Surveillance

      Хосок позволяет трогать себя только Юнги. Именно Мин может держать его за руку, обнимать, перебирать его волосы, спать рядом с ним. Намджуну Хосок такого не позволяет, несмотря на то, что тот тоже является его близким другом.       Чон познакомился с Юнги, ещё в морозном декабре, тогда и впервые спал с ним под одной крышей. Поначалу он стеснялся Мина, был далёк от него и держал расстояние даже в разговорах, не то что в физическом контакте. Намджун приволок промокшего и замёрзшего пса посреди ночи, сказал, что это его друг детства. Юн повёл себя тогда не дружелюбно и отстранённо, это и послужило их не самым хорошим начавшимся отношениям. Хосок думал, что Юнги в одиночестве спокойнее, но после оказалось, что этот парень свой в доску, и они быстро сдружились.       Юнги подаёт Чону кружку чёрного чая с лимоном, приготовленную сразу, как они пришли домой к оленёнку. Мин за несколько месяцев дружбы успел выучить Хосока наизусть: когда и какие напитки он пьёт, когда его лучше оставить одного, а когда быть рядом, когда соблюдать дистанцию, а когда обнимать и успокаивать. — Он был со мной.       Не сразу, но Хосок начинает разговаривать. Он решает, что нужно рассказать всё поскорее, пока здесь только одна пара ушей. — Кто это был? — спрашивает Юнги, садясь ближе к другу. — Я не видел. Сказал, если я посмотрю, то он убьёт меня.       Мин становится серьёзнее. Он кладёт ладонь на острую коленку Чона. — Мы защи- — Я не уверен.       Юнги прищёлкивает язычком от раздражения. Порой Хосок настолько невыносим, что хочется поскорее избавиться от него.       «Иди ко мне», — с этими словами Мин сгребает Чона в свои объятия, заранее забирая и отставляя кружку с чаем. Он дышит прямо в затылок, перебирает крашеные волосы. И Хосок, кажется, тает от такого. Юн редко нежен, но если это «редко» наступает, то в него действительно можно влюбиться. То, насколько аккуратны его движения, ласковы его прикосновения и теплы его объятия, лишают дара речи и погружают в лёгкий сон. — Хосок, я ради тебя отказался от общения с друзьями. Ты серьёзно думаешь, что я не сделаю всё, чтобы помочь тебе? — Ты же мне веришь?       Хосок постоянно спрашивает это, потому что боится остаться один. А Юнги всегда отвечает вопросом на вопрос. — Чему именно?       Чон обычно молчит, не находя достойного ответа. Потому что верить нечему. Хосок не лжёт, но и правды не говорит. — Ты не поведёшь меня к психиатру? — А ты этого хочешь?       Такая их игра может продолжаться вечно. Юнги слишком упёртый, а Хосок не знает ответов. У каждого из них свои правила. Мин пытается разговорить друга, вывести на чистую воду, чтобы помочь, а Чон хочет быть уверенным, что к нему не относятся как к маленькому ребёнку. Он хочет, чтобы его воспринимали всерьёз, потому что знает, что болен.       Намджун появляется в ненужное время в ненужном месте как обычно. Зато у него с собой жизненно необходимый кофе для любимой собачки и острая лапша для единственного друга-нехищника. Киму тоже пришлось отказаться от общения с друзьями, но он ни капли не жалеет. Дружба с Хосоком временем проверена, он ей дорожит.       Юнги рассказывает Намджуну лишь то, что сам смог узнать у Хосока. Младшего он отправляет спать, потому что стрессы так лучше переживаются. Сам до самого вечера сидит с Кимом на кухне. Они решают остаться ночевать у друга, не потому что думают, что кто-то вломится, а потому что Хосока в таком состоянии оставлять нельзя. Он не самоубийца, но теперь они в этом не уверены.       Чон из комнаты до следующего дня не выходит: спит четырнадцать часов, а просыпается аж в двенадцать дня. Первое, что делает Хосок — закрывает везде занавески. Паранойя набирает обороты. Хо даже думал, что можно сбежать и жить где-нибудь вдали от цивилизации. Но идею быстро отбросил, потому что он нуждается в общении, хоть и с одними и теми же людьми. Без Юнги и Намджуна он долго не протянет.       Последних, кстати, он в квартире не обнаруживает. Хосок может и заперся у себя в мире, но у его друзей жизнь. Они учатся, работают, отдыхают, у них свои близкие люди и интересы. И Чон всё ещё чувствует себя одиноко. Возможно, это немного эгоистично, но хочется, чтобы всего себя ему отдавали. Хочется для кого-то быть тем самым близким человеком, тем самым увлечением, интересом.       