Полетай со мной

      Анна с легким сердцем вышла из дверей академии имени Гнесиных. Как же приятно было снова окунуться в привычную атмосферу, походить по родным коридорам, здороваясь со знакомыми студентами и преподавателями, заглянуть в столовую за стаканчиком пусть и не слишком хорошего, но вкусного чая. Там девушка встретила своего педагога, Алину Александровну, которая, несмотря на внешнюю строгость, была очень рада видеть талантливую ученицу, и настоятельно рекомендовала ей не затягивать с больничным и возвращаться к занятиям, тогда у Анны есть все шансы закончить год со своим курсом. Девушка обещала решить этот вопрос как можно скорее и попрощалась с преподавательницей. В коридоре Анна столкнулась с соседками по комнате; те, хоть и не знали подробностей ее отсутствия, успели соскучиться, тут же подхватили под руки и засыпали вопросами, большинство которых сводилось к тому, когда Аня уже вернется. Услышав, что она еще не полностью восстановила голос, Оля Калинина предложила проверить, так ли это, и потащила Анну в кабинет. Неплохо владея фортепиано, Оля села за инструмент, чтобы аккомпанировать, а Маша и Полина, покопавшись в стопке нот, протянули подруге арию Снегурочки.       - Да вы что, девочки, я сейчас не спою, - ахнула Анна.       - Не сможешь, так не сможешь, но попробовать-то стоит! – настаивали они.       Анна сдалась и поставила ноты на пюпитр фортепиано: эту арию она пела на четвертом курсе колледжа и еще помнила партию. Оля заиграла; Анна про себя перекрестилась и запела. К ее собственному удивлению, голос окреп настолько, что даже в самых сложных местах, которых в этой арии было немало, вел себя почти идеально, разве что в кульминации силы не хватало. Когда она закончила, подруги дружно зааплодировали:       - Аня, это просто здорово! Кончай гонять балду и возвращайся! Чего ты дома торчишь?       - А может, это все из-за того симпатичного брюнета, с которым ты встречаешься? – улыбаясь, спросила Оля и, предупредив Анин вопрос, добавила: - Таня как-то упомянула, что ты зря на больничном не сидела и завела себе парня.       - Да нет, не то чтобы завела… - покраснела Анна.       - Да ладно, Ань, это же замечательно! – сказала Маша. – А то мы как ни зайдем в комнату, ты вечно со своими книжками сидишь.       - Неправда, я на концерты ходила и в музеи, - возразила Анна.       - Судя по тому, что Таня рассказала, в музеях такие красавцы не водятся, - хмыкнула Оля.       - Между прочим, Володя – сын художницы, так что живопись для него – не пустой звук, - заметила Анна.       - Он что, рисует? – поинтересовалась Полина.       - Нет. Он врач. – Анна не стала вдаваться в подробности.       Девушки переглянулись:       - Значит, в больнице познакомились?       - В больнице, - улыбнулась Анна.       - Как романтично, - восхитились однокурсницы. Девушка подумала, что знай они обо всех обстоятельствах, вероятно вообще бы соорудили Владимиру пьедестал из своих восторгов. Попрощавшись, наконец, с подругами, она вышла из академии и направилась к метро. По пути ее мысли снова обратились к Владимиру. Забавно, но теперь, спустя полтора месяца, она и сама иначе относилась к их первой встрече. Не пойди Лиза к Володе с просьбой о помощи, они бы не познакомились. И тот невероятный, просто фантастический какой-то факт, что тогда, давным-давно, он был тем добрым мальчиком, качавшим ее на качелях в день, когда она потеряла всякую надежду когда-либо увидеть отца – это придавало их отношениям некую мистическую предопределенность. С тех самых пор, как Анна оказалась в Москве, по сути, живя одна, она приучила себя к мысли, что ей просто не на кого положиться, и никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя становиться зависимой, нельзя позволять внешней хрупкости стать еще и внутренней. У нее была цель; и хотя на пути к ней было много печалей и грустных событий, конечный результат перевешивал все. Она старательно оградила себя от всего, что могло каким-то образом отвлечь, поэтому, возможно, и