Полетай со мной

      Лиза Долгорукая считала свою семью образцовой и очень счастливой. До определенного момента. Если точно – до дня, когда было оглашено завещание неожиданно умершего от оторвавшегося тромба отца. Петр Михайлович был видным предпринимателем, водил дружбу с некоторыми сильными мира сего, был изворотлив, хитер и знал, когда лучше отступить в тень. Может, именно поэтому как таковых друзей у него никогда не было, а вот секретов, как выяснилось после смерти - хоть отбавляй. Одним из них оказалась дочь, родившаяся от какой-то неизвестной женщины с очень странным именем Марфа.       На самом деле, Лизе не в чем было упрекнуть отца. Он не обделял жену и троих детей своим вниманием и любовью; она, Андрей и Соня всегда получали то, что хотели, учились в престижной гимназии, посещали различные секции. Лизе, правда, не особо нравилось, что Андрей рос слабохарактерным и, по всему видать, становился «маменькиным сынком», а Соня, как самая младшая, вечно металась между тем, кому из старших подражать: шалунье-сестре или тихушнику-брату. Мария Алексеевна, мать Лизы, глядя на выходки старшей дочери, иногда в шутку говорила, что, видимо, процесс формирования ребенка во время беременности сбился, и вместо мальчика получилась девочка. Одно время она пыталась урезонить дочь, доказывая, что хорошо воспитанной девочке не следует лазить по гаражам, носиться с воплями по двору и играть в футбол. Лиза только пожимала плечами, не обращая никакого внимания на доводы матери. Отец в этом плане был менее принципиален: когда Мария Алексеевна попросила его повлиять на дочку, он сказал, что пусть лучше по юности «перебесится», чем потом превратится в «золотую девочку». Единственное, чему он поначалу пытался помешать, так это поступлению Лизы в медицинский, но с ее напором просто невозможно было спорить; к тому же Петр Михайлович знал, что предприимчивая дочь при надобности спокойно уйдет из дома, найдет подработку – из кожи вон вылезет, но своего добьется. Между прочим, поступила она с очень высоким баллом, готовясь к экзаменам день и ночь. Целеустремленность Лизы делала ей честь, и потому отец решил не мешать.       Старшая Долгорукая во многих отношениях стояла особняком в семье. В детстве они с Володей Корфом зачитывались историями о приключениях Робина Гуда, и именно оттуда Лиза узнала, что мир четко делится на богатых и бедных, а несправедливость – такая же обычная вещь, как завтрак. Ее это возмутило. Она не раз уговаривала отца основать какой-нибудь благотворительный фонд или позволить ей самой делать что-то полезное для всего общества, а не только для «избранных», но Петр Михайлович неизменно отговаривался тем, что ведение подобного фонда – большая ответственность, а у него и без того забот полон рот. Мария Алексеевна предпочитала проводить время либо в своем салоне красоты, либо в загородном клубе, а Андрей подобными вещами вообще никогда не интересовался, часами просиживая за компьютером. Володя же прозвал ее «Робином Гудом в юбке», потому что Лиза то подкармливала бездомных животных, то на собственные деньги покупала продукты парочке древних бабулек, живших в соседнем дворе, то тайком от родителей таскала одежду в детский дом. В институте все прекрасно знали, чья она дочь, но Лиза ни разу не дала повода к тому, чтобы за ее спиной шептались, показывали пальцем или, что еще хуже, называли «блатной». Она училась с каким-то сумасшедшим рвением, лезла участвовать во всевозможных семинарах, не боялась грязной работы. И места в интернатуре в лучшей московской больнице у светила хирургии доктора Мандта добилась сама. Родители гордились ею, но для самой Лизы важнее всего были похвалы Володи.       