Silent Hill: Maturation

Часть девятнадцатая: Апартаменты Бёрнсайд В комнате – как и повсюду в этом городе – царила непоколебимая тишина. После того громоподобного не то крика, не то стона, что до сих пор эхом отдавался в голове Мэтта, она казалась чем-то настолько непривычным, что даже пугала. Безуспешно пытаясь прийти в себя, парень по-прежнему дрожащими руками нащупал в кармане фонарик – тот, что нашёл в нише фонтана. Поначалу было трудно сориентироваться, что это был за предмет, поскольку он совершенно забыл о нём, но как только палец его скользнул по выключателю, всё стало на свои места. Комнату озарил яркий свет. Бегло окинув лучом фонарика окружавшее его пространство, парень с облегчением выдохнул: кроме него, в комнате никого больше не было. Следующие несколько минут прошли не только в тишине, но и в долгожданном спокойствии - удостоверившись, что комната была пуста, Мэтт почувствовал, что опасность ему больше не угрожала, как бы сильно ни билось в груди сердце. Ужасы, окружавшие его, немного ослабили хватку – он ощущал это. Между тем, что-то внутри продолжало остужать его, когда он приближался к границам своего разума. Нечто, явно вызванное тем препаратом, что он нашёл в больнице, растекалось по его внутренним органам, успокаивая тело в самый нужный момент. Оно просто спасало его. И чем ярче осознание этого факта снисходило на Мэтта, тем сильнее его волновал закономерный вопрос - что же будет, когда действие панацеи закончится? По прошествии ещё некоторого времени, когда парень наконец-таки отдышался и пришёл в состояние, близкое к норме, он нашёл в себе силы подняться на ноги и огляделся вокруг. Комната оказалась довольно маленькой, и её даже можно было назвать уютной - если, конечно, она бы не была заброшена. Что-то в ней было особенное... Мэтт буквально чувствовал былую атмосферу, что заполняла это помещение в лучшие дни. Возможно, поэтому он и ощущал себя в некоторой степени защищённым здесь. Комната была щедро обставлена мебелью. Большое, пусть и сильно обшарпанное, кресло, покосившаяся деревянная тумбочка с пузатым телевизором на ней, казалось, аккуратно застеленная кровать, за ней письменный стол и сервант с комодом напротив - всё это находилось на небольшом расстоянии друг от друга и источало ничто иное, как самый настоящий уют. Всё, как Мэтт и любил - небольшое, почти что тесное пространство, заполненное только самыми важными для тебя вещами. И, конечно, он понимал, что предметы сами по себе не могли быть чем-то невероятным. Это должен был быть человек, что вдохнул в них этот уют. Хозяин. Кому бы эта комната ни принадлежала, это определённо был хороший человек. Чарующая атмосфера не хотела отпускать Мэтта. Единственным, что печалило его сердце сейчас, было то, что вопреки всему, это место было покинуто хозяином. Он не появлялся здесь уже очень давно. Дерево, из которого были сделаны все эти шкаф, стол и комод, потемнело и потеряло блеск. Одеяло и подушка на кровати были грязными от толстого слоя пыли. Ножки старомодной тумбочки, что держала на себе телевизор, не выдержали испытания временем. Всё это вселяло в Мэтта непреодолимую тоску. Медленными шагами двигаясь в сторону двери, он внимательно разглядывал каждую деталь интерьера комнаты, стараясь не упустить ничего из виду. То, что он видел, до боли напоминало ему его маленькую комнатку в родном доме, которая, хоть и выглядела иначе, обладала похожей, очень уютной атмосферой. Письменный стол со старой, наверняка уже сломанной лампой, стоявшей на нём, сильно походил на тот, за которым он прежде любил рисовать или писать что-то. Ковёр на полу тоже беспокоил память парня. На стене между дверью и столом идеально бы вместилась карта мира, что висела когда-то над кроватью Мэтта. В тот момент, когда его глаза заслезились от внезапно нахлынувших воспоминаний, он неожиданно вспомнил, что это бабушка Пенелопа обставляла его комнату. Мэтт замер на месте, пытаясь сдержать рвавшийся наружу крик отчаяния. Печаль и сожаления о прошлом вновь охватили его сердце, и вот он снова сжимает зубы, беззвучно роняя слёзы, не в силах справиться со всем этим. И вновь что-то растекается у него внутри, проясняя сознание и давая