Ласточка.

Озеров не понимал, что происходит в его жизни в последнее время. Он и сам заметил, что изменился, стал более грубым и эгоистичным. Почему же он бросил Морозову? Вот все легко: она ему надоела. Да, все так просто. Надоела ее ревность, излишняя эмоциональность, ее объятия, ее любовь. Видимо он действительно перегорел. Или нет? Но даже, когда Макс безбожно тусовался, на пьянке куча девушек, а он думал только об одной, которая сейчас не с ним. И даже сейчас он думал о ней, сидя в гараже у одного из его дружков. Они набрали снова какое-то нереальное количество алкоголя, лёгкие наркотики, ну знаете, эти самодельные сигаретки с марихуаной. Молодые люди пили по чёрному, даже не пили, а бухали. Среди всего разнообразия было и вино, и коньяк, какие-то лёгкие ликеры, виски, а запивали они это все пивом. И когда градус достаточно ударил в голову Макса, он завёл с друзьями разговор об Энн. — Слышьте, чуваки, прикол хотите? Ну и вся пьянь ожила, немного оторвавшись от очередного стакана. Кстати тусовка была тут так себе: половина палённого алкоголя, половина утащена Озеровым в магазине Гамлета, одноразовые стаканчики и полуразваленный, заброшенный гараж, в которым не убирали год, так точно. Один из друзей Макса ответил на реплику друга. — Ну хотим. Макс хотел преподнести новость о бывшей девушке как-то особенно, может даже по приколу зачитать, но сил не было на это, разум был мутным, алкоголь сейчас хозяин башни Озерова. — Морозова залетела. Говорит, от меня, а я не верю, даж тест мне свой несчастный принесла и забыла забрать, дура. Зырьте! И вся толпа бухих подростков начали осматривать тест на беременность Энн. Это выглядело так противно, они все ржали с неё, понимая безвыходность девушки. — Максон, ну вы ж перепихивались. Может и твои сперматозоиды такие активные, или сомневаешься в себе? Гараж наполнился диким смехом, в том числе и Озерова. Он сейчас беззаботно ржёт со своими друзьями, а в душе ведь даже переживал. Он сомневался, что ребёнок его, но и допускал факт своего отцовства. Просто ему не хотелось этого признавать. Какой нахрен ребёнок ему в семнадцать лет? Это просто «прощай» нормальной, обычной жизни Макса. — Да, спал я с ней. Но чёт не катит, не думаю, что это от меня. Она ж до меня со своим этим американским Ромео встречалась, пусть ему и предъявляет, проститутка. — Пиздец, а Морозова, оказывается, та ещё шлюпка. Подкинь ее номерок, Максон, а то давно ни с кем не развлекался. И опять дикий хохот по всему гаражу. Озерову было как-то не по себе после слов его приятеля. Он вроде и сам оскорблял Энн, считал ее не самой честной и верной, но когда другие что-то мерзкое говорили о ней, ему хотелось набить им рожу, перевернуть все и всех. И это непонятное чувство мучало Макса, похоже долго ещё не отпустит. Он задумался. Зачем ему такая жизнь? Какой кайф от каждодневных пьянок? От телок на ночь? От афганской травки, от которой балдеешь на пару часов? Вроде бы это все круто, тебе хорошо в один момент, но будущее? Что там? В Максе боролись две части его души и сердца, в нем противостояли дьявольское и светлое начало. С одной стороны ему хотелось продолжать кутить, жить без забот и получать лишь кайф от жизни, если можно так назвать то, как существует парень. Вторая его часть любила до сих пор Энн, нежно, искренне, он бы и хотел попросить прощения, признать свои ошибки и быть с ней рядом. Но самое ужасное, что на данный период его жизни первое начало сильнее второго гораздо, сильнее и его никчёмная гордость и пафос перед дружками. Один из приятелей клацнул пальцами перед лицом Макса и протянул ему стакан холодного пива со словами: — Взбодрись. Озеров с удовольствием и жадностью выпил прохладительный напиток, пришёл в себя после потока мыслей, заметив, что большинство его друзей куда-то свалили. — Слышь, а где все? За бухлишком пошли? Друг Макса, Илья, отрицательно покивал головой, допивая последние остатки ликёра из литровой бутылки. — Нет, они поперлись веселиться, граффити, так называемое