#AvengersMafia

Локи ненавидел себя: плоть слаба и жаждет удовольствия, он хотел унизить Тора, но снова дал ему то, чего брат желал больше всего — самого себя. Но больше всего бесили его слова… Какая к черту любовь?! И тем не менее в груди нового короля Асгарда словно отворились тысячи крохотных дверц и сонные птицы, что были в оковах всю жизнь, затрепетали крыльями, черными как сама тьма. — Уйди с глаз, не хочу тебя видеть. Тор кивнул, хотя скорее это было рефлекторное движение после того, как он снова надел пиджак. Локи лучше было помощь не предлагать — себе дороже, окрысится еще. — Что на счет Хэль? — Ее не будет еще как минимум день. — Неужели ты платишь русской? — «Неужели»? Разумеется, я ей плачу. Кто согласился бы спать с этой маньячкой по доброй воле? Тор поджал губы на мгновение, собрался уже задать вопрос, но Локи опередил его: — Нет, Джейн я не платил. Брюнет скривился, произнося это имя, он до сих пор ненавидел эту женщину, и, кажется, его ненависть только крепла день ото дня. = Хэль ненавидела женщин. Насмотрелась за всю жизнь на беспомощных и безвольных, только и умеющих, что расставлять ноги за деньги, верящих в глупые сказки, что после такого может наступить «лучшая жизнь». Поэтому она даже уважала тех, в ком была хоть капелька ума и смелости на то, чтобы попробовать обмануть хозяев, попытаться украсть, чтобы достичь своей мизерной цели чуть быстрее — она убивала их с удовольствием. Хэль презирала слабость, и она выжгла ее из себя, стоя с отцом плечом к плечу. Она помогала очистить рынок от конкурентов, пока Тор еще ходил пешком под стол и мечтал стать валькирией. Сколько раз она представляла, как сжимает его хилую шейку пальцами… Столько, что пропустила момент, когда в их семье появился еще этот змееныш. Слабый, но слишком умный, чтобы умереть. Локи так легко втирался в доверие — покладистый и умный ребенок, о котором всегда мечтала их мать. О, он стал настолько неприкосновенен и любим всеми, что Хэль забыли и отправили обратно в Норвегию, чтобы не мозолила глаза. Потому что смотря на нее, Один и на своих руках видел кровь… — Ты отвлеклась. — Заметила кэтсьют под твоей одеждой. Зачем мы вообще делаем вид, что ужинаем? Наташа закусила пухлую нижнюю губу и слегка облокотилась на стол, чтобы в глубоком декольте блузки был заметен черный латекс. Темные медные волосы и лукавый взгляд — эта женщина определенно была ведьмой, раз смогла заинтересовать Хэль. Эта русская была сильной — об этом говорили шрамы на ее теле и тот факт, что северянка так и не узнала ничего о ее прошлом, а уж методы дознания Хэль известны разные. Королева клинков даже заподозрила в ней црушницу, но Романофф прошла проверку без труда — она действительно работала в детективном агентстве «провокатором», что удавалось ей на все сто. Спустя несколько минут ужин уже забыт, перламутровые пуговицы хрустят под ногами, а широкие брюки Наташи соскальзывают с круглых бедер, облаченных в глянец. Латекс сам по себе прелюдия — он обнимает твое тело лучше любого любовника и давит, всей поверхностью вытесняет тебя из себя, заполняя все свободное пространство похотью и жаждой. Губы Романофф хочется целовать, из них и яд не грех выпить, а ее стоны, влажный жар, ее вкус. Возможно Нат единственная, перед кем Хэль вставала на колени. Наташа трахалась так, словно была рождена специально для этого. Она даже ноги разводила, будто обучалась этому у секс-гуру — максимально широко и максимально эстетично. Прогиб ее поясницы наверняка можно описать какой-нибудь математической формулой, являющейся эквивалентом совершенства. Молния на латексе расходится, обнажая слегка влажную кожу, покрытую золотистым загаром, с парой родинок под правой грудью. Узкая сухая ладонь ложится поверх, зажимает сосок костяшками пальцев, заставив русскую закусить губу. Романофф низко стонет, скребет короткими ногтями по простеньким обоям обычного гостиничного номера. Ее хочется вылизать с головы до ног, настолько соблазнительно откровенно она выглядит. А еще хочется ей горло перегрызть, потому что эта женщина отказывается принадлежать дочери Одина. И ее мнение не изменить — такие как она, сами ломают себя, до тех пор пока из осколков не складывается совершенство. Коротко подстриженные волосы на лобке покалывают подушечки пальцев, а дальше только влажный жар, тугое давление и сладкий привкус на языке. Романофф привстает на носки, несмотря на длину каблуков, держится за плечи Хэль и кончает, ругаясь на русском. Асгардка целует низ ее живота, пересекающий его шрам от одной тазобедренной косточки до другой, пока Наташа приходит в себя. Ее секреты не волнуют северянку. Напрасно.