Как скажете, товарищ Белов

Команда сгрудилась у выхода, ожидая Паулаускаса. — Сколько можно его ждать? Сережа, ты знаешь, где Модестас? — возмущался Гаранжин, недовольный отсутствием игрока. — Он пошел за кулисы, наверно с Женей разговаривает, — ответил за Белова Зураб. — С каким Женей? — недоумевал тренер. — Ну, Вы даете, Владимир Петрович, ну, наша Женька! — удивленно произнес Ваня Едешко. — А она тут откуда? — все еще не понимал происходящего Гаранжин, уставший и измотанный после игры. — Ну, как Вам сказать… Она Джульетту играла, вот… — протянул Алжан. — Да?! — замешкался мужчина и, пытаясь найти оправдание, выпалил, — да мне за вами не видно, столбы двухметровые! Баскетболисты дружно рассмеялись. — Пошлите уже без него, завтрашнюю тренировку никто не отменял, — буркнул Сергей, делая шаг в сторону выхода. — Ну, и в правду, не маленький, доберется, пошли, — поддержал Саша. Сборная удалилась из здания, медленно скрываясь в темных переулках Портленда. Ночь окутала город, утомленный за день, в окнах домов один за другим гас свет, оставляя улицам тусклое аджорно фонарей. В опустевшей гримерке остались только Евгения и Модестас, остальные актеры потихоньку покидали театр. Беликов, как обиженный ребенок, прошел мимо Оболенской, даже не попрощавшись. Актриса все еще не сняла свое травянисто-зеленое платье, в котором выступала. Она подошла к манекену — хранителю костюма Джульетты, повернувшись к Паулаускасу, улыбнулась. — Раздевайся, я не смотрю! — поняв намек Жени, пообещал мужчина и закрыл свое лицо руками, между пальцами делая щели. — Отвернись, Модя! — возмутилась девушка. Его лицо искривилось в улыбке, Паулаускас резко развернулся, не дурак, он стал искоса поглядывать на нее через зеркало напротив, ловившее отражение Евгении. — Почему я теряю дар речи? Что не знал я о девичьем теле? — пропел баскетболист, а Оболенская быстро осознав подвох, поймала его взгляд, прищурила свои глаза, выражавшие укор. — Чертов Дон Жуан! — рассмеялась она, полностью одевшись. — Не бойся, не претендую, — протянул он, с некой грустью в голосе, но одновременно с радостью. — Ну, и куда ты меня поведешь, ловелас? — еще громче рассмеявшись, почти задыхаясь, спросила Женя. — Узнаешь, — ехидно ответил Модестас. Молодые люди вместе вышли из Дома актера, нарушая мертвую тишину улочек Портленда своими громкими живыми разговорами. Вокруг царит тьма, а в небе зажигаются мириады звезд. В небе уже видна полная луна, на которой даже с земли видны различные узоры, созданные рельефом ее поверхности. Кто видит там лицо человека, возможно, самого близкого, того, о ком думает в этот момент, а кто различает диковинных животных, который, действительно, обитать могут только на сказочной, еще не до конца исследованной, Луне, а на нашей Земле места для них нет. Неудивительно, что Паулаускас привел ее в гостиничный бар, мгновенно сделав заказ у бармена, низкого и уставшего, он, получив напитки, развернулся к Жене и, громко выдохнув, поставил стакан перед девушкой, начал разговор: — Придешь на последнюю игру? — На п-последнюю? — удивленно, со страхом, спросила она. — Да, на следующей неделе мы улетаем. Ошалев, она опустошила рюмку, как знатный забулдыга, даже не поморщившись. Модестас смотрел на нее оловянными глазами, он не ожидал такого от юной, хрупкой девушки, которая сейчас, от горечи, прикусила губу. — Вкусно? — нежно спросил он. — Очень, — саркастично ответила она. — Ну-ка, дай, попробую. Она рассмеялась от его раскрепощенности, поправляя пышные волосы. — Так о чем ты хотел поговорить? — Ты уже говорила с Беловым? — Не совсем, — мялась Оболенская. — Рассказывай, что было? — неохотно спросил мужчина. — Ну, в общем, я его поцеловала и сказала: «Потом