Silent Hill: Maturation

Часть семнадцатая: Моя вечная ночь Вой сирены разорвал воздух, заставив Мэтта похолодеть; парень развернулся и огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда шёл этот звук. Сирена, казавшаяся такой далёкой и близкой одновременно, с каждой секундой пробиралась всё глубже и глубже внутрь него, угнетающе действуя на сознание. Медленно, но верно паника охватывала парня: хотелось сорваться с места и бежать, бежать куда угодно, без оглядки. Тело же его вдруг отказалось подчиняться: Мэтт стоял в полном ступоре, не зная, что делать, и в тот момент, когда ему почти удалось заставить себя сделать первый шаг, он с ужасом обнаружил, что асфальт… покрывается пятнами. Грязь, с преобладанием чёрного, но также и болезненно-жёлтая и кроваво-красная в некоторых местах, как нечто живое расползалась по плитке, въедаясь в камень и поглощая его. Крошечные кусочки пепла отрывались от поверхности земли и поднимались в воздух, полностью исчезая, не успев и заявить о себе. Сквозь плитку прорезались закоптевшие прутья металлических решёток, за которыми зияла темнота. В полном шоке наблюдая за всей этой чертовщиной, Мэтт и не заметил, как начало темнеть небо. Лишь когда вой сирены не достиг такой силы, что едва ли не сдавил его виски своей тяжестью, на него неожиданно нахлынуло осознание того, что ещё чуть-чуть – и он окажется в кромешной темноте, безо всякой возможности увидеть хоть что-либо. Один. Сам не поняв, как, парень в мгновение ока развернулся на сто восемьдесят градусов и уставился на старый фонтан. И не просто так, а с незыблемой надеждой – в его голову внезапно врезалась мысль, что это было его единственное спасение. В отчаянии оглядывая потрескавшиеся от времени каменные ниши, в которых ещё несколько минут назад радостно прыгали Химеры, Мэтт пытался найти хоть что-то, что помогло бы ему выжить в этом аду. Видеть становилось всё труднее. Свет мерк, и с каждой секундой его становилось всё меньше и меньше; и тут глаза Мэтта, наконец, выхватили какой-то предмет, прикрытый мхом, на самом дне нижней ниши, и парень протянул к нему дрожащую руку… В это мгновение свет погас. Вот так просто, практически без предупреждения погружённый во тьму, парень на неопределённое количество времени впал в ступор. Неспособный сдвинуться с места, он намертво вцепился в край фонтана, пытаясь успокоить беспорядочно носившиеся в его голове мысли. Вой сирены стих - парень даже и не заметил, когда. Просто нечто, давившее на его сознание, постепенно стало сходить на нет и в какой-то момент совсем исчезло, дав ему немного надежды. Тем не менее, Мэтт чувствовал, что всё его тело трясёт, и всеми силами пытался внушить себе, что ему удастся справиться с этим. Он как можно крепче сжал предмет, находившийся в его руке, словно это было его единственное спасение. Это было нечто пластмассовое, цилиндрической формы и с шероховатой поверхностью – почему-то с каждой секундой Мэтт всё больше и больше верил в божественность этой вещи. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем парню удалось сделать осторожное движение большим пальцем, и вдруг! – тьму пронзил свет. «Фонарик!», - едва не плача от радости, подумал Мэтт. Его тело, наконец, соизволило подчиниться приказу, и он выпрямился, не отрывая взгляда от спасительной вещицы, оставленной здесь кем-то как будто специально для него. Надежда не зря не покидала его. С помощью коротенького ремешка закрепив фонарик на запястье левой руки, Мэтт, всё ещё дрожа, как осиновый лист, осторожно обернулся и осветил им преобразившийся до неузнаваемости асфальт. Нет, ему не показались наваждением те проржавевшие решётки, что он увидел, когда дневной свет ещё позволял это сделать, - это действительно были они. Камень исчез, будто его и не было, весь пол состоял из решетчатых металлических рамок, покрытых ржавчиной. Преобразился не только асфальт. Красивые, густые деревья, которыми это место было так примечательно, ссохлись и завяли, утратив всю свою листву. Трава вообще исчезла полностью, оставив на своём месте лишь тонкий, едва заметный слой сажи. Всё, что Мэтт видел, ужасало его, но парень изо всех сил старался сохранять спокойствие. Он поднял голову и посмотрел вдаль – луча фонарика, конечно же, не хватило, чтобы разглядеть, что там, впереди. Туда, впрочем, ему и не было нужно – он оттуда пришёл; куда направляться теперь, было загадкой... Мэтт не любил, когда ему предоставляли полную свободу действий, он всегда терялся и не знал, что именно ему делать. Так случилось и в этот раз – он стоял и оглядывался по сторонам, не решаясь сделать шаг ни вправо, ни влево. «Ну же, Мэтт... Ведь уже пора... пора взрослеть...» Парень оцепенел от пришедшей к нему в голову мысли. Это была правда – ему давно уже пора было повзрослеть. Всё ещё не зная, как поступить, он всё же решился и сделал несколько шагов вправо, старательно освещая дорогу. Никакой опасности видно не было, и Мэтт прошёл ещё немного вперёд, как вдруг увидел, что сделал всё правильно – луч фонарика внезапно выхватил из общей тёмной картины кусочек асфальтированной дороги. Не успев обрадоваться, Мэтт вздрогнул от словно уколовшего его в самое сердце металлического скрежета. Он обернулся и с ужасом понял, что подтвердились его самые страшные опасения: решетчатый асфальт начал обваливаться. Прекрасный фонтан, в который он влюбился с первого взгляда, накренился и, секунду-две пробалансировав над пропастью, полетел вниз и скрылся во тьме. Что-то в груди Мэтта сжалось, но времени на это у него не было. Со скоростью молнии развернувшись в сторону дороги, он бросился к асфальту. Жуткий грохот бил по ушам, решетчатые рамы уходили из-под ног, но он успевал избежать падения в самую последнюю секунду – и через несколько бешеных мгновений он достиг цели. Сердце его готово было остановиться в любой момент. Кровь прилила к голове, в глазах потемнело, и парень, едва не задыхаясь, повалился на твёрдый асфальт. Сзади ещё оглушительно гремели летевшие в никуда решётки, не имевшие под собой опоры. Ледяной ужас сковывал Мэтта – все мышцы парня были напряжены до такой степени, что он едва ли мог пошевелиться. Поджавший под себя руки, он бессмысленно вглядывался в кусок асфальта перед своими глазами, освещённый лучом фонарика, и тяжело дышал. Задаваться вопросом, что же произошло, не было смысла, да и сейчас парня это не особо интересовало. Он думал об убежище, каком-то безопасном месте, способном укрыть его от всего этого ужаса – вот только существовало ли такое место здесь, оставалось лишь надеяться. Хотелось плакать. Плакать от невообразимого шока, который он пережил в последние часы своей жизни. От горьких воспоминаний, что разрывали всё его существо на части. И, конечно же, от собственной глупости, по которой он и обрёк себя на эти нечеловеческие пытки. Вот и пришла его ночь.