Полетай со мной

      Лиза долго не могла уснуть. Миша уже десятый сон видел после смены, а она, как ни ворочалась, все думала о встрече Анны и Володи и о том, как стремительно и внезапно меняются их отношения: то все хорошо, то плохо, а теперь снова замечательно, и завтра собираются чуть ли не весь день провести вместе. Об этом сияющая Аня рассказала сестре и ее жениху за ужином. Они, разумеется, порадовались за нее, но девушке показалось, что Лиза отнеслась к этой затее с некоторым недоверием. После ужина Анна лежала в своей комнате с «Мифами» в руках, в очередной раз перечитывая отдельные, самые полюбившиеся предания. Лиза, постучав, просунула голову в дверь.       - Анют, можно?       - Конечно, - девушка подвинулась, приглашая сестру прилечь рядом.       - Слушай, Ань… прости меня за настырность, но я все-таки хочу понять, что между вами с Володей происходит. Он замечательный парень, прекрасный друг и все такое, но если он вдруг тогда тебя обидел, зачем ты снова с ним встречаешься?       - Нет, нет, он совсем меня не обидел! – встрепенулась Анна. – Скорее, это я его обидела… Простое недоразумение, в общем. Мы сегодня все обсудили и пришли к выводу, что ничего страшного не случилось.       - Темнишь, подруга, - прищурилась Долгорукая, но настаивать не стала: все равно ничего не добьется.       - Есть, правда, одна вещь, которая меня беспокоит в нем, - задумчиво сказала Анна. – Мне кажется, Владимир избегает говорить со мной о себе. Понимаю, мы друг друга еще мало знаем, но обычно люди никогда не скрывают, кем работают… Если только… - она нахмурилась и посмотрела на сестру: – Лиза, я надеюсь, он ни в чем таком не замешан?       - Ты что, нет, конечно! – ответила Лиза. – Я же говорила, что иногда Володя скрытничает. Но на то у него есть свои причины. Знаешь, его жизнь тоже далеко не безоблачная была… Если захочет, сам тебе все расскажет.       Вспоминая разговор с сестрой, Лиза вздохнула, в очередной раз подмяв под себя подушку. Долго Корф скрывать правду от Ани все равно не сможет. А ее реакцию предсказать заранее - дохлый номер. Хоть бы глупостей опять не натворила! И что будет потом? Володя целыми днями на работе, Ане придется сидеть дома, одной. Надо поговорить с ней насчет оформления академического отпуска. Или, может, попытаться уговорить вернуться к учебе? Столько проблем, а как их решать - непонятно. С какой начать? Придется подождать окончания завтрашнего дня, и если все будет хорошо, обсудить с Аней ее дальнейшее будущее. В конце концов, пение всегда было ее мечтой, нельзя вот так взять и все бросить. Составив этот мысленный план, Лиза постепенно успокоилась и заснула.       С самого утра Анна развила бурную деятельность. Она вытряхнула весь свой шкаф, чтобы подобрать самый привлекательный наряд, на что Лиза, не без лукавой улыбки наблюдавшая за столь несвойственными для сводной сестры муками выбора одежды на свидание, с ехидцей заметила, что под курткой все равно ничего не будет видно.       - А если мы пойдем в кафе? Куртку-то я сниму! – резонно возразила Анна, копаясь в свитерах и блузках. – Лиза, это все не подходит! – девушка расстроенно села на постель, не заботясь о разбросанной на ней одежде. – Все какое-то… слишком обычное!       - Аня, поверь, Володе будет совершенно наплевать, во что ты одета. – Лиза решила придти сестре на помощь. – Но вот макияж и укладка не повредит. А ну, пошли в ванную! Оставь шмотки, потом выберем!       Миша, собиравшийся на работу, был бесцеремонно отправлен с зубной щеткой на кухню. Лизе надо было в больницу к обеду, так что времени на то, чтобы превратить Аню в красотку, оставалось предостаточно. Высушив и уложив длинные волосы сестры при помощи фена, Лиза усадила ее на стуле в гостиной у окна и вытряхнула содержимое своей косметички.       - Так… - бормотала она, оглядывая бледное личико Ани. – Румяна не помешают… И брови подрисовать чуть-чуть… Тушь, да. И помада! Обязательно. Поехали!       