Baby, Lovin' You Mo'

— Он уже неделю со мной не разговаривает. Утром поел — и в машину, после школы поел — и в свою комнату. А во время еды молчит, словно воды в рот набрал, только отстреливается всегда в конце дежурным «спасибо за еду». Чан тяжко вздохнул, наконец, излив хоть кому-то душу, и переложил телефон с одного плеча на другое, прижав щекой, при этом одновременно бережно помешивая соус. — Да уж. Ты здорово ему чем-то насолил, — поддержал друга на другом конце провода Уджин. — Кстати, чем? — Сам не знаю, — правдоподобно соврал альфа, поморщившись, и в раздражении откинул ни в чем неповинную лопатку. — Он подросток: перебесится и успокоится. Вспомни себя в его годы, — зрело рассудил друг. — Да-а-а, чего только стоил мой побег из дома, — Чан устало свалился на стул, но мгновенно подскочил, словно его ужалили, — Черт! Он же не сбежит от меня?! Погоди минуту! Альфа быстрым шагом оказался у двери племянника, и, постучав, даже не удосужился дождаться разрешения, чтобы войти. Омежка удивленно уставился на дядю снизу вверх, сидя на ковре и играя в приставку. Чан натянуто улыбнулся глазами-щелочками, словно маньяк, и так же внезапно, как появился, закрыл дверь. — Фух, на месте. Буду проверять каждые полчаса, — оповестил он собеседника в телефон, как только отошел от двери. — Крис, не сходи с ума. В отличие от тебя, Минхо здесь все в новинку, и ему вряд ли есть куда пойти. — У него есть школьный друг. Чонин, кажется. Надо заранее выяснить, где он живет. — Крииис, — недовольно протянул Уджин, закатывая к небу глаза. — Ты сделаешь только хуже, если начнешь лезть куда не просят. — Окей, ну, а ты тогда что предлагаешь? — Чан принялся за кофеварку, нервно заливая воду и грубо хлопая крышкой, — Оставить все как есть и ждать, когда он сбежит от меня с первым подвернувшимся озабоченным малолеткой или того хуже растлителем малолетних?! — альфа продолжил крушить кухню, отправив в длительный полет мешочек свежемолотого кофе. — Эй, только спокойствие! — Я спокоен! — удар кулака по столешнице. — Да, я слышу, — усмехнулся замужний альфа и спокойно продолжил, — Лучше попробуй наладить с ним контакт. — И как же? — он снова устало приземлился на стул, уткнувшись лбом в ладонь. — Знаешь, когда Сынмин бесится, мы идем по магазинам. Я покупаю ему что-нибудь дорогое и красивое, и он сразу же становится ласковым. Даже иногда перепадает чего-нибудь не в течку… Ну, ты понимаешь… — Боже, избавь меня от подробностей, вы же мне как братья! — настала очередь горе-родителя закатывать к небу глаза, после чего бежать к плите и спасать подгорающий соус бешамель, — Однако, мысль не так плоха. Мы еще никогда не закупались вместе где-то кроме продуктового. И новой одежды у него нет, не говоря уже про украшения. Да и обувь заношена. — Вот видишь. Всегда пожалуйста, обращайся еще, — самодовольно заключил Уджин, отныне навеки прописавшись у семейства Бан семейным психологом. — Не зазнавайся, женатик. — Кто бы говорил, па-па-ша. — Иди ты. — И ты туда же. — Люблю тебя. — Я знаю. Чан хмыкнул и сбросил вызов, после чего закричал на всю квартиру: — Обед готов! — Я не голодный! — раздалось приглушенное из комнаты племянника. Альфа едва не закипел, как чайник, плескаясь кипятком. Это был их первый выходной день с той ночи. И он подозревал, что мальчик сегодня тоже постарается свести к минимуму их общение. Каждый день приходилось заставлять этого ребенка хоть немного поесть, только бы он не уморил себя голодом. — Паршивец, — прошипел альфа себе под нос, после чего набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул, — Сейчас же вымыл руки и сел за стол! Дверь в детскую покорно щелкнула, в ванной зашумела вода. Чан удовлетворенно ухмыльнулся. Все-таки как бы племянник не агрился, а против грубой мужской силы ничего противопоставить не мог. По крайней мере пока. Глупо уставившись на дверь в ванную, альфа вдруг вспомнил то самое утро, точнее день, когда он собственноручно все разрушил. Но он этого еще не знал, выворачивая содержимое желудка после веселенькой ночки в унитаз. Ведь племянник помогал ему, пусть и молча, подавая салфетки, щетку и пасту, полотенца, стакан минералки и шипучий аспирин. Омежка прогулял школу, Чан опоздал на работу, но у него была призрачная надежда, что Минхо его простил. Ужин