Как скажете, товарищ Белов

Последние несколько дней Оболенская чувствовала себя так, словно находилась в трансе. Кусок не лез в горло, а мягкие лучики солнца совсем не радовали глаз. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от тягостных мыслей, девушка читала книги различных авторов. Последнее произведение, которое Евгения читала действительно с упоением, был роман известной писательницы Маргарет Митчелл «Унесённые ветром», вместе с главной героиней она плакала и переживала, и лишь в самые редкостные моменты можно было уловить мимолетную улыбку на её лице. На улицу журналистка практически не выходила, сейчас совершенно не хотелось видеть людей, таких радостных и счастливых, идущих вместе, держащихся за руки и смотрящих друг на друга. Она мечтала о том, чтобы все было как прежде. А самое ужасное было то, что она невероятно скучала по Сергею. Скучала по его красивым глазам и глубокому взгляду, скучала по нежным прикосновениям и тёплым объятиям. Но для себя Оболенская решила, что так долго продолжаться не может, тем более, на завтрашний день была назначена генеральная репетиция, которую Евгения никак не могла пропустить, если, конечно, не хотела лишиться роли. Сегодня Женя решила лечь пораньше, чтобы как следует выспаться перед важным днём. Журналистка взяла в руки книгу, так заинтересовавшую девушку, и углубилась в чтение романа. «Почему она ведёт себя так? — Оболенская рассуждала над поступками главной героини, вообще, девушка всегда очень внимательно читала произведения, внимательно изучая описание природы и переживания персонажей, — Белов бы точно не принял таких поступков и слов!» — Почему я снова думаю о нем? — уже вслух произнесла она, — чем ещё можно отвлечься от этих ужасных мыслей? Дабы не продолжать этот мучительный монолог, Евгения захлопнув книгу, отложила ее на полку и легла в мягкую постель, накрывшись тёплым одеялом. На удивление, Оболенской легко удалось уснуть, откинув все посторонние мысли, она погрузилась в глубокий и весьма приятный сон, который к счастью Евгении никоим образом не был связан с Сергеем. Проснувшись рано утром, Евгения сразу отдернула шторы, которые последние несколько дней не пропускали и единого лучика солнца. Комната была погружена во мрак и мертвую тишину. В обычно такой ухоженной и приятной спальне не веяло уютом и теплом, но Оболенская, словно не замечала этого, она ходила, полностью погружённая в свои мысли и размышления. Но жизнерадостной и пылкой по натуре Евгении вскоре надоела такая обстановка в квартире, темнота и одиночество загоняли девушку в угол, не давая и шанса выбраться из состояния грусти и одиночества. Наконец она решила дать солнечному свету оживить свою комнату, да и всю квартиру в целом. Женя впервые за последнее время смогла свободно вздохнуть и с головой окунуться в атмосферу покоя и умиротворенности. Умывшись и легко позавтракав овсяной кашей и зелёным чаем, девушка надела обычную футболку, джинсы и сиреневую кофточку. Несмотря на то, что настроение ее стало чуточку лучше, Евгения не захотела выбирать из одежды что-то особенное, красиво укладывать волосы и наводить марафет, как раньше она делала для Сергея. Сейчас это все будто потеряло какой-либо смысл. Когда Оболенская была полностью готова, взяла сумку и вышла из квартиры. На улице стоял ясный, солнечный день. Люди неторопливо гуляли по улицам Портленда. Сегодня погода была дружелюбна с журналисткой. Легкий ветерок обдувал ее кожу прохладными струями воздуха, создавая приятные ощущения. Нежные розы, растущие по обеим сторонам дороги на ухоженных газонах, благоухали и радовали прохожих своим прекрасным внешним видом. Солнце прогревало землю и делилось своим теплом со всеми окружающими. Евгения медленным шагом добрела до Дома актера, без какого-либо волнения зашла внутрь здания. Словно это была не генеральная репетиция перед выступлением, а обычная встреча с друзьями. Было ли это оттого, что все ее мысли были заняты абсолютно другим, а в голове не оставалось места для переживаний, или от того, что Евгения уже привыкла к общению и знакомствам с новыми