Surveillance

      Юнги спустя пару дней после последней встречи с Чонгуком едет к реке за городом, которую всегда ненавидел за то, что она такая маленькая, широкая и мрачная. Вода грязная, дна не видно, поэтому брошенный в неё телефон легко исчезает. Мин ещё хочет сам в реке утопиться, но это так не работает. Возможно, это стало бы наилучшим концом, кто-нибудь наверняка бы аплодировал, но это кажется не совсем правильным. И хотя все книги и сериалы про потерянных именно так и заканчивались, хочется всё равно чего-то другого, отличного от смерти и серых дней, окрашивающихся в слёзы.       Хосок был кем-то, кому Юнги мог отдавать свою сверхзаботу и понимание, которые сейчас не имеют такого уж и большого смысла. Чувство ответственности появилось совершенно неожиданно, потому что Юн никогда не прятал в себе мамочку, в нём её попросту не было. Увидев однажды Чона, он решил, что может быть он и не был никогда самым добрым и бескорыстным, но зарождающаяся на тот момент жалость вынуждала делиться лаской. Он расцветал с Хосоком как личность, отдавал взамен достаточно и был в каком-то смысле счастлив. Просто даже когда ему нужна была поддержка, Мин находил её в сломанном парне. И это было его самой большой ошибкой, потому что искать надежду в безнадёжном человеке так же, как и доставать звёзды с неба.       Чонгук был вечно раздражающим донсеном, и на самом деле нравился Юнги, только когда молчал и знал своё место. Он часто лез не в своё дело и портил всё, к чему прикасался. Нет, Гук ничего не ломал, не терял, но действовал на нервы и рушил спокойную обстановку. А это было очень важно для Хосока, особенно в его положении. Чонгук нагло врывался в их личное пространство и ворошил всё.       И нет, Юнги не знал младшего с другой стороны. Он не видел, как Чонгук вытирал слёзы Хосоку и заботился о нём всегда так, как хотелось бы самому оленёнку. Не видел, как Чон боялся нарушить личные границы своего хёна, пытался наладить с ним контакт. Юнги не знал о всём том волнении и страхе, которые испытывал кролик. Мин не слышал, как ревел Чон все ночи после пропажи Хоби. Единожды видел сигарету в руках, но не видел, как они дрожат, слышал громкие обещания, но не слышал, как ломался голос. Юн чувствовал уверенность и твёрдость в парне, но не чувствовал полных бушующих эмоций внутри. Юнги ведь не единственный бедный. Рядом с ним был Чонгук, несший на себе ответственность за Хосока и психическое состояние самого пса.       Он понятия не имел, что Чонгук вообще-то очень-очень хотел помочь Хосоку, что он за него жизнь отдал бы. И возможно, зная об этом, Юнги бы плакал, потому что мальчик на первом курсе с блестящим будущим должен идти немного по иной дороге, потому что сворачивать с верного пути по собственному желанию, понимая, что всё окончится, — просто верх отчаяния или глупой подростковой влюблённости. В Чонгуке было всё одновременно и в строгой последовательности, но это не имеет значения, когда всё действительно кончилось.       О своём здоровье Юнги, кажется, не заботится, ведь отбирание оставшихся после младшего сигарет становится обыденным делом. Намджун прилагает усилия и запрещает пить, гулять одному и выходить в дождь раздетым. Ким сходит с ума вместе с Мином, но немного по-другому. У Юнги — первые признаки паранойи, у Джуна — стрессы на нервной почве и синяки под глазами от недосыпа. Юнги часто разговаривает с Сокджином теперь из-за пропажи Чонгука и сидит дома, а Джун бегает от университета до полицейского участка, иногда от кухни до спальни, чтобы помочь Мину. Юнги боится и смотрит жалобно, Намджун раздражённо моргает красными глазами и стирает руки в кровь о голые стены.       На улице конец весны, а почему-то чертовски холодно. И квартира теперь тоже холодная, и кровь не греет.       И однажды мрачность мира и его тяжесть так давят на плечи, что не ломают, а лишь злят и придают неожиданную смелость. Намджун заваливается домой часов в десять ночи и, даже не разуваясь, в грязных кедах идёт в спальню. — Мы уезжаем отсюда, — строго бросает Джун, а следом на растерянного Юнги летит его куртка.       В глазах полное непонимание, но кажется, что если Мин спросит, то выставит себя самым глупым псом на свете. — Я не могу выехать из города. Я подозреваемый, Намджуни, — грустно улыбается Юн, но куртку надевает, потому что зябко. — А мы за границу летим.       Юнги давится воздухом и отбирает у тупо улыбающегося Намджуна билеты. Надпись «Норвегия» в голове выжигается больно, а перед глазами плывёт. Мин приглушенно смеётся, понимая, что какой-то глупый подростковый сериал, который любила его мать, так же закончился. Она ещё часто говорила, что если её сын от неё сбежит, то она ему чертей даст. Что ж, если Юнги согласится, то должен будет получить уже тройное наказание. Вот только не согласиться у него выбора нет. — Мне жаль, что так вышло, — говорит Джун, нежно целуя парня. — Я втянул тебя в это, не зная, что может произойти. Эти билеты — моё извинение. А если согласишься, то у нас большое будущее.       Насчёт большого Юнги не уверен, но то, что оно будет да ещё и счастливое — это точно. Мин часто цеплялся за что-то раньше, боялся отпускать. Он думал, что если что-то пришло в его жизнь, то уходить уже не должно. И любые потери давались ему так тяжело, что без твёрдого Намджуна в своей жизни он бы не справился. Отпускать всегда было тяжело, но после осознания, дышалось чертовски хорошо и легко. — Чонгук умер, — подталкивает его Намджун и берёт ладошки Юнги в свои.       Глубокий лёгкий вдох и хриплый шёпот ровно разрезают ночной воздух, не оставляя после себя зацепок: — Хосок ещё раньше.       А улыбка счастливая-счастливая.

