Императрица

— Господин Шото, если позволите, я ненадолго покину вас, — поднимаясь из-за обеденного стола, начала Изуку. — Мне и матушке нужно поговорить без посторонних, — договорила юная Мидория под согласный кивок императрицы Инко. — Разумеется, я не стану вам досаждать, — кивнул будущий император Востока. — А, да, если позволите, могу я пойти во внутренний сад? — Благодарю и если вам будет так угодно, — кивнула принцесса и, о чём-то лопоча с матерью, верно, как иной раз ведёт себя даже самая непокорная из принцесс, направилась в неизвестном направлении вместе со спокойной служанкой, следующей за подопечной.       Сам же Тодороки намеревался пойти во внутренний дворик дворца: там были потрясающих расцветок рыбы в пруду и очень тихое местечко под кроной огромного дерева, где можно было бы удачно задремать в тишине, немного отдохнув от суеты. Однако… — Эй, иноземец, — бесцеремонно окликнул будущего императора Востока младший из принцев Вольной империи, — идём, нужно кое-что обсудить, — бросил Кейён, разворачиваясь ко входу, предлагая следовать за ним.       Взглянув на синеволосого слугу, держащего на изготовке свой меч и будущего на стороже всё время, Шото направился следом за тремя сыновьями правителя Вольной империи, выведшими наследника Востока в тихий коридор, где редко появляются даже слуги. — Что вам угодно, господа? — уперевшись спиной в стену, равнодушно поинтересовался Тодороки, положив руку на рукоять меча, всё же надеясь, что до подобного дело не дойдёт. — Слушай!.. — на высоком тоне начал было младший из императорских сыновей, но был остановлен самым старшим братом, покачавшим головой, без слов предлагая уступить речь ему. — Сколько вы хотите за то, чтобы отправиться обратно в свои земли и передать вашему императору, что Изу умерла? — вежливо поинтересовался Коин-Кёки, строя самое терпеливое и доброе лицо, какое только представляется людскому разуму, облокачиваясь одной рукой на стену над головой с красными и белыми волосами, практически не оставляя пространства для манёвров Шото. — Мы заплатим, и вы пропадёте из жизни Изу, как навязчивое сновидение, позволив дорогой сестре прожить тихую и мирную жизнь в Вольной империи, — не отпуская улыбки, пояснил главный наследник Вольной империи, так и не увидев удивления на лице Тодороки. — Ваше предложение неуместно, — сдержанно заметил юноша с гетерохромией, глядя прямо в сощуренные ярко-изумрудные глаза. — Да неужели? — скрестив руки на груди, самодовольно поинтересовался младший из братьев, вновь остановленный молчаливым Кейкеном от эскапад. — Вы безразличны друг другу, и ничто не мешает выбрать наследнику столь могучей империи, как Восток, более достойную жену… Или вы находите мои слова неверными? — продолжал гнуть своё главный наследник Вольной империи, находя в собственных размышлениях всего одну лазейку. — Или, может статься, Изу успела покорить ваше сердце? — предположил Коин-Кёки, чей взгляд из цвета тёплой воды изумрудных озёр превратился в леденящий холод подземных камней. — В первую очередь этот союз выгоден Вольной империи. Наши войска намного оснащённей и сильнее ваших — не разумно ли подружиться с таким соседом, как Восточная империя, — ничуть не смутившись, заметил будущий император Востока, прекрасно осведомлённый о возможностях своей империи. — К тому же нет, я не питаю столь возвышенных чувств к Изуку, но она будет мне достаточно полезна, — добавил Шото. — Решил использовать Изушу?! — вспыхнул гневом младший из сыновей императора, схватившись за меч и обнажив острое лезвие, полностью разочарованный в персоне иноземца. — Не думаю, что в этом есть нужда, Кейён, — не оборачиваясь на буйного братца, спокойно заметил Коин-Кёки, хоть вторая его рука произвольно всё же сжалась в кулак, а взгляд был подобен хищнику, желающему свежей крови. — Но… брат! Изуша же… — растерялся младший из наследников, не получив поддержки от старшего, устало опуская оружие. — Мы ведь не хотим развязывать войну, верно, брат? Если этот иноземец не вернётся в свой дворец, у нас и правда могут возникнуть проблемы, правда, это