возможность трезво мыслить. Вдох. Всё ещё судорожный выдох. Ещё вдох... "Мне нужно идти". Буквально в два шага достигнув двери, Мэтт повернул ручку и услышал характерный для закрытого замка звук. Всё оказалось не так просто. Парень ещё раз бегло окинул комнату взглядом в поиске зацепки. Первым, что привлекло его внимание, были выдвижные ящички в письменном столе - самое удобное место для хранения всяких мелочей. Неприятная мысль о том, что ему придётся рыться в чужих вещах, проскользнула в голове Мэтта. Несколько секунд колебаний, и парень неохотно подошёл к столу. Светя фонариком, он аккуратно выдвинул верхний ящик. Какие-то бумаги, пара ручек, карандаш... и маленький, всё ещё способный блестеть на свету ключик. Обрадовавшись своей удаче, Мэтт достал его и тут же замер на месте. Ключ лежал на небольшой записной книжке в твёрдом переплёте. "Дневник?" - вздрогнул парень. Смешанные чувства переполняли его. Будучи чьей-то личной вещью, эта книжка казалась Мэтту чем-то, что трогать не стоит. С другой стороны, это был единственный ключ к тому, что же за человек здесь жил и как ему удалось создать здесь такую атмосферу... Кроме того, это напомнило ему, что когда-то и у него был дневник. Мэтт не помнил о нём ничего, кроме самого факта того, что он существовал. "Может, я посмотрю только первую страницу? Там явно должно говориться, кому дневник принадлежит... А дальше смотреть не буду..." Искушение было настолько велико, что Мэтт, в считанные мгновения забыв про свою нерешительность, протянул руку к записной книжке и взял её. Отодвинув стул, что находился у письменного стола, так, чтобы можно было сесть, парень решил поближе разглядеть книжку. На обложке была изображена гигантская клетка, стоявшая посреди океана, на вершине которой сидела женщина в белом платье. Символизм картинки оказался Мэтту ясен, как день - клетка означала заточение, и эта женщина когда-то явно была её пленницей, вот только пусть даже ей удалось выбраться из клетки, ей по-прежнему приходилось находиться рядом с ней, в то время как океан символизировал те обстоятельства и во многом природу ситуации, в которой эта женщина оказалась и которые препятствовали её полному освобождению. Картинка резонировала с Мэттом по той причине, что она, так или иначе, описывала его собственную жизнь. Такой же пленник определённых событий, он выбрался из заточения, но расстаться с клеткой так и не смог. Печальный вздох вырвался из его груди. Почему всё вокруг постоянно о чём-то ему намекает?.. Открыв дневник на первой странице, Мэтт с головой окунулся в написанные аккуратным почерком строки. "Долгие годы проведя на море, я познал множество вещей, простым людям не ведомых. Среди них есть и отчуждение от шумного стиля жизни, и поиск высшего смысла, и радость от одиночества, приправленного тихим шёпотом бьющихся о борт судна волн. Я отправился в плавание ещё совсем молодым, и теперь, когда могу сказать, что увидел и понял достаточно, я, уже совсем старик, вернулся в свой родной город Сайлент Хилл..." На этих трёх предложениях первая страница записной книжки заканчивалась - такого маленького формата она была. Логично предположив, что этого было недостаточно, Мэтт продолжил чтение. "Я устроился комендантом в апартаменты Бёрнсайд - совсем неподалёку от дома, в котором я жил ещё ребёнком, сейчас проданном и обустроенным под торговый центр. Здесь же, разумеется, я и поселился - мне досталась эта крохотная, пыльная каморка! - на приведение в божеский вид которой я потратил немало усилий". Каморка? "Конечно, я не ожидал, что мне дадут какой-то престижный номер люкс, но такой тесной комнаты я и представить не мог. Эх, а что ты думал, старик? После бескрайнего моря со всех сторон любое помещение покажется тесным..." Мэтт находился в некотором замешательстве от прочитанного, и ему нужно было больше. Сидеть в кромешной темноте и читать, светя фонариком на строчки, было невыносимо неудобно, но содержимое дневника настолько увлекло парня, что он, не обращая на это внимания, перелистывал страницу за страницей, поглощая всё больше и больше информации о жизни старого моряка. С каждым новым предложением Мэтт проникался мыслями совершенно незнакомого ему