***

      Тэхён понятия не имеет, что происходит. Просто плач навзрыд пугает до сжавшихся лёгких. Он даже представить себе не может, что случилось на самом деле, что такого могло довести Хосока до истерики. Оленёнка трясёт от плача, складывает пополам от страха, а сердце Кима, кажется, комкается в отвратительный кусок мяса. — Я просил тебя! — Крик выходит таким громким и отчаянным, что Тэхён начинает верить в то, что виноват, и перебирать все возможные варианты того, что он мог сделать. — Ты знал?       Тэхён открывает рот, потому что ему есть, что сказать, но лишь машет головой. Воздух пропитан такой болью, а Хосок такой хрупкий с мелкой дрожью, что зверь боится сделать вдох, будто он может сломать парня окончательно. Ким тянет руки, говорит что-то успокаивающее и пытается схватить мечущегося парня, пока сам рассыпается в чёрный липнущий к одежде пепел.       Он сам в невероятном ужасе от Хосока, потому что у того конкретная истерика до сорванных хрипов и дрожи. Тэхён видит, как оленёнок пытается сделать нормальный глубокий вдох, но ничего не выходит, и он плачет с новой силой. Внутри рушится всё от громкого плача, и тигр уверен, что сейчас умрёт, если Чон не успокоится. — Я ничего не знаю, я не понимаю, Хосоки. — Тэхён делает ещё пару шагов вперёд, протягивая руку, и смотрит с такой болью, потому что сдерживаться уже слишком тяжело. — Расскажи мне.       Хосок отнекивается, говорит что-то несуразное сквозь всхлипы. Ким половины слов разобрать не может, потому что это совсем не связанные друг с другом слова. Чон пытается стереть слёзы, пока плачет с новой силой, заглушить скулёж, кусая язычок, но выходит плохо, и он делает шаги назад в попытке убежать от тянущейся руки Тэхёна. Только его хватают за запястье слишком осторожно, не сдавливая, и прячут в объятиях таких же нежных. Ему рукой в волосы зарываются, успокаивающе гладя, прижимают к себе и целуют куда-то за ушком. — Тэхён, Тэхёна... м-мне не понравилось, совсем не вкусно, честное слово. — Хосок в ответ цепляется пальчиками за широкие плечи, а зверь растворяется во времени, чёртовом пространстве, которого сейчас так мало, и уже тихом плаче оленёнка. Его имя звучит совсем иначе, так, будто в нём нуждаются, ищут поддержку и помощь, которую Тэхён готов дать Чону. Он нестерпимо хотел услышать своё имя хосоковым голосом, и Ким не ошибся, потому что оно звучит прекрасно именно с этих губ.       Тэхён молча подхватывает Хосока на руки, пока тот позволяет быть настолько близко, и укладывает на постель. Он встречается с таким безумным и печальным взглядом, что практически умирает от внутреннего кровотечения, потому что сердце, кажется, только что разорвалось. Ким отвечает на все прикосновения Чона, параллельно шепча ему на ухо что-то успокаивающее. А когда собирается уйти, то его хватают за руку. — Я принесу тебе воды и обещаю, что останусь рядом.       А после Тэхён заставляет непонимающего ничего Хосока выпить снотворного и ждёт, когда таблетки подействуют.       Чон почти не плачет, но дышать так тяжело из-за накатывающей истерики, что грудь вздымается сильно. Зверь чужие ладошки в руках держит, в самые глаза смотрит и слушает внимательно. Хосок рассказывает всё. Не связно правда, отрывками, с частыми всхлипами, потому что сил не остаётся даже поплакать, но рассказывает, даже не замечая, как медленно закипает Тэхён. Тигр целует в лоб со всей нежностью, предлагает спать лечь, а Хо не слышит, потому что уже спит.       