Корф-старший и Долгорукий вели бизнес вместе, вернее, какую-то его часть. Жили в одном доме, в больших квартирах, хотя при их деньгах давно уже можно было уехать в какой-нибудь элитный коттеджный поселок, но оба предпочли остаться в центре Москвы. Володя и Лиза ходили в одну и ту же школу, только в разные классы. Девочке нравилось, что Корф-младший не был таким размазней, как ее собственный брат, даже ставила Володю в пример Андрею, но они так и не нашли общий язык, несмотря на совсем небольшую разницу в возрасте. Когда случилось несчастье с Володиной мамой, Лиза всю ночь просидела с другом, который безостановочно рыдал у нее на коленях, пока слез не осталось – на их место пришли ужасные ругательства, откуда он их только знал… Хрипел, задыхался, проклиная себя, своего отца, зовя мать. Лиза тоже плакала, но старалась, чтобы Володя не увидел: ради него она должна быть сильной. Потом, через несколько лет, когда боль чуть-чуть утихла, Владимир признался, что без Лизы, скорее всего, последовал бы за матерью. С того момента их дружба стала еще крепче; порой они даже называли друг друга братом и сестрой.       Когда умер Петр Михайлович, Владимир был в Америке. Лиза прислала сообщение в скайпе из трех слов: «Папы больше нет». Он готов был бросить все и приехать к ней, но девушка отказалась.       - Я уже большая девочка, Володь, - грустно улыбалась она другу с экрана ноутбука. – Я знаю, ты бы хотел отплатить добром за добро, но не надо, пожалуйста. И потом… у меня есть Миша. Поплачу ему в жилетку. Точнее, в медицинский халат.       Через несколько дней после их разговора состоялось оглашение завещания. В ходе чтения выяснилось, что некой Анне Петровне Платоновой достается крупная сумма в условных единицах, которую она может потратить либо на обучение, либо на оплату жилья в столице. Но еще больше поразило всех то, что согласно приложенным к завещанию официальным документам Анна Петровна была дочерью Петра Михайловича и скромной кассирши подмосковного банка Марфы Платоновой. С банком Долгорукий вел какие-то свои, одному ему известные дела, часто ездил в Подмосковье, но больше адвокат, которого Лиза, Андрей и Соня засыпали вопросами, ничего не мог сказать. Просто однажды Петр Михайлович велел ему оформить бумаги по признанию девочки Анны Платоновой его ребенком и включить в завещание. Все. Пока шел этот разговор, Мария Алексеевна безмолвно сидела в кресле, но когда адвокат упомянул о документах по удочерению, процедила сквозь зубы:       - Вот дрянь! Мало того, что в дом заявилась, еще и ребенка своего подсунула!       Дети повернулись к ней. Лиза спросила:       - Мама, ты что, знала?!       - Лучше бы не знала! – взорвалась женщина. – Эта нахалка приперлась к нам, хотела видеть Петю, видите ли, он ее любит, а я ему опротивела! Я, мать его детей, которая с ним через огонь и воду прошла! Опротивела! Дрянь! Ненавижу!       - Но… когда? Когда она приходила? – Лиза не верила своим ушам.       - Давно, - Мария Алексеевна махнула рукой. – Вы еще детьми были. Я тогда дома одна была, вас Петя в парк развлечений забрал.       - И ты ничего ему не сказала? А почему папа никогда не говорил, что у нас есть сестра? – воскликнула Лиза.       - Да потому, что не сестра она вам! – Мария Алексеевна вскочила с кресла, тыкая в детей поочередно пальцем. – Она никто! И какой черт надоумил его признать девчонку! – простонала женщина. – Это все она, Марфа эта! Сидела бы в своем городишке и не высовывалась!       Бросив полный отвращения взгляд на Андрея и Соню, кинувшихся утешать мать, Лиза подошла к адвокату, невозмутимо взиравшему на семейную сцену, которую, видимо, он наблюдал не в первый раз за свою практику.       - Валерий Александрович, скажите, у вас есть адрес этой женщины? – тихо спросила девушка. – Я хочу встретиться с ней. И с Анной тоже.       - Адреса Марфы Платоновой у меня нет, - отвечал адвокат. – Дело в том, что с тех пор, как Анна окончила школу, она живет в Москве одна. Сейчас заканчивает музыкальный колледж при академии Гнесиных. Насколько я знаю, с матерью у нее отношения напряженные. Марфа несколько раз переезжала, дважды выходила замуж и разводилась. Возможно, она уже и не в Подмосковье. А дочь вы легко найдете в общежитии колледжа.       Выйдя из офиса, Лиза решила отправиться прямиком в колледж, разыскать Анну, чтобы ей не пришлось выслушивать печальное известие от абсолютно чужих людей. Впрочем, а сама-то Лиза ей разве не чужая? Девушка поняла, что не поинтересовалась, знает ли Анна о том, кто ее отец и что у нее есть две сестры и брат. По идее, если бы знала, то попыталась бы хоть как-то связаться… А может, и нет. В любом случае, Лиза хотела познакомиться с новоприобретенной родственницей, ей было до ужаса любопытно, и по дороге девушка даже набросала несколько мысленных портретов.       