Они как раз заканчивали, когда у Лизы зазвонил телефон. Посмотрев на экран, Долгорукая улыбнулась:       - Кажется, кавалер твой приехал!.. Да, привет, Володь. Ну понятно, почему мне. Не забудь у нее сегодня хотя бы номер попросить, герой-любовник. Хорошо, номер квартиры восемьдесят два, звони, как подъедешь. – Отложив смартфон, Лиза вернулась к финальным штрихам макияжа. – Володя в пути. Мы отлично уложились. Не забудь взять с собой телефон. Он лежит в тумбочке. А то что это за фигня: на свидание ты идешь, а звонят мне… Ань, ты слышишь? – Лиза заметила отрешенный взгляд Анны, устремленный куда-то в окно.       Услышав свое имя, девушка посмотрела на сестру.       - А вдруг… вдруг я ему не понравлюсь? – с тревогой спросила она. – Я ведь на свидания почти не ходила… Как мне себя вести?       Лиза убрала помаду в косметичку, взяла стул и поставила напротив Анны так, чтобы видеть ее лицо.       - Аня, для того, чтобы нравиться, не нужно вести себя как-то особенно. Главное – быть собой. Именно это и привлекает мужчин. Настоящих мужчин. Знаешь, почему Миша захотел со мной сходить на свидание? Потому что увидел, как я пою пошлые медицинские частушки в палате у трех бабулек. Серьезно! Я не делала ничего особенного, чтобы привлечь его; наоборот, старалась, чтобы Миша сразу понял, с кем связался. Как видишь, сработало, - Лиза со смехом показала на сверкнувшее бриллиантом кольцо. Анна несмело улыбнулась. – Так что, Анюта, не трусь! Сделать первый шаг нелегко, особенно когда за плечами столько испытаний. Но ведь они даются для того, чтобы потом слаще была награда, правда? – Сестра кивнула. – Ну, вот и отлично! Пойдем, выберем тебе что-нибудь понаряднее.       Перебрав практически весь гардероб Анны в рекордно короткие десять минут, Лиза остановила свой выбор на нежно-персиковом свитере из тонкой шерстяной ткани и решительно протянула его сестре. Анна всегда считала его слишком детским, тем более ему уже было много лет, еще со времени окончания школы. Но свитер был одной из тех редких вещей, что ей покупала мама, и девушка так и не решилась его выкинуть; к тому же ткань до сих пор не выцвела, на ней не появилось пятен, и будучи экономной, девушка оставила свитер в своем гардеробе. Одевшись, Анна подошла к зеркалу и не поверила своим глазам. Как разительно она отличалась от той замученной, больной и бледной худышки, которой была еще вчера! Легкие розовые румяна и нюдовая помада цвета «пыльной розы» мигом превратили ее в свежую, словно только что из продолжительного отпуска цветущую девушку с сияющими глазами, а персиковый цвет свитера только подчеркнул естественную красоту лица и волос, изящными волнами заструившихся по плечам и спине благодаря умелым рукам Лизы. Пока Анна с растущим восторгом изучала свое отражение, запищал домофон, сестра пошла открывать. Через несколько минут в прихожей раздался ее веселый голос:       - Володька, ну наконец-то к нам явился!       - Я за Анной, - отвечал низкий приятный голос, от которого сердце Анны застучало, как бешеное. – К тебе как-нибудь в другой раз. Вы вообще в загс заявление подали? Меня на девичник позовут или как?       - Разбежался, - хохочет Лиза, и бархатный смех Владимира вторит ей. – Заявление в марте подадим. Мама уже на уши встает, хочет организацией заняться. А меня что-то в минимализм тянет. Но, видимо, придется уступить.       - Так сегодня первое число, - заметил Владимир. – Весна пришла, Лизка!       - Елки-палки, точно! – осознала Лиза и снова засмеялась. – Ну, значит, вот скоро и подадим… Аня, выходи, не заставляй кавалера ждать!       Чувствуя, что ноги ее с трудом держат от волнения, Анна медленно вышла в коридор. Владимир перевел глаза с Лизы на нее и резко выдохнул. Она по-прежнему была хрупкой, невесомой и трогательной, но легкий макияж, волны распущенных волос и чудесный персиковый свитер делали Анну похожей на ангела. Он видел их в маминых альбомах… Только там были всего лишь рисунки акварелью, а тут – живая, настоящая, дышащая, хоть и далекая, как звезда в небе. От Анны не укрылось молчаливое восхищение Владимира, и она улыбнулась ему. Они бы так и стояли, но Лиза принялась их выпроваживать – ей самой надо было уже собираться на работу. Сунув сестре чуть не забытый в тумбочке телефон, Долгорукая закрыла за парочкой дверь и выдохнула. «Ну, Корф! – подумала она. – Только попробуй накосячить!»       - Сегодня действительно первое марта, - сказала Анна, садясь в машину Владимира. – Как-то с трудом верится!       - Да, до настоящей весны еще придется подождать, - согласился молодой человек, заводя двигатель. – Но нам сегодня везет: вон как солнце старается.       - А куда мы едем? – поинтересовалась девушка.       - Ну, вот раз такая отличная погода, надо гулять! Вы ведь не были в «Зарядье», Аня?       - Я слышала, это новый парк, да? Нет, я там не была… На самом деле, за шесть лет в Москве я далеко еще не все парки посетила. Их здесь так много!       - А я очень их люблю. Когда жил в Америке, так не хватало наших лесов… Приходилось все время выезжать за город, хотя в Чикаго, где я жил по большей части, есть несколько отличных зеленых зон, но… но-но-но, все равно это было не то!       - Вас мучила ностальгия? – улыбнулась Анна.       - Ностальгия – это тоска по прошлому, по тому, что уже не вернуть… В английском для моего состояния есть отличное слово homesick, которое дословно можно перевести как «болезнь по дому» или «тоска по дому». Я не сентиментален, но мне до чертиков не хватало нашей природы за бугром.       Непринужденно болтая на отвлеченные темы, Владимир и Анна добрались до нового парка. «Зарядье» произвело на девушку сильное впечатление, несмотря на то, что большая часть высаженных деревьев еще стояли голыми, и только хвойный вечнозеленый лес радовал терпким ароматом елей и сосен. Гуляя среди искусственных прудов, вдыхая свежий воздух, Анна чувствовала, что все, что было раньше, отступает; даже тот липкий, черный страх словно съежился – еще немного, и лопнет, разлетится на столь крошечные кусочки, что потом их и не собрать. Владимир рассказывал об Америке, но старательно следил, чтобы не ляпнуть лишнего: он до сих пор не решался открыть правду. После прудов, изрядно проголодавшись, молодые люди отправились в кафе парка, где Владимир, поднимая стакан с соком, предложил выпить на брудершафт и перейти на «ты». Анна, смеясь, согласилась, однако тут же смутилась и попросила исключить последующий за выпиванием поцелуй. Молодой человек лукаво прищурился:       - Согласен на скромное пожатие рук. Идет?       - Идет, - кивнула Анна. Чокнувшись стаканами, они отпили по паре глотков, и Владимир протянул ей руку, которую девушка легко пожала, но когда хотела высвободиться, цепкие пальцы легким движением удержали маленькую ручку у себя. Не отрывая от нее взгляда, он медленно наклонился, и Анна почувствовала теплое прикосновение губ к коже, но лишь на одно мгновение, почти неуловимое, а потом он быстро выпрямился и негромко сказал:       - Извини. Я снова забыл свое обещание.       - Я ведь уже говорила: когда ты рядом, я ничего не боюсь, - улыбнулась девушка. – Просто… - она замешкалась, подбирая слова, - мне пока непросто налаживать отношения с… противоположным полом. – При этих словах Анна почему-то очаровательно покраснела.       - Это даже лучше, - ухмыльнулся Владимир.       - Почему?       - У меня будет монополия на обучение, - широко улыбнулся молодой человек, и Анна засмеялась.       После обеда Владимир предложил посетить «Стеклянную кору» - закрытое купольное пространство, где росли теплолюбивые растения. Глядя, как солнечный свет преломляется о стеклянные грани купола, Анна окончательно расслабилась и, решившись тоже немного приоткрыть завесу, стала вспоминать первые годы учебы в Москве. Ее вдруг охватила острая тоска, захотелось вернуться в академию, услышать звуки, нестройной какофонией наполнявшие коридоры и классы, голос Алины Александровны, ее педагога по вокалу – строгой, но справедливой, с великолепным слухом и чувством стиля. Владимир заметил ее погрустневшее лицо и спросил:       - Аня? Все в порядке?       - Да, конечно, - кивнула девушка и, печально улыбнувшись, добавила: - Внезапный приступ ностальгии. На этот раз именно ее.       - В твоей жизни есть что-то, что невозможно вернуть? – осторожно поинтересовался молодой человек.       - Я не смогу больше петь, - глухо ответила Анна. Боль, отступившая было, вновь навалилась тяжелым камнем, придавив и заставив сгорбиться. Даже дышать сразу стало тяжелее.       Владимир нахмурился:       - Почему?       - Голос… ушел, - еще тише ответила Анна и отвернулась. Еще немного, и она заплачет, не потому, что жалеет себя, а от горькой обиды на жестокую судьбу, забравшую то единственное, что было ей дорого.       - Мне очень жаль… - Узенькие плечи под теплой курткой поднялись и опустились в сдавленном вздохе. – Аня, но, может, еще не все потеряно? Иногда после тяжелой болезни или операции человек испытывает депрессивное состояние, потому что еще не пришел в себя. И даже то, что раньше было естественно и легко в действии, кажется невозможным. Надо просто подождать и не опускать руки. Надо пробовать…       - А если это депрессивное состояние затянется на всю жизнь? – перебила его девушка. – Ты ведь не знаешь всего! Не знаешь, почему именно я оказалась в больнице. Через что мне пришлось пройти… - Анна в отчаянии ощущала, как страх вновь опутывает ее душу, сжимая в черные тиски. Виски запульсировали от напряжения; хотелось зажмуриться и уползти куда-нибудь, где никто не сможет больше заставить ее говорить о том, что всеми силами хочется стереть из памяти, вплоть до запахов и судорожных всхлипов, сейчас звучащих в ушах.       - Аня… - он стоял совсем близко, но даже его спокойный тихий голос не мог подавить черную волну, грозившую захлестнуть с головой. – Аня, я все знаю… И что с тобой произошло, и про аварию. Про все. – Владимир осмелился осторожно взять девушку за плечи и развернуть к себе лицом. Она подняла глаза, в которых страх смешивался с недоумением и болью. – Лиза мне рассказала. Она хотела, чтобы я помог тебе.       - Помог… как? – прошептала Анна.       Владимир прикрыл глаза, собираясь с духом, потом сказал:       - Я психотерапевт. Лиза хотела, чтобы я тебя лечил.       Ну, вот и все. Карты на стол. Что толку увиливать? Конечно, можно было бы что-нибудь наврать и выкрутиться, но это несправедливо по отношению к ней. Терапия научила его быть честным, потому что это экономило время и силы – как пациента, так и самого врача. А уж обманывать девушку, которая ему небезразлична, Владимир вовсе не хотел. Ложь приносит страдания, которые причиняют в итоге гораздо больше боли, чем самая горькая правда. Пусть она отвернется, пусть это будет их первым и последним свиданием, но он поступит честно. Затаив дыхание, Владимир смотрел на замершую в его руках Анну: странно, но девушка даже не пыталась освободиться, хотя в ее глазах по-прежнему были страх и недоверие.       - Лиза хотела? – наконец выговорила Анна. – Значит… тогда в больнице… Ты приходил не случайно и не потому, что ждал ее? Ты приходил… на меня посмотреть? – Дождавшись, пока Корф медленно кивнул, она повела плечами, и теплые руки тут же отпустили ее. – И вы все это заранее спланировали…       - Аня, нет, - Владимир не смог удержаться и вновь взял девушку за руку. – Не сердись на Лизу, она ведь беспокоится за тебя, потому и пришла ко мне. Я сначала не хотел, но она настаивала, и я сдался, пришел в больницу… А потом понял, что все равно ничего не выйдет.       - Потому что я – безнадежный случай, - не то спросила, не то утвердительно сказала Анна, высвобождая руку из его пальцев. Она и не думала сердиться на Лизу, но ей вдруг стало горько и противно: Владимир обманул ее. Психотерапевт! Как будто терапия сможет изгнать те страшные воспоминания… Они слишком глубоко, и с каждым днем Анна мысленно утаптывала их еще дальше, надеясь, что сможет закопать их навсегда. Пока что получалось плохо. А рассказать о том, что произошло – значит, признать, что все усилия были напрасны. Пусть она неправа, но ей так легче.       - Ты вовсе не безнадежна, - раздался за спиной голос Владимира: он по-прежнему был рядом, такой же спокойный и уверенный в себе, как и всегда. – Я совсем не поэтому передумал. Аня… Аня, ну, посмотри же на меня!       Анне не хотелось поворачиваться; она знала, что, обернувшись, попадет в его сети, в очарование серых глаз и тепла сильного тела. И тогда бежать будет бесполезно, и она безропотно примет тот факт, что Владимир ей солгал. Да, признался, но нельзя изменить то, что уже произошло: в его мотивах с самого начала был только профессиональный интерес. Но что-то такое прозвучало в голосе, просившем ее посмотреть на него, что Анна не смогла отказать; она развернулась и встретила взгляд Владимира. Он шагнул вперед, чуть склонил голову, чтобы быть ближе, и прошептал:       - Я отказался лечить тебя, потому что не хочу, чтобы ты была пациенткой. Я хочу, чтобы ты была просто моей. Назови это, как хочешь: подругой, девушкой, любовницей… Нет, не отводи глаза, Аня. Смотри на меня. Так ты поймешь, что я не вру. Помнишь, когда тебе было семь лет, вы с мамой приехали в Москву?       