тогда тоже прошел в гробовой тишине. И вот только тогда альфа заподозрил неладное. А на следующий день все повторилось, даже несмотря на бесчисленные попытки Чана завести разговор. И на следующий. И после. Стало абсолютно ясно — омежка с ним больше не разговаривает. Не позволяет себя касаться. Не смотрит в лицо. И даже отказывается от традиционного кинопросмотра на злосчастном диване, ссылаясь на уроки или утомленность. Оно и понятно, альфа и сам бы себя не простил. Единственное время, когда Чан мог любоваться своим омежкой не глядя в зеркало заднего вида — это за едой. И уж это маленькому вредине у него не отнять, пока он в доме полноправный хозяин. Минхо явился на кухню с хмурым лицом и обедал с таким видом, словно делает одолжение. Альфу это устраивало. Все лучше, чем совсем ничего. Завязать разговор он уже не пытался. Все его мысли были заняты тем, как преподнести поездку в торговый центр. Сказать ли правду, что хочет немного укрепить отношения, или соврать, что НЛО похитили Феликса и ждут выкуп в отделе одежды для омег. А может, просто наорать как несколько минут назад? Терять все равно уже нечего. Но прежде чем снова набрать в легкие побольше воздуха, родителя осенило. Спасибо до безобразия сексуальным шортикам. — Знаешь, твоя домашняя одежда немного… Коротковата. Тебе не холодно? Давай купим нормальную пижаму. — … — омежка на это лишь удивленно захлопал глазами. — Я серьезно. А твои кроссовки для танцев скоро развалятся. Я их видел вчера, пока ты убирал в мешок. Почему ты мне не сказал? Я же твой опекун. Какие бы ни были между нами отношения, ты должен ходить в нормальной чистой одежде. Опрятным с головы до пят. — … — Минхо опустил вилку и неловко уставился на свою тарелку. — Ты и так слишком много тратишь на меня. У меня есть клей. Я заклею. Альфа выпал в осадок. — Боже, мышонок, какой клей? Тебе нужны новые кроссовки, которые не разлезутся во время танца, заставив тебя споткнуться и получить травму. Ты мне нужен целым и невредимым. Понимаешь? — А не целым не нужен? — улыбнулся племянник, решив немного подразниться. Конечно же он понял, что хотел сказать дядя. И его это, против воли, смягчило. — Минхо! — рявкнул Чан, нахмурившись. Но затем тоже, не сдержавшись, улыбнулся. — Доедай и собирайся. — Я хотел сегодня потренироваться в зале… — единственная попытка побега. Но и та была пресечена. — После я отвезу тебя на танцы. — Я поел. Спасибо за еду. Омега уже собирался уйти, как раздался очередной строгий рев: — Сел! И Минхо робко опустился на стул. — Доел, и только потом ушел, — продолжил Чан командным тоном, но уже мягче, — понял? — Да, — буркнул мальчик, снова поникнув. Альфа диким зверем уставился на племянника. И омежка вздрогнул, когда отброшенная Чаном вилка, со звоном ударилась о пол. — Съедаешь одну-две ложки — и поел! Хочешь еду из доставки? Вперед! Ты знаешь, где меню и телефон. Чан нервно поднялся из-за стола, со скрежетом отодвинув стул, и вышел с кухни. Сказать, что его задело отношение подростка — ничего не сказать. Он даже готовил для него по вечерам, вымотанный после студии и девяти часов беспрерывной работы, наказывая себя за ту ночь. А оказалось, омеге отныне противна его стряпня. Так думал альфа. И злился на себя. От бессилия что-либо изменить. Минхо в шоке смотрел перед собой, где только что за столом напротив сидел дядя, и в таком бешенстве, какого он прежде еще не видел. Мин обожал еду, приготовленную альфой, и безмерно ценил его труды, но… Находиться рядом с ним было трудно. Видеть его руки — и вспоминать, какие они горячие. Видеть его шею — и заливаться краской, потому что однажды скользил по ней губами. А еще глаза. Видеть в них теперь лишь вину и ответственность. Омега сидел неподвижно и медленно прокручивал в голове, как же поступить: пойти извиниться или действительно притвориться, что еда из доставки ему больше по вкусу. Но не прошло и минуты, как альфа снова вернулся на кухню, неожиданно обняв племянника со спины за плечи с тихим «прости». Минхо хотелось захныкать, как ребенку. Он зажмурил глаза и полностью растворился в этих объятиях, пытаясь задержаться в этом моменте как можно дольше. А еще со всех сил стараясь держать за зубами рвущееся «да пошел ты», снова чувствуя себя мышью в лапах глупого беспощадного кота.