Silber Vogel

За красной каменной стеной Живёт не человек — деянье. Поступок ростом в шар земной. Борис Пастернак

Москау, рейхскомиссариат Московия 20 сентября 1962 года За последние годы Лубянку несколько раз ремонтировали, но никогда не перестраивали кардинально. Москвичей это полностью устраивало - хотя бы некоторые вещи в этом городе не менялись. Великая столица СССР не была разрушена до основания и построена заново, как предлагали в своё время нацисты, изменилось многое. Активнее шло взаимодействие с оккупантами: как с назначенными гауляйтерами из Берлина, так и с далёкой Империей [1]. Иногда приезжали туристы из Италии или других вассалов Оси. Ремонтировались и заселялись по новой опустошённые войной дома. Люди постепенно забывали страх, бессилие, скорбь, оставляли потери в прошлом и жили дальше. Уже подрастали дети, не знавшие ужасов голода, болезней и противостояния двух агрессивных режимов. Город медленно возрождался под контролем ставленников президента Власова, постепенно преображаясь при этом. О том, что творилось на месте бывшего Храма Христа Спасителя, Шевчук старался не думать вообще. Вопреки многочисленным мольбам из православной церкви, по личному требованию Розенберга, был возведен никому не нужный Ариософский музей имени Блаватской. Ходили слухи (вероятно, близкие к правде), что белокурые бестии в черных мундирах предавались на месте священного собора ритуальным оргиям, преклоняясь перед Перуном-Вотаном, и надеялись о вознесении в Вальгаллу после смерти. Черт знает этих СС-овцев. И все абсурдные заклинания и медитативные практики оплачивались за счет Министерства науки, воспитания и народного образования. День определенно не задался с самого начала. Мало того, что железнодорожный состав сегодня по непонятной причине задерживался, так еще и подхваченная на прошлой неделе простуда разыгралась с новой силой. Но сейчас Василию Шевчуку не было дела ни до одного, ни до второго: на горизонте маячила и уже вовсю разрасталась куда более насущная проблема. Пока до логовища дошел - не только вымокнуть, но и замерзнуть успел. Жилет влагой пропитался, светлые волосы ко лбу липли (из-за сильного стресса кончики уже поседели, в его тридцать семь), шарф на шее на дохлую змею, по ощущениям, походил. Торопливо преодолев железнодорожное депо, уставший математик подошел к нужному шкафчику, внутри которого были столь ценные документы и крупная сумма денег. Билет на спокойную жизнь в буферной Сибирской зоне, где получится забыть обо всем. Он будет пожизненно благодарен Вертеру за оказанную поддержку и шанс, чтобы начать всё с чистого листа. Именно благодаря наводкам таинственного покровителя, математику из Берлинского университета удалось найти партизанскую ячейку в Москве. Чтобы добраться до Новосибирска, где Шевчук планировал начать жизнь в качестве обычного преподавателя точных наук, приходилось двигаться окольными путями и связываться с "братвой". Интеллигентному и высокообразованному ученому пришлось терпеть компанию вора в законе - "Грифа", чтобы надеяться на спасение. Лишь этот коренастый мужик, с самой массивной челюстью на памяти Шевчука, знал, как связаться с ячейками повстанцев, способных защитить, в случае угрозы. Однако замок, вопреки ожиданиям, оказался заперт. "Что?!" – на несколько секунд мужчина буквально прирос к месту. Не застать "Грифа" на главном складе было практически нереально: пахан покидал свою обитель настолько неохотно, что некоторые втихомолку шутили, что он и родился, и, вероятно, помрет, не выходя наружу. У хозяина московских бандюков были свои договоренности как с Охранкой, так и с малочисленными партизанами. Факт, однако, оставался фактом – сейчас Гриф на складе, определенно, отсутствовал. Возможны были два варианта: или он лично руководит особо важным делом, или, что маловероятно, но все же возможно, вышел прогуляться. Никаких дел, насколько было известно юноше, на ближайшие три дня не предвиделось, так, разная мелочь. Но если король ушел на