Глава 8
14 февраля 2018 г. в 14:49
Не успел Владимир разуться, зайдя к себе в квартиру, как в кармане пальто зазвенел мобильный. Лиза.
- Ты что натворил? – с места в карьер взяла она. – Почему у Ани глаза на мокром месте?
Владимир вздрогнул: Анна плакала? Неужели из-за него? Из-за того, что он ушел, хотя видел, что она взглядом просит его остаться…
- Я ничего не делал, - сказал молодой человек. – Мы за всю встречу едва ли пять слов сказали друг другу.
- Не знаю, какое именно из пяти сказанных тобой слов произвело на нее такое впечатление, но когда я зашла перед уходом, она плакала, - судя по голосу, Лиза явно сердилась. – Вытрясти из нее я ничего не смогла, ясень пень. Так что потрудись ответить сам, потому что я не представляю, как Аня могла расстроиться из-за чего-то другого! Это ты подарил ей книгу?
- Я, - Корф прошел в спальню, и устало плюхнулся на кровать, вытянув длинные ноги. – Но она ей понравилась. Я предложил почитать, Анна отказалась. Мы практически все время молчали, потому что она так захотела.
- Зачем ты подарил ей книгу?
- А что, нельзя, что ли? – Владимир вдруг почувствовал, что начинает раздражаться. Ему нужно было еще каким-то образом объяснить Лизе, что он, вместо того, чтобы лечить ее сводную сестру, собирается за ней ухаживать. Дожили. Как в девятнадцатом веке, только вместо почтенного отца семейства – не в меру резвая старшая сестра с комплексом защитника.
- Это ты так терапию проводить собрался?
- Лиз… - он закрыл глаза, собираясь с духом. Черт побери, а это оказывается сложно – признаться, что начинаешь испытывать то, во что так долго не верил. – Ты только не злись, пожалуйста. Я… не смогу ее лечить. – Лиза шумно выдохнула в трубку, но Корф не дал ей перебить себя. – Подожди, я не закончил. Я не буду лечить Анну, но и оставлять ее тоже не собираюсь.
- Как прикажешь тебя понимать?
- Ты, наверно, сейчас решишь, что я совсем больной на голову и захочешь ее оторвать. Мне кажется, что я в нее… влюбился.
Лиза снова выдохнула, а потом Владимир вдруг услышал, как она засмеялась; сначала совсем тихо, словно пофыркивая, но через пару минут уже чуть ли не во все горло хохотала.
- Что смешного? – разозлился Корф. – Лиза, блин, я серьезно говорю! Я не могу быть для Анны одновременно и терапевтом, и… и… и тем, кто хочет завоевать ее сердце! – Он чувствовал себя последним идиотом, ему было жутко неловко, непривычные слова едва шли с языка, но зато подействовали: Лиза перестала смеяться.
- Ты дома? – вдруг спросила она.
- Дома, - уныло ответил Владимир; ему казалось, что он наговорил только что таких глупостей, что Лиза точно будет считать его ненормальным. Но она лишь бросила:
- Жди, скоро буду, – и отключилась.
Владимир бросил телефон рядом с собой и выдохнул. В голове полный разброд. Он - взрослый мужчина, скоро тридцатник стукнет, а сердечные страдания – как у Ромео в прыщавые тринадцать-четырнадцать лет. Сейчас в нем боролись две стороны: одна, к которой он привык, потому что жил в таком состоянии большую часть сознательной жизни – рассудительная, анализирующая всех и вся; и другая, о существования которой Владимир даже не подозревал, пока не оказался в плену бездонных голубых глаз Анны – мечтательная, романтическая и нежная. Видимо, какие-то навыки психоанализа перешли от отца-Штерна к дочери-Штерн, потому что Тереза безошибочно определила его как рыцаря. А Лиза назвала Робином Гудом… Открещиваться, что это неправда, было глупо. Правда. Чистейшая. Ему до смерти хотелось испытать, каково это, когда все мысли только о ней одной, самой желанной и прекрасной. Быть ее защитником, оберегать и радовать, исполнять любое желание и видеть, как милое личико расцветает радостной улыбкой. Владимир вспомнил фото Анны, показанное Лизой; но там девушка улыбалась одними лишь губами, а самая искренняя улыбка – та, что сияет в глазах. Увидеть бы ее когда-нибудь…
Корф так замечтался, что не сразу услышал звонок домофона.