людьми, к выступлениям на публике. — Жень, привет! Как у тебя дела? — поприветствовала девушку Джулайла. — Все отлично! — на лице Оболенской проскользнула легкая улыбка. — Я обязательно загляну на вашу репетицию, — весело произнесла девушка, — волнуешься? — Я… — ответить Евгении не дал приближающийся звонкий голос. — О, Женя, ну, наконец, пойдём у нас уже все готово! Сегодня репетируем в костюмах, — подошедший Кристиан подмигнул журналистке. — Беликов! Не мешай, мы разговариваем! — возмутилась Джулайла. — Вот закончится репетиция, я даже присоединюсь к Вашему разговору, — молодой человек широко улыбнулся. — Очень смешно! — будто обидевшись, проговорила Джулайла, но моментально сменив выражение лица, добавила, — ладно, идите уже. Кристиан галантно подал Евгении руку, Оболенская неохотно ответила ему. Вместе они направились к залу. — Постой. Кристиан, ты сказал, что сегодня мы репетируем в костюмах? — девушка подняла на него свои широко распахнутые от удивления глаза. — Да, сегодня привезли твоё платье! Я уверен, тебе понравится! Оно так хорошо подходит к прекрасному цвету твоих глаз…- мечтательно произнёс он. — Ты даже не видел меня в нем, — грустно усмехнулась Евгения. — Я чувствую… - Беликов сделал паузу, — оно будет сидеть на тебе отлично! Да, чего же я тут рассказываю. Пойдём, я лучше покажу его тебе. Журналистке не оставалось ничего, как пойти вместе с ним разглядывать ее платье, предназначенное для выступления. Женя не ожидала ничего необычного от наряда. В детстве она часто с мамой ходила в театры, будучи маленькой девочкой, она уже успела увидеть очень красивые костюмы. — Заходи, — тихо проговорил юноша. Он осторожно дотронулся до плеча Жени, чего девушка не ожидала. Ей не были приятны такие действия Кристиана, поэтому она резко подалась вперёд, дабы оторваться от его руки. Беликов включил свет, и Евгения увидела перед собой платье, висевшее на манекене прямо посреди комнаты. На секундочку Евгения потеряла дар речи. Она видела самые различные наряды, но это платье явственно выделялось из всех тех, что находились в памяти девушки. Травянисто-зеленое платье с глубоким вырезом, почти как у бального, с буфами на рукавах и большим стоячим кружевным воротником. Все оно было в мелких оборочках, обшитых по краю зеленой бархатной лентой. — Ну? Как тебе? — Кристиан нарушил образовавшуюся на мгновение в помещении тишину. — Оно замечательное, — прошептала журналистка. — Я же говорил, что ты будешь в восторге, — он снова положил свои руки на плечи Евгения. «Да, что он, в конце концов, делает? Неужели нельзя держать свои руки в вертикальном положении?» — про себя возмутилась Евгения. — Тогда, переодевайся и приходи в зал, я буду ждать тебя! — сказал Беликов и вышел из комнаты. «Что значит: «Я буду ждать тебя»? Почему он постоянно ходит за мной по пятам? Можно, уже оставить меня в покое…» Когда молодой человек удалился из помещения, Евгения сняла платье с манекена и аккуратно, стараясь никаким образом не испортить вещь, надела его. Девушка подошла к висевшему неподалёку зеркалу и посмотрелась в него. Платье невероятно шло Оболенской, оно выгодно оттеняло ее ослепительную кожу, а ее глаза в нем приобретали совсем изумрудный оттенок. Через некоторое время Евгения присоединилась к повторяющим свои тексты ребятам. — Так, ну, раз все готовы, можем и начинать, — восторженно произнёс Кристиан. На удивление Оболенской репетиция закончилась довольно быстро. Девушка уже без единой запинки говорила свой текст. — Жень! Сегодня как-то без энтузиазма… - проговорил Беликов. — Почему? Мне кажется, все было хорошо! — раздраженно ответила журналистка. — Я не говорю, что было плохо, просто на выступлении постарайся добавить чуть больше эмоций, а так все отлично, — он улыбнулся. Но эта улыбка не вызвала у Евгении ни капли радости или веселья. — Пока! Мне уже пора идти, — холодно произнесла Женя. — До завтра! Оболенская развернулась и ушла в сторону выхода. — Жень! Обернувшись, девушка увидела бегущую фигуру Кристиана. — Жень, ты, ты… — он не могу отдышаться, а Оболенскую это начало раздражать. «Пробежал