На входе пришлось показать паспорт охраннику, а потом еще добрых десять минут выяснять у пробегающих мимо студентов, как найти Анну Платонову. Наконец ей подсказали, что у выпускного курса вокалистов сейчас репетиция к экзамену и отправили в зал. Не без труда добравшись до него, Лиза встала возле приоткрытых дверей, из-за которых чей-то звонкий высокий голос выводил такие рулады, что Долгорукая даже захотела поаплодировать. Внезапно пение прервалось громкими хлопками и окриком преподавательницы:       - Аня, Аня, не так! Последний пассаж куда уехал, чище интонацию! Еще раз!       Голос снова запел, и тогда Лиза осторожно заглянула в зал.       На внушительных размеров сцене перед черным роялем, за которым сидел пианист, стояла маленького роста девушка в темно-синей водолазке, джинсах и простеньких ботиночках. Длинные, очень светлые, словно выбеленные солнцем волосы были заплетены в две косы, перекинутые на грудь. И рояль, и сцена были настолько большими, что девушка казалась просто крошечной, но голос у нее, тем не менее, был сильный, потому что даже стоя в противоположном конце зала, Лиза разбирала каждое слово и каждый звук. Войдя в зал, она спустилась ближе к сцене, где сидели другие студентки, и шепотом спросила у одной:       - Простите, мне нужна Анна Платонова, сказали, что она тут.       Студентка молча ткнула пальцем в направлении сцены. Лиза снова посмотрела на маленькую певицу. Забавно, но ни один из ее выдуманных портретов не походил на оригинал. Почему-то Лизе казалось, что раз Анна – дочь ее отца, то обязательно будет похожа на него и на остальных детей Долгорукого: высокая, статная, с длинными ногами и аристократически-изящными кистями рук. А на деле долгоруковским у нее был разве что нос. Издалека Анну вообще легко сошла бы за школьницу. Тем не менее, на сцене она держалась уверенно – хотя, возможно, просто потому, что кроме преподавательницы и однокурсниц в зале никого не было. Лиза присела на кресло сзади студенток; придется подождать, пока Анну не отпустят. Незаметно для себя девушка закрыла глаза и вся отдалась музыке. Откуда у сводной сестры такой дар? Никто из Долгоруких никогда не увлекался музыкой; в то время как добрая половина Лизиных одноклассников терзали скрипку, гитару или фортепиано, старшая дочка Петра Михайловича ходила на каратэ и плаванье, Андрей – в конную секцию, а Соню отдали в художественную школу. Ни мать, ни отец никогда не могли назваться меломанами, на концерты не ходили, даже в их кругах знакомых людей искусства было очень мало. Вот отец Володи – другое дело; он с юных лет бредил то театром, то музыкой, потом увлекся собиранием картин и в конце концов женился на художнице, матери Владимира.       Анна пела еще минут двадцать; несколько раз ее прерывала преподавательница, девушка молча выслушивала ее указания, кивала головой, и вновь ее звучный, чистый голос заставлял Лизу забыть о том, где она вообще находилась. Но вот репетиция кончилась, на сцену поднялась другая студентка, а Анна, взяв с первого ряда кресел свою сумку и кипу нот, направилась к выходу из зала. Лиза встала.       - Анна, добрый день. Меня зовут Лиза Долгорукая, мне очень нужно с вами поговорить, вы сильно торопитесь?       Судя по спокойному, даже чуть рассеянному взгляду больших голубых глаз, фамилия Долгорукого ни о чем не сказала Анне. Она лишь кивнула, приглашая Лизу следовать за ней. Девушки вышли из зала, спустились на первый этаж. Анна забрала в гардеробе куртку, молча оделась и пошла к выходу из колледжа. Лиза шла следом, чувствуя, что от такого поведения девушки ей становится не по себе. И только оказавшись на улице, Анна, наконец, заговорила.       - Я вас слушаю. – Голос был неожиданно тихим, мягким и, как показалось Лизе, робким. Куда только девалась вся сила и страсть, с которой она пела?       - Извините, что я вас вот так дернула, но у меня правда очень важный разговор. Наверно, мой вопрос прозвучит крайне бестактно, но… - Лиза помялась, а потом решила идти напролом: - Анна, вы знаете, кто ваш отец?        Девушка вздрогнула, а на ее щеках проступил румянец – вероятно, от смущения, потому что она явно не знала, куда деваться и как ответить на такой вопрос. Лиза ждала, но Анна так ничего и не сказала, пришлось взять все в свои руки.       - Простите, Анна, я вижу, что своим вопросом поставила вас в неловкое положение, я все вам объясню. Мы с вами – сестры. – При этих словах Анна подняла голову, и в ее растерянных глазах мелькнуло что-то, похожее на радость. – Петр Михайлович Долгорукий – мой и ваш отец. Был… К сожалению, четыре дня назад его не стало.       - Для меня его никогда и не существовало, - тихо произнесла Анна, глядя куда-то в сторону. – Мама даже имени не упоминала, а все мои расспросы оканчивались… - она запнулась и сказала совсем шепотом: - ничем.       Острая жалость кольнула Лизу в самое сердце, и она попыталась утешить девушку:       - Зато он о вас всегда знал, Анна. Признал своей дочерью и… по завещанию вам оставлена крупная сумма, вы можете потратить ее на дальнейшее обучение, например, заграницей, или приобрести жилье…       - Мне ничего не надо, - испуганно перебила сводную сестру Анна. – Я… я не знала его, он мне ничего не должен. И вы тоже.       - Но это его воля, он так хотел, - убеждала ее Лиза.       - Он признал меня, а вы рассказали мне об этом, - ответила Анна. – Этого достаточно.       - А мне – нет! – упрямо заявила Лиза, но заметив, что ее напористость смутила девушку еще сильнее, постаралась говорить как можно более спокойно и ласково. – Анна, я понимаю, вам сложно принять все это, быть может, я кажусь сейчас наглой, лезущей не в свое дело девицей, но поверьте, мне очень, очень приятно знать, что в мире на одну Долгорукую больше. Я бы хотела подружиться с вами, вы ведь моя сестра! Валерий Александрович, адвокат отца, сказал, что после школы вы живете в Москве совсем одна, я догадываюсь, как вам пришлось трудно. Я не буду навязываться помогать, не стану предлагать деньги, это будет ниже и моего, и вашего достоинства. Но мне бы хотелось, чтобы вы сами увидели, что принять последнюю волю папы – значит, отблагодарить его. Он, может, и не был святым, но… он любил нас. Всех нас.       - Нас? – спросила Анна.       - У меня есть младшие брат и сестра, Андрей и Соня, - сказала Лиза.       - Они тоже хотят подружиться со мной? – вопрос прозвучал совершенно по-детски, отчего Лизе сделалось стыдно отвечать правду. Пока она судорожно соображала, как бы помягче сказать родственнице, что из ее семьи больше никто не желает иметь никаких личных дел с «нагулянным подарочком», как выразилась Мария Алексеевна, Анна все поняла сама. Ее узенькие плечи поднялись и опустились в глубоком грустном вздохе, но больше она никак не выразила свои чувства. Лиза не собиралась сдаваться.       - Анна, забудьте про них! Сказать вам честно, я иногда сама предпочитаю не думать о своей семье. Можно сказать, что я там белая ворона. В белом же медицинском халате. – Девушка улыбнулась.       - Вы – врач? – спросила Анна.       - Хирург, - с гордостью ответила Лиза. – А знаете, любимый способ хирургов избавляться от проблем? Отрезать, конечно! Простите за профессиональный юмор, но, Анна, серьезно, не отказывайтесь от того, что само идет в руки. Даже если вы не примете деньги, примите, по крайней мере, меня. Как сестру. Как друга.       И Долгорукая протянула сводной сестре руку. Анна, поколебавшись, несмело пожала ее. Лиза мысленно облегченно выдохнула: она не предполагала, что разговор окажется настолько трудным. Она напоминала себе работника службы спасения животных, который пытается вытащить застрявшее в яме дикое, перепуганное животное, вроде олененка: западня заставляет мозг воспринимать всех и вся как опасность, ведущую к неминуемой гибели. Приходится кружить вокруг да около, чтобы подобраться ближе, заставить существо понять: выход есть, стоит лишь принять помощь. Да, Анна ее не знает. Но Лиза сделает все, чтобы эта маленькая скромная девушка больше не чувствовала себя так одиноко.