казалась окружающим замкнутой и стеснительной. Сравнивая себя в школьные годы и теперь, Анна подумала, что, как ни крути, большой город здорово меняет человека, и хотя ее мир, как и прежде, был ограничен, она перестала принимать все слишком близко к сердцу. От природы ей не была свойственна душевная черствость, просто она, наконец, избавилась от большей части иллюзий, на протяжении столь долгих лет заменявших ей лучших друзей. Все шло настолько гладко и ровно, – даже появление Лизы не сильно сбило Анну с курса – что события того ужасного вечера причинили не только физическую и душевную боль; они буквально перевернули ее существование с ног на голову. Анна вспомнила, что первое, что она стала ощущать, когда более-менее пришла в себя в больнице, было сильнейшее чувство потерянности, к которому добавилось черное отчаяние оттого, что голос отказывался повиноваться. Жестокие слова матери, брошенные по телефону, лишь подогрели эту смесь, чуть не приведя к последнему, фатальному шагу.       Анна вздрогнула, вспомнив колючий ветер, дувший в лицо, и холодное, бледное небо – такое обманчиво-близкое и предательски привлекательное. Таня – ее ангел-хранитель, не иначе. А Володя… Девушка понимала, что вся накопленная с годами отстраненность тает на глазах, стоит лишь оказаться в его объятиях, услышать его голос, ощутить губы на своей коже. Она зависела от него, и впервые в жизни ей это нравилось. Владимир не только вернул ей прежнюю цель в жизни, но и дал новую. Он сам ею стал. И она никогда бы не отказалась от того, что испытывала с ним. Быть может, это то, что называют любовью? Сомнения одолевали ее не столько из-за отсутствия опыта, сколько потому, что в ее жизни это слово мало что значило. Любовь к матери постепенно растворилась в непонимании; любовь к школе была, скорее, привязанностью, потому что там Анна, по большей части, и проводила время. Пожалуй, единственной настоящей любовью было пение, но теперь девушка знала, что сравнивать его и чувства к мужчине – глупо и бессмысленно. Когда она пела, ей было хорошо. Но когда целовалась с Володей, казалось, будто ноги отрываются от земли сами, и все тело наполняется таким восторгом, что еще чуть-чуть, и ее разорвет от счастья. И это дикое желание, заставлявшее ее полыхать, и наполняющее голову такими нескромными мыслями, что становится стыдно. Вот и сейчас, стоило только подумать об этом, и низ живота наполнился сладкой тяжестью, во рту пересохло и стало трудно дышать. Что же будет, когда между ними не останется никаких преград? Только два обнаженных тела, сплетенных так тесно, что их со стороны можно было бы принять за единое целое… Анна поймала себя на мысли, что ей совершенно не страшно, даже несмотря на то, что Владимир неминуемо причинит ей боль, Лиза говорила, что после первого раза секс еще некоторое время остается не самым приятным занятием, «но регулярная практика все быстро исправит». Ухмылка сестры при этих словах заставила девушку покраснеть.       Однако сначала ей нужно было проконсультироваться с врачом. Поэтому сейчас Анна стояла у входа в клинику, где работала Светлана Алексеевна, гинеколог Лизы. Девушка вошла внутрь и прошла к регистрационной стойке, оплатила визит и отправилась в направлении, указанном медсестрой, чувствуя, что все-таки немного нервничает.       Вышла она спустя сорок минут, сжимая в руках несколько листков с направлениями на сдачу необходимых анализов, и, как ни странно, с ощущением глубокого облегчения. Светлана Алексеевна, высокая, чуть полноватая женщина с пронзительными голубыми глазами и коротко стриженными светлыми волосами, с первого же взгляда располагала к себе, и Анна, практически не стесняясь и не боясь, выложила все, что с ней случилось. Доктор сочувствующе вздохнула, но сказала лишь, что то, что Анна смогла это достойно пережить и вернуться к полноценной жизни, говорит в ее пользу. Она написала, какое обследование нужно пройти, чтобы убедиться, что все до последней микротрещинки зажило, какие анализы нужно сдать