если наши приграничные войска вас пропустят, — взгляд, коим сверлил Шото старший из императорских сыновей, ни во что не ставил юношу с гетерохромией, и весь вид молодого мужчины с изумрудными вихрами показывал, как смешон и нелеп наследник Востока в его глазах. — Не забывай, иноземец, Вольная империя страна морей и озёр — вам будет затруднительно что-то противопоставить водной державе, особенно с учётом того, что между нашими империями вода разлилась сотни лет назад, — парировал Коин-Кёки, знакомый с мореходным делом нисколько не плоше именитых мореплавателей. — К тому же для вас ничуть не проигрышней сия помолвка: приятно иметь в союзниках торговую империю, где можно раздобыть всё с Севера, Юга и Запада, не так ли? — разводя руками в стороны и чуть отступая назад, ведь уже не было терпения находиться со столь неприятной персоной рядом, высказался главный наследник Вольной империи. — Что же до Изу… веришь ли ты, иноземец, что моя благовоспитанная и учёная сестра допустит тебя до своих знаний? — серьёзней прочего спросил Коин-Кёки. — Предполагаю, Изуку не нужно к этому привлекать: помощь — её неизменное слабое место, и даже самое захудалое королевство она пожелает поставить на ноги, — высказался Шото, замечая, как слегка дёрнулась насмешливая маска старшего наследника. — Такая императрица нужна Восточной империи, а не способная разве что украсить дворец безделушка, которая остаётся на завистливые взгляды толпы, слабо интересна Востоку, — произнёс юноша с гетерохромией. — А теперь, если позволите, я отправлюсь отдыхать и мы прекратим весь этот бесполезный разговор, оставляя политику на наших родителей, — произнёс в заключение Тодороки, намереваясь тихо покинуть коридор и более на сегодня не пересекаться с наследниками Вольной империи. — Иноземец, подумай над нашим предложением, до вечера оно будет в силе, — бросил вслед наследнику Востока и его слуге, до этого не принимавшего никакого участия в полилоге по причине статуса, Кейён, затаивший крепкую обиду на своего будущего зятя.       Вернувшись в свои покои, Шото много размышлял над недавней беседой и ещё больше о вещах, затронутых в ней. Наследники Вольной империи явно не горели желанием отдавать свою сестру за иноземца, видимо, предпочитая фиктивный брак принцессы со старшим братом и будущим правителем Вольной империи, ради процветания своих родных земель. Императорская дочурка, судя по всему, была тех же праведных идей, но, тем или иным путём придя к решению, что отыщет себе счастье и во дворце за Драконьей грядой и бурлящим морем, если уж бракосочетание так необходимо для блага её родины. Наследник Востока не мог понять нравов Вольной империи, как не мог разобрать и воспитания, этики, манер, мнений, бродящих в народе, населявшем сии торговые города и деревушки. Единственной, кто хоть немного, но была к нему, очевидно, хорошо настроена, была принцесса, также явно не ищущая лишней встречи с иноземцем, но совершенно не противящаяся его вопросам и присутствию. — «Изуку не желает помолвки, но готова поддерживать хорошие отношения и объяснить мне какие-то вещи, также её нахождение рядом со мной даёт гарант неприкосновенности, что бы не задумали шурины», — поразмыслил юноша с карим и голубым глазами, поднимаясь с места с намерением найти императорскую дочь и немного поговорить с ней. — Молодой Господин, вам не кажется, что эти Вольные нахалы слишком дерзко себя ведут? Может, их стоит проучить? — спросил Тенья, когда его господин вышел из комнаты и, как и прежде, не объясняясь, двинулся в неизвестном направлении с целью отыскать нечто. — Не думаю. Как и сказал старший шурин, мы ведь не хотим быть организаторами войны, верно? — остудил пыл воинственно настроенного Ииды Тодороки, будучи честным с самим с собой и своим слугой. — Куда направились Изуку и императрица Инко? — спрашивал будущий император Востока у Ииды, точно зная, что слуга сможет дать ответ. — В сторону дворцовой библиотеки, но, Молодой Господин, зачем вы ищите Молодую Госпожу? — осмелился поинтересоваться Тенья, вновь спрятав руки в рукава. — Вынужден побеседовать с ней, — положил конец неудобному разговору будущий император Востока, ускоряя шаг, желая не тратить частицы времени на путь.       