типу человека - мудрого, познавшего жизнь и готового этим знанием поделиться. Эти строки переполняли его – и ему было жизненно необходимо получить эту информацию, ибо никогда прежде ему такого человека встречать не приходилось. Возможно, таким мог бы быть его дед - который умер задолго до рождения Мэтта. Бабушка Пенелопа не любила о нём говорить, и парень чувствовал, что память о нём ещё долгие годы продолжала поворачивать нож в её ране. Теперь парню было ясно как день, почему эта комната, пусть маленькая и пыльная, обладала такой необъяснимой, почти осязаемой атмосферой. Она была пропитана духом человека, познавшего жизнь. Мэтт мог бы запросто сидеть здесь всю ночь, читая дневник, который поначалу и вовсе не хотел трогать, - и он осознавал это. Он и впрямь испытывал угрызения совести за то, что без спроса проник в чужие личные записи, и чем дальше по книжке он двигался, тем неудобнее себя ощущал. Как будто маленький ребёнок, которому разрешили что-то делать лишь на определённый промежуток времени, и лимит уже был давно исчерпан, а он продолжал самозабвенно этим заниматься, потому что взрослые о нём забыли. В какой-то момент Мэтт наконец-то отвлёкся от столь манивших его страниц и, закрыв глаза, отложил дневник в сторону. Он прочёл довольно много, но такого знания достаточно быть не могло никогда... Борясь с самим собой, парень неохотно закрыл записную книжку, но вместо того, чтобы убрать её обратно в ящик стола, он положил её к себе в карман. Мысленно извиняясь перед старым моряком за то, что он посмел вторгнуться в его святилище, Мэтт решил вернуться к тому, с чего всё началось - поиску выхода. Одному только богу известно, сколько времени он просидел за чтением хроник чужой жизни. Помимо невообразимо интересного описания бытия моряка - чьего имени, кстати, в книжке не значилось, - парню удалось почерпнуть и информацию о, скажем, более современном положении вещей. Этот дом служил жилыми апартаментами, в которых безымянный владелец дневника являлся комендантом, что, в свою очередь, подразумевало, что в его обладании должны были находиться ключи от всех дверей в здании. Тем не менее, большой и громоздкой - как представлял её себе Мэтт - связки ключей, о которой мельком упоминалось на первых нескольких страницах записной книжки, нигде не было видно. В многочисленных ящичках письменного стола её тоже не оказалось. Ключ, который Мэтт нашёл рядом с дневником, также упоминался в летописи моряка - это был дубликат, что "всегда полезно иметь, невзирая на то, насколько сильной свою память считаешь". Оригинал же также имел своё место в той таинственной связке. Мотив необъятной значимости памяти - как и неизбежности её потери - прослеживался сквозь немалое количество страниц дневника, что, как бы странным он не находил, являлось чрезвычайно актуально для Мэтта. Ключ к замку подошёл - сделав им несколько поворотов в замочной скважине, парень почувствовал, как дверь поддаётся, и толкнул её. Старые петли протяжно скрипнули, неприятно ударив по уже привыкшим к отсутствию какого-либо звука ушам Мэтта, но как только скрип стих, тишина вновь угнетающе опустилась на его голову. Чувство защищённости вмиг пропало. Совсем как тогда, в комнате с золотым светом, бившим из окна, в его душе вновь поднялась тревога - как сигнал, пытавшийся предотвратить его от ухода из безопасного помещения. Парню захотелось закрыть дверь и остаться в комнате – мысль о том, что ему было нужно выйти за её пределы, казалась какой-то пугающей и даже несуразной. Тем не менее, осознавая необходимость этого действия, парень шумно выдохнул и, собрав всю волю в кулак, перешагнул порог. За дверью его ожидал холл, вполне типичный для жилых апартаментов. Мэтту он показался даже знакомым - когда-то давно он наверняка бывал в похожем месте, вот только как он там оказался и что делал, вспомнить не получалось. Интерьер помещения не представлял из себя ничего выдающегося (да и наверняка не представлял бы, даже если бы место было тщательно вымыто и прибрано), однако в планировке было нечто уникальное - что-то такое, что встретишь нечасто. Тем не менее, Мэтту, по всей видимости, такой случай однажды представлялся. Двойные двери, что