- Ты что, уснул там? – раздался голос Лизы в трубке. – Открывай, давай!
Через пять минут девушка стояла в прихожей, протягивая другу бутылку вина.
- А Миша знает? – покосился на презент Владимир.
- Знает, - махнула рукой Лиза.
Они прошли на кухню. Девушка расположилась на маленьком диванчике за столом, а Владимир принялся хозяйничать: достал бокалы и штопор, покопался в холодильнике и нашел кусочек сыра, немного винограда и пару яблок. Лиза внимательно наблюдала, как он не спеша резал сыр и яблоки, раскладывал фрукты на тарелке и открывал бутылку. Когда вино было налито, молодой человек устроился на стуле напротив Долгорукой.
- Ну, я тебя слушаю, - сказала Лиза, отпивая глоток.
- Так сеанс не начинают, - улыбнулся Владимир.
- А я не терапевт, я друг, - возразила Лиза. – Ты что, действительно влюбился в мою сводную сестру?
- Не знаю… наверное, - признался Корф. Лиза недоуменно приподняла брови, и он принялся объяснять: - Понимаешь, Лиз, я всю жизнь бежал от этого чувства. После того, как ушла мама, я долго пытался понять, почему она это сделала с собой. Почему оставила меня, если так любила. Мне было обидно и больно. А отец своим показным равнодушием только усугублял ситуацию, и я решил, что проще жить, никого не любя, чтобы потом не страдать от разрушенной мечты. Знаю, звучит как фразочка из какого-нибудь ванильного романа или фильма, но сейчас, когда я все это говорю, то понимаю: так бывает. На самом деле бывает. Ты помнишь Терезу Штерн? – Лиза кивнула. – Когда мы познакомились, мне показалось, что я влюбился, она была такой живой, энергичной, невероятно обаятельной. Мне было так хорошо с ней… Но потом понял, что она никогда не сможет принять меня по-настоящему. Я ведь бываю резок, несдержан и не в меру упрям… Не смейся, ты знаешь, что это так. Если мы с Тери ссорились, то причина неизменно была одна: я не желал уступать. Она не давила, но я видел, что ее это задевает. Мы были как однополюсные магниты, которые никогда не притянутся друг к другу, как ни старайся. И не расходились так долго потому, что жили порознь, и было время остыть. Когда я все это осознал, то испытал просто жуткое разочарование. И еще досаду. Сердился сам на себя, что позволил сердечным порывам возобладать над разумом. Но в то же время… я видел, как вы с Мишкой счастливы и, честно сказать, немного завидовал. А потому злился еще больше. Помню, Тери сказала, что я – рыцарь в поисках принцессы, которую надо защищать и охранять. Я ей не поверил, подумал, что с меня хватит…
- А судьба решила доказать обратное, и появилась Аня, - закончила за друга Лиза.
Владимир кивнул, подливая ей и себе еще вина.
- Я правда не знаю, что на меня нашло. В первую встречу мне было просто ее жалко, я же не каменный, сочувствовать могу. Но потом, в пятницу… - Молодой человек откинулся на спинку стула и закрыл глаза. – Черт, не знаю даже, как это состояние объяснить, никогда такого не испытывал. Мы просто молчали, Анна сказала, что ей нравится молчать со мной…
- Ничего удивительного, мне тоже всегда нравилось, - встряла Лиза.
Владимир приоткрыл один глаз:
- Серьезно? Почему никогда не говорила?
- А кто тут у нас самый умный?! Не догадался?