прогулку, то куда? Шевчук быстро перебрал в уме все более-менее подходящие места. Будь у него хоть одна идея получше - ноги бы его не было в логове воровского короля. Но он, кажется, был и вправду загнан в угол, а иных вариантов для спасения шкуры не предвиделось. Придётся держаться за веревочку от Вертера. "Вокзал, церковь, кладбище… нет, туда он в жизни по доброй воле не пойдет… может, кабак? Точно, кабак! Как я сразу не догадался…" - круто развернувшись, мужчина бросился к северному выходу с территории депо, который вел прямо к одной из ближайших забегаловок, возле депо. Солнце, тем временем, определилось с направлением и медленно опустилось к горизонту, зарывшись в мелкие, но довольно темные тучи. Мелкий, оттого не менее противный, дождь постепенно усиливался, рискуя затянуться на весь остаток дня. "Только дождя мне сейчас не хватало…" - поглубже натянув капюшон, Василий заторопился, почти перейдя на бег. "Если слухи не врут - нам светят большие проблемы… Охотин, наверно, рвет и мечет. Дружину, наверняка, мобилизуют, и как не вовремя!" – чихнув, он пересек дорожный переход и устремился на север, мимо высоких кустов и своей конспиративной квартиры. "Мало мне проблем с Абвером, теперь еще и это…" Шевчук считал грубые выходки партизан бессмысленными. Война закончилась ещё пятнадцать лет назад, и они потерпели безоговорочное поражение. Разве они не видели, с каким смаком нацистские судьи осуждали высших руководителей Союза за преступления против человечества? С каким изумительным размахом повесили Молотова и Жукова и поставили долгожданный крест над жидо-большевизмом. Жалко, Сталин лишил всех радости. Усатый палач предпочёл скончаться от цианида в своём личном бункере, чем сдаться на потеху Петербургскому Трибуналу. Ради чего затеяли весь сыр-бор? Красная идеология отвергнута всем миром, как самый чудовищный эксперимент. Жалкие попытки, скорее, досаждали оккупантам, чем наносили серьёзный урон. Пропагандисты Рейха умудрились и в деятельности антифашистского сопротивления найти очередное доказательство расовой теории. Абвер докладывал, что лидером партизанского движения был герой Советского союза - Александр Герман, с которым Шевчуку, безусловно, хотелось встретиться. Разве неудивительно, что совершенно стихийным образом руководящую должность занял человек с подлинно арийским именем? Когда выяснилось, что Герман, предположительно, мог быть немцем, отряды СС издали приказ, взять вождя Сопротивления живым. Когда на здоровые руки Шевчука закрепили наручники, диссидент не сопротивлялся, а вёл себя вполне спокойно, не препятствуя сотрудникам Охранки [2]. Выходит, Гриф бросил его и променял его на крупную сумму. Значит, не будет никакого разговора с Германом. По документам его звали Вальтер Шольц, и русские спецслужбы не имели права задержать немца без явных доказательств. К счастью для шавок Власова, задержанный немцем никогда не являлся, как бы его ни старались убедить в обратном. Он всегда был Васей. Вася Шевчук - беззаботный украинский мальчишка, который любил мороженое и воздушных змеек. Вася Шевчук - пионер, которому посчастливилось проездом оказаться в Москве за год до начала Великой Отечественной. Когда его родное село захватили в первый год войны, немецкий доктор погладил мальчишку по плечу. Проверка строения черепа показала, что ребёнок пригоден для "германизации". Ребёнку "повезло", и в его родословной не нашлось признаков еврейства, и его добавили в четвертую категорию фолькслиста [3]. В двенадцать лет, согласно документам, Василий Шевчук скончался, и на свет появился Вальтер Шольц. Прилежный ученик Лебенсборна, проявивший себя в точных науках. Тот врач-немец не ошибся. Никаких чужеродных примесей, Вальтер - образец чистой крови, дальний потомок остготов Германариха, достойный гражданства Третьего Рейха. Сам мужчина за пятнадцать лет изменился мало. Да, он заметно вытянулся вверх, черты лица стали более резкими, жёсткими. Но не изменился взгляд - холодный, исподлобья, лишь