находились по правую руку от него, вероятнее всего, служили выходом из здания. В другом же конце холла располагалась лестница, ведшая на второй этаж. Расстояние между ними застилал грязный ковёр, чей изначальный цвет уже было не разобрать; неподалёку от выхода стояли большие часы с остановившимся маятником, а напротив него - справа от Мэтта - покоился пыльный стол с покрытым паутиной зеркалом. По левую руку от парня, под лестницей, ютилась маленькая железная дверка с выгравированным на ней знаком якоря. Что было интересно относительно той двери с якорем, так это то, что несмотря на то, какие бы приятные воспоминания у моряка не всплывали при одном только взгляде на неё, ключа к ней ему так и не удалось найти - этому моменту в его дневнике было уделено сразу несколько страниц. Неуверенный, с чего начать, Мэтт какое-то время пытался сосредоточиться на своих ощущениях. Это место давало ему сильное чувство дежавю, но сколько он ни пытался вспомнить, у него не получалось. Подобное не было для него редкостью - вертится что-то на уме, да никак не вспоминается... Надо ли говорить, как он это не любил. Оставив бесплодные попытки, парень в нерешительности двинулся к двойным дверям. Шанс того, что выход всё ещё им был, казался ничтожно мал, но проверить, всё же, стоило. Стараясь делать как можно меньше шума - зловещая тишина никуда не делась - Мэтт подошёл к дверям и внимательно осмотрел их. Большие, почти под потолок, они были явно сделаны из крепкого дерева; узор на них казался чуть ли не ручной выделки - правда, немного грубоват - и всё это ворошило в сознании парня какие-то воспоминания, которые никак не хотели проясняться. Борясь с этим неприятным чувством, Мэтт коснулся круглой металлической ручки левой двери и повернул её. Как и ожидалось, дверь оказалась довольно тяжёлой... Холодный воздух моментально проник в холл, но увидеть что–либо за чёрной пеленой ночи не представлялось возможным - различить можно было лишь небольшой кусок асфальта, перед самыми дверями обрывавшийся в пустоту. Вздохнув, Мэтт захотел было потянуть дверь на себя, но она уже успела распахнуться настежь, и дотянуться до неё, не сбросившись в пропасть, было попросту нереально. С распахнутой дверью в помещении стало ещё менее уютно, поэтому парень решил не медлить и разобраться со всем как можно скорее. Выбирать было не из чего - Мэтт без лишних проблем пересёк холл и отправился на второй этаж. Ступеньки тихо скрипели под его ногами, но он едва ли обращал на это внимание – медленно, но верно что-то шевелилось в его мозгу. Давно забытые воспоминания пробуждались в нём. Это было... грустно. Тоска опустилась на плечи Мэтта. Он не понимал, что происходило. Он не знал, что это было, но это разрывало его сердце на части. С трудом сдерживая желание рухнуть на колени, Мэтт преодолел последние несколько ступенек. Его взору предстал довольно узкий, но длинный коридор, в котором царила кромешная тьма. Несколько долгих секунд парень безмолвно вглядывался во тьму. Давящая тишина коридора не давала ему переступить через порог. Ещё пару минут назад в комнате коменданта он мог ощущать нечто, похожее на спокойствие, и его сознание, моментально к этому чувству привыкшее, сейчас неимоверно страдало от угнетавшей атмосферы развернувшегося перед ним помещения. Узкий коридор с расставленными в шахматном порядке дверьми тянулся куда-то вдаль... В бесконечность. Робкий первый шаг был встречен зловещим скрипом половиц. У Мэтта на мгновение потемнело в глазах, но, прижав руку к груди, чтобы успокоить истошно затрепыхавшееся сердце, он продолжил идти вперёд. Поражаясь тому, насколько он осмелел в этот момент, он вновь убедился в том, как это важно – вопреки тому, что неимоверно сложно, - сделать первый шаг. Крепко стиснув фонарик в руке, Мэтт настороженно двигался в неизвестность. Скрипучий пол продолжал давить на нервы, но то, что ничто больше не нарушало местную тишь, внушало парню некоторую уверенность. Двери комнат находились в ужасном состоянии. Многие из них, выпуклые и покрытые трещинами, были явно подвержены попытке взлома, в то время как пол под ногами Мэтта пестрил щепками и кусками фанеры. Кое-где в дверях можно было обнаружить