- Проехали, - махнул рукой Корф. – В общем, пока мы так сидели и играли в гляделки, я ощущал, как меня будто в омут затягивает. Или в океан. Помню, в Калифорнии мы с друзьями дайвингом занимались. Погружаешься, и тебе и страшно, и интересно одновременно, даже дышать забываешь, потому что под водой – другой мир, в котором ты ни фига не ориентируешься. Вот примерно то же самое я испытал, когда на Анну смотрел.
- Занятно, - протянула Лиза, подперев одной рукой подбородок и водя пальцем другой по краю бокала с вином. – После первой встречи с Аней у нас дома Миша сказал, что она не осознает, насколько может быть притягательной, потому что в душе еще сущий ребенок. Я тогда ничего такого не заметила, но у меня были совсем другие мотивы, а Мишка ее оценивал иначе, со своего угла зрения, так скажем.
- В ней есть что-то такое… - подхватил Владимир, но потом покачал головой: не мог подобрать нужного слова. – Я пытался убедить себя в том, что это просто минутный порыв, такие вещи случаются, читал, даже в гипнозе эту технику используют, но, черт побери, где гипноз и где Анна.
- Да, уж, - фыркнула Долгорукая, потом взглянула на друга, который, судя по всему, пребывал в растерянности от собственных эмоций, и сочувственно вздохнула. – Ну, Володька, диагноз очевиден: amor vulgaris*, заболевание распространенное, в зрелом возрасте ведущее к осложнениям.
- Очень смешно, - проворчал Корф. – Душу перед ней нараспашку, а она шуточки свои медицинские шутит.
- Скажи спасибо, что ты сначала мне все вывалил, а не Сашке, - усмехнулась Лиза. – Он, конечно, друг хороший, но язык у него бежит впереди головы в нерабочее время.
- Саша не знает обо мне того, что знаешь ты, - возразил Владимир. – И потом, ты у нас вроде ответственная за Анну. Так что разрешения надо у тебя спрашивать.
- Вот еще! – хохотнула Лиза. – Анюта – дама взрослая, несмотря на рост метр с кепкой. Так что последнее слово за ней и больше ни за кем.
- Я думал, ты меня убивать едешь, - признался молодой человек. – Ты за нее всегда так переживала.
- А я и сейчас не меньше переживаю. Но я знаю тебя, Володя. Тереза была права: ты никогда не дашь в обиду ту, которую будешь любить, как настоящий рыцарь. Но учти, - голос подруги разом посуровел, - причинишь ей боль – я тебя из-под земли достану и сам знаешь, что оторву.
- Лизавета Петровна, - в притворном ужасе простонал Корф, - да я никогда в жизни!
- Кстати, а все-таки, почему Аня плакала? – вернулась Лиза к теме телефонного разговора.
- Потому что ей, как и мне, любовь незнакома, - печально усмехнулся Владимир. – Только я, как истинный скептик, попытался заглушить это чувство доводами рассудка. А она, как подобает женщине, ударилась в слезы.
- Вот сразу видно, что ты нас плохо знаешь, - улыбнулась Лиза.
- Когда я уходил, она так посмотрела на меня… - Владимир снова закрыл глаза, вспоминая умоляющий голубой взгляд. – Я знал, она хотела, чтобы я остался, но я не мог. Я бы ее только напугал, потому что мне все это непривычно, непонятно, я не знаю, как себя вести в такой ситуации. И, скорее всего, оказался бы очень несдержанным.
- В смысле, кинулся бы целовать?
- Может быть.
- Володь… а много в твоей практике было… жертв насилия? – вдруг спросила Лиза. – Им удавалось вернуться к нормальной жизни? Я сейчас не про кошмары и панические атаки, я про то, могли ли они снова начать любить, заниматься сексом, рожать детей?