Зала с книгами оказалась перед Тодороки достаточно быстро, чтобы юноша с карим и голубым глазами остался спокоен и сохранил единое желании увидеть будущую невесту, как очередному его желанию было не суждено сбыться. Едва потянувшись к ручке приоткрытой створки, Шото услышал голос принцессы, начавший разговор, похоже, не терпящий чужого вмешательства, оставляющий наследнику Востока лишь нелепейшее подслушивание. — Господин Яги, господин Яги, есть ли у вас сегодня интересная история для меня?! — интересовалась императорская дочь, присаживаясь за стол, желая записать ещё одну историю и оставить подобное воспоминание для будущего, столь же далёкого и непостижимого, как загадочные ночные небеса. — Юная Мидория, с большим удовольствием. Как насчёт битвы при Светлом озере, что на Юге? Или желаете послушать про сражения с Севером? — опуская голову в небольшом поклоне императорской крови, спрашивал худощавый мужчина с совершенно, казалось бы, вздорным воинским именем «Всемогущий», ныне отошедшим на докладные списки. — На Севере так много крепких воинов, я восхищена жителями тех мест, особенно Сизой империей! Давайте про них! — легко улыбнулась Изуку, смочив кисть в туши и остановив кончик инструмента над бумагой, готовясь записать каждое слово. — Как пожелаете, юная Мидория, — ещё раз склонив голову, произнёс Тошинори.       Повествование текло подобно бурной лавовой реке, забирая всё внимание без остатка императорской дочурки, не отпуская ту даже в те моменты, когда упоминалась жестокость или сущая несправедливость, и тонкая деревянная кисть, словно бы подвластная только самой себе и никаким иным законам, танцевала по белому бумажному полотну, оставляя чёрную ленту записей о местах, о людях, о поступках и вещах, подобным тому, какие может рассказать разве что участник событий, с неизменной чистотой эмоций и чувств. — Так удивительно — принцесса, с упоением слушающая рассказы бывалого генерала. Не правда ли занимательно, господин Шото? — шепнула на ухо будущему императору Востока Урарака, поймав того за занятием, которое и сам Тодороки считал не самым пристойным.       Каштанововолосая служанка не возникла из воздуха, как шальной дворцовый дух, просто Очако не считала назойливое присутствие возле подола госпожи лучшим из способом оберегать Деку, к тому же Урарака была достаточно хорошо воспитана, чтобы не беспокоить чужое личное пространство понапрасну, давая отдохнуть и от себя в той же мере, что и от прочей прислуги. — Разве он не политический деятель? — тихо кашлянув и убедившись, что юная Мидория не обратила на шум за дверью внимания, шёпотом спросил Тодороки, когда сама служанка присела возле створки и стала наблюдать за принцессой. — Разумеется, сейчас да, но не так давно господин Яги был одним из лучших воинов Вольной империи, сражаясь бок о бок с нынешним императором, а после… — говорила Очако, но её прервала дверь, со скрипом открытая императорской дочуркой, лицезреющей сидевших перед дверью каштанововолосую служанку и беседующего с ней наследника Востока. — Господин Шото! К-какой сюрприз… — удивлённо воскликнула Изуку, ещё шире открывая дверь, ведь Яги тоже становилось интересно, кто прервал его на полуслове. — Мне думалось, вы хотели немного отдохнуть после обеда… Очако, ты разве не ушла к Тору за цветами к ужину и на завтрашнюю церемонию? — растерянно протянула юная Мидория, переводя взгляд с отводящего взгляд Шото на пристыженно опустившую голову служанку, иногда глядя на синеволосого слугу, как видно, не имеющего объяснений для принцессы Вольной империи. — Моя госпожа, спасительный ручей мой в одинокой пустыне, подобрав к столу и на ваше завтрашнее празднество лучшие цветы, я поторопилась вернуться и обрадовать вас, как застала тут уважаемого господина Шото и его слугу, наблюдающими за вашим сиятельством, — опустившись на одно колено и уперевшись кулаком в пол, отчиталась Урарака, несколько забывая, что слуги