поговорим». Он, наверно, теперь думает, что я полная идиотка. — Ну, пошли, проверим, — произнес Модестас, привыкший сразу переходить от слов к делу. — Нет, — отрезала она. — Кхе, это был не вопрос, Оболенская. Паулаускас выпил еще рюмку и встал из-за барной стойки, предварительно оплатив счет. Но Евгения надула пухлые губки и нахмурила брови, упорно не соглашавшись никуда идти. — Хорошо, оставайся тут, я передам Белову, что ты его очень любишь, — развернувшись и направившись к выходу, уверенно сказал баскетболист — Все, подожди-подожди, я иду с тобой, — торопясь и спотыкаясь, она поспешила за ним. Компания ввалилась в уже спящий отель. Как они не старались, тихо подняться у них не получилось, в коридоре, ведущем в комнату Сергея и Модестаса, Женя, упираясь и отнекиваясь, не желала идти, и Паулаускасу пришлось ее тащить «на себе». Мужчина, на удивление, еще хорошо держался на ногах, только изредка пошатываясь из стороны в сторону, пару раз он чуть не уронил девушку, отчего та почти вскрикивала, но вспоминая, что весь отель сейчас погружен в сон, резко замолкала, лишь шепча на ухо баскетболисту: — Можно поаккуратней?! Ты, между прочим, не мешок несешь! — А по весу похоже! Мешок, набитый картошкой! — Паулаускас! — возмутилась Евгения и от обиды надула губы, — и ничего не с картошкой, я вообще по утрам зарядку делаю, — уже шёпотом добавила она. — Да, ладно, тебе! Я же шучу… Перед самой дверью между ними завязался новый диалог: — Модя, я не хочу! — в полголоса настаивала девушка. — Жень, да что с тобой? В чем проблема? — Да, я боюсь его, понимаешь? — взорвалась она. Баскетболист замолчал и отпустил Оболенскую, его шокировали ее слова, он не мог понять ее, что произошло? Нарушила это молчание открывшаяся деревянная дверь, из-за которой показалась фигура Сергея, сонного и раздраженного. Жестом он пригласил зайти, ну, и в правду, не стоять же в коридоре? Он был удивлен приходом Евгении, Белов стоял посередине комнаты, скрестив руки на груди, на его лице, выражавшем неодобрение, не было улыбки, хмуря брови, мужчина требовал объяснений. Модестас и Евгения переглянулись и единовременно впали в истерику, Сергей не учел, что казаться суровым и грозным в одном белье — плохая затея. — Почем ситец? — издевался Паулаускас, пощупав ткань шорт, в которых и был Сергей. — И в правду, Сереж, что ты так нарядился? — изучая замысловатый рисунок, спросила Женя, намекая на нелепый вид Белова. А он пустил на Оболенскую такой взгляд, что та опустила глаза и прикусила губу. — А вы знаете, я тут прогуляться захотел, а то душно! — выдумал Модестас. — Куда ты собрался? — Я? Да я к Ване Едешко, мы вчера договорились, а я забыл! — продолжал баскетболист. — Болтун, — прошептала себе под нос девушка. Паулаускас вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Оставить молодых людей наедине — это и был его план. Сергей и Евгения остались в комнате только вдвоём. Баскетболист, ничего не сказав, подошел к шкафу, стоявшему прямо напротив кровати, достал оттуда ночную рубашку и свои пижамные брюки, чтобы выглядеть хоть чуточку серьезнее. Одевшись, он вернулся обратно к Оболенской, и в комнате повисла неловкая, угнетающая тишина. Сейчас ничто не мешало им: не разглагольствования Паулаускаса, не взгляды посторонних людей. Но между ними, словно возникла пропасть, оба они не могли сделать и шага вперёд, оба просто стояли и прожигали друг друга взглядом, вернее, это только Сергей пристально наблюдал за Оболенской. Она же, опустив голову вниз, пыталась не встретиться глазами с мужчиной, то ли от смущения, то ли от того, что выпитый алкоголь оставил ее без сил, и девушку уже клонило в сон. — Почему ты боишься меня? — он сказал это так равнодушно, но девушка все же смогла