Тэхён тогда Джина к стене толкает со всей силы, даже не волнуясь, что Чон проснётся (и не проснётся, потому что доза нормальная была). Он практически бросается на него, кулаки сжимает, чтобы не врезать по внезапно серьёзному лицу. — Да как тебе такое в голову пришло? — Ким слова выплёвывает со всей имеющейся ненавистью. Нет, он точно Хосока никому не доверит. Тэхён единственный, кто знает, как правильно обращаться с ним. Он знает каждую клеточку тела, знает, куда лучше нажимать, чтобы Чону комфортно было. — Ты нормальный вообще? — А ты? — Джин перехватывает руку брата и отталкивает назад. — Да послушай же. Ты сам-то видишь, что случилось? Ты ведь совсем от рук отбился.       Тэхён губы кусает, чтобы молчать и не сказать ничего лишнего. Конечно, он видит. Это всё происходит с ним сейчас и как-то совсем не обратимо. Просто однажды Ким свернул не туда, и ему так понравилось, что возвращаться не хочется. Вроде бы пора уже, но он ещё не надышался и уверен, что и до конца жизни не надышится. — Хосок тебе не нужен. Это минутное помутнение, понимаешь? Всё прошло бы как и раньше, но ты заигрался.       Тэхён рычит, но бросаться так неблагоразумно. В словах Сокджина столько же лжи, сколько и правды. Хосок Тэхёну пожизненно нужен, чтобы рядом, в сердце. И это не минутное, и совсем не помутнение. Чон не на одну ночь нужен, не просто, чтобы регулярно тискать его или просто для факта, что он якобы Тэ. Оленёнок — воздух, целая вселенная, смысл жизни, надежда и ещё много чего, что так необходимо Тэхёну для жизни. И тигр ведь за двадцать один год не просто потешался, не наблюдал за многими просто так, а для того, чтобы найти своего зверька. Потому что он называет себя самодостаточным, но нуждается в бескрайней любви. Ким говорит, что и сам в принципе сможет, но хочет, чтобы о нём тоже заботились. Он вполне комфортно чувствует себя, когда один, и никто не отвлекает, но Тэхён вот-вот умрёт от того, что никто не заполняет всё его свободное и несвободное время. — Так почему ты сразу не убил его? — А было бы лучше, если бы я убил его? — Джин изгибает бровь, смело смотря на Тэхёна. — Ты ведь мне тоже не безразличен, понимаешь? Ты всё ещё мой брат, и я правда хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Но Хосок... Да ты посмотри на него!       Тэхён клацает зубами и хватает Сокджина за воротник рубашки, пока тот даже не противится. И как же ему не нравится то, каким тоном произносит Ким имя Чона. С большим презрением, так отвратительно, будто тот и не человек. Тэхён ведь не виноват, что ему такие как Хосок нужны. Поломанные, ранимые, те, кто вечно нуждаются в поддержке и сильных руках. Хосок плачет и капризничает часто, но это именно то, что было нужно Киму. И кто же осудит его теперь. — Ты к нему со всей любовью и заботой. Ты думаешь, я не вижу? Да я рад за тебя. Но Хосок ведь плевать хотел. Ему всё равно. — Я видеть тебя не хочу. — Тэхён не церемонится и толкает старшего ко входной двери, мгновенно успокаивая в себе бурю эмоций, говоря ровным строгим голосом: — Я серьёзно, Сокджин. Проваливай. Мне всё равно. Можешь открыть на меня дело в полиции, можешь продолжить прикрывать. Но Хосок остаётся со мной, а я с ним. И я бы решил свои проблемы, хён, но у меня их нет. — Сказав, что ты доигрался, я имел ввиду не только сторону нашей семьи и твоей жизни. Ты смотришь слишком поверхностно и никогда не увидишь то, что в априори невозможно.       Джин свой дубликат ключей от дома Тэхёна ему в руки кидает, смотрит как-то обиженно и зло, а потом говорит неожиданно слишком громко и так, будто это его последние слова: — Хосок тебя ненавидит. И если ты рассчитываешь на что-то большее, то уже слишком поздно.