ведут себя по-иному; правда, Деку примирилась уже и с подобными переменами. — Ох, принц Тодороки, чем могу быть вам полезен? — вновь неловко кланяясь, удерживая руку не на груди, а несколько ниже, услужливо спрашивал советник императрицы. — Вы могли бы и просто войти, наша беседа не стоила подобного поступка, — произнёс Тошинори, скосив взгляд куда-то в сторону. — Я считал иначе, — высказался Шото. — Тем не менее, если позволите, я бы хотел уединиться с Изуку, засим удаляемся, — не выказывая равным счётом ни единой эмоции, произнёс наследник Востока, приобняв невесту за плечи, и повёл за собой не противящуюся этому решению принцессу.       Очако на миг лишилась дара речи, как, правда, и господин Яги, закашлявшийся от подобной новости, и Тенья, едва успевший схватить соскочившие с носа очки. Разумеется, после таких слов ни каштанововолосая служанка, ни синеволосый слуга не подумали бы идти следом — своей же безопасности ради, а у советника императрицы есть прекрасные новости для своей госпожи, которые не стоят напрасного подтверждения. Меж тем подходило время для похода к дворцовому лекарю, что было в определённом смысле куда важнее проверок чужих чувств. — «Господин Шото, что на вас нашло? Говорите столь вызывающие вещи, неужели ваше воспитание позволяет такое?!» — ведомая по родному замку в непонятную сторону, потупив взгляд в пол, повторяла в мыслях юная Мидория, провалившись в собственные думы, позабыв о мире вокруг. — Изуку, бормотание под нос не делает вас привлекательнее, — приблизившись к лицу принцессы так близко, что можно было рассмотреть каждую ресничку, слегка переливающуюся тёмно-зелёным цветом, снисходительно заметил юноша с цветными глазами. — Ой, я не заметила, простите мою растерянность, — извинялась принцесса, поначалу бегая взглядом по углам беседки, куда привёл её наследник Востока, часто моргая, но после, лишь на секунду взглянув в чужие яркие глаза, не смогла больше оторваться от них.       Права была императрица Инко, говоря, что аргументы Изуку перестали действовать в день смотрин. Сколько бы книг, сколько бы наставлений и предостережений не держала в голове императорская дочь, юная Мидория оставалась обычной леди с чистым сердцем и невинной душой, усердно уберегаемой от скверны долгие годы, просящей каплю тепла и хоть немного той простой любви, о которой рассказывал Оджиро и упоминал Всесильный. Уж если подобные им мудрые мужчины преклоняются перед столь пленительным чувством, могла ли верить принцесса, что сможет полюбить своего суженного, не обращая взор только на внешний блеск. Стоит признать, сия идея будет сложна в воплощении: природа не поскупилась на дары для наследника Восточной империи. — И всё же вы очаровательны, Изуку, моя будущая императрица, — позволил себе редкую улыбку Шото, обрывая тишину и отсаживаясь на близстоящую скамью, более не смущая юную Мидорию, и без этого против воли ужасно зардевшуюся. — Мой отец говорил, что красота определяет чужое мнение, но знаете, я совсем не думаю, что хороша в вас одна только внешность, — протянул Тодороки, подперев ладонью щёку и продолжая любоваться на императорскую дочурку.       Каждый день, узнавая нечто новое про принцессу, глядя, как эта хрупкая леди учится новому, усердствует, пусть родилась с золотой ложкой в зубах, пусть её статус не обязывает к знанию сложнее вышивания крестиком, пусть всё, что требуется, это не позориться перед женихами, Изуку просит судьбу о мире и покое для каждого, не теряя веры в то самое ценное и светлое, похороненное под тонкими каблуками туфелек благородных дам, готовых спустить состояние на новые оборки для платья на светский приём, под кожаными сапогами с серебряными шпорами великосветских господ, беседующих о пустом и столь дешёвом, что рядом с ними юная Мидория без желания сияла ярче всякого камня в собственной короне, и, как не хотел этого признавать юноша с разноцветными глазами и волосами, он был пленён и очарован этим сиянием, этой человечностью, этим добродушием, ранее и вовсе не известным будущему императору Востока.       