уловить некую, совсем маленькую дрожь в голосе, заметить которую, может только самый родной и близкий человек. Его вопрос эхом разнесся по всей комнате, в этот момент будто тысячи осколков вонзились прямо в сердце Евгении. Оболенская вспомнила все ужасные события, произошедшие с ней за последние время, моменты, так сильно сказавшиеся на ее самочувствие, силах, а главное характере. Выдержав достаточно долгую паузу, Евгения все же смогла ответить на вопрос, заданный Беловым: — Я только смирилась со словами, которые ты сказал мне тогда. Понимаешь… Я не хочу снова страдать, начиная отношения. Я боюсь снова сделать что-то не так и потерять тебя во второй раз. А я просто не готова к этому… Сереж, я просто не выдержу. Слезы невольно подступили к ее изумрудным глазам, а ноги подкосились: тяжелые воспоминания сильно ударили по чувствам Оболенской, а алкоголь лишь усугублял ее и без того ужасное положение. — А что тогда значил тот поцелуй в театре? — То, что я не могу жить без тебя… — Жень, но… Почему ты тогда не хочешь быть рядом со мной? — мужчина недоуменно взглянул на журналистку. — Вот, именно, Сережа, ключевое слово тут — рядом! Ты уедешь, и я опять буду ждать писем, мечтать о наших прогулках по Москве и бессонных ночах, проведённых с тобой!  — Не нужно мечтать! — быстро и сухо бросил он. И грубо прижав Евгению к себе, поцеловал, поцеловал ее так, как будто ничего больше не существовало в этом мире, так, как будто вся ваша жизнь заключена в этом кратком мгновении поцелуя, так, как будто он больше ничего не хотел бы делать в этой жизни. Она провалилась в его бездонный омут чувств, позволяя делать с собой все, что он захочет. — Почему? — печально произнесла она, — почему ты поступил так со мной? — Боялся потерять. Оболенская опустила глаза, вдумчиво вглядываясь в жесткий ковер под ее ногами. Сергей ласково коснулся ее подбородка, приподняв его вверх, смотрел ей в глаза, зеленые и такие грустные. — Прости. Я все испортил, — бросил он, опустив руку от ее лица, — я у… — Заткнись, Белов! — прошептала Евгения, и вновь, с нарастающей страстью, прильнула к губам Сергея. Их непреодолимое влечение друг к другу одержало победу над обидой, над страхом, над самоконтролем. Рука девушки безжалостно сжимала клочок его рубашки, подтягивая ближе и ближе к себе. — Я хочу тебя, — тихо произнесла она, оторвавшись от упоительного поцелуя. Одна фраза, и все границы, словно стекло, треснули, и с каждым поцелуем крушились, пока совсем не рухнули. Его пальцы скользнули уже за черту дозволенного, заставляя Женю вздыхать, умирая от наслаждения. Евгения буквально сдернула уже мятую рубашку Белова, оголив скульптурный торс. Ее короткие пальчики «зашагали» по манящему телу вниз, интригуя. Сергей усмехнулся, рывком развернувшись, откинул девушку на мягкую кровать. Ее тело звало его, и он, ощутив призывное биение ее сердца, ответил на этот зов. Любовь превращалась в скрип кровати. В момент наивысшего блаженства они слились в едином движении, едином порыве.  — Это лучшее примирение в моей жизни, — пролепетала Евгения, обессилено распластавшись на постели. — Мирись — мирись и больше… — улыбнулся Сергей, снова накрыв своими губами ее. Как красив и безлюден город в это темное время суток. И всего несколько машин, нарушая тишину спящего мира, промчатся по широкой улице в неизвестном направлении. Во мраке ночного города хочется спрятаться и раствориться. Все в это прекрасное время загадочно, и даже самые простые, ежедневно мелькающие перед глазами дома и деревья приобретают своеобразные, интересные формы, превращаясь во что-то магическое и необыкновенное. Ночь оставляет лишь воспоминания от прошедшего дня, забирая с собой все тайны, недосказанности и мечты.