Surveillance

      Хосок не знает, где он так прокололся. Он в тот день вернулся к Юнги на сеанс с достаточным количеством одеколона, чтобы перебить запах чужого зверя. Когда его распрашивали, куда он пропал почти на четверть фильма, то сказал, что плохо стало. Он даже просидел до конца фильма, а потом ещё улыбался Мину по дороге домой. Чон смог держаться стойко, не реветь, не психовать, хотя паника уже сжимала горло. Он правда старался вести себя так, чтобы его друзья поняли, что ему лучше, что у их Хоби всё хорошо.       Стеклянный замок начинает рушиться, когда к нему приходит Намджун. — Я вижу, что у тебя всё налаживается, но давай ещё раз сходим к Чимину?       У Хосока взгляд по комнате бегает. Он думает, что если сейчас взглянет на Кима, то тот всё поймёт моментально. Чон тщетно вспоминает, где его спалили, но Джун смотрит так, будто ему и неважно. И это он подтверждает своими словами. — Если ты не хочешь, то тогда никуда не пойдём, ладно? Но ты ещё подумай, что он может помочь.       Намджун глядит на Хосока последний раз так, будто парень обязан согласиться. Чон кивает и выпроваживает друга из квартиры. Как только он закрывает дверь, то уже первые слёзы катятся по щекам. Оленёнок ревёт тихо, но так сильно, что на ногах устоять не может. Он опускается на пол, напротив входной двери. Тот самый момент, когда кто-то должен зайти и успокоить, но проходит минута, пять, десять, а никто так и не появляется.       Хосоку обязательно вообще куда-то выходить? Кино, парк аттракционов, торговые центры — они обязательны? Чон помнит, что в школу ходить нужно было обязательно, здесь безоговорочно, но тогда ему было десять лет, и за каждым его шагом следили родители. Теперь их функции выполняют Юнги на пару с Намджуном, и тут уж правда, смотрятся они как парочка.       Общение с людьми тоже такая важная и неотъемлемая часть жизни? Все говорят, что человек без общества не может, но Хосок-то выживает. Если у него получается, если это не приносит ему боли, то значит ли это, что всё хорошо? Он общества как огня боится. Чону покой бы и тишину на всю оставшуюся жизнь, но никто ему этого не даст. Даже тот зверь, который только и делает, что пытается поймать момент их встречи вновь и вновь.       Седьмая кружка чая и немного снотворного помогают успокоиться. Хосок еле доходит до своей комнаты и ложится на краю постели, укрываясь пуховым одеялом с головой. Будет жарко, но он предварительно пооткрывал все окна, впуская в квартиру холодный воздух. Он засыпает практически мгновенно, и правда жалеет об этом через несколько часов, когда просыпается.       Во сне, в котором он так нуждался в последние дни, его ждёт тот, из-за которого он как раз-таки спать нормально не мог. Хосок зверя не видит, лишь слышит его рычание, размеренное шумное дыхание. А потом чувствует сильные руки, что хватают его за запястья, толкают к стене и жмутся к шее. Когти впиваются в нежную кожу, пуская по ручкам первые струйки крови. Чон ревёт и кричит, пытается вырваться, дёргаясь в крепкой хватке. Но он замолкает, когда его припечатывают к стене с новой силой, и острые клыки легко прошивают тонкую кожу на шее, вырывая кусок мяса.       Хосок просыпается моментально с красными глазами и мокрыми щеками. Он дышит сбивчиво, из груди вырываются всхлипы. Чон понимает, что лежит на полу, запутавшийся в одеяле. Лопатку нещадно саднит, и голова кружится от падения. Он вспоминает собственную кровь, себя с обглоданной шеей, и спешит в ванную, где его выворачивает. Оставшиеся часы утра он проводит там, под холодными струями воды и своими мыслями.       Хосок встречает Юнги около двух часов дня, заранее приготовив обед и убрав весь беспорядок. Мин смотрит ласково и улыбается, говоря, что Чон не выглядит таким бледным как раньше. О своём сне парень же не рассказывает и не собирается. Его опять потащат к этому Чимину, его опять сочтут больным. И вместо этого он в очередной раз играет с Юнги в приставку, смотрит какой-то боевик, и в конце всего этого дня их тянет на разговоры. — Намджун уже предложил тебе... ну... — Да, — тихо отвечает Хосок, сминая в руках край подушки.       Юнги молчит достаточно долго и смотрит как-то виновато. Чон весь такой побитый, что Мин без сожаления на него взглянуть не может. Хочется пригреть, приласкать, заверить, что всё будет хорошо. Но Хосок даже лгать не станет, просто отрицательно замашет головой. —Юнги, я правда не больной, пожалуйста...       