рисовать. Тут же рядом гараж Морозовой, решили они прикольнуться. Пошли тож к ним? Хоть поржем. Услышав фамилию Энн и понимая, что его придурошные друзья хотят сделать, Макс вылетел, как ошпаренный из дружеского гаража. Действительно, целая толпа пьяных подростков столпилась у гаража Ани, начиная своё искусство. На входной двери уже красовались три буквы: «шлю». Несложно догадаться, что они собираются дописать. И пока Озеров подоспел, на дверях уже красовалась надпись «шлюха», написанная красной водостойкой краской. Макс не мог сдержаться. Посмеяться — посмеялись. Но это слишком даже для них. Подойдя в главному исполнителю сия шедевра, Артёму, он со всей силы вмазал приятелю в его наглую, бухую рожу. Друзья недоумевали и не понимали поведения Озерова, а сам Артём, отхаркнув сгусток крови, спросил: — Максон, ты че? Сам же сказал, что она ведёт себя, как проститутка. Достаточно злой, разъярённый Максим подошёл ещё ближе к покалеченному другу и сказал грубо: — А это не ваше дело, трогать ее не надо, ясненько? А сейчас берите и отмывайте, а то получите ещё и от бати Энн. Все вроде поняли наставление друга. Но тут случилось то, чего боялся больше всего Макс. На горизонте появилась Энн, она несла в коробке какие-то вещи, видимо ненужный хлам из квартиры в гараж. Похоже за три минуты, за которые Морозова подошла к своему гаражу, Озеров уже сто раз сгорел от стыда. Увидев «замечательный» подарок и Макса, Энн была разъярена. — Вы че охренели, придурки? Да я вас сейчас прибью, кто вам дал право трогать мою собственность, да ещё и называть меня шлюхой? Ах да, ваш дружок Озеров. Энн повернулась лицом к Максу, они встретились взглядами, в глазах Ани горела ненависть вместе с обидой и жгучей болью. — Я думала, ты выше этого… Макс попытался оправдаться перед ней, ведь даже, если он не верил ей насчёт ребёнка, но делать такой гадкий и мерзкий поступок не стал бы. — Энн, это не то, что ты подумала. Я не… Но она не дала ему досказать, вмазав смачную пощечину. — Конечно не то, что я подумала. Пошли вон отсюда все, иначе будет хуже. Реально валите! Парень показал своим дружкам, что мол уходим. Но один из них, как раз Артём не смог бы колкости в сторону Энн. Он только отошёл от побоев, все ещё сглатывая кровь, но все-таки показал свою гнилую сущность. — На правду не обижаются, шлюпка! Аня уже не стала обращать внимания на слова отбитого, пьяного придурка. Оставив действительно ненужные вещи в гараже, она решила, что уже завтра придёт отмывать эту гадость. Пока Энн шла домой, не смогла сдержать слезы. Одна за другой начали покрывать лицо девушки. Было так обидно, что хотелось кричать на весь мир о своей боли и трагедии. Она ведь не заслуживала такого хамского и ужасного отношения к себе. Домой Морозова пришла заплаканная, с опухшими красными глазами, а мама ведь все заметит. Отец на работе, мать сегодня отдыхает. И она честно сказать с порога увидела состояние дочери. Пришлось Энн все рассказать. Они присели на небольшой диван в гостиной, Морозова старшая принесла дочери стакан воды, а та начала свой рассказ. — Мам, он такая тварь, он мудак! Аня продолжала всхлипывать. — Кто, доченька? Что произошло? — Макс, мам. Он со своими друзьями написал краской на дверях нашего гаража «шлюха». Понимаешь? Энн снова разрыдалась. Она не могла терпеть такого унижения. — Максим, твой Максим? Господи, за что он так? Он ведь знает, что ты беременна от него? Не понимаю. — Да, мам, только он не мой. Он бросил меня ещё до новости о залете, сказал, что не любит. Про ребёнка знает, отрицает, что он отец. Мать приобняла дочь, ласково поцеловав в макушку. — Анечка, ну не плачь, успокойся. Это вредно для твоего ребёнка. С этим Максимом я разберусь, не переживай. Если не поймёт, то он познакомиться с нашим папой. Хорошо? Сейчас, подавленная, раздавленная, униженная, Энн была согласна на все. И на то, чтобы Макса, как следуют наказали ее родители. — Ладно, мамуль, ты права. Я устала его защищать, хоть и люблю. Он заслуживает наказания.