прибавилось в нём твёрдости. Не изменился голос - тихий, немного скрипучий, лишь прибавилось в нём уверенности в каждом слове. Не изменились движения - скупые, неторопливые, которыми он теперь и перекладывал бумаги на чужом столе, чтобы наверху оказались два письма. Читанные и перечитанные не раз, но неизменно вызывавшие головную боль. Помещение, в которое бросили пленного, было небольшим, с приглушенным светом, посредине которого был деревянный стол и два стула, а на одной из стен – зеркало. Все было сделано так, чтобы человек, попадая сюда, ощущал дискомфорт. Откинувшись на спинку стула, диссидент пристально смотрел в зеркало, за которым находилась комната наблюдения. Странный лиловый отсвет сразу же заставил мужчину зажмуриться: яркость искусственного освещения была настолько для него чужда, что у него практически мгновенно начали слезиться глаза. Утерев слезы, мужчина вспомнил доктора фон Лауэ. Что если дурацкая выходка его ассистента Шольца отразилась на жизни наставника? "Даже нацики не посмеют тронуть Нобелевского лауреата", - недовольно фыркнул про себя он. Все четыре часа в полном одиночестве для Шевчука прошли незаметно. Это - сущий пустяк по сравнению с тем карцером, куда его, еще маленького мальчика, могли отправить на несколько суток за непослушание инструктора. Среди голых серых стен, которые могли наводить только на суицидальные мысли, пришлось научиться абстрагироваться. А ведь многие пленные ребята так и не смогли справиться с психологическим давлением, умерли, не дожив до окончания наказания. Он, как лучший выпускник Лебенсборна, легко справлялся с попыткой психологического воздействия. Василий Шевчук исчез. На его месте теперь Вальтер Шольц - онемеченный славянин. Он избавился от каверзного акцента и практически забыл язык своих родителей, запоминая лишь парочку фраз. Жандармы охранки быстро дозвонились до ближайшего отделения Абвера о своём задержанном. Намечались гости из Рейха. Значит собачки доложили своим хозяевам? Умнички. Можно приступать. Процесс будет очень долгим. Пленник с сомнением оглядел тощую фигуру внезапно заявившегося гостя и, решив, что тот особой опасности не представляет, сохранил зрительный контакт. - Вы знаете, за что Вас задержали? - Потому что я не разделяю математику на немецкие и еврейские части? - допрашиваемый пытается острить. Уголки его губ искривляются в насмешливом подобии улыбки. Пока не прибыли специалисты из Абвера, Шевчук имеет право на ребяческие выходки. Так почему бы и не воспользоваться? - Стоит Вас оповестить. Несколько минут назад из Вевельсбурга вылетел реактивный ракетоплан, так что скоро будут гости. Советую подготовиться к визиту "специалистов", - лицо дознавателя так и не получается толком разглядеть. Пленник понимает, что уже видел эту физиономию раньше, но никак не может вспомнить, где именно. Сейчас и не лучшее время, чтобы вспоминать, где раньше он пересекался с худощавым чудиком. Вевельсбург - личная цитадель СС, ранее принадлежавшая Гиммлеру, а теперь в вотчине у Гейдриха. Ситуацией заинтересовались на высшем уровне, а значит шутки кончились. Пражский Палач отправит на дело настоящих садистов из своего бюро. Математики точно не смогут похвастаться физической и моральной подготовкой к пыткам. Шевчук сильно сомневался, что немецкие "специалисты" будут церемониться. Замараться кровью ещё сильнее, чем пыточные мастера РСХА, уже вряд ли возможно. Гейдрих и так оставил за собой орду мертвецов, хотя не всем он пустил пули в сердце лично. Но его властью была оборвана не одна жизнь, это правда. Мерзкий был вечер. Мерзким само время было - застывшее, липкое, ровно вонь гниющего трупа у лица дышать не давала. Секунда за секундой едва-едва из сердца точились, а в груди болело, тянуло живое, темное, пустое, словно под ребрами не осталось-то ничего, окромя этой пустоты. Плохо было Шевчуку. Муторно. От такой мути не то, что говорить не тянет - жить не хочется. А значит конец. С того момента, как он переступил порог