сейчас стояла на столе — две тарелки, две кружки. А пахло очень вкусно, о чем Рейн и сообщил. — Налетай, — Грей торжественно вручил ему вилку. Мясо было восхитительным. Не сухим, не пережаренным, брызгающим на язык горячим соком со вкусом крови. Без этого вечного жареного лука, почти без соли. Рейн забыл про вилку. Забыл про манеры. Забыл про то, что он — цивилизованный оборотень. Ему даже показалось, что мясо немного пахнет дымком, словно жарили его на открытом огне, на костре, наколов на острие охотничьего ножа. Наваждение было таким, словно он хапнул какой-то натуральной наркоты для многосущных. Опомнился он, довылизав тарелку. Кровь бросилась в лицо, но оправдания застряли в горле, стоило поднять голову и увидеть лицо Грея. Смотрел тот хищно, жадно, потом протянул руку, опустил ладонь на затылок Рейна и притянул к себе, принимаясь вылизывать его рот. Рейн «поплыл» почти сразу, заскулил. Хотелось секса, здесь и сейчас. Как они оказались в комнате и на матрасе, и почему уже раздетые, он не отследил. Неведомая наркота продолжала бродить в крови, пробуждая в нем дикого зверя, смывая тонкий налет цивилизации. Действия Грея этому только помогали. И непроизвольный полу-оборот. И жесткие укусы по плечам, жадный язык под хвостом, впивающиеся в зад железные когтистые пальцы. Рейн откровенно подставлялся, выгибаясь, отводя напряженный хвост в сторону. Внутри все горело от желания снова ощутить в себе чужой член — толстый, горячий, заполняющий почти до конца. Почувствовать, как трется о припухшие края дырки узел, как давит на нее. Интересно, а если он окажется внутри… Какие будут ощущения? Он прикусил язык, чтоб не спрашивать, потом взвыл, чувствуя, как в него протискивается член, раздвигая тугие стенки. Грей крепко держал его за бедра, не давая увильнуть в сторону, царапал кожу когтями. Рейну стоило немалого труда сдержаться и не кончить немедленно, только от этого неспешного проникновения. Потом Грей задвигался, заставив задохнуться от удовольствия. Рейн цеплялся за плед, выгибал спину, повинуясь рукам, которые сжимали теперь плечи, чувствовал горячей вспотевшей кожей чужое дыхание так близко к загривку, что дыбом вставала шерсть на нем. Если б не спазм, перехватывающий горло от удовольствия, он выхрипел бы «Давай!» прямо сейчас. Грей все-таки сдержался, не оставил метку. Зато, словно компенсируя это, затрахал напарника до бессознательного состояния. И не стал тормошить, чтобы привести в себя, только сперва размазал по его коже свою сперму, дождался, пока высохнет, а потом лег рядом, крепко прижимая к себе. Завтра только человек или оборотень с искалеченным носом не поймет, с кем был этой ночью Лорейн Грей. А обо всем, что он обещал рассказать, они поговорят утром.