Сожаление

Если бы Эртур умел плакать, он бы зарыдал навзрыд, когда пришли известия о гибели Элии и ее детей. Но глаза его остались сухи, и он коротко обронил: — Принцесса не должна узнать об этом. Это повредит принцу. В тот момент он думал только о ребенке Рейегара внутри нее. Лианна Старк никогда не нравилась ему, и не ее он хотел защищать. Но именно она стала его смыслом жизни на все те дни после гибели Рейегара, после захвата Королевской Гавани. Пока у Эртура была только она и цель после родов найти принца Визериса и принцессу Дейенерис — но это было решено после того, как он ровным голосом сообщил Лианне о взятии столицы. Когда он уходил, она посмотрела на него так, словно бы видела впервые и видела перед собой чудовище. Эртуру было все равно, что она думала о нем, ненавидела ли его. Но этот взгляд удивил его — он не понял, почему в нем было столько ужаса. — Что случилось с принцессой и ее детьми? С королем? — спросила она. Эртур пожал плечами. — Мы не знаем. Возможно, они укрылись в Дорне, — Лианна выдохнула, то ли облегченно, то ли неверяще, и опустилась на кровать. Она накрыла живот ладонью в защитном жесте. — Король мертв. Говорят, его убил сир Джейме. Он вспомнил мальчишку с золотыми прядями и радостной улыбкой — он нравился ему. Наверное, Эртур стоило бы возненавидеть его или разочароваться в нем, но он не чувствовал даже осуждения в груди. Только тяжелую пустоту. — Я помолюсь о них, — пообещала Лианна, Эртура едва не передернуло — как будто это им поможет. Как будто ее молитвы имели силу — выиграть Рейегару они не помогли. Эртур тоже молился. — Как будет угодно, ваше высочество. Он поклонился Лианне и, уже развернувшись спиной, услышал ее всхлипы, а потом она заговорила — лучше бы она молчала. Он знал, почему Рейегар полюбил дикую, свободную, волевую Лианну, но с беременностью она сделалась совершенно другой. Эту — новую Лианну — Эртур ненавидел всей душой, к прежней он был безразличен. — Неужели вам плевать? Он был вашим другом, а она — вашей принцессой? Вы ведь дорниец, вы, наверное, были знакомы с детства… — Мы были, — оборвал ее Эртур, так и не обернувшись. На середине лестницы он разбил костяшки в кровь о стену — лишь бы никто не услышал ударов. Горло скрутило спазмами, но ни слез, ни рыданий так и не вырвалось. Эртур обессиленно опустился на ступени — он чувствовал себя стариком. Его тошнило от Лианны, ее слов, ее ярости и горя. От того, что она не умела скрывать свои чувства и не думала, что другие умеют. И от картины окровавленных тел в красно-золотых плащах. Смех душил, но он не позволил себе захохотать ей в лицо и ответить «да, да мне плевать». Когда он узнал о гибели Рейегара, то ненавидел и себя, и ее, и его, и Белого Быка, и Селми, и сира Ливена. Больше всего на свете он желал оказаться с ним у Трезубца и защитить его, но он был здесь. И защищал Лианну. И тогда он понял, что ненавидит ее, хотя в случившемся не было ее вины. Сейчас он не чувствовал даже злости; ему не было безразлично, но в душе была пустота, такая звенящая и большая, словно бы все, что у него было, отняли безвозвратно. И от беспомощности и мыслей о том, что он мог бы все изменить, больше не сводило скулы, лишь руки сжимались в кулаки. Больше он ничего не мог изменить, только нести свой караул у покоев Лианны и ждать, когда это все закончится, родами или же тем, что их наконец найдут, а следовательно, смертью. Он услышал ее шаги и скрип двери сразу, но не обернулся. Лианна была большой и из-за беременности передвигалась медленно и неловко, потому путь занял у нее достаточно долгое время. Эртур не мог ее не услышать, но все-таки сделал вид — помогать ей у него не хватило бы сил. Быть может, он действительно ничего бы не исправил, будь он с Элией и ее детьми или с Рейегаром, ведь даже свой нынешний долг он исполнял из рук вон плохо. Принцесса — ему доставляло извращенное удовольствие ее так называть, потому что она навсегда осталась для себя и для него Старк — села рядом, и рука ее коснулась его плеча. Эртур почувствовал, что надо бы улыбнуться ей в ответ или хотя бы посмотреть в ее сторону, но не сделал ничего из этого. Ему действительно не хотелось играть роль учтивого рыцаря.  — Простите, — тихо обронила она. И он накрыл ее руку своей. — Они ведь не сбежали в Дорн, правда? — она оказалась умнее, чем он думал; и когда он обернулся, на ее лице была неуверенная печальная улыбка понимания, которая, однако, не скрывала выражения боли. Эртур кивнул, и послышался горький вздох. Лианна закусила губу и резко смахнула с ресниц набежавшие слезы, словно злясь за то, что позволила им появиться. Возможно, он зря ее ненавидел; но теперь, когда ее побег обернулся катастрофой, а Рейегар был мертв и не на кого было еще возложить вину за это, Эртур не мог относиться к ней иначе. Глядя на нее сейчас, он вспоминал темные глаза Элии, ее громкий смех и то, какой она была, стоило ей оказаться наедине с людьми, которым она доверяла. Ее свободе позавидовал бы даже Оберин.  — Как думаете, если у меня родится сын, можно назвать его Эйегоном? — Эртур едва не засмеялся от того, что Лианна считала, будто так действительно будет лучше. Назвать сына в честь сына женщины, которую они с Рейегаром опозорили. Эртур покачал головой.  — Это не лучшая идея, ваше высочество, — обронил он. И, когда он взглянул в ее блестящие глаза, полные отчего-то обиды, даже слегка пожалел о своих словах, но понял одно — если будет сын, она все равно назовет его так, потому что считает это правильным. Невыносимая женщина. Она хотела что-то еще ему сказать, но он порывисто встал и протянул ей руку. — Думаю, вам стоит подняться к себе.  — Хорошо, — она встала, намеренно проигнорировав его руку, хотя помощь ей не помешала. Весь ее вид кричал о том, что его слова задели ее, обманули в лучших побуждениях, но Эртуру было все равно. Не об обиде, нанесенной Лианне Старк, он будет жалеть в дальнейшие ночи, а о том, что не остановил Рейегара от ее похищения. И о многом другом. Но не о ней.