два метра и все, устал?» — подумала она. — Ты забыла кофту. Ее взгляд упал на сиреневую вещь в его руке. — Ох, спасибо, — спокойно произнесла журналистка. — Я тут подумал, ты такая грустная последнее время, и вот я решил, что тебя срочно нужно развлечь. Она оловянными глазами смотрела на него. «Что ты решил?» — снова разговаривала сама с собой Оболенская. Желтоватые листья зашуршали, легкий ветерок заставил кожу Евгении покрыться мурашками, пыль, вздымаясь над асфальтом, улетела куда-то в сторону Дома Актера. Она снова начала замечать это, снова почувствовала полноту жизни. — Извини, Кристиан, мне не очень интересно, — протянула она, отбирая свою кофту, попутно разворачиваясь. — Я уверен, что тебе понравится, я отведу тебя в такое место, где ты точно еще не была! Она шумно выдохнула и равнодушно согласилась. Что ж, переживем один день без страданий по Белову. — Музей фотографии? Ты серьезно? — запротестовала Женя. Он, взяв за хрупкое запястье, потащил ко входу в невзрачное здание, напоминавшее школу, давно построенную в одном из районов Москвы. — Для меня фотография — это искусство наблюдения. Речь идет о поиске чего-то интересного в обычном месте… Я обнаружил, что это имеет мало общего с тем, что мы видим и со всем, что связано с тем, как мы видим, — повествовал Беликов. Его разглагольствования были довольно интересными, журналистке они казались забавными, как и сам Кристиан. — У тебя такой вид, когда ты рассказываешь. Ну, скажем, увлеченный! — заметила Евгения. — Ха, неожиданно это слышать, — посмеялся актер. — Почему? Потому, что у меня всегда недовольное лицо? — Неважно, какое у тебя лицо — важно, что оно выражает. Неважно, какой у тебя голос — важно как дороги твои слова. Не имеет значения, как ты говоришь — твои поступки говорят сами за себя. — Скажи, ты всегда говоришь так, словно родился в библиотеке? — Я на самом деле много читаю, — мягко отреагировал он. — А о каких поступках ты говоришь? — Многое люди не в силах замечать некоторые вещи, чтобы научиться, нужно как минимум, желание. У тебя, как я понял, какие-то проблемы. Но ты не подвела нас, посещая репетиции и не отказавшись от роли. Или то, как ты замечаешь шелест травы, ни одна бабочка не пролетит мимо тебя, ты обязательно заметишь. Ты прекрасная девушка, кто бы, что не говорил. Оболенская засмущалась, о, как давно ей не делали комплименты. Она уже забыла как это приятно. Чем дальше они шли, тем увлекательнее был рассказ. Под конец Евгения сама начала интересоваться некоторыми, зацепившими Ее взгляд, фотографиями. Перед тем как выйти она окинула помещение взглядом и развернулась к Беликову. — Спасибо, Кристиан, мне это было нужно! — Надеюсь это не последнее наше свидание? — лукаво улыбнулся актёр. — Свидание?! Уж точно нет, ты не так понял, извини, — отрезала она. Неожиданное заявление Кристиана, мягко говоря, шокировала ее, и уж точно, это не было приятное удивление. Она махнула ему рукой, молча развернувшись, направилась в сторону трамвайной станции. — Жень, подожди, это ты меня извини. Не знаю, что со мной. Да, что я только возомнил? — ругал себя парень. «Вот же зануда!», — подумала девушка. — Ничего, до свидания, Кристиан, — снова попыталась закончить этот диалог Оболенская. — Можно тебя проводить? — Нет, спасибо, я хочу прогуляться одна. Пока Евгения репетировала, наслаждаясь своим нарядом, баскетболисты уже собирались на дневную тренировку. — Серый, я не уверен, что тебе уже можно возвращаться, — неуверенно произнес Модестас, убирающий в спортивную сумку форму. — Неделя уже прошла, мне лучше. Чего еще ждать? — отвечал Белов, недовольный опасениями друга, он был уверен в себе, как и всегда. — А врачи что говорят? — Говорят, в бассейн ходить. — И? Что-то я не наблюдаю, как ты его посещаешь, — ехидно процедил Паулаускас. — Может, сходишь со мной сегодня? — Ну, ты же знаешь, что Гаранжин из нас все соки выжимает! — Не сахар… — Знаю, не растаю. Белов слегка улыбнулся. Они синхронно застегнули молнии своих сумок и вышли из комнаты. Возвращения Сергея команда восприняла радостно, но с небольшой тревоги, ведь