- Не всем, - честно сказал Владимир. – Но процент неудачного результата лечения ничтожно мал. Для жертвы насилия важна не столько сама терапия, сколько поддержка со стороны родных. К сожалению, в Америке мне несколько раз приходилось сталкиваться с полнейшим равнодушием родителей к тому, что случилось с их дочерьми, потому что львиная доля изнасилований приходится именно на совсем молоденьких девчонок. Насилие со стороны супруга – немного другой случай. Одна пара, приведшая ко мне дочь, чуть ли не во всех смертных грехах ее обвиняла, хотя им, по-хорошему, надо было с себя начать. Так что у такого поведения родителей есть свои причины, которые меня как человека, конечно, жутко бесили. Бездействие и эмоциональная глухота – прямая дорога к тому, что пострадавшие примут все на себя, и заставить их изменить эту точку зрения крайне сложно. К счастью, у Анны есть вы с Мишей.
- Мне кажется, там еще и Марфа руку приложила, - недовольно сказала Лиза. – Даже моя мама, когда узнала, что случилось с Аней, пожалела ее. Не знаю, правда, насколько искренне, но сейчас речь не о том. Ане нужно дать понять, что она не стала хуже, по сути, ничего ведь не изменилось.
- Для нас с тобой – нет, а для нее – все теперь по-другому, - возразил Владимир. – И я пока еще не совсем понимаю, как строить свое общение с ней теперь, когда начинаю испытывать к ней совсем иные чувства.
- Блин, Володь, она же не знает, что ты – психотерапевт! – вдруг вспомнила Лиза. – Вдруг ее это оттолкнет? Она ведь не просила…
- А что, считаешь, соврать лучше? Нет, я так не могу. Надо играть в открытую. Если… если есть шанс, что… я ей тоже небезразличен… я надеюсь, Анна все поймет.
- Ты ей точно небезразличен, - улыбнулась Лиза. – Когда Игорь Сергеевич вставать разрешил, она с твоим цветком знаешь как стала носиться. По два раза на день воду меняет. Гладит его. Не удивлюсь, если еще и разговаривает, когда никто не видит. Марина Степановна, ее медсестра, говорит, что Аня уже четверть книжки прочла, что ты подарил. Почему именно «Мифы древней Греции»?
- Потому что, когда я сравнил при ней вашу больницу с лабиринтом, то сказал, что в нем жила Ариадна, а она меня поправила, - усмехнулся Корф.
Лиза восхищенно покачала головой:
- Ты удивительный, знаешь об этом?
- Я просто люблю наблюдать за людьми, - пожал плечами молодой человек. – Еще вина?
Когда подруга уехала, Владимир прошел к своему столу, открыл ящик и вытащил лист, на котором несколько дней назад нарисовал карандашом набросок женского лица. Внимательно оглядев результат, решил, что надо бы съездить в художественный магазин за акварельной бумагой. А краски взять мамины. Быть может, у него не получится нарисовать ее так, как должно, но он попытается. Лиза сказала, что Анна думает о нем! Даря девушке цветок, Владимир всего лишь хотел узнать ее любимый цвет – маленький фокус, ничего больше. Что ж, в следующий раз она получит огромный букет, желтый и теплый, как солнце. Он сумеет разбудить ее, сумеет достучаться. Анне будет больно, потому что сильные чувства приносят не только радость; ей придется рассказать ему все, ведь только так можно избавиться от гнетущего душу страха, освободиться от боли. Терапевт держит дистанцию, и никакая врачебная тайна не может заставить человека поведать психологу то, что он хочет скрыть, даже если сказать, что это ради его блага. Возлюбленный же наоборот, постарается быть как можно ближе: обнимет, согреет, утешит… Анна такая маленькая, идеально поместится в его руках… Но если сжать ее слишком сильно, она сломается, не выдержав напора его чувств. Он и сам его с трудом сдерживал. Как обуздать эту внезапно проснувшуюся страсть, которая неумолимо тянет его к ней?
Так ничего и не придумав, молодой человек убрал листок обратно в ящик и отправился спать. Во сне он снова видел птицу с грустными голубыми глазами. Она сидела рядом с ним на кровати и гладила мягкими, как шелк, крыльями по лицу.
*любовь обыкновенная (лат.)