Чон ждёт друзей час, второй, третий, а потом понимает, что нет. Хочется побыть одному, не выслушивать очередные интересные истории от Намджуна, не смотреть фильмы, не болтать с Юнги. Сейчас хочется другого, и ни Юн, ни Ким не должны видеть этого.       Хосок запирает входную дверь и оставляет ключи в замочной скважине.       Такое бывает. Обычно это случается раз в два-три месяца, но у Хосока, с его положением, изоляцией от общества, это желание возникает раз в месяц. И из-за того, что ему не с кем пережить этот период, он жутко страдает.       Чон достаёт из-под кровати коробку. Самую обычную, кажется, от какой-то зимней обуви, но он уже не помнит. Снимая крышку, оленёнок шумно сглатывает, нервно поглядывая на содержимое.       Это продолжается пару дней, а потом отпускает. И Хосок не подпускает к себе никого, потому что единственное чего ему хочется — это трахаться. Чон друзьям в таком состоянии не показывается. Он не хочет висеть на шее Юнги или Намджуна, а потом краснеть и извиняться за свои слова и действия.       Хосок садится на кровать, предварительно раздевшись. Он подкладывает большую мягкую подушку под поясницу и раздвигает ноги, замечая, что коленки мелко дрожат, впрочем, как и он сам. От предвкушения и разгарающегося жара внизу живота, у него уже сбивается дыхание.       В общем, Юнги начинает догадываться, что происходит. Пару раз он уже заставал Хосока, когда тот даже не успевал дойти до самого главного. Но судить никто не будет, потому что в этом мире абсолютно все в таком положении. Юнги — последний человек, за которого волнуется Хо. Если Мин узнает, что тот гей, то не будет истерик, серьёзных разговоров, драмы. Потому что это чёртов Мин Юнги, его спокойствия на несколько буддийских храмов хватит. А ещё потому что сам Чон подозревает, что Юн тоже не натурал, и вообще, он спит с Намджуном, стопудово.       Хосок смазывает пальцы и плавно проталкивает их в себя с рваным выдохом. Вибратор небольшой, чтобы доставить боль, но ему всё равно приходится растягивать себя. Пальцы двигаются медленно, приятно тягуче, и узость — одна из вещей, которую Чон в себе ненавидит. Во-первых, любое проникновение приносит дискомфорт и боль. Во-вторых, растяжка занимает много времени. В-третьих, какой вообще нормальный секс можно получить?       Парень заменяет пальцы вибратором и включает его на максимум, потому что терпеть уже нет сил. Под громкий протяжный стон он стукается затылком о стену, закидывая голову в экстазе. Дыхание у Хосока шумное, сбивчивое, будто он задыхается. Стонет он тонюсеньким голосом, комкая в кулачках простынь. Член к животу уже прижимается, Хо чуть съезжает вниз, чтобы удобнее было. — Недостаточно...       Чон ведёт рукой по белым простыням, вслепую нащупывая анальные шарики. Ещё одна игрушка не помешает.       Покупать их было очень стыдно. Сначала просто вибратор, потом фаллос. Хосок скромно принимал пакет с покупками от какой-то милой девушки, чья улыбка в такие моменты была совсем недружелюбной. После захотелось чего-то нового, чего-то наподобие прищепок, анальных пробок, катетеров. Глаза разбегались при виде товаров на стендах в магазине.       Хосок встаёт на колени, на одну руку кладёт голову, другой рукой вставляет игрушку. С первым и вторым шариком из груди вырывается шипение. Когда в нём исчезает третий, то его реально потряхивает. Четвёртый, пятый. Оленёнок жалобно стонет, царапая ноготками мягкую постель, когда шарики проталкивают вибратор глубже, и тот упирается прямо в чувствительную точку. Внизу живота жар остаётся по прежнему сильным, желание кончить усиливается с каждым мгновением, но всё ещё мало.       Хосок плачет. — А-ах, недостаточно...       Его мелко трясёт от чувства заполненности. Он безостановочно стонет, повиливая бёдрами. Маленькие ушки инстинктивно прижимаются к голове. Хосок выгибается в спине настолько, что грудью ложится на простыни, выставляя задницу кверху. Он смущённо касается самого себя. Ведёт пальчиками к головке и размазывает сочащуюся смазку по всей длине. Чон не торопится, плавно надрачивает, играясь с уздечкой. Резкие движения ему не нравятся, хочется нежнее. Хочется чтобы кто-нибудь другой и поласковее.       Хосок обильно кончает на простыни с громким всхлипом, вовремя закусывая губу. Шарики со смущающим чмоком выскальзывают из сжимающейся дырочки. С губ срывается судорожный стон. Он даже не спешит идти в душ: просто сворачивается клубочком на краю кровати и засыпает на три часа.