Подумать только, воспитанный жестоким воином, далёким от чувств, как исток реки от морского берега, Шото так легко позволил себе влюбиться, желая смотреть отныне на принцессу Вольной империи и не отпускать, наслаждаться её тихим смехом, скромной улыбкой, видеть счастье в изумрудных глазах, чувствуя, что именно ради этого простого счастья можно ставить на ноги империи и улучшать жизнь вокруг. Юноша с Востока ещё не любил, но уже был влюблён, пусть особой разницы меж этими словами и не замечал. — Благодарю вас, господин Шото, и простите, я не могу ответить вам тем же. Мне вы чудны, и я мало знаю вас, чтобы сказать нечто похожее, тогда как вы вот уже более недели наблюдаете за мной, как велят ваши традиции, — успокоив своё сердце, тихо ответила юная Мидория, неловко пряча взгляд. — Мне лишь известно, что вы терпимее вашего отца, также умны и крайне… красивы, но, сожалею, это не рассказывает мне о вас ничего, — призналась императорская дочь, сжав в кулачках подол своего наряда. — Пожалуй, мне и правда стоит по возвращению на родину отблагодарить предков за традиции, позволившие мне узнать лучше подобный идеал желаний, — с нотой удовольствия заметил Тодороки, чуть сощурив глаза, как поступают довольные коты, разлёгшиеся на черепичных крышах под солнцем. — Господин Шото, право, вы позвали меня ради столь сладких речей? Непохоже на вас, — заметила Изуку, откровенно чувствующая в этой лести нечто греющее сердце и оттого не менее коварное. — О чём вы желали побеседовать, господин Шото? — напрямую поинтересовалась юная Мидория, сильнее обычного выпрямляясь в спине, со всей серьёзностью глядя в глаза собеседника. Принцесса поступала так всегда, когда начинала нервничать, и на сей раз поделать с собой не сумела ничего. — Верно, я спрошу вас о том же, о чём спрашивали меня шурины. Сколько вы хотите монет, чтобы поехать со мной на Восток и больше никогда не оборачиваться на Вольную империю? — приняв самый отстранённый и равнодушный вид, став холоднее речного льда, спросил юноша с гетерохромией, утратив в миг всё то очарование, окутывавшее его до этого момента. — Вы спрашиваете кошмарные вещи, не идущие в сравнение даже со зверствами сражений и войн… — в слух ужаснулась принцесса, крепче сжав ткань в тонких пальчиках, осуждающе глядя в цветные глаза наследника Востока. — Господин Шото, иногда лучше о чём-то умолчать, дабы не утратить лица, но, похоже, сейчас вы искренни, хоть я и не могу понять, зачем вам это, — глубоко вздохнув, заметила императорская дочурка, быстро замечая в словах оскорбительное звучание. — Ваш ответ, Изуку, — остановило её холодное, как сталь, напоминание. — Что ж, даже если вы пообещаете мне худое существование или посулите богатство, мы обручены — по таким законам, я уже принадлежу вам, и потому покупать уже приобретённую вещь нелепо, но какой бы праздной моя будущая жизнь не оказалась, как бы близка к эдему она не стала, я всегда буду оборачиваться к морю и вдыхать солёный воздух с надеждой ощутить запах Вольной столицы, — отвечала юная Мидория, упрямо глядя на жениха, чувствуя, против какой обиды борется её душа, возмущённая подобными вопросами не меньше, чем если бы зачитали обвинения в страшных грехах. — Изуку, останетесь непреклонны даже под пытками? — пересев ближе к принцессе, чтобы не упустить ни единого изменения на её лице, спросил Шото. — Господин Шото, вы начинаете забываться, — не выдержала юная Мидория, надув нижнюю губу и слегка повысив голос. — Члены императорской семьи верны своему слову и решениям — как можно, имея тот же статус, сомневаться! — прижав к груди руку, встревоженно вопрошала принцесса, теряясь, что же её больше заботит, смущение перед наследником Востока или же разочарование в его характере. — Нет лучшего качества для императрицы, чем неподкупность. Я смогу доверять вам, Изуку, это делает меня немного счастливее, — произнёс Тодороки, вновь узко улыбнувшись и сощурив глаза. — Изуку, если я не опротивел вам окончательно подобными вопросами, если вам ещё не противна мысль узнать меня, спрашивайте что угодно, спрашивайте, — услужливо предложил