целые дыры – словно кто-то, однозначно взбешенный, пытался попасть внутрь... или же выбраться наружу. Несмотря на то, что эти двери явно видели лучшие дни, все они оказались заперты – в расщелину между ними и косяком можно было отчётливо разглядеть закрытый на ключ замок. Помимо того, вопреки всем своим увечьям, они продолжали служить преградой на пути внутрь комнат, отчего попасть туда не представлялось возможным. Всё, что оставалось, - это двигаться вперёд... Неуютная – даже интимная – узость коридора не давала Мэтту свободно выдохнуть. Он продолжал идти, преисполненный напряжения, хоть ничто вроде и не давало ему причины для беспокойства. С того момента, как он оказался в этих апартаментах, ничего плохого не произошло – ни писка, ни шороха из тёмного угла – всё было спокойно. Что-то, тем не менее, не переставало трепать парню нервы – и это вполне могли быть стоявшие так близко друг к другу стены. Мэтт не помнил, страдал ли он когда-то клаустрофобией... Коридору всё не было конца. Мысль о том, что, может быть, стоило повернуть назад, начала всё настойчивее раздаваться в мозгу парня. Ноги же его беспрестанно продолжали идти вперёд, хоть и смысл начинал потихоньку исчезать. Внезапно загоревшийся где-то вдалеке огонёк едва ли не заставил Мэтта потерять самообладание. Это произошло настолько неожиданно, что скопившееся в нём к этому моменту напряжение с невменяемой силой ударило в мозг, и несчастный, в состоянии ступора, не мог понять, стоять ему на месте или бежать. Но это был всего лишь маленький, одинокий огонёк, загоревшийся где-то впереди. Мэтт простоял, замерев, несколько секунд, прежде чем его осенила догадка: это было именно то, в чём он нуждался. Стараясь ступать как можно аккуратнее, но всё же быстрым шагом, он двинулся вперёд. На секунду в его голове мелькнула мысль о том, что этот огонёк мог так же постоянно отдаляться и отдаляться от него, но уже через несколько мгновений парень смог разглядеть его источник. Это был маленький, изящный светильник, прикреплённый к стене слева от двери одной из комнат. Мэтт в нерешительности остановился в паре шагов от него. Справа, буквально в нескольких метрах, коридор заканчивался большой, тяжёлой на вид дверью запасного выхода – в теории, единственного выхода из здания помимо главного входа. Именно туда парню и следовало идти... ...Но дверь со светильником почему-то волновала его больше. Что-то касательно этой двери было необъяснимо притягательным, что-то выделяло её на фоне других. Мэтт окинул её более внимательным взглядом и вздрогнул от неожиданной догадки – она была целой и невредимой. С виду такая же, как и остальные двери в коридоре, она по какой-то причине могла похвастаться отсутствием каких-либо увечий – на ней не было ни царапинки. Пол перед ней также был абсолютно чист. Ни щепки. Мэтт неуверенно заглянул в расщелину между стеной и дверью, и из груди его вырвался непроизвольный нервный смешок. Комната была открыта. Лучик надежды засиял в сердце парня. Нетерпеливо схватив ручку двери и дёрнув её на себя, - боясь, что вопреки логике она может не поддаться, - он с лёгкостью отворил дверь и узрел перед собой незнакомое место. Большущее облако пыли поднялось в воздух внутри комнаты. Неистово танцуя в луче фонарика, оглядывавшего тёмные углы помещения, бесчисленное количество пылинок принялось неспешно оседать на пол. Что-то в этой комнате казалось не так, и Мэтту хотелось узнать, что именно, перед тем, как он окажется внутри. Ничего подозрительного, однако, ему увидеть не удалось. Подождав, пока пыль опустится, парень собрал волю в кулак и смело перешагнул порог. В интерьере комнаты не было совершенно ничего особенного – обставлена она была простенько и не сказать, что со вкусом. По комоду слева и справа от входа, письменный стол под окном, высокий сервант у левой стены и кровать напротив... Вся мебель была точь-в-точь такой же, как и в обители коменданта, но атмосфера в комнате была нисколько не близка к ней. Кто бы здесь ни жил, он явно не потрудился вдохнуть в неё частичку своей личности, как это сделал старый моряк со своей «каморкой». Здесь явно не было ничего примечательного, но Мэтт не хотел сдаваться так