ей и партнеру, после чего сказала:       - Знаете, Анна, практически все в сексе зависит от того, насколько вы доверяете партнеру. Наш организм несет на себе огромную нагрузку, и секс – один из способов немного ее облегчить. Занимаясь им, вы, если так можно выразиться, оказываете взаимную услугу друг другу, помимо нескольких других факторов, таких, как банальный инстинкт, к примеру. Чем больше вы доверяете, тем лучше вам будет. Помимо этого, доверие позволит лично вам расслабиться, и даже болезненные ощущения при проникновении могут отступить на второй план. Так что мой главный совет – доверяйте друг другу. И не бойтесь поинтересоваться у партнера, насколько он доверяет вам, ведь секс – это взаимное удовольствие.       Анна даже не ожидала услышать что-либо подобное от врача. Все ее предыдущие походы к гинекологу не приносили ничего, кроме чувства стыда, которое она испытывала всякий раз, как нужно было садиться в это жуткое кресло. Хорошо, что профилактический осмотр в колледже, а потом и в академии случался всего раз в год, потому что каждый раз при отрицательном ответе на вопрос «Половой жизнью живете? И никогда не жили?» врачи кидали на нее странные взгляды, полные не то сочувствия, не то недоумения, и Анну это смущало еще больше. В больнице, после изнасилования, к гинекологу приходилось ходить по несколько раз на неделю, но и тогда, несмотря на всю тактичность, девушке было не по себе, тем более что на тот момент низ живота болел постоянно, и любое прикосновение к влагалищу вызывало спазматический страх и приступы тошноты. Но ради Володи она готова была вытерпеть что угодно. Доброжелательное, чуткое и профессиональное отношение Светланы Алексеевны, а главное, ее напутствие убедили Анну в том, что она все делает правильно.       Уже по пути к метро ей позвонил Володя и попросил приехать в крупный музыкальный магазин, объяснив, что у коллеги младшая сестра отмечает день рождения, и брат решил купить ей синтезатор.       - Но я ничего в них не понимаю, - призналась Анна.       - Да не страшно, просто побудешь за компанию, - ответил молодой человек.       Девушка ехала в магазин, думая, был ли в этом странном приглашении некий скрытый мотив. Может, таким образом Владимир хочет вновь пробудить ее интерес к музыке? Тут Анна улыбнулась: ведь он еще не знает о том, что она снова поет. Интересно, есть ли там фортепиано? На первом курсе колледжа девушка иногда ездила в один магазин, где стоял настоящий рояль, и когда до закрытия оставалось около получаса, продавец, довольно милый дядечка, пускал ее поиграть и с удовольствием слушал, как Анна пела. Погрузившись в воспоминания, она чуть не проехала свою станцию. От метро до самого магазина Анна добралась быстро и, войдя, в первом же зале обнаружила Владимира и еще одного молодого человека, которого уже встречала однажды, когда столкнулась с ними у отеля. Рядом стоял консультант в фирменной майке и, судя по недоумевающим лицам обоих, говорил что-то, что им было совершенно непонятно. Увидев девушку, Владимир тут же подошел к ней, поцеловал и, обняв за талию, подвел к спутнику.       - Аня, это мой коллега и друг, Александр. Саш, это Аня, моя девушка.       Он впервые назвал ее так, да еще и при людях, отчего сердце Анны от радости забилось в два раза быстрее. Александр мило улыбнулся:       - А я помню, мы ведь уже виделись, хоть и в течение одной минуты. Володя про тебя все уши прожужжал.       - Ничего подобного, - возразил Корф. – Ты сам начала спрашивать, я ответил. Но уж точно не жужжал.       - Зануда, - буркнул Александр.       - Я тоже тебя помню, - улыбнулась Анна. – А еще я сказала Володе, что, к сожалению, не разбираюсь в синтезаторах. Всегда играла только на акустическом инструменте. Не знаю, чем смогу помочь…       - Он просто похвастаться хотел, - ухмыльнулся Саша. От этих слов Анна слегка смутилась; Владимир заметил это, и вмешался:       - Так, а ну прекрати. Знаю я твои штучки. Магазин скоро закроется, давай, определяйся уже. Оля все равно будет рада, какой бы ты ни выбрал.       