прошла всего неделя после травмы. — Сергей! Подойди ко мне. Белов встал рядом с тренером. Гаранжин говорил не так громко, чтобы другие игроки команды не могли услышать его слова. — Давай сегодня без лишних нагрузок! Все, строго по моим указаниям. Баскетболист вопросительно взглянул на Владимира Петровича. — Если сказал: «Четыре круга», это значит, что ты, Сергей, бежишь ровно столько. Если сказал: «Белов, пятиминутный перерыв», значит, ты садишься на скамейку. Это тебе понятно? — спокойным голосом произнес тренер. — Но, Владимир Петрович! Завтра игра, я должен быть полностью готов… — Белов! Вот скажи мне, ты иногда о себе думаешь? Хотя бы о своем здоровье? — Вы это о чем? — Завтра ты сидишь на скамье, на игру я тебя не выпущу. — Владимир Петрович! — Я надеюсь, что ты меня услышал! Белов, ты хочешь лишить меня лучшего игрока? Тебе сказали соблюдать постельный режим. — Неделя прошла. — Да. И ты сразу побежал на тренировку. Сергей, я уважаю тебя за такие поступки, за рвение, за преодоление любой боли. Но завтра ты на игру не выйдешь. — Вы уверены? — Это мое окончательное решение. Несмотря на все предупреждения тренера, Сергей делал больше, чем от него требовалось. На один круг, на пару приседаний или отжиманий, на несколько прыжков, но больше, чем другие. В некоторые моменты Белов ловил на себе взгляд тренера, полный неудовольствия, но баскетболист продолжал с лихвой выполнять упражнения.  — Тренировка окончена, — крикнул Гаранжин, — парни, построились! Баскетболисты встали в шеренгу и приготовились слушать тренера. — Ребят, завтра в зале будет проходить генеральная уборка после игры, поэтому, чтобы вы у меня не разбрелись кто куда, вечером мы все вместе идем в театр на спектакль. — Лучше бы тренировку устроили! — Сергей, я же сказал, в зале будет проходить уборка, — спокойно ответил Владимир Петрович, — а так, хоть расслабитесь. Команда, дослушав слова Гаранжина, отправилась в душ. Вернувшись домой, Евгения легла на кровать. Почему-то сегодня она особенно устала. В голове поселились смутные мысли, а в сердце место заняли самые смешанные чувства. С одной стороны настроение Оболенской улучшилось благодаря сегодняшней экскурсии в весьма интересном музее, благодаря невероятно красивому зеленому платью, которое журналистка раньше могла видеть только в книжках с красочными картинками. Но с другой стороны девушки терзали воспоминания о словах и действиях, совершенных сегодня Кристианом. Он брал ее за плечи, все эти его легкие касания выводили Евгению из себя. «Он пытался меня успокоить, сводил в музей, чтобы улучшить мое настроение, делал комплименты… Но зачем? Он невыносимый романтик, он хочет сделать мне приятно, но меня это бесит!» — Оболенская погрузилась в размышления. Евгения сидела на кровати, устремив взгляд в потолок. Она снова думала о нем, думала о Сергее. Только в нем она не видела недостатков, а о его достоинствах, наверное, могла говорить целую вечность. Да, Сергей никогда не был романтиком, но зато он не вел себя как пятнадцатилетний мальчишка, он совершал исключительно мужские поступки, он терпел ужасную боль, не проронив ни единого слова, не жалел себя на тренировках и полностью отдавался команде и баскетболу. Все это восхищало Евгению, рядом с ним она, словно забывала обо всем, рядом с ним останавливалось время, она чувствовала себя самой счастливой девушкой, а главное желанной и любимой. «Так, Оболенская, хватит! Как там, Лисса говорила, она прячется от одиночества? Может, меня спасет какой-нибудь фильм?» — задумавшись, журналистка встала с кровати и подошла к комоду, где хранились различные мелочи, в том числе и некоторые диски, любимых жениных фильмов. Перебирая диски, Евгения наткнулась на рамку с фотографией, в этот момент душа, словно вылетела из тела без желания когда-либо вернуться вновь, мысли в голове перемешались, а к глазам уже подходили такие же горькие, как и воспоминания о Сергее, слезы. Она швырнула фотографию в стену, в этот момент не задумываясь ни о чем. Рамка со звоном разлетелась на мелкие осколки, сердце Оболенской бешено заколотилось