быстро. Может, здесь есть какая-то подсказка, думал он, - ключ, оружие – что угодно, что могло бы помочь ему в поисках выхода из этой передряги... С каждой секундой внутри парня всё сильнее и сильнее нарастало чувство тревоги. Он не мог понять его природы, но чем дольше он находился в этой комнате, тем менее комфортно ему становилось – если Мэтт вообще мог вспомнить теперь, что такое комфорт. Судорожно сглотнув, он в последний раз окинул комнату лучом фонарика и... что-то заметил. На письменном столе, располагавшемся прямо напротив входа, лежал одинокий листок бумаги. Вопреки тревоге, Мэтт поддался внезапной искорке интереса в своём сердце и, сделав пару шагов в сторону стола, замер. Внезапное осознание с грохотом опустилось на его плечи. Он понял, что было не так. Он не слышал звука собственных шагов. Более того, он не слышал совсем ничего. Не в силах поверить в это, Мэтт поднял руку и, не спуская с неё глаз, щёлкнул пальцами... Показавшаяся поначалу абсурдной мысль в одно мгновение обрела смысл: звука не было. По спине побежали мурашки. Парень щёлкнул пальцами ещё – и ещё; он знал, что его пальцы создают очень звонкий щелчок за счёт того, что он делал это большим пальцем и мизинцем, - но нет. Абсолютная тишина. В немом ужасе окинув взглядом первое, что попалось ему на глаза, Мэтт остановился на листе бумаге, исписанном аккуратным почерком. Было похоже на записку. Осторожно подняв его – не слыша при этом и так любимого им шороха бумаги о деревянную поверхность стола, - парень навёл на него луч фонарика. Беззаботно плясавшие на свету пылинки дали ему понять, что он по-прежнему в реальном мире, и Мэтт, найдя в себе силы остаться в комнате ещё ненадолго, погрузился в чтение. Ночи, растраченные впустую... Проведённые в одиночестве. И другие – в забытьи... Ничто не рушит тишины. Я вижу, как ездят за окном машины, но не слышу ни хлопанья дверец, ни гудения мотора, ни всплеска луж, по которым они проезжают. Я вижу, как неистово и беспощадно льёт ливень, но не слышу, как капли стучат по окну и крыше, как они бьют по зонтам проходящих по тротуару прохожих. Звук... исчез. Возможно... Возможно, это моё сознание рисует образ тихого, почти бесшумного места. Но это неважно. Потому что ЕГО со мной нет... Восемнадцать?.. Девятнадцать дней с тех пор, как он ушёл? Я сбился со счёта... Мне так плохо. Я помню... Помню, как вдохновенны его горящие жизнью глаза... Помню, как приятно запускать пальцы в его густые волосы... Помню, как сладки его губы... Ну почему... Почему ты ушёл от меня... Каждый осколок разбитых воспоминаний о тебе всё сильнее и сильнее вонзается в моё без конца истекающее кровью сердце. Я не знаю, почему оно до сих пор бьётся. Я оставил Портленд после нашего разрыва. Скитаюсь по мотелям, пытаясь спастись от бессонницы. Эти апартаменты – хорошее место, чтобы остаться. Почему... Почему ты ушёл? Что я сделал не так? Неужели я не был добр? Неужели я не был ласков? Разве сказал я хоть что-то плохое, хоть раз? Неужели даже самые сильные чувства могут вот так взять и угаснуть? Это что, любовь? Один... Я был один всю жизнь. Я не знал любви. И если бы ты меня не встретил, я был бы в полном порядке... но ты пришёл и дал мне её. Казалось, я вобрал больше света, чем нужно, чтобы увидеть, как прекрасен мир. Теперь, когда тебя нет, мой наркотик кончился. Девятнадцать? Двадцать дней? Теперь, когда тебя нет... Из забвения эхом отдаётся шум. Я не слышу... твоего голоса... Беззвучные слёзы текли по лицу Мэтта. На грани истерики, он бросил записку на стол и развернулся в сторону выхода, однако вместо двери его взору предстала... петля. Прямо посередине комнаты, источавшее безграничную пустоту, висело избавление от всепоглощающей тишины одиночества. Сердце Мэтта не было готово справиться с вонзившимся в него куском стекла. Со стремительно мутнеющим сознанием, он бросился к двери и, выбив её плечом, выбрался в коридор. Неожиданное обилие звуков резануло по ушам – скрежущие петли, скрипящий пол – всё это в один момент вернулось к нему. Едва ли услышав негромкий хлопок закрывшейся за его спиной двери, парень прижался к холодной каменной стене и медленно сполз на пол. Слёзы обещали высохнуть ещё нескоро.