Пока консультант в очередной раз объяснял Саше разницу между двумя моделями Yamaha, Анна оглядела просторный зал, уставленный разнообразными синтезаторами. У дальней стены девушка заметила стоящие в ряд электронные пианино.       - Скажите, могу я поиграть на пианино? – спросила она консультанта.       - Да, они все подключены, выбирайте любое, - кивнул тот. Анна направилась к инструментам; Владимир пошел следом.       - Ты умеешь играть? – спросил он.       - Ну конечно! А ты думал, вокалисты только поют? – засмеялась Анна. – Да, конечно, мы играем не так хорошо, как пианисты, но фортепиано входит в обязательную программу, никуда не денешься. Кто-то лучше, кто-то хуже, но играют все. Мало ли какая ситуация. Как-то раз мне самой себе на зачете пришлось играть, потому что аккомпаниатор заболела. Для пения не очень, но выбора не было.       Девушка прошлась вдоль ряда закрытых крышками пианино. Несколько раз ей доводилось играть на таких, и, хотя инструменты были отличного качества, звук все равно сильно отличался от того, что давало обычное акустическое фортепиано. Зато несравненным плюсом было то, что можно подключить наушники и играть хоть всю ночь. Девушка села на табуретку, откинула крышку и положила руки на клавиатуру. Владимир внимательно наблюдал за ней: движения уверенные, видно, что она не сомневается – может, работает привычка, а может (и в это ему хотелось верить как никогда), Анна стала на один шаг ближе к полному выздоровлению, ведь тогда, когда они ехали к нему домой, в машине она уже пела, пусть и не в полный голос, и не замечая этого. Девушка тем временем начала наигрывать какую-то пьесу, периодически останавливаясь и морща лоб, вспоминая ноты. В этот момент Владимира позвал Саша – хотел, чтобы друг одобрил его выбор. Корф нехотя оторвался от созерцания мелькавших над клавишами тонких пальцев и пошел к Романову.       - Я ж тебе говорю, какая разница, Олька все равно обрадуется. Ну, бери красный, девчонки в ее возрасте любят яркие вещи, - говорил он ему, бросая через плечо взгляды в сторону Аниной спины.       - Ты не говорил, что она – музыкант, - заметил Александр.       - Говорил, ты прослушал, потому что хотел знать только, переспали мы или нет, - поддел его Владимир.       - Возможно, - невозмутимо ответил Романов, глядя, как консультант выносит из подсобки огромную коробку от блестящего красного синтезатора.       Анна доиграла пьесу, в зале на минуту повисла тишина, но потом музыка зазвучала снова: плавное вступление с качающимися аккордами в правой и глубоким басом в левой. И вслед за мягким аккомпанементом по комнате поплыл дивной красоты голос, заставивший Владимира и Александра разом обернуться. Едва заметное чувственное вибрато добавляло тембру нечто волнующее; без особого труда девушка брала широкие скачки и высокие ноты, от которых сладко замирало сердце, до того кристально-чистым был звук. Анна пела по-немецки, но любые слова все равно меркли перед ее голосом, и потому не имели никакого значения. Даже консультант оторвался от упаковывания синтезатора и слушал открыв рот. Романов взглянул на Корфа, который, словно загипнотизированный, смотрел в спину девушки, и в глазах его было столько любви и гордости, сколько Александр за все годы дружбы никогда у него не видел. Он помнил, как Володя встречался с Терезой Штерн и, казалось, был абсолютно счастлив, но ни разу на его лице не появлялась такая светлая и безмятежная улыбка, как сейчас. Перед ним словно стоял другой человек, не прячущий истинные чувства за профессиональной отстраненной вежливостью, не сдерживающий внутренних порывов, готовый любить без оглядки, не анализируя последствия, что, на самом деле, проскакивало, когда они с Тери были вместе. Владимир называл свои расчеты «построением осознанных отношений», Романов же прямо заявил другу, что кроме осознанности здесь как раз таки ничего и нет, потому что чувства не терпят предсказуемости. Однако эта маленькая девушка с космически прекрасным голосом заставила Корфа пересмотреть свою систему ценностей. «Анна – отражение меня, только светлое» - вспомнились Александру слова Владимира ранее днем, когда они вместе добирались до магазина, и по дороге друг рассказывал ему о непростой судьбе девушки. Что ж, пожалуй, это определение ей вполне подходит.       