будущий император Востока, сложив руки на коленях и в ожидании снова наблюдая за императорской дочуркой. — Господин Шото, ваш характер столь же двулик, как и внешность, сие ужасно пугает, — вздохнув, молвила юная Мидория. — С позволения, прежде я хотела бы спросить о разговоре с моими братьями. Что была за беседа? — взволнованно спрашивала принцесса, чьи глаза наполнялись беспокойством и испугом. — Уважаемые шурины столь заботливы, что пожелали выкупить драгоценную невесту у жениха, — с неописуемой интонацией, в коей смешались насмешка, раздражение и даже искреннее удивление, повествовал юноша с гетерохромией, уставившись в далёкую точку где-то за горизонтом, будто бы вовсе не принимая участия в разговоре. — Вообразите, Изуку, шурины были готовы обменять целое королевство за вашу свободу. Неужто я увезу на родину столь ценную леди? — вопрошал всё с той же интонацией наследник Востока. — Простите, я обещал отвечать на вопросы, а вместо этого сам их задаю, — с сожалением извинился Тодороки, запоздало поняв оплошность. — Нет-нет, не извиняйтесь. Мои братья лишь беспокоятся за меня и только. Возможно, они не доверяют и проверяют, как и вы не так давно, но не стоит ценить меня хоть каплю больше нового дня: моих заслуг для цены в империю слишком мало, — заметила с присущей послушно воспитанным леди скромностью юная Мидория, когда в сердце растекалась тёплая пелена чувств привязанности и заботы. — Меж тем, скажите, ваши волосы и глаза… они довольно необычны для тех мест, где выросла я; на Востоке многие обладают такими? — спрашивала Изуку, будучи уверенной, что стоит начать расспросы с чего-нибудь лёгкого, не сильно личного, дабы не ранить никого. — Боюсь, что нет. Сколько живу, больше людей, подобных мне, я не встречал. В императорской семье у моих братьев и сестры также обычные волосы, так распорядилась природа, — развёл руками Тодороки, сам несколько разочаровавшись в пустоте этого ответа. — Что ж… я слышала от многих, вы часто бываете на поле битвы. Позвольте спросить, ваш шрам, вы заработали его в одном из сражений? Кто был ваш противник, что оставил такое напоминание о себе? — неуверенно задала следующий вопрос императорская дочурка, тут же вздрагивая, наблюдая, как быстро, точно стрелы лучших лучников, меняются эмоции на лице наследника Востока. — Не совсем так, — взяв верх над своими чувствами, начал Шото, — когда я был мал и несмышлён, матушка, нынешняя императрица, испугавшись доселе неведомого мне, опрокинула чан с кипятком на меня. Многие мелкие ожоги затянулись со временем, но этот до сих пор на моём лице, — дрожащей рукой прикасаясь пальцами к шраму, завершил фразу принц. — Сожалею, что спросила. Мне не хотелось задавать таких вопросов, простите моё любопытство, — растерянно протараторила слова о прощении юная Мидория, чувствуя, что это ещё не всё, но слишком болезненное воспоминание тревожить не стала. — С иной стороны, мы крайне схожи с вами природой наших ранений, — поднимая вверх руку, заметила императорская дочь. — Но я вовсе не в упрёк, — тут же заметила принцесса, видя, как помрачнел собеседник. — Дело не совсем в том, — покачал головой Тодороки. — Видите ли, в одну из первых встреч с Иидой я сломал тому руку, а при второй встрече с вами ранил уже вас. Быть может, я действительно проклят? Скажем, дух кривых рук? — всерьёз задумался наследник империи Востока, отчего юная Мидория рассмеялась, не сумев сдержать эмоцию. — Господин Шото, помилуйте, слишком смешно! — в попытке успокоить смешинку внутри себя, взмолилась принцесса. — Верно, многие страшатся вас из-за него, но не думаю, что есть у вас на белом свете хоть один столь сильный живой неприятель. И мне неизвестно, какие чувства шрам тревожит в вас, однако вы много прекрасней с ним, будто крепкий воин, несущий победу за своим плащом, как идущий с Востока ветер, — сжав ручки в кулачки и приподняв руки, сияя каким-то странным восторгом, сказала Изуку. — Как восточный ветер? — переспросил Шото. — Да, словно мощный и неудержимый порыв морского воздуха, приносящий жар и холод одновременно. Словно