в груди, словно желая повторить тоже, что и разбитая фотография. Девушка буквально рухнула на пол, закрыв лицо руками, она рыдала навзрыд без возможности остановиться. Внутри все перевернулось, она быстро поднялась и начала собирать осколки, смахивая их с самой фотографии. Стекло кололо пальцы, но Евгения будто не чувствовала боли, не чувствовала ничего. Придя в себя и немного отойдя от произошедшего, девушка забралась обратно на кровать, все еще держа фотографию в руке. Женя положила ее рядом собой. Обняв колени руками, она уткнулась в них носом. «Хватит, Оболенская! Когда это все закончится?» — журналистка встала с кровати. Переодевшись в платье и надев поверх него кофту, она решила выйти на улицу, чтобы немного развеяться, в таком состоянии больше находиться она не могла. Евгения медленно шла по улице Портленда, пытаясь выбить из головы все, не дававшие ей покоя мысли. Переведя взгляд в сторону, девушка увидела яркую вывеску, отлично дополняющую темно-коричневый фасад здания. Полностью переключив свое внимание на это строение, Евгения предположила, что это бар. «А почему бы и не зайти?» — подумала девушка и направилась ко входу. Зайдя в помещение, Евгения уселась на ближайшую барную стойку и обратилась к официанту. Устало смотря в свой бокал с португальским портвейном, она погрузилась в свои мысли. В стеклянном стакане Женя увидела свое едва видимое отражение, тяжело вздохнув, она провела рукой по растрепавшимся волосам. «Ну и видок, Оболенская! Сережа бы тебя убил», — задумалась девушка, — ну конечно, даже это не помогает не думать о тебе, Белов». Она сделала глоток вина и, стараясь разогнать все мысли, закрыла лицо руками. — Женя?! «Боже, неужели меня и тут кто-то достанет? Убейте меня!» — ругалась про себя Евгения. Она обернулась. Рядом оказался Модестас. Его она здесь точно не ожидала увидеть. — Что? Что ты тут делаешь? — И тебе, добрый вечер, — улыбнулся мужчина. — Извини, я правда не ожидала тебя увидеть, приятный сюрприз, Паулаускас! — произнесла она, от неловкости, отведя взгляд в сторону. — Только не говори, что ты пришла, чтобы напиться, — рассмеялся баскетболист. — Похоже, это все же так. — Жень, ты совсем не умеешь пить! — Так, научи! — необдуманно выпалила она. Ничего не ответив ей, Модестас обратился к бармену. Женя не поняла ничего из того, что он сказал, кроме слова «please». На барной стойке, перед ней, появились два сосуда с какой-то прозрачной жидкостью и вроде сок. — Что это? Водка? — неуверенно, с отвращением, спросила она, подняв брови. — Нет, самбука. — Что? — Пей! — скомандовал литовец. — Не буду! — Как хочешь, — равнодушно буркнул он, опустошив стакан. Она посмотрела в его стеклянные глаза, в которых читался вызов. Она зажмурилась и выпила это. Что это, черт возьми? Ее глаза широко распахнулись. Паулаускас уже находился в истерике, он пододвинул ей сок, который заранее заказал, зная, что так будет. — Модя! — крикнула она, увидя улыбку на его лице, она тоже рассмеялась. Алкоголь моментально ударил ей в голову. После еще одной, или не одной, порции напитков, названия которых Женя уже не могла произнести, она вспомнила, что хотела спросить. — Так, почему же ты здесь? — Надеялся увидеть тебя. — Очень смешно! Ладно, не очень то и хотелось узнать, — она обиженно скрестила руки на груди, — а как Сережа? — Убивается твой Сережа, сегодня на тренировку, придурок пошел, с его-то коленями! Сказали отдыхать, а у него будто шило… — мужчина, поняв, что зашел далеко, остановился, — извини, что так прямо, но не могу на него смотреть! — Лучше горькая правда, чем сладкая ложь… — Жень, а пошли в бассейн! - неожиданно воскликнул Модестас. Это предложение словно отрезвило сознание Евгении, но что-то заставило ее согласиться. В отеле, в котором остановилась команда, был бассейн, по дороге Женя задавалась кучей вопросов. — Почему в бассейн? — Да, мне туда по делам надо. — В бассейне? Дела? — рассмеялась девушка, честно говоря, она весь вечер только смеялась, ну, и пила. — Я не помню какие, но надо! — Ну, ты даешь, Паулаускас! Капитан сборной! — издевалась над ним