Едва Анна допела, трое мужчин дружно и громко зааплодировали. Она встала и, застенчиво улыбаясь, поблагодарила легким наклоном головы. Владимир не выдержал, подбежал и подхватил девушку в объятия, заставив ее охнуть от неожиданности и изо всех сил обхватить молодого человека руками. Романов, довольно улыбаясь, повернулся к консультанту, который тоже вернулся к своим обязанностям и, закрыв наконец коробку с синтезатором, стал пробивать покупку.       - Это было волшебно, - тихо сказал Владимир Анне, держа ее раскрасневшееся от счастья лицо в ладонях и поглаживая щеки большими пальцами. – Господи, ты не представляешь, как я рад, что ты снова запела! – Он прижался лбом к ее лбу. – Я даже не предполагал, что ты сможешь… так быстро… Я дурак, Аня!       - Почему? – так же тихо спросила Анна, удивленная его последними словами.       - Я недостаточно в тебя верил, - признался Корф, и это было абсолютной правдой. Он в очередной раз убедился, что в ней было куда больше сил, чему ему все время казалось, и, хотя Анна и не была упрямой, умела добиваться своего, просто другими способами.       - Я сама в себя не верила, пока ты не сказал, - улыбнулась Анна.       - Эй, голубки! – позвал их Романов. – Мне домой надо вообще-то! Вов, ты не забыл, что мы на твоем «коне» приехали?       - Не забыл, - откликнулся Корф, не отрывая взгляда от Анны. – Отвезем Сашку, и ко мне, идет? – обратился он к ней. Получив утвердительный кивок, Владимир обнял девушку за талию, и все трое вышли из магазина. По пути Романов, которого усадили на заднее сидение вместе с его подарком, развлекал Анну своими фирменными байками, но, к счастью, в рамках приличий. Девушка звонко смеялась, но Владимир то и дело ловил ее взгляд на себе, и тогда ее улыбка становилась мягкой и мечтательной, и он не мог не улыбаться в ответ. Высадив Александра, они отправились к Владимиру домой, по дороге заехав в супермаркет за продуктами для ужина – ведь у них был еще один повод для праздника.       - И не вздумай опять отвлекать меня, иначе вообще без еды останешься, - шутливо пригрозил Владимир, укладывая пакеты в машину.       - Это я тебя отвлекала? – ахнула Анна. – Это все ты! И твои… - она запнулась, прикусив нижнюю губу и очаровательно покраснев от моментально набежавших в голову воспоминаний. Хитро ухмыльнувшись, Владимир нарочито небрежной походкой подошел к девушке и, склонившись невыносимо близко к ее губам, прошептал:       - Ты имела в виду это?       Каждый поцелуй с ней был как первый. Банальная фраза из второсортной дамской книжки оказалась правдивой. Владимир искренне считал, что поцелуями его не удивишь, это чудесное искусство он освоил если не в совершенстве, то где-то близко к нему, и умел извлекать из прелюдии максимум удовольствия, как для себя, так и для партнерши. Но прикасаясь к губам Анны, он будто бы прикасался к ее душе, потому что в поцелуй она вкладывала всю себя – искренне, открыто, как и все, что делала в жизни. Владимиру нравилось «изучать» ее таким приятным способом, но он ощущал, что в их поцелуях крылось что-то еще, какое-то глубокое, непонятное чувство, связывающее их все сильнее и туже. Наверно, остальные люди назвали бы его любовью, но Корф даже самому себе не решался в этом признаться. Да, он честно сказал тогда Лизе, что влюбился в ее сестру. Но ведь все знают, что влюбленность и любовь – вещи разные. И сейчас, целуя и обнимая Анну, Владимир понял, что ему придется набраться смелости, чтобы сказать ей о своих чувствах. Не сейчас. И не завтра. Но когда-нибудь. И надеяться, что на этот раз его не постигнет разочарование.       