вы, имеющие от рождения два лика, таков и ветер, что доходит до Вольной империи с Востока, — пояснила с полуулыбкой юная Мидория. — Господин Шото, что-то не так? Почему вы молчите? — встревоженно спросила принцесса спустя минуту тишины, когда наследник Востока опустил голову вниз, а его плечи мелко задрожали. — Повторю вновь и буду повторять до тех пор, пока весь мир об этом не узнает, — вы очаровательны, Изуку, — вновь оборачиваясь боком к невесте, с улыбкой, ставшей шире прежней, бормотал Тодороки, закрывая пальцами лицо. — Изуку, моя будущая императрица, позвольте, позвольте взять с вас обещание крепче, чем слова. Позвольте пленённому вами человеку увериться в честности и более не изводить себя напрасными подозрениями, — одарив императорскую дочурку серьёзным взглядом, далёким от всяких шалостей, взмолился Шото, взяв руки принцессы в свои, пригибаясь, чтобы заглянуть юной Мидории в лицо, что вновь заалело от стольких прекрасных слов. — Милая Изуку, прошу вас… — Ничего, я понимаю, вам необходимо увериться в словах девушки, принимаемой в наших кругах за вещь, — кто взял, тому и принадлежит, — спокойным голосом отвечала императорская дочь, пусть щёки её оставались розовыми от смущения, а голосок становился выше и тоньше. — Вы понимаете столь многое, но продолжаете улыбаться и смотреть на вещи влюблёнными глазами — это столь поразительно, что я не нахожу слов, — произнёс юноша с цветными волосами и глазами, что шире распахнулись от удивления. — Ну разумеется! Господин Шото, человеческий век достаточно короток и без того несчастен, чтобы угнетать себя сожалениями по тем поводам, что всё равно неисправимы. Я не могу отчаиваться, ведь у меня здесь есть множество солидарных товарищей и, уверенна, в моём будущем таких найдётся ещё больше, — поразившаяся удивлению Тодороки, говорила принцесса, вновь потерявшись в карие-голубом взгляде, несколько тусклом, как и у любого правителя, но всё ещё бесподобном. — Знаете, Изуку, не нужно мне клятв: я не стану в вас сомневаться, просто позвольте вас поцеловать, — тряхнув головой, вновь с узкой улыбкой попросил об ином принц, про себя осознав слишком многое, чтобы настаивать на прежнем, но не начать желать чего-то большего, чем наблюдения за императорской дочерью и только. — Простите?! — взвизгнула юная Мидория, совершенно опунцовев и с испугу сжавшись в спинку своего сиденья, тут же закрывая рот руками, потому как голос был и вправду громок. — Вы слишком обворожительны, чтобы я мог удержаться; молю, всего один раз, — признался юноша с гетерохромией, глядя в сторону и также начиная рдеть: не каждое же утро ему приходится беседовать о столь смущающих вещах. Но он не любил, всего лишь был влюблён. — Но… Господин Шото, можно ли? — опустив изумрудные глаза в пол, вопрошала Изуку, не чувствуя в себе противоречий насчёт этого поступка или каких-то недовольств в сердце. — Никто ведь не будет этого знать — верно, некому и запрещать, — рассудил по своей справедливости будущий император Востока, и солидарная с ним принцесса едва заметно кивнула и закрыла глаза, доверяясь Тодороки и его решениям.       Кроткий поцелуй был подобен касанию пролетающего мимо цветочного лепестка, напитавшегося солнечным светом, — столь же тёпл и нежен. Имей Изуку меньше скромности, всенепременно бы согласилась, что поцелуй пришёлся ей по нраву, но за неимением большей, чем есть, смелости юная Мидория лишь восторженно выдохнула, закрывая руками губы, словно бы усердствуя, дабы сохранить чужое тепло подольше при себе. Когда же несколько смущённый собственным желанием юноша решил было начать разговор, лишь бы затянувшаяся тишина больше не давила на плечи, к беседке подбежала чем-то обеспокоенная каштанововолосая служанка. — Моя госпожа, смею просить прощения за прерванную беседу, но почтенный император просит навестить его, — заговорила Урарака, кланяясь в поясе и глядя на носки собственной обуви, дабы не показать своей осведомлённости в происходящем. — Отец? — тревожно переспросила Изуку. — Что, что с ним, Очако? — вскочив с места, вопрошала императорская дочь. — Свет