Женя, на что он лишь закатил глаза, — напоил меня — теперь терпи! Молодые люди были уже на входе. Через стеклянную дверь было видно, как какой-то человек до сих пор занимается. — Ну, что за идиот? Кому оно надо, плавать в… — ища глазами часы, протянула Женя. — Не знаю, — нахмурив брови, ответил баскетболист. Они смотрели друг на друга оловянными глазами, Евгения впала в истерику, спиртное дает о себе знать. Модестас подхватил ее, закинул на плече и зашел в помещение. Девушка смеялась, опустившись на пол, слегка качнулась. — Мда, Оболенская, нельзя так напиваться! — достаточно громко сказал литовец, заставив черную фигуру, плывущую на последней дорожке, обернуться. Он стянул с себя футболку, затем штаны. — Что Вы себе позволяете? — смеялась над ним девушка. Нагло он расстегнул ее платье, скинув его с Жени. Если бы она не знала Паулаускаса, точно решила бы, что это нападение. — Модя, сдурел? Она стояла, недоумевающе смотря на баскетболиста, кружевное белье — слабость Белова — все, что осталось на ней. — Ты в платье будешь плавать? — Плавать?! Молча, легким движением левой руки, он толкнул ее в воду, прыгнув следом. — Ты напросился! — взвизгнула Женя. Она накинулась на плечи Модестаса. Топить двухметрового баскетболиста в полутораметровом бассейне — отличная идея, Оболенская! «Что я творю?» — промелькнуло у нее в голове. Не растерявшись, он окатил ее волной. На нее она ответила лишь легкими брызгами, что ж, как получилось. Ее звонкий смех разлетался по всему помещению, она пребывала в эйфории, хоть завтра она, наверно, это и не вспомнит, это лучше, чем безуспешные страдания дома. На мгновение остановившись, она жестом подозвала Паулаускаса, тихо шепнув ему на ухо: — Что за мужчина? — Который на последней дорожке? — Да. — Понятия не имею. Высокий какой, на Сережу похож. Упоминание его имени — удар «ниже пояса». Темная фигура вылезла из воды. — Черт! Конечно, это был он! Удачные стечения обстоятельств, совпадения — эти вещи, похоже, постоянно преследуют Оболенскую. Почему? Зачем сейчас? Ей хотелось провалиться под землю. «Только не подходи! Только не подходи!» — молила Женя. Белов медленно подошел к ним. «Спасибо, Господи!» — разочаровалась девушка. Для Жени он был идеален, а когда мокрый — чертовски сексуален. Она закусила губу, при виде его рельефного тела у нее в животе пролетела стая бабочек. Он поправил свои черные волосы и спокойно заговорил: — Паулаускас, у тебя завтра игра, иди в раздевалку! — Точно, как я мог забыть! Ах да, наверно потому, что был с человеком, который страдает из-за тебя?! — сделав акцент на последних словах, почти кричал Модя. — Может не при ней, герой-любовник? — Ты думай, что говоришь, — вмешалась Женя, явно недовольная словами Белова, — Ты думаешь, что ты такой весь правильный и благородный? Но где твои манеры? Мужчина развернулся и ушел в сторону раздевалки. Литовец помог Оболенской выбраться и одеться. Ее волосы были мокрыми, но какая разница. — Спасибо, Модя, мне было очень весело, — обняла его на прощанье Евгения. — Извини, если что-то не так. — Все правда хорошо, до свидания. — Приходи на игру. В час. Она не стала оборачиваться, ее уже клонило в сон, а главной задачей было — добраться до постели. Паулаускас ушел переодеваться, в комнате его ждал Сергей. Баскетболист зашел в темную раздевалку, в которой его уже ждал Белов. Паулаускас тяжело опустился на скамейку, а Сергей, молча, собирал свои вещи, аккуратно укладывая их в сумку. — Ну, говори уже! — с раздражением произнес Модестас. — Что я должен сказать? Счастья, удачи, семейного благополучия! — равнодушно ответил Белов. — Вот, скажи мне, ты совсем идиот? — ответил литовец, — мы с ней просто друзья. — Да, да, я только что это видел. — Прекрати! Как ты можешь, так о ней говорить? Белов, да, она лучшее, что вообще могло с тобой произойти, как ты этого не понимаешь? — оборвал друга Модестас. — Надеюсь, ты напоил ее не для того, чтобы, наконец… Исполнить свои романтические желания… — Она мне как сестра, Белов! А ты разбил ее маленькое сердце. Мне придется ее защищать. Защищать от тебя. — Алкоголем?