Анна отстранилась, глядя на молодого человека блестящими в свете уличных фонарей голубыми глазами. Владимир снова вспомнил про мамины серьги и мысленно пообещал себе в ближайшее время зайти в ювелирный.       - О чем ты думаешь? – спросила девушка. – У тебя вид такой… Как будто ты в облаках витаешь.       - Я же целую самую прекрасную певицу на земле, конечно, я витаю в облаках! – улыбнулся Владимир. – Хочешь присоединиться? – И он снова потянулся к ее губам, но, задев за нос, отстранился: - О, кто-то тут Снегурочку изображает! Поехали домой.       Владимир, как и в прошлый раз, не дал Анне помогать ему с приготовлением ужина, отправив на диван, отдыхать. Девушка принялась с увлечением разглядывать альбомы с репродукциями, но то и дело отвлекалась, думая об очередном нелегком разговоре. Она сама так решила, и откладывать было бессмысленно. Да, голос вернулся, но это не повод для оправдания в попытке увильнуть от беседы по душам. Анна надеялась, что это будет выглядеть именно так, она не представляла, как сможет рассказать обо всем, если Владимир станет играть роль только лишь врача. С другой стороны, ему слушать будет не менее трудно… Но опять же, это не отговорка.       За ужином Анна сообщила, что была у гинеколога, и что им нужно будет сдать анализы; после того, как Владимир согласно кивнул, она затихла, снова погрузившись в раздумья, рассеянно ковыряя вилкой запеченную форель. Владимир некоторое время молча наблюдал за этим, но отлично видел, что девушку что-то беспокоит. Очевидно, она рассказала о своем визите далеко не все, что изначально планировала. Взяв ее за руку, Корф тихо спросил:       - Все в порядке? Ты нервничаешь.       Анна отложила вилку:       - Да. Я собиралась поговорить с тобой. О том, как меня… изнасиловали. – Она запнулась, но все же произнесла это вслух, словно настраиваясь на то, что ей предстоит рассказывать. Владимир сжал ее руку сильнее, резко и шумно втягивая воздух через нос. Да, ему тоже непросто.       - Ань, тебе некуда торопиться…       - Я знаю, - перебила она его. – Но понимаешь, пока я сидела на диване, листала альбомы, было время подумать… Его вообще в последние дни как-то слишком много для этого стало, - Анна невесело усмехнулась и покачала головой. – Все так изменилось, Володя. И мое отношение к тому, что случилось, тоже. Если бы не ты и твоя поддержка, я бы, скорее всего, так и жила с этой болью внутри. Она ведь никуда не делась, хотя теперь мне куда легче. Но… Я хочу ощутить себя по-настоящему свободной. Как птица в небе, или как те, что нарисовала твоя мама. Мне так понравилась эта картина, потому что она точно отображает то, к чему я стремлюсь. Есть же такая фраза – «расправить крылья». Вот именно этого я и хочу, чтобы больше ничего не держало, не тянуло назад: ни мать, которой до меня не было дела, ни отец, которого не было вообще, ни мои иллюзии и страхи, не знаю, список можешь продолжить. Так что я просто должна это сделать. Должна рассказать. Ты выслушаешь меня? – она взглянула на него, и в который уже раз Владимир почувствовал знакомое до дрожи ощущение затягивания в голубую бездну ее глаз, которому невозможно было сопротивляться.       Он молча встал, потянув ее за собой, и подвел к двум креслам, стоявшим у задернутого плотной шторой окна. Развернув их так, чтобы они находились друг напротив друга, усадил Анну в одно, сам сел в другое и сказал:       - Забудь на время, что я твой молодой человек, и о том, что нас связывает. Так будет проще нам обоим. Помни только, что я на твоей стороне, какие бы вопросы ни задавал. Тебе главное выговориться, хорошо?       Анна кивнула, сжав руки между колен. Этот неосознанный жест всегда выдавал ее с головой. Владимир слегка вздохнул, привстав со своего места, взял девушку за плечи и, прижавшись своим лбом к ее, спросил:       - Ты мне доверяешь?       «Чем больше вы доверяете друг другу, тем лучше вам будет» - вспомнились слова Светланы Алексеевны. Анна выпрямилась в кресле и кивнула. Владимир сел, закинув ногу на ногу, и сказал:       - Прошу, расскажи все, что тебя беспокоит.