императорской жизни гаснет, император чувствует, что нить его стремительно истончается, и потому желает увидеться с дочерью, — сказала служанка. — Господин Шото, прошу меня простить!.. — наскоро извинилась за столь невежливое прощание принцесса, поспешив в отцовские покои, тревожась за состояние родителя и повинуясь его воле. — Очако, не последуешь за своей госпожой? — увидя оставшуюся стоять на месте Урараку, задал вопрос будущий император Востока. — Мой господин, прежде мне дозволено спросить у вас нечто? — кланяясь ниже прежнего, уверенным голосом вопрошала в ответ Урарака. — Нечто? Что же тебя интересует? — вновь спрашивал Шото неизменно безразличным голосом. — Считаете ли вы достойным себя моей госпожи? Госпожи, сумевшей поразить ваше сердце, — вопрошала Очако, по-прежнему не поднимая головы. — Смелые же слуги воспитываются в Вольной империи. Я дам тебе ответ позже, а теперь поспеши к Изуку. Не оставляй её в одиночестве, — произнёс юноша с гетерохромией, направившись на лёгкую прогулку по дворцу, натыкаясь на синеволосого слугу, начавшего о чём-то громко болтать и всячески избегать взглядов господина, будто бы зная нечто, чего знать бы не желал, за первым же поворотом.       Изуку спешила по коридорам, задевая по пути пару слуг и спотыкаясь о какой-то из расшитых ковров, чей край так не вовремя замялся, ища глазами всего одну дверь: дверь, ведущую в отцовские покои. Император болел вот уже долгие годы хворью, что в народе зовётся попросту — старость. Правитель передал регалии своей супруге, и та, пока росли и подрастали дети, приняла на себя тяжёлое бремя вместе с заботой и о муже. Принцы воспитывались крепко сложенными военачальниками и мудрыми учителями, понемногу впитывая то лучшее, что могла дать им империя и высокий статус, а маленькая принцесса посвятила себя луку и книгам, что могла найти в стенах дворца, беседам с императрицей Инко и редким разговорам с отцом, к коему нечасто допускал императорскую дочь придворный врачеватель. Такой была тихая жизнь, и вот, кажется, наступил её острый поворот. — Отец, отец, ты хотел меня видеть? — дважды постучав в дверь и впорхнув в императорские покои, робко спрашивала юная Мидория.       Комната, где разделили власть правитель и полумрак, была удушена в запахе лекарств, лечебных мазей и благовоний; от них немного кружилась голова и мысли танцевали в голове свой собственный танец. На письменном столике, что устроился напротив постели, догорал слабый огонёк свечи, а тени от него плясали по стенам, придавая хоть немного живости этому месту, поглощающему всякий свет надежд. На широкой постели облокотившись на десяток подушек, полулежал император, натянуто улыбнувшись голосу дочери, пришедшей по его просьбе. — Изуку, это ты, дочурка моя? — устало спрашивает он, поворачивая голову к принцессе, севшей подле. — Да, отец, я, — кивает принцесса, приобнимая чужую руку, прижимая ту к щеке. — Прости, что не смогла увидеться с тобой раньше. Наш лекарь всё твердил, словно нельзя ещё к тебе, — трогательно вздыхает юная Мидория, с горечью во взгляде смотря на отца. Императорская дочь понимает столько вещей, но не может многие из них просто принять, не желая даже вспоминать о них. — Сейчас это уже не так важно, — замечает равнодушным голосом император, без сил показывать эмоции. — Да, отец, — послушно соглашается принцесса, не видя поводов для неподчинения. — Изуку, от твоих братьев я слышал, что твоя прелестная матушка отыскала тебе жениха… — уставившись в потолок, начал тихо правитель. — Да, отец. Господин Шото — тот, что с Востока, — будет моим супругом. Счастлив ли ты, отец, слышать такие вести? — крепче сжимая отцовскую руку, с улыбкой рассказывает дочь, стараясь не унывать даже сейчас, дабы не причинять лишних беспокойств отцу, радуясь, что может поделиться с императором чем-то новым, чем-то интересным и хорошим. — Пожалуй, это добрые вести, — соглашается спустя время правитель, тяжело вздыхая. — Тебе по нраву жених? — вопрошал правитель, повернув голову к дочери, разглядывая её блестящие и живые глаза, чему был счастлив.