Лубянки, можно уже и готовиться к худшему. - Вы работаете на Геббельса? - Я работаю в Берлинском университете имени Гумбольдта, на доктора Макса фон Лауэ. Вернее, работал. И никоим образом я не связан с коротышкой Геббельсом! - имя одного из фаворитов на роль будущего фюрера он произнёс - как выплюнул. Он сам не верил, что уже стоит перед цепной собачкой Абвера, чьё мнение никого не волнует. Единственное, о чем надеется Василий в текущей ситуации - быстрая смерть. - Что побудило Вас бросить высокооплачиваемую работу и сбежать из Рейха с засекреченной информацией? - Вы что, не знаете, что я привёз? - расклад становится всё комичнее. В помещении раздался смех отчаяния. У него пересохло в горле и закололо в кончиках пальцев. Будто со стороны Шевчук услышал собственный голос: - У меня с собой лишь сохранившиеся письма Альберта Эйнштейна, где два Нобелевских лауреата рассуждают о физике. Никаких секретных чертежей, сведений о ракетном потенциале Рейха. Уже записали меня в японские шпионы? Меня уволили из университета, когда я порвал на кусочки номер "Немецкой математики". Вальтер Шольц - ассистент доктора Макса фон Лауэ, дипломированный специалист в области ядерной физики. Один из редакторов книги своего учителя "История физики". Участвовал в космической программе Рейха на полигоне Пенемюнде. - И откуда столько шума из-за лабораторной крысы? - дознаватель задаёт логичные вопросы, однако ответа на них ему знать не положено. - Есть смысл в радикальных действиях? - лихорадка глазами пленника смотрела, его губами двигала. Все ради цели положить, себя надвое переломить, через собственные принципы переступить. Даже жалко его было, математика. - Я думал, что мне удастся скрыться в буферных территориях. Но сдаётся мне, руки Гейдриха достанут меня даже с того света. На самом деле, у Василия голова лопалась от боли. К этому самому моменту его всё уже решительно доконало: бессонные ночи и болезнь, нескончаемая нервотрёпка и уже не проходящее чувство обречённости. Будь у него время размениваться на собственный богатый внутренний мир, Шевчук бы живо объявил, что у него тяжёлая депрессия, и скрылся бы от всего человечества. Но кое-что было сейчас важнее душевного покоя и даже собственной жизни. Ему уже казалось, что зря всё затеяно и проще было самому подкрасться к доктору Зайссу-Инкварту в Берлине, сказать, что есть важный разговор, остаться наедине и пристрелить. Врукопашную против его телохранителей идти он был не дурак, но возразить что-либо пуле даже всемогущий рейхсминистр вряд ли бы сумел. Наверняка, Гейдрих даже обрадовался бравому поступку ученого. Минус один в списке конкурентов за абсолютную власть в Третьем рейхе. - Вы все равно не поверите. Впрочем, слышали, как некоторые из мистиков говорят о всяких Шамбалах и параллельных мирах? Ученый и сам слабо понимал, как у него язык поворачивается такие дикости говорить. Всю жизнь ему приходилось работать в анти-научных рамках Рейха и выслушивать доктрины Хёрбигера. Он тяжело выдохнул, стянул с негнущихся пальцев перчатки и потёр уголки глаз, поставив локти на колени. Выглядел доктор так, будто им натирали полы. Случайный свидетель, заставший бы разговор дознавателя и дознаваемого, наверняка, принял бы их за закадычных приятелей или, как минимум, коллег по цеху - разве что одет один из них был не по статусу. - Если Вы считаете, что всё уже кончено и надо покориться судьбе - вы жестоко ошибаетесь. Я не связан с повстанческими ячейками и сам не вижу смысла в насильственном Сопротивлении. Сильнее опершись на колени и сгорбив спину, Шевчук глубоко вдохнул и прикрыл глаза. Он всё же запыхался. - Ещё ничего не решено. Мы все сейчас на краю пропасти. Он разрубил воздух ребром ладони, будто отсекая чью-то голову. Говорить неизвестному о том, что сам он в гробу видел всё, что увидел в полигоне Пенемюнде, и только рад бы был похоронить комплекс под градом артиллерийского огня, диссидент был не намерен. - Я видел мир, в котором Германия проиграла войну.