Анна вздрогнула: откуда он узнал, она же никогда никому не говорила о том дне? Но Владимир не дал ей перебить себя вопросом, быстро продолжив:       - Вы пришли в один двор, мама вошла в подъезд, а ты пошла к качелям. Забраться сама смогла, но твои ножки не доставали до земли, и ты никак не могла раскачаться. А во дворе на скамейке сидел мальчик, который подошел к тебе и помог раскачать качели…       Девушка снова вздрогнула; ее глаза расширились от изумления.       - Ты? – выдохнула она. – Это был ты?!       - Я, - улыбнулся Владимир, но тут же посерьезнел. – Ты тогда сказала мне, что я стану классным врачом. Ты поверила в четырнадцатилетнего сорванца, хотя не верила никому – это ты тоже говорила…       Анна закрыла глаза, чувствуя, как под веками собираются слезы. Прошло уже столько лет, но тот летний жаркий день она никогда не забудет. Тогда она надеялась увидеть папу, а вместо этого получила очередной злобный выговор от матери, накричавшей на девочку непонятно за что. Но и доброго темноволосого мальчика она тоже помнила – ведь к ней так редко относились по-хорошему, не отталкивая. Он помог ей. Если бы мама тогда не вышла, они бы смогли пообщаться подольше. Боже, неужели это и в самом деле был он? Качнувшись вперед, она ощутила, как его руки осторожно и бережно обвились вокруг нее, прижали к себе, погладили по голове. Вокруг ходили люди, слышался чей-то смех, откуда-то доносилась музыка; но все это не имело никакого значения – осталось лишь всепоглощающее чувство защиты и покоя в теплых объятиях доброго мальчика, который вырос и действительно стал классным врачом.       - Я на всю жизнь запомнил твои глаза, - услышала она голос, шептавший в самое ухо, отчего во все части тела пробежали волны мурашек. – Ни у кого больше таких не было. Я знал, что никогда не увижу тебя, но почему-то хотел оправдать твое доверие, даже несмотря на то, что не смогу потом рассказать, чего добился в жизни. А в начале февраля ко мне пришла Лиза, показала твои фотографии, и я сразу все вспомнил. Я действительно собирался назначить тебе сеансы, но не смог. Потом, после той дурацкой пятницы в больнице, хотел вообще больше с тобой не встречаться. Но и тут судьба подсуетилась.       - Ты считаешь, что это все – судьба? – глухо проговорила Анна, не отрывая лица от теплой ткани пальто Владимира.       - Аня, я же все-таки врач, в такие вещи не особо верю, - в голосе послышались насмешливые нотки. – Но просто не знаю, как это еще назвать. Пусть будет судьба. Главное, что ты сейчас рядом со мной. И это – лишь начало.       - Начало чего? – девушка, наконец, подняла голову.       - Твоей новой жизни, - улыбнулся Владимир, и Анна только сейчас обратила внимание на то, что при этом на его щеках появляются очаровательные маленькие ямочки. – Я верну тебе голос, Аня. Обещаю. Он никуда не делся, просто… спит. Мы его разбудим.       - Володя… - Анна всхлипнула, снова спрятав лицо у него на груди. Это было слишком хорошо, чтобы даже отдаленно походить на правду, на реальность, в которой она существовала столько лет. В душе заметался вихрь самых противоречивых чувств, от страха до, пока еще робкого, но счастья. Слезы катились по щекам, оставляя темные пятнышки на ткани пальто, но Анна не пыталась их остановить: вместе с ними, капля за каплей, уходили недоверие и замкнутость, таяла ледяная стена отчуждения, которую ей пришлось построить, чтобы выжить, не сломавшись под гнетом материнской нелюбви.       - Анечка, ну не плачь, милая… - Владимир ласково приподнял ее личико за подбородок, большими пальцами стирая слезы. – Все же хорошо, зачем плакать?       - Это я от счастья, - прошептала она и робко улыбнулась. Молодой человек вновь крепко прижал девушку к себе. «Черт возьми! – вдруг подумал он. – Неужели Штерн был прав? Слезы счастья – первый шаг на пути к полному выздоровлению… Что ж, девочка моя, поплачь! Дай бог, чтобы и дальше твои слезы лились только по хорошему поводу».