Хосок всхлипывает слишком громко, и Мин дёргается резко от неожиданности. Чон поднимает мокрые глаза и смотрит прямо в душу, извинясь и повторяя, что он не сумасшедший. Юнги льнёт к оленёнку, обвивая его шею руками и прижимая к себе. — Я тебе верю. Честное слово, Хоби, и я не заставляю тебя. Просто мне так хочется помочь тебе, что иногда я могу преувеличивать. Извини, но я волнуюсь о тебе.       Чон не заставляет ждать и в ответ слабо сжимает Юнги в руках, укладывая свою голову ему на плечо. Мин чуть поддаётся вперёд, к дрожащему от беззвучного плача парню, и падает на постель, укрывая их обоих пуховым одеялом. Через пару минут, когда Хо практически успокаивается, они наконец находят удобную позу для сна и закрывают глаза до самого утра.       Сон выходит таким натуральным, что Хосок после него ещё долго ощущает на себе отпечатки сильных ладоней. Его вновь успевают схватить прежде, чем он спрячется. Чон замирает в шоке, когда к его лицу кто-то приближается. Всё происходит так быстро, что он даже зажмуриться не успевает. Его целуют тягуче, с языком, смакуя губы и прижимаясь всем телом. А потом Хосок чувствует острые когти, что расцарапывают грудную клетку, доходя до рёбер, и он даже закричать не может.       Мечущегося парня ловит Юнги, придавливая к постели. Хосок разлепляет глаза не сразу, но сделав это, пугается нависшей над ним фигуры ещё больше. Мин смотрит обеспокоенно, спрашивает про его самочувствие. Чон не отвечает, наспех вытирает слёзы и тянет ручки к Юнги, призывая его обняться.       К психиатру он всё же идти решается. Теперь точно. — Прости, в прошлую нашу встречу я повёл себя не профессионально.       Чимин на пороге своего кабинета встречает Хосока. Тот выглядит как-то уж совсем несчастно, и Пак грустно улыбается, пропуская его. Он спешит заварить чай, чтобы создать хоть какую-то уютную атмосферу, и чтобы Чон почувствовал себя как дома. — Где Юнги или Намджун? — спрашивает Чимин, заливая кипяток в чашки.       Хосок медлит с ответом, засмотревшись на пар и льющуюся воду. — Я сам пришёл.       Чимин замирает, осмысливая, что сказал сейчас оленёнок. Что-то происходит. Что-то, что доламывает Хосока окончательно, вынуждая идти на такие меры. — Намджун говорил тебе, что я- — Да, и они не знают, что я здесь. Я пришёл к вам сам.       Чон смотрит серьёзно, исподлобья, но в то же время взгляд просящий. Чимин подаёт ему чашку на блюдце, чтобы тот не ошпарился, и присаживается напротив, всем своим видом показывая, что готов слушать.       Хосок обречённо вздыхает: — Я пришёл к вам, потому что вы не считаете меня больным. — Я вообще-то психиатр, и это моя задача — работать с больными. Откуда ты знаешь, что я не считаю тебя сумасшедшим? — Мне так кажется, разве нет?..       Пак ловит затравленный взгляд Чона, но не отвечает на вопрос. Вместо этого он, не отрывая глаз, кивает, говоря, что тот может продолжать. — Мне приснились кошмары, — мямлит Хосок, делая первый глоток, не обращая внимания на то, что вообще-то чай очень горячий. — Он меня догнал и съел. Боже, он просто вырывал из меня куски мяса.       Чон ставит чашку на кофейный столик, активно жестикулирая во время речи. — Кто он? — осторожно спрашивает Чимин, чтобы не спугнуть парня. — В том-то и дело, что я не знаю. Я не говорил этого, но он меня трогает. В прямом смысле, он ловит меня и касается везде, где хочет. Мне страшно, он угрожает мне. Завязывает глаза и говорит, если я сниму повязку, то он меня убьёт. Мне нужна помощь, пожалуйста.       Хосок подрывается с места, и Чимин успевает оказаться рядом и заключить в объятия содрагающееся от накатывающей паники тело оленёнка. Он ведёт рукой по мягким волосам, успокаивая, и что-то шепчет. Что-то, даже сам Чон разобрать не может. Чимин делает глубокий вдох и понимает, что на парне нет одеколона, который можно было за два метра почувствовать. — Почему ты не скрыл свой запах? — Пак отстраняется, но из рук Хосока не выпускает. — Это... ну... д-долгая история, наверно... — Ты правда готов? Я-то помогу, Хосок, но ты понимаешь, что тебе придётся рассказывать мне всё? Довериться мне?       Чон молчит с минуту, обдумывая ответ, но он очевиден. Хосок уже рассказал практически всё, просто не вдавался в подробности. Он действительно верит, что этот смазливый и неопытный на первый взгляд мальчик может помочь. Поэтому оленёнок тянет ручку, мягко прикасаясь к чужому плечу, и обнимает в ответ, но с какой-то опаской, будто зная, что из этого ничего хорошего не выйдет.